равились.
   Джессика отдала Софи документ и подперла кулаком подбородок.
   - Знаем, знаем... - проговорила она лукаво. - Каждое утро,  когда  ты
приходишь на работу, ты жмуришься как кошка, которая нализалась сливок.
   -  Что  это  вы  такое  говорите,  мисс  Джессика!  -   Софи,   хитро
прищурившись, искоса поглядела на Джессику. - Вот мой  Захария  услышит,
то-то будет смеяться!
   Все еще хихикая,  она  прощально  махнула  подписанным  документом  и
вышла, грациозно покачивая бедрами.
   Джессика  долго  смотрела  на  закрывшуюся  дверь  кабинета,  пытаясь
представить себе, каково  это  -  идти  домой,  зная,  что  там,  лениво
развалившись в кресле или на диване, тебя ждет  мужчина,  который  умеет
хорошо массировать ступни. Или не ступни. Или еще что-нибудь...
   Спохватившись, она резко тряхнула  головой.  Раньше  она  никогда  не
позволяла себе  думать  ни  о  чем  подобном.  Что  же  все-таки  с  ней
случилось?
   Что бы это ни было, решила Джессика, она  в  состоянии  справиться  с
собой. Раз она решила работать, значит, надо работать.
   И, решительно сжав губы, она вернулась к оставленному документу.
   Минут через пятнадцать, а может, прошел целый час, Джессика  услышала
какой-то шум. Приподняв голову, Джессика прислушалась.  Она  знала,  что
все служащие  уже  ушли  -  ее  сознание  автоматически  отмечало  скрип
задвигаемых ящиков, хлопанье закрываемых дверей  и  бренчание  ключей  в
замках. Здание постепенно затихало, и, даже с головой уйдя в работу, она
не могла этого не заметить. Кажется, совсем  недавно  Джессика  слышала,
как в последний раз прозвенел мелодичный сигнал лифта, отправившегося на
первый этаж.
   В негромком царапанье, насторожившем ее,  было  что-то  знакомое,  но
Джессика никак не могла понять, что это такое. Она была  почти  уверена,
что это не шаги и не шорох перебираемых бумаг  в  шкафу.  Странный  звук
показался ей слишком тихим и безмятежным.  Во  всяком  случае,  Джессика
была далека от того, чтобы в панике броситься звонить в охрану.
   Несмотря на это, Джессика чувствовала, что если она хочет вернуться к
работе, то должна узнать природу подозрительных звуков. Осторожно  встав
из-за стола, она крадучись  прошла  к  двери  и,  бесшумно  отворив  ее,
выглянула в приемную.
   Конверт Джессика  увидела  сразу.  Он  торчал  под  дверью  приемной,
которую Софи, уходя, заперла на ключ. Простой конверт без адреса  и  без
марки, из плотной желтовато-коричневой бумаги,  был  хорошо  заметен  на
светлом серо-голубом ковре.
   Джессика застыла  на  месте,  словно  каменное  изваяние.  Сердце  ее
стучало так громко, что  она  почти  оглохла,  не  слыша  ничего,  кроме
биения, крови в ушах. Ладони у Джессики стали влажными от пота, а  живот
свело внезапной судорогой.
   Теперь она  должна  была  окончательно  расстаться  с  надеждой,  что
человек с фотоаппаратом был обычным извращением.  В  конверте,  судя  по
всему, лежали неопровержимые доказательства того, что фотограф  оказался
в темном патио не случайно и что он должен был  сфотографировать  именно
ее.
   С трудом сбросив с себя сковавшее ее оцепенение,  Джессика  пересекла
приемную и наклонилась,  чтобы  подобрать  конверт.  Открывать  дверь  и
выглядывать в коридор не  имело  никакого  смысла,  поскольку  тот,  кто
доставил  сюда  эту  страшную  бандероль,  скорее  всего  давно   исчез,
растворился. Кроме  того,  Джессика  все  равно  не  смогла  бы  на  это
отважиться - она была слишком напугана.
   Она возьмет конверт домой, решила Джессика,  запрет  дверь,  задернет
шторы и только потом вскроет его.
   Но она не могла, не в силах была  ждать  так  долго!  Ей  нужно  было
убедиться, что в  конверте  лежат  именно  те  фотографии,  и  убедиться
немедленно.
   Дрожащими руками она отогнула металлические  усики  замка  и  открыла
конверт. Внутри оказался только один глянцевый снимок.
