Правильно, - подтвердил водитель.
   - Вот мы и начали приличный, вежливый разговор, -  обрадовался  Мухин.  -
Извини,  Костя,  что  не  можем  предложить  тебе  закурить.  Твои  сигареты
размокли, а своих у нас нет. Ни я, ни Боцман не курим. Отучил нас  один  наш
друг. Доказал,  что  курить  вредно.  А  знаешь  как?  Навьючил  на  каждого
килограммов по шестьдесят разного скарба,  ну  -  взрывчатки,  того-сего,  и
прогнал два броска по тридцать  километров.  По  горам.  А  теперь,  сказал,
можете курить сколько влезет. И почему-то никому не захотелось. Только  один
из наших выдержал и закурил. И до сих пор курит. У него прозвище Док. Потому
что он медик, хирург. Мы его хотели с собой взять, но ему куда-то  на  курсы
повышения квалификации понадобилось - пришлось  ехать  без  него.  Но  тебя.
Костя, больше всего волнует сейчас, наверное, только  один  вопрос.  На  кой
хрен  мы  рассказывали  тебе,  как  нас  зовут.  Я  тебе  отвечу.  Мы  очень
рассчитываем, что станем с тобой друзьями. И по работе,  и  так.  Мы  просто
обязаны стать с тобой  друзьями  и  единомышленниками.  Потому  что  другого
выхода у нас просто нет. Верней, он есть, но  о  нем  лучше  не  думать.  Я,
например, и не думаю. А ты. Боцман?
   - Я тоже.
   - Вот водишь, и он не думает, - радостно подхватил Муха. - А если он  что
говорит, то этому можно верить. На все сто. Я говорю это тебе  как  человек,
которому он три раза спасал жизнь. А я ему только два раза. Итак, Костя, нас
чрезвычайно интересуют события, которые  произошли  вечером  12  октября,  а
также чуть раньше и чуть позже. Иными словами, все  события,  которые  имеют
хоть какое-то отношение к вечеру 12 октября сего, 1997 года.
   - А что было вечером 12 октября? Маленький укоризненно покачал головой.
   - Не нужно. Костя, начинать с  ошибок.  Плохая  примета.  Твои  слова  не
выдают в тебе человека выдающегося ума. Нет, не  выдают.  Потому  что  любой
умный человек сразу бы понял: раз  мы  спрашиваем  о  событиях  12  октября,
значит, мы знаем о них достаточно много. А раз мы спрашиваем о них тебя, мы,
следовательно, уверены, что и ты о них знаешь достаточно много. И ты в самом
деле знаешь о них много. И я не сомневаюсь, что ты поделишься с нами  своими
знаниями. Весь вопрос только в том, какие методы придется  применить,  чтобы
убедить тебя сделать это.
   Слова  о  методах   очень   не   понравились   водителю   губернаторского
"мерседеса", поэтому он решил дать задний ход:
   - А, двенадцатого октября! - воскликнул он. - Это когда  Комарова  убили?
Конечно, помню. Сразу бы сказали - сразу бы вспомнил. А так - думай. Цифры -
они безликие. События - дело другое.
   - Я запомню этот афоризм, - пообещал маленький. - И как-нибудь использую.
Не возражаешь? Цифры безлики, и только события сообщают им жизнь.  А  теперь
очень подробно расскажи нам, что ты делал 12 октября.
   - Ну, что делал? Утром пришел в гараж, проверил тачку.
   - Все было в  порядке?  -  поинтересовался  высокий,  которого  маленький
назвал Боцманом.
   - В полном. Тачке всего год, что с ней может случиться? Это  же  "мерин",
"мерседес" то есть, а не вшивая "Волга". Потом  заехал  за  хозяином  домой,
привез его на работу. Часа в два с  двумя  какими-то  иностранцами,  немцами
похоже, ездили на  стройплощадку  нового  жилого  комплекса.  Около  четырех
вернулись. Я пообедал и устроился в приемной ждать, пока шеф  поедет  домой.
Но неожиданно в начале шестого он вышел из кабинета и велел отвезти  его  на
улицу Строителей.
   - Прервемся, - вмешался Мухин. - Входил ли кто-нибудь до этого к  нему  в
кабинет?
   - Нет, только старшая секретутка.
   - Ты уверен в этом?
   - А то нет? Все же мимо меня проходили. Если бы кто посторонний шел, я бы
обязательно его приметил. Вы охранников можете спросить - они подтвердят.
   - Пока мы спрашиваем тебя. Что было дальше?
   - Мы подъехали к дому номер семнадцать по улице Строителей, шеф велел мне
остаться в машине и ждать.
   - А где были охранники? - поинтересовался Боцман.
   - Он их не взял с собой.
