повис  на
Пастухе, успев шепнуть:
   - Сваливайте, живо! С Трубачом! - и внезапно рухнул на дощатый причал.
   Милиционеры отпрянули. А  Семен  вскочил,  будто  подброшенный  подкидной
доской и  кинулся  в  толпу.  Вскрикнули  женщины,  чья-то  услужливая  нога
высунулась, намереваясь сделать убегающему подножку, но  Артист  перепрыгнул
ее и кинулся вверх по гранитной лестнице. За  ним  следом  метнулся  и  Олег
Мухин.
   - Рвем когти! - хриплым шепотом быстро проговорил Пастух и помчался вверх
по гранитным ступеням противоположной  лестницы,  выходящей  на  набережную.
Трубач, Боцман и Док, не рассуждая, бросились за ним.
   Артист   миновал   верхнюю   ступеньку,   без   труда   оторвавшись    от
преследователей - физподготовка у тех была явно не та.
   - Стой, стрелять буду! - кинул в спину старший под визг  шарахнувшихся  в
разные стороны прохожих. И тот, что был  с  автоматом,  на  бегу  передернул
затвор.
   Злотников тут же остановился и присел на  гранитный  парапет,  с  улыбкой
поджидая парней в голубых рубашках с погонами. Те подскочили,  заломили  ему
руки.
   - А в чем, собственно, дело? - благодушнейшим тоном, уже не делая попыток
вырваться, с удивленной улыбкой повторял он. - Ничего  не  понимаю!  Хватают
граждан средь бела дня, применяют насилие...
   Один из наряда с садистским наслаждением вытянул его  резиновой  дубинкой
по спине.
   - Ой-ей-ей! - даже не поморщившись и  все  так  же  улыбаясь,  воскликнул
Артист. - Господа! Граждане! Обратите внимание! Лупцуют мирных людей  ни  за
что ни про что! Чем я провинился, что нарушил?!
   Дрожа от нервного  возбуждения,  рядом  стоял  и  Муха,  сбитый  с  толку
метаморфозой, внезапно произошедшей с товарищем. Как водится,  из  мгновенно
возникшей толпы послышались сердобольные женские голоса:
   - Совсем озверели! Избивают людей!
   -  В  чем  дело?  -  выступил  дюжий   мужик,   не   иначе   свой   брат,
офицер-отставник. - Что случилось, капитан?
   - Без документов, хотел удрать...
   - То есть в каком смысле без документов? - часто-часто заморгал Семен.  -
Пожалуйста, вот мой документы. Скажите лучше - мой нос  вам  не  понравился.
Может, он мне и самому не нравится, что ж теперь делать? Что выросло - то  и
есть.
   В толпе засмеялись.
   - Ты мне  тут  цирк  кончай!  -  рявкнул  лейтенант.  -  То  у  него  нет
документов, то они есть! - Он  торопливо  пролистывал  странички  новенького
паспорта. - Та-а-к, та-ак... Злотников Семен Львович... прописан - Вавилова,
тридцать семь... квартира сто сорок восемь... А чего тогда убегал?
   - Испугался очень, - развел руками Артист  и  подмигнул  Мухе.  -  Нервы,
знаете ли... проблемы... Трудное детство...
   Лейтенант, видно, не знал, что делать.
   - Подожди, - вдруг спохватился один из его подчиненных. - А  остальные-то
где? Их же вроде еще четверо было.
   До лейтенанта вдруг что-то дошло.
   - У с-сука! - заорал он на Семена. - А ну в машину!
   - Да почему, - кинулся к ним Муха,  -  почему  в  машину,  какую  машину?
Товарищи, да помогите вы, это ж полный беспредел!
   - И этого тоже в машину! - вновь заорал лейтенант.
   - Ну так и я с вами! - гаркнул мужик, похожий на отставника. - А то  знаю
- привезете сейчас, изметелите парней, а после с вас и взятки гладки.
   - Да, да, поезжайте! - закричали в толпе. - Поезжайте обязательно!