   Джессику бросило в жар; кровь отхлынула от ее лица, а  кожу  закололи
десятки невидимых иголочек. Тошнота  и  воспоминание  об  испытанном  ею
жгучем  желании  заставили  ее  судорожно  сглотнуть.  В  эти  мгновения
Джессике больше всего хотелось спрятаться в каком-нибудь укромном  месте
и остаться там до утра.
   Когда-то давно она читала статью о старом кино,  проиллюстрированную,
в частности, кадрами из немого фильма "Экстаз" с Хеди  Ламар  в  главной
роли. В свое время кадры эти были изъяты цензурой, и  Джессика  понимала
почему - в те годы, когда фильм шел на экранах,  подобная  откровенность
не могла не шокировать общественное мнение. И вот спустя годы эти  кадры
были опубликованы в журнале.  На  снимках  актриса  была  запечатлена  в
непристойной позе, причем по лицу ее было ясно видно, что в  эти  минуты
она  переживает   бурный   оргазм.   Однако   по   свидетельству   самой
исполнительницы чувство,  написанное  на  ее  лице,  не  имело  никакого
отношения к сексу. Оказывается, продюсер, стараясь добиться максимальной
достоверности, ткнул ее булавкой, и на искаженном от боли  лице  актрисы
на экране читалась подлинная страсть.
   На фотографии у Джессики было примерно такое же лицо.
   Черно-белый снимок был сделан крупным планом и сильно  увеличен,  так
что на фотографии поместились только ее лицо и обнаженное плечо. Мужчина
на заднем плане был похож на призрак, на  серую  тень  на  фоне  беленой
стены патио.
   На  фотографии  Джессика   выглядела   так,   словно   она   отдается
сладострастию, не помня себя от восторга и  жестокого  наслаждения.  Она
выглядела так, как будто умирает от любви.
   Собственно говоря, так оно тогда  и  было.  Непроизвольно  вскрикнув,
Джессика отшвырнула от себя снимок и конверт, как будто в  руках  у  нее
оказалась гремучая змея. Прижав ладони к лицу, она  крепко  зажмурилась,
стараясь справиться с дрожью, сотрясавшей все  ее  тело.  В  голове  все
плыло, а грудь сжимало словно в тисках,  так  что  она  с  трудом  могла
дышать.
   Самоуважение,   гордость,   чувство   собственного   достоинства    и
уверенность - всего этого она лишилась в один миг.  У  нее  не  осталось
ничего - даже воспоминаний, которыми она могла бы дорожить.
   Какой же пошлой, вульгарной комедией оказалась, в  конце  концов,  та
ночь! И ведь она знала,  знала  это  с  самого  начала,  но  не  верила,
обманывая себя день за днем, час за часом. Она просто не хотела  верить,
и вот теперь наступила расплата. Зачем только она так  упорно  цеплялась
за свою надежду на чудо? Чуда не произошло, и ей осталось только горькое
разочарование.
   Джессика знала, что теперь она потеряла все. А какой  уступчивой  она
была! С какой готовностью она отдавалась ласкам незнакомца! Должно быть,
он потом долго хохотал над ее доверчивостью и наивностью.
   Даже сейчас  Джессика  не  могла  постичь,  что  же  все-таки  с  ней
случилось тогда. Наверное, она выпила больше, чем  следовало,  -  больше
чем она могла себе позволить, - и не поняла этого,  потому  что  как  же
иначе объяснить  ту  легкость,  с  которой  она  забыла  о  приличиях  и
благоразумии - качествах, которые  воспитывала  в  себе  годами?  Скорее
всего так оно и было, решила Джессика, ведь  иначе  она  превращалась  в
старую деву с изуродованной психикой, которая, поддавшись гипнозу музыки
и соблазненная атмосферой вседозволенности, падает в объятия первого  же
мужчины, который до нее дотронулся.
   Боже! Страшно подумать, что это  прикосновение,  эти  безумно-сладкие
ласки и поцелуи -  все  было  проделано  с  холодным  расчетом.  Наемный
любовник... это было хуже всего. Ни страсти, ни желания, ни наслаждения.
Ее использовали. Ее просто...
   Даже мысленно Джессика не  осмелилась  произнести  слово,  которое  в
последнее время употреблялось так часто, что  его  уже  почти  перестали
считать нецензурным. Джессика сама переносила его довольно спокойно,  но
никогда еще оно не казалось ей таким постыдным и  грязным,  как  теперь.
Подумать только, что это проделали с ней.