   - А обычно берет?
   - Обычно берет. Он довольно долго звонил в калитку, потом вошел.  Его  не
было примерно тридцать минут. Потом хозяин проводил его  до  калитки,  пожал
ему руку, и мы вернулись в резиденцию.
   - Ждал его там кто-нибудь?
   - Нет, - уверенно ответил водитель. - Секретутка передала срочные  факсы,
сказала про пару важных звонков, и он ушел к  себе  в  кабинет.  Около  семи
вышел, и я отвез его домой, как обычно. Вот и все.
   - Когда он вышел из калитки, было у него что-нибудь в  руках?  -  спросил
Боцман.
   - Не помню. Вроде нет. Да нет, я бы заметил. Вот и все.
   - Нет, Костя, не все, - мягко поправил маленький. - Ты забыл сказать  нам
две вещи. С кем ты встречался до этой поездки и с кем  ты  встретился  после
этой поездки.
   - Да когда? - как можно более искренне возмутился водитель. -  У  меня  и
времени не было с кем-то встречаться! Сами прикиньте!
   - Ты мог встретиться не 12 октября, а раньше. И это так  скорее  всего  и
было. С кем?
   - Ни с кем я не встречался! - угрюмо повторил водитель. - А вы, парнишки,
влезли не в свое дело. И как бы для вас это плохо не кончилось.
   - Он нас пугает, - констатировал маленький. - Даже интересно.  Давненько,
Боцман, нас никто не пугал. Даже не помню, когда последний раз это было.
   - В начале девяносто шестого в районе Ак-Су, -  напомнил  Боцман.  -  Иса
Мадуев грозил нам яйца отрезать и в рот засунуть.
   - Нет, ты все перепутал, - возразил  маленький.  -  В  ущелье  Ак-Су  Иса
Мадуев и все восемь или девять его обалдуев лежали спеленутые,  как  грудные
младенцы. Они не то что грозить, просто "мама" сказать не могли. А яйца тебе
грозил отрезать Махмуд-хан, когда мы брали его на живца. И ты  как  раз  был
живцом.
   - Не напоминай мне об этом, - попросил Боцман. - Не напоминай,  ладно?  А
то и я припомню тебе кое-что,  что  вызовет  у  тебя  не  очень  благодушное
настроение.
   - Извини, не буду. Просто к слову пришлось. Итак, Костя  нас  пугает.  На
всякий случай. А вдруг испугаемся. Потому что не такой же  он  идиот,  чтобы
думать по-другому, а? Если мы его захватили и привезли сюда, значит,  у  нас
были для этого какие-то серьезные основания. И будущие опасности сейчас  для
нас - как урожай следующего года. То ли он будет, то ли погниет,  то  ли  от
засухи сгорит. Нам сейчас нужны некие сведения, а Костя не хочет с нами  ими
поделиться. Современная наука изобрела много средств для того, чтобы человек
говорил то, о чем его спрашивают. Есть, например, полиграф -  детектор  лжи.
Еще  вкалывают  особый  наркотик,  который  растормаживает   соответствующие
центры. Но в нашем распоряжении нет ни  полиграфа,  ни  наркотика.  Придется
обходиться старыми методами. Какой тебе кажется наиболее удачным. Боцман?
   - Если бы у Махмуд-хана ты был живцом, а не я, ты бы  таких  вопросов  не
задавал. Элементарно. Зажимают яйца в дверях и начинают понемногу  закрывать
дверь. Больше трех минут никто не выдерживает. Я выдержал шесть,  но  только
потому, что понял, что у вас какая-то задержка.
   - Не скромничай. Боцман. Ты выдержал ровно двенадцать с половиной  минут.
И еще выдержал бы - сколько нужно.
   - Заткнись, - попросил Боцман. - Я же тебе сказал: заткнись. Это не самое
приятное воспоминание в моей жизни.
   - Извини, больше не буду, - охотно согласился  маленький.  -  Просто  мне
хотелось сделать тебе комплимент.
   - Потом будем комплиментами обмениваться. Когда дело закончим. Приступай.
   Маленький подошел к водителю и буднично предложил:
   - Вставай. И снимай штаны.
   - Ребята! Да вы что?! Я и не думал вам грозить. Я просто предупредил  вас
об опасности, о которой вы, возможно, не знаете. А так я готов! Спрашивайте!
   - Начнем с середины, чтобы тебе было легче,  -  проговорил  маленький.  -
Губернатор провел  разговор  с  хозяином  дома  номер  семнадцать  по  улице
Строителей. Кто это был?
   - Николай Иванович Комаров, преподаватель института.
   - Откуда ты знаешь?
   - Случайно. Слышал, как секретутка сказала, когда созванивалась с ним.