   - Вы из какого отделения? - подскочила какая-то дамочка в дорогих  очках.
- Я тоже поеду!
   - Спасибо вам большое! - обернувшись, сердечно поблагодарил их Мухин.
   Их затолкали в два патрульных милицейских "жигуленка", и машины тронулись
с места.
   * * *
   - Артист он и есть Артист, - переводя дух, сказал Пастухов, выглядывая из
арки соседнего дома.
   - Что-то я ничего не пойму, - сказал Боцман, - Чего это он?
   - А ты подумай, - строго ответил Пастух. Боцман подумал, но на  лице  его
сохранилось прежнее недоумевающее выражение.
   - Тьфу! - плюнул  Док.  -  И  до  меня  только  сейчас  дошло!  "Дорожный
патруль"! Колькина будка у них наверняка есть.  Отвел  Артист  от  нас  этих
архаровцев. Ну а дальше-то что будет? Нас же осталось двое и двое.
   - Как-нибудь выкрутятся ребята. Брать их не на чем.
   - Ну да, - сказал Док, - если только не подвалят те, что заявились ночью.
   - Надо деваться куда-то, - сказал Боцман. - Фото в "Патруле"  -  не  хрен
собачий. Колькина личность наверняка теперь у каждого постового.
   * * *
   Артиста и Муху привезли в обычное замызганное отделение. Их уж  собрались
пихнуть за решетку в дежурке, где полным-полно было всякого лихого  уличного
народа, но Артист закричал, что требует начальника, сейчас  же,  немедленно,
что творится,  мол,  форменный  произвол,  и  его  с  Мухой  оставили  перед
барьерчиком,  за  которым  сидел  унылый  дежурный,  одуревший  от   криков,
матерщины  и  расквашенных  пьяных  морд.  Лейтенант,  перегнувшись,  что-то
пошептал коллеге, и тот протянул  ему  листок  протокола  о  задержании,  но
отставник, решивший грудью встать за правое дело,  вдруг  гаркнул  привычным
командирским басом:
   - Товарищ дежурный! Я свидетель, и вот эта дама - тоже.  Мы  все  видели.
Ребят взяли ни за что.
   - Ну, так в чем дело? - закрутил головой дежурный,  попеременно  переводя
взгляд со скромно сидящих  задержанных  на  свидетеля-доброхота  и  ретивого
лейтенанта. - Давайте объясняйте...
   Артист поднялся, и  с  доверительной  улыбкой  обратился  к  нему  как  к
полноправному вершителю истинной справедливости.
   - Понимаете, лейтенант, я мог бы, конечно, жаловаться,  мог  бы  устроить
грандиозный скандал... Но это не нужно ни мне, ни вам, верно?
   - Ну, говорите, говорите, в чем дело.
   - Ваш  товарищ  потребовал  документы,  -  начал  Семен.  -  Я  предъявил
документы, они у вашего лейтенанта - мой паспорт и паспорт моего друга.
   -  Ничего  не  понимаю.  -   Дежурный   даже   глаза   прикрыл:   пытаясь
сосредоточиться.
   - Ха... - выдохнул Семен с вековой скорбью в глазах. - В общем, разрешите
мне позвонить.
   - Кому?
   - Родственнику, дяде... Вы же  не  можете  отказать  гражданину  в  такой
мелочи.
   - Давайте номер, я сам наберу, - сказал дежурный.
   Семен назвал семь цифр. Это был тот  самый  телефон,  которым  они  имели
право воспользоваться только в крайнем случае.
   Артист и Муха с нетерпением смотрели на аппарат. Наконец дежурный  сказал
в трубку:
   - Здравия желаю! Дежурный сто  восемьдесят  первого  отделения  лейтенант
Квашнин. - Поднял глаза на Артиста: - Кого позвать?
   - Дядю Костю.
   - Здравствуйте, дядю Костю позовите, - продолжил дежурный. - Дядя  Костя?