   Дура! Какая же она дура! Но кто? Кто состряпал этот грязный сценарий,
в котором ей была отведена главная роль?
   Во что бы то ни стало Джессика должна была выяснить это.  Она  должна
узнать, кто этот негодяй, этот сукин сын! Она  найдет  способ  причинить
ему такую же сильную боль, какую он причинил  ей,  и  не  пожалеет  сил,
чтобы уничтожить его, превратить в  ничто,  растоптать  без  жалости.  А
потом, глядя этому подлецу прямо в лицо, она объяснит ему, что никто  не
может делать с Джессикой Мередит все что  угодно  и  надеяться  уйти  от
возмездия. Кем бы ни был этот  человек,  как  бы  высоко  ни  стоял,  он
заплатит ей за все, заплатит полной мерой.
   Джессика знала, что сделает  это.  Обязательно  сделает,  потому  что
только после этого она сможет жить дальше, чувствуя себя человеком, а не
половой  тряпкой,  о  которую  кто-то   вытер   ноги   и   выбросил   за
ненадобностью.
   Успокаиваясь, она глубоко вдохнула воздух  и  открыла  глаза.  Приняв
решение, она сразу почувствовала себя лучше. Единственное,  чего  ей  не
хватало, это продуманного и четкого плана действий.
   Сделав несколько нетвердых шагов, поскольку ноги еще плохо  слушались
ее, Джессика подобрала фотографию и конверт. Конверт она  разве  что  не
обнюхала, даже заглянула внутрь, но там не было ни письма, ни записки  с
инструкцией или угрозами. Решительно ничто не указывало на то,  кто  мог
отправить ей фотографию и что этому подонку от нее надо.
   Вместе с тем фотография сама по себе представляла угрозу,  прозрачный
намек на то, что может последовать.  Джессика  была  уверена,  что  этот
снимок не был единственным и что фотограф сделал еще  несколько  гораздо
более пикантных кадров.
   При мысли об этом у Джессики снова закружилась голова.  Окажись  этот
подонок рядом, она бы не постеснялась сказать ему пару крепких словечек.
И плевать ей на то, что она благовоспитанная леди! Эти шантажисты  лучше
понимают именно такой язык! Конечно, не годилось  забывать  о  том,  что
Джессика смертельно устала от страха и тревог и хотела только  одного  -
покоя. Покоя и безопасности любой ценой!
   Она  по  горло  сыта  мужчинами,  их   самодовольной   заносчивостью,
снисходительной    надменностью    и     непрекращающимися     попытками
попользоваться ею в свое удовольствие. Когда-то она  решила  попробовать
сыграть по их правилам  и  посмотреть,  что  из  этого  получится.  Один
человек решил, что она - неисправимая дура, одержимая манией  ходить  по
магазинам; другой не верил, что она вполне кредитоспособна и может  сама
отвечать  по  своим  финансовым  обязательствам;  третий  таскал  ее  по
ресторанам,  надеясь  усыпить  ее  бдительность,  чтобы  за  ее   спиной
повернуть все по-своему. Даже дед  частенько  разговаривал  с  нею  так,
словно  Джессика  была  несмышленышем-подростком,   которую   еще   рано
отпускать во взрослую жизнь.
   Свое расследование она  решила  начать  с  Рафаэля  Кастеляра.  Каким
вежливым, каким воспитанным  и  сладкоречивым  он  был  в  их  последнюю
встречу. И каким двуличным! Ну что ж, любопытно  будет  посмотреть,  как
изменятся  его  манеры,  когда  она  использует  против  него   его   же
собственную тактику.
   Кипя от злости, Джессика засунула в  сумочку  злополучный  конверт  и
отыскала на своем столе листочек бумаги  с  названием  отеля  и  номером
комнаты Кастеляра. Сжимая его в руке, она выскочила из офиса и  побежала
к лифту. Джессика была так взвинчена, что, только оказавшись  на  улице,
вспомнила, как не решилась  открыть  дверь  и  выглянуть  в  коридор  из
опасения, что человек, доставивший ей конверт,  может  оказаться  где-то
поблизости. Но никто  ее  не  остановил,  и  она  никого  не  встретила.
Очевидно, ее мучитель покинул здание вместе с последними служащими.