Гражданин Злотников  Семен  Львович  приходится  вам  племянником,  так?  Он
находится у нас, задержан. Передаю трубку.
   - Что стряслось? - быстро заговорил на том конце провода Голубков. - Куда
вы делись? Докладывай, племянничек!
   - Беда, - дрожащим от волнения и обиды голосом проговорил  Артист.  -  Вы
меня хорошо слышите, дядя Костя?
   - Слышу хорошо, говори!
   По голосу Артиста Голубкову стало ясно, что произошло действительно нечто
непредвиденное и чрезвычайное.
   - Шли мы по городу с ребятами, а  тут  ни  с  того  ни  с  сего  пришлось
прощаться и расставаться. Мы туда, а они - сюда. Понимаете?
   - Не совсем, - сказал Голубков. - Скажи яснее.
   - Были мы все вместе, а теперь, как в песне - "ты налево, я направо, ну и
до свидания".
   - Вы чего это, чего мелете? - вскинулся дежурный. - При чем здесь песни?
   - Понял тебя, - наконец сориентировался Голубков. - Вы разделились?
   - Ну да, да! - воскликнул Семен. - Мы-то думали к Быкову заехать. А  тут,
оказывается, еще и Валерий Павлович вызывает, ну тот, знаете?.. Летчик. Друг
нашего дяди Мони! Хоть разорвись!
   - Понял, понял, - воскликнул  Константин  Дмитриевич,  -  все  понял.  Ну
спасибо, племянник, ну удружил! Тащись теперь невесть  куда.  Ладно.  Сидите
там в отделении и ждите меня. Сейчас приеду, попробую договориться...
   Артист вернул  трубку  дежурному.  Он  и  Муха  не  слышали,  что  сказал
полковник Голубков лейтенанту, но лицо последнего сразу смягчилось.
   - Вы уж извините нас. Видно, ошибочка вышла, - сказал дежурный, возвращая
им паспорта. - Можете идти. И вы, граждане свидетели. Все  свободны.  А  ты,
Баландин, в другой раз смотри, кого хватаешь...
   Однако, к  удивлению  дежурного,  задержанные  уходить  не  спешили.  Они
остались в милиции, скромно сидели на продавленных  стульях  около  дежурной
части, тихо переговаривались и поглядывали на часы  в  ожидании  Константина
Дмитриевича.
   - Понял он? - спросил Муха.
   - Да вроде... - кивнул Артист.
   - Слушай, а при чем здесь какой-то... дядя Моня?
   - Не врубился? - улыбнулся Артист. - Это станция Монино, как раз рядом  с
Чкаловской. Олег мотнул головой и усмехнулся.
   * * *
   Звонок  Артиста  по  спецтелефону  был  для  полковника  Голубкова  самым
радостным событием этого тяжкого дня. На много  часов  он  утратил  связь  с
отрядом Пастухова. В то же время это известие еще туже затягивало запутанный
узел, который им с Нифонтовым надлежало развязать.
   Как следовало из сообщения Артиста, на горизонте внезапно возник аэродром
в Чкаловской. Что еще могло скрываться под "Валерием  Павловичем"  и  "дядей
Моней", как не эта крупнейшая воздушная база, которую он узнал как свои пять
пальцев за многие годы, когда улетал с нее в Афганистан, Литву, на  север  и
на юг, а в последние годы - в Чечню и  Таджикистан.  Сообщение  Артиста  как
будто мгновенно соединило в замкнутую цепь разрозненные  провода.  Последние
месяцы они отслеживали и брали на заметку буквально всякую мелочь,  так  или
иначе имевшую отношение к ракете "Зодиак", ее двигателю "РД-018"  и  топливу
ФФ-2.
   И как выяснилось, именно с  аэродрома  в  Чкаловской  был  намечен  вылет
гигантского военно-транспортного  самолета  АН-124  "Руслан"  с  разобранной
ракетой "Зодиак" и макетом двигателя на борту. Как было решено на  заседании
правительства,   это   новейшее   изделие   военно-космической    технологии
отправлялось  прямым  рейсом  в  Сингапур,  на  открывающийся  через  неделю
международный салон.