***

   Как и многие  новоорлеанские  отели,  "Уэстин  Кэнал"  был  обставлен
массивной резной мебелью, имитирующей поздний викторианский стиль; стены
вестибюля были увешаны  внушительных  размеров  репродукциями  известных
полотен, а от фарфоровых ваз и статуэток просто рябило  в  глазах.  Все,
вместе взятое, производило впечатление  вызывающе-безвкусной,  бьющей  в
глаза роскоши, но Джессика едва обратила на это внимание. Долгий путь от
Пойдраса до гостиницы нисколько не  умалил  ее  решимости,  и,  войдя  в
отель, она  прямиком  направилась  к  украшенным  затейливыми  латунными
накладками дверям лифта.
   Увы,  план  генерального  сражения,  составленный  по  всем  правилам
военного искусства, начал трещать по всем швам в тот самый момент, когда
дверь номера бразильца открыл совершенно  посторонний  человек.  Смуглая
кожа, массивное телосложение, широкое  скуластое  лицо  и  узкие  темные
глаза ясно указывали на присутствие в его жилах индейской крови. Это мог
быть кто угодно - официант, телохранитель, просто приятель, - но это  не
был Рафаэль Кастеляр. И он ни за что не хотел пускать Джессику в номер!
   - Прошу прощения, сеньорита, -  произнес  он  с  сильным  акцентом  и
неуклюже поклонился. - Сеньора Кастеляра сейчас нет.
   - Он сегодня вернется? - разочарованно спросила Джессика.
   Слуга почтительно кивнул своей большой головой.
   - Да, сеньорита, он вернется, но я  не  знаю,  в  котором  часу.  Вам
придется зайти в другой раз.
   Но Джессика была не в  том  настроении,  чтобы  спокойно  отправиться
восвояси. Увидев, что слуга Кастеляра вознамерился закрыть  дверь  перед
самым ее носом, она решительно шагнула  вперед  и  подняла  руку,  чтобы
помешать ему.
   - Если не возражаете, я подожду его здесь.
   Судя по всему, слуга Кастеляра не знал, как обходиться  с  женщинами,
если они вели себя так самоуверенно. Если  бы  Джессика  была  мужчиной,
слуга Кастеляра просто-напросто спустил бы ее с лестницы, но  сейчас  по
его невозмутимому бронзовому лицу скользнула растерянность.
   - Право, сеньорита... - начал он, но Джессика не дала ему договорить.
   - Рафаэль будет рад моему приходу, - заявила она и, изобразив на лице
лучезарную  улыбку,  решительно  шагнула  мимо  ошарашенного   слуги   в
небольшую прихожую. - Дело в том, что вчера, когда мы с ним обедали,  мы
совершенно упустили из  виду  один  важный  вопрос.  А  сейчас  возникла
необходимость кое-что уточнить.
   Индеец явно был недоволен ее  вторжением,  однако  он  не  предпринял
никаких попыток помешать  ей.  Когда  Джессика  прошла  в  гостиную,  он
последовал за ней и  даже  предложил  ей  чего-нибудь  выпить.  Джессика
кивнула, и слуга направился в соседнюю комнату к бару.
   Оставшись одна, Джессика огляделась. Зеленый ковер на  полу  гостиной
был похож на подстриженный английский газон;  возле  кресел  и  диванов,
обитых бутылочного цвета бархатом, стояли журнальные  столики;  вычурная
резная тумба вмещала музыкальный центр  и  огромный  телевизор.  Вид  из
окна, наполовину прикрытого тяжелыми бархатными портьерами, произвел  на
Джессику особенно сильное впечатление. Укутанный легкой дымкой  вечерний
город с его разноцветными огнями лежал перед ней как на ладони; вид  был
очень  красив,  и  Джессика  невольно  подумала  о  том,  что  Кастеляр,
возможно, тоже иногда любуется этой панорамой.
   В  целом  комната  произвела  на  нее,  как  ни   странно,   приятное
впечатление. У нее был свой характер, что  отличало  ее  от  большинства
стандартных  гостиничных  номеров,  и   здесь   Джессика   по-настоящему
отдыхала. Вернее, могла бы отдыхать, если бы не дело, которое привело ее
к Кастеляру.
   Оглядываясь в поисках кресла, в  котором  она  могла  бы  устроиться,
Джессика  неожиданно  заметила  кожаный  кейс,  прислоненный   к   ножке
журнального столика у самого окна. На столе, сложенные тремя аккуратными
стопками, лежали какие-то бумаги.
   В  первое  мгновение  Джессика   машинально   потянулась   туда,   но
остановилась. Она терпеть не могла вынюхивать - это было противно всему,
чему ее учили. Кроме того, с некоторых пор она  особенно  высоко  ценила
право каждого человека на частную жизнь. Рыться в  бумагах  Кастеляра  -
что могло быть унизительнее и позорнее этого?