   * * *
   Два милицейских "жигуленка" унеслись куда-то по набережной, увозя Муху  и
Артиста.
   - Эх, - воскликнул Пастух, - хотел бы я знать,  случайная  была  проверка
или по нашу душу.
   - Теперь не узнаем, - сказал Док. Они быстро уходили дворами в сторону от
Москвы-реки.
   - И попрощаться не успели, - вздохнул Трубач. - Когда увидимся-то теперь?
   Никто  не  ответил  ему.  Но  все  подумали  одно:  увидятся  ли   вообще
когда-нибудь.
   - Й„-о!.. Да у них ведь и денег-то нет, - вдруг  вспомнил  Боцман.  -  Ни
копейки не осталось.
   - Не гони печаль, - оборвал его Пастух и нервно потер щеку. -  Надо  дать
знать дяде Косте. Семка и сам сообразит, но лучше подстраховаться.
   Они нашли телефон-автомат, предусмотрительный Боцман  достал  из  кармана
несколько жетонов. Пастух набрал номер, подождал...
   - Не берет трубку.
   - Как поступим? - спросил Док.
   - Ну а что, собственно? - пожал плечами Пастух. - Задача поставлена, цель
ясна. Что еще надо? Работаем в автономном режиме. Не привыкать...
   - Однако опасно шибко, начальник, - с "чукотским" акцентом заметил Боцман
и цыкнул зубом.
   - А что теперь не опасно? Выхода нет, - покачал головой Пастух.
   Они проходили мимо детской площадки. Никого не было там.  Пустая  голубая
лавочка стояла под кленом.
   - Ну что? - вздохнул Док. - Видно, и нам расходиться  теперь.  Разделимся
по двое, дождемся часа пик, а после... Ну, присели на дорожку.
   Они сидели на голубой лавочке плечом к плечу, глядя в солнечное небо,  на
зелень  листвы,  на  дома,  на  какие-то  заборчики...  Чье-то  белье   чуть
колыхалось  на  веревке,  в  песочнице  валялось  забытое  малышом   зеленое
пластмассовое ведерко... Город жил, чего-то  ждал,  на  что-то  надеялся.  И
никто знать не знал, что предстояло им.
   Сидели  не  шевелясь,  впитывая  в  себя  эти   минуты   сосредоточенного
безмолвия.
   Пастух встал.
   - Все, парни! Обнялись, разошлись! Все четверо поочередно крепко стиснули
друг друга, коротко взглянули в глаза, кивнули  и  быстро,  не  оглядываясь,
зашагали по двое в разные стороны.
   * * *
   - Слушай,  Боцман,  -  сказал  Пастухов,  когда  они  вышли  на  какую-то
неприметную улицу, - ты сколько раз бывал на аэродроме в Чкаловской?
   - Что я, считал? - пожал плечами Хохлов. - Раз двадцать,  может.  Улетал,
прилетал... Ты это к чему?
   - А вот  припомни,  Митя,  много  ты  видел  там  штатских?  В  пижонских
шпаковских курточках и джинсах "леви-страус"?
   - Эх, - стукнул себя по лбу Боцман, - что же делать?
   - Как говорит Артист, "за что люблю я наши времена"... Лично я  люблю  их
за свободу выбора и широту ассортимента. Кстати, и время убьем. С  барышнями
побазлаем... Знаю я один такой неприметный магазинчик.
   Минут  через  сорок  они  уже  переодевались  в   подсобке   магазинчика,
заваленной разным привозным и нашим тряпьем.
   Пастух  сбросил  свою  легкую  куртку   и   уже   хотел   было   напялить
серо-буро-зеленую пятнистую робу, когда Боцман вдруг засмеялся.
   -  Запасливый  ты,  как  моя  бабка.  Тоже  вечно  булавки  за  подкладку
вкалывала.
   И он показал серебристую булавочную головку на  внутренней  стороне  полы
старой куртки Пастуха.
   Пастух поднес ее к глазам.
   - Вот так клюква, блин! - Он вытащил булавку. - Вот ведь как интересно.
   - Думаешь, "клоп"? - спросил Боцман.
   - И думать нечего. Когда только успели приладить? Надо вспомнить. Хотя бы
попытаться.
   Он напряг память, но ничего в голову не приходило.
   - А ну подожди, - сказал Пастух и снова надел эту куртку. - Где она была?
Вот тут? Ну-ка, Боцман, попробуй потяни за фалду.
   И едва Хохлов прикоснулся к его куртке в том  месте,  где  была  булавка,
Пастух тотчас вспомнил то же ощущение минувшей  ночью  -  он  поднимался  по
железной лесенке в вагон, когда чья-то рука вот так же потянула за куртку.
   - Вспомнил! -  воскликнул  Пастух.  -  Это  тот,  с  "мицубиси",  который
встретил нас. И думать нечего - он!
   - Что теперь делать с ней? - спросил Боцман.
   - А ничего.
   Пастух бросил булавку на пол  и  расплющил  ее  подошвой  нового  ботинка
армейского образца.
   Через пять минут они оба были облачены в такую обычную  теперь  в  городе
военизированную камуфляжную  форму  -  удобные  пятнисто-зеленые  одеяния  и
высокие ботинки, в которых оба сразу почувствовали себя уверенно.
   - Неплохо, - сказал Боцман,  придирчиво  разглядывая  друга.  -  Ты  даже
слегка смахиваешь, Серега, на военного человека.
   - Служил когда-то, - кивнул Пастух. - Пришлось.
   - Одно паршиво, - сказал Боцман, - новь„. За километр видать.
   - Ну эт-то мы щас исправим, - сказал Пастухов. - Айда, обомнем маленько.
   Тот, кто увидел бы их через пару минут, наверняка решил бы, что у  них  с
головами нешуточные проблемы.
   Уединившись в темном пыльном подъезде,  два  совершенно  трезвых  молодых
человека деловито боролись, сосредоточенно катались по площадке, вставали на
ноги, отряхивались, обрызгивали друг друга из большущей  бутыли  минеральной
водой "Вера" и вновь катались по полу, а затем подходили к замызганному окну
и критически разглядывали друг друга.
   - На швах еще пыли вотри, - наставительно говорил Боцман. - Локти,  локти
погуще и коленки. А главное - на заднице. Самое ходовое место...
   - Как бы не переборщить, - бормотал Пастух, - а  то  на  губу  упекут  за
неряшливый вид. Погончики бы нам еще, нашивочки, эмблемки...
   - Перебьются, - сказал Боцман. - Там же вольнонаемных до и больше. Все  в
таких формах. Они доводили себя до кондиции  долго  и  с  удовольствием,  до
жаркого пота, и вышли из парадного изрядно потрепанные, как бы покипевшие  в
семи котлах. И когда у метро тормознул мимоходом комендантский  патруль  при
бляхах и  штык-ножах  и  несколько  разочарованно  проверил  их  гражданские
паспорта, Боцман и Пастух заключили, что усилия были не напрасными.
   * * *
   Черный  служебный  "Вольво-850"  быстро  мчался  по  Ярославскому  шоссе,
приближаясь к Москве. Едва миновали Абрамцево, в машине Роберта  Николаевича
загудел телефон. Он снял  трубку  и  невольно  сжался,  впервые  после  того
памятного совещания услышав голос того, о ком думал весь этот месяц  и  кого
страшился услышать.
   - Здравствуйте, Андрей Терентьевич,  -  упавшим  голосом  ответил  он  на
приветствие Черемисина. - Как я рад, что вы мне позвонили.