   Но, с другой стороны, тут же подумала  Джессика,  почему  она  должна
щадить его чувства? Может быть, на столе или в кейсе лежат среди  других
бумаг и остальные фотографии? Она должна получить их во  что  бы  то  ни
стало, и никакие соображения о приличиях не смогут ее остановить.
   Джессика снова потянулась к бумагам, но тут за спиной  ее  послышался
звук шагов, и она обернулась с виноватым  видом.  К  счастью,  слуга  не
заметил ее замешательства. С самым  невозмутимым  видом  он  опустил  на
столик перед диваном поднос с кусочками сыра на тарелке и бокалом  вина,
и жестом предложил ей сесть.
   Джессика опустилась в кресло. Слуга, однако,  не  остался  с  нею,  а
вернулся в бар, где  он,  судя  по  долетавшим  оттуда  звукам,  готовил
какую-то закуску. Джессика слышала плеск воды, негромкие хлопки  дверец,
несколько раз в дверях была видна массивная фигура индейца. Для  мужчины
такого крупного сложения слуга Кастеляра двигался на удивление быстро  и
бесшумно, и Джессика с тревогой подумала, что может не  услышать,  когда
он вернется в гостиную.
   Несколько минут она сидела, потягивая из бокала  вино,  но  нервы  ее
были напряжены, как струна. Бумаги на столе притягивали ее как магнит, и
Джессика почувствовала, что не в силах усидеть на месте.
   Взяв в руки бокал, она снова  встала  и  подошла  к  окну.  Глядя  на
сверкающие огни  по  обоим  берегам  речной  излучины,  напоминавшие  ей
какую-то сложную электронную игру, она сделала из бокала большой глоток.
   Боковым  зрением  она  видела  лежащие  на  столике   документы.   На
поверхности не было никаких фотографий, но, возможно, они  находились  в
середине какой-нибудь стопки или в  самом  кейсе.  Соблазн  был  слишком
велик.
   Джессика обернулась через плечо. Слуга по-прежнему  гремел  чем-то  в
столовой и не мог видеть ее сквозь приоткрытую дверь. Чтобы  застать  ее
на месте преступления, он должен был сначала войти в  гостиную.  Что  ж,
подумала Джессика, придется рискнуть. Пожалуй, если она будет достаточно
внимательна,  то  наверняка  услышит,  когда  слуга  перестанет  звенеть
посудой.
   По ее подсчетам, на то, чтобы проглядеть бумаги и заглянуть  в  кейс,
достаточно было нескольких секунд. Джессика уже не сомневалась, что само
Провидение дарит ей такую возможность; другого такого удобного случая  у
нее уже никогда не будет.
   Джессика поняла, что сделает это. Слишком многое было поставлено  для
нее на карту, чтобы она способна была удержать себя в рамках приличий.
   Приняв самый невозмутимый  вид,  Джессика  сделала  первый  крошечный
шажок к столу. На мгновение она заколебалась и бросила взгляд в  сторону
двери в столовую, но индеец продолжал возиться в баре. Джессика  сделала
еще один шаг и, склонившись над столом, быстро просмотрела бумаги.
   Никаких фотографий, вообще ничего, что могло  бы  иметь  отношение  к
ней. Бумаги на столе были обычным набором документов, который преследует
любого бизнесмена, отправившегося в деловую поездку.  Факсы,  сообщения,
копии предложений,  черновики  договоров,  ожидающие  ответа  письма  на
испанском или  португальском  языках  -  все  это  не  представляло  для
Джессики никакого интереса.
   Воровато оглянувшись на дверь, Джессика  наклонилась,  чтобы  открыть
кейс. Правый замок заело, и она  справилась  с  ним  не  сразу;  наконец
защелка  поддалась,  и  Джессика  увидела  внутри  все  тот   же   малый
джентльменский  набор  делового  человека:  календарь  с   отметками   о
предстоящих встречах, несколько ручек  и  цветных  карандашей,  блокнот,
степлер, паспорт, корешки самолетных билетов, карманный диктофон и  даже
какой-то детектив в бумажной обложке. Ни фотографий, ни негативов  здесь
не было.
   Внезапно Джессика услышала, как  открывается  входная  дверь  номера.
Индеец что-то спросил по-португальски, и в ответ - о,  ужас?  -  донесся
глубокий баритон Рафаэля Кастеляра.
   Джессика резко выпрям