   - Позвольте усомниться, - желчно  усмехнулся  старик.  -  Мы  проработали
вместе пятнадцать лет. Так что мое отношение  к  лицемерам  и  фарисеям  вам
известно. Я бы никогда не позвонил вам, если бы,  так  сказать,  не  событие
чрезвычайное. Несмотря на мои возражения, вы все-таки отправляете в Сингапур
на авиасалон ракету с нашим "Зодиаком".  Пусть  так...  Пусть  моим  мнением
пренебрегли - пинать мертвого льва у нас всегда охотников  хватало.  Однако,
сведения о смерти льва, как говорится, сильно преувеличены. Я еще  жив  и  в
здравом уме. И я не допущу того, что вы затеяли.
   - Простите, Андрей Терентьевич, -  смешался  Стенин,  вдруг  ощутив,  что
неясная давешняя тревога, нахлынувшая после разговора с Курцевским, с  новой
силой наваливается на него. - Я что-то не пойму... Ведь вы же  знаете  -  мы
отправляем натурный макет. Вы согласились с этим. Одно  сопло,  торчащее  из
нижней части носителя. Там будет только пустая оболочка ракеты  с  имитацией
начинки. Поверьте, это будет выглядеть весьма внушительно и...
   - Зачем вы лжете?! - перебил его Черемисин. - Что за мерзость! Мне только
что позвонили с "Апогея". Им приказано смонтировать и установить в  моторный
отсек ракеты настоящий двигатель! И вы, генеральный, не знаете об этом?
   Стенин от души рассмеялся.
   - Этого не может быть, Андрей Терентьевич, это же чистый  бред.  Кто  вам
сказал? Просто курам на смех! То же самое, что в витринный манекен  вставить
живое сердце.
   - После того, что случилось, я могу поверить всему. Но вам, сударь мой, я
уже не верю. Не  взыщите  -  я  немедленно  отправляюсь  в  ФСБ!  Пусть  они
разберутся, что тут правда, что ложь, где бред, а где истина!
   Черемисин бросил трубку.
   Стенин смотрел вперед через ветровое стекло, но  не  видел  ничего  -  ни
залитого солнцем вечернего шоссе, ни разноцветных машин, ни деревьев...
   Накатила мертвящая истома, как перед обмороком. Он ничего не мог  понять.
Вдруг острое желание бросить все, забыть,  забиться  в  какую-нибудь  темную
щель охватило его.
   Миновали Мытищи, впереди виднелась Москва,  игла  Останкинской  телебашни
уже прокалывала впереди столичное небо.
   * * *
   - Как говорится, не было бы  счастья,  да  несчастье  помогло,  -  быстро
говорил Голубков, когда они с Артистом и Мухой уходили  задними  дворами  от
приземистого строения отделения милиции. - Просто неслыханная удача, что вас
сцапали эти охламоны.
   - Ну... мы им тут сами маленько помогли, - засмеялся  Семен.  -  Надо  же
было найти какой-нибудь способ, чтоб побыстрей ввести  вас  в  курс  текущих
событий. А в чем удача?
   - Как вы знаете, в нашей операции задействован предельно узкий круг  лиц.
Предельно узкий! Мы не  хотели  бы  подключать  кого-то  еще.  Только  самые
доверенные. А вы уже в курсе дела,  в  работе,  понимаете  задачу...  И  вот
сейчас, когда позарез нужны, вы оказались в моем распоряжении.
   - По воле судьбы или по воле рока? Как сказал бы принц  Датский,  "вот  в
чем вопрос", -  усмехнулся  Артист.  -  Ладно,  шучу.  Простите,  Константин
Дмитриевич. Мы слушаем вас.
   - Сегодня  днем  нам  сообщили,  -  продолжал  Голубков,  -  что  топливо
двигателя, видимо, уже в пути. Его образцы  похитили  в  лаборатории  неделю
назад.
   - Ну и при чем тут мы? - не понял Артист.
   - Тут понимаете какая связка... Без этого топлива сам по  себе  двигатель
мало чего стоит. Так что возможному покупателю железо  и  горючее  требуются
только одно