   - Губернатор пожал хозяину дома руку и сел в машину. Как он сел?
   - Ну как? Нормально.
   - Сколько лет ты возишь губернатора?
   - Скоро четыре.
   - Значит, успел изучить его привычки, манеру поведения?
   - В общем, да.
   - Вот и вспомни, как он после того разговора сел в машину. Дверцу  сильно
захлопнул?
   Водитель глубоко задумался и решил, что откровенность в этом  постороннем
вопросе не сможет принести ему вреда, но подтвердит его искренность.
   - А ведь и верно! - воскликнул он. - Так  саданул  дверцей,  что  я  даже
удивился. Обычно он закрывает - ну, нормально. И сразу закурил. Обычно он  в
машине не курит, старается только в кабинете. И сразу скомандовал: езжай.
   - А как обычно говорит? - спросил Боцман.
   - Домой. Или в контору. Или еще куда. А тут сказал: езжай. И все.  Только
минут через пятнадцать приказал: на работу.
   -  Значит  ли  это,  что  губернатор  остался  недовольным   результатами
разговора с Комаровым? - спросил маленький.
   - Пожалуй, да, - покивал водитель. - Да, недоволен. Это точно. Хмурый  он
был.
   - И ты обратил на это внимание?
   - Водители - народ приметливый. Если четыре года ездишь с одним и тем  же
человеком, невольно узнаешь его характер.
   - Зафиксируем достигнутое, - предложил маленький.  -  Губернатор  остался
недоволен разговором с Комаровым, а ты обратил на это внимание.
   - Но не придал значения, - уточнил водитель. - В  один  день  у  человека
может быть одно настроение, в другой день другое.
   - Ты мог и не придать значения настроению губернатора, потому что был  не
в курсе его дел. Но некто, назовем его пока мистер X., был в  курсе  и  этим
настроением чрезвычайно интересовался. И этому человеку ты дал знак о том, в
каком настроении находится шеф. А конкретно - о  том,  что  переговоры  были
безуспешными. Скажу больше: ты подал этот знак в течение примерно пятнадцати
минут после того, как  губернатор  сел  в  машину  и  вы  отъехали  от  дома
Комарова. Ты мог сразу мигнуть фарами или подфарником, мог сделать  это  или
нечто такое же позже, но ты это сделал. И  если  ты  сейчас  назовешь  этого
человека, будем считать, что самая трудная часть нашей беседы уже позади.
   - Понятия не имею, о чем ты говоришь, - заявил водитель.
   И тотчас, без всякой задержки, маленький как-то странно махнул  рукой,  и
на голову водителя обрушилась такая лавина боли, какой он не испытывал  даже
тогда, когда попал в аварию и его зажатую искореженным железом ногу вырезали
автогеном. При этом он не терял сознания, каждая крупица боли находила  свое
место и не исчезала, пока  не  источала  свою  силу.  Он  не  знал,  сколько
продолжался этот ад - десять минут или час. Но скорее всего - не больше трех
или пяти минут, потому что за это время его  собеседники  никак  не  сменили
своих поз.
   Когда боль наконец отпустила  и  он  получил  возможность  все  видеть  и
слышать, маленький заметил, обращаясь к высокому:
   - Извини, Боцман. Я знаю, что ты не сторонник таких методов. Я  тоже.  Но
это гораздо эстетичнее, чем зажимать яйца в дверях, а иногда  оказывается  и
эффективнее. Страшна не боль. Страшен страх боли. Он его испытал. И испытает
еще, если будет продолжать нести чушь, а не давать прямые и точные ответы на
наши вопросы. Что успокаивает мою совесть? Я тебе скажу. Если бы мы попали в
его руки, он не озадачивался  бы  морально-этическими  проблемами.  Нет,  не
озадачивался. Но в данный момент, Костя, повезло нам,  а  не  тебе.  Поэтому
кончай строить из себя Зою Космодемьянскую, если ты знаешь, о ком я  говорю,
и отвечай на наши вопросы. Коротко и точно. И  правдиво,  разумеется.  Итак,
когда ты подал знак?
   - Сразу, как только отъехали.
   - Какой?
   - Мигнул левым подфарником. Хотя поворачивали мы направо.
   - Сигнал был заранее оговорен?
   - Да.
   - Кому ты подал сигнал?
   - Не знаю.
   - Это не текст в нашем разговоре. Костя. В нашем разговоре не может  быть
слов "не знаю".
   - Но я действительно не знаю! Было почти темно, туман.  Я  и  понятия  не
имею, кто увидел мой сигнал.
   - А кто должен был увидеть?
   - Этого я тоже не знаю. Маленький обернулся к товарищу.
   - Боцман, выйди на  три  минуты,  а?  Не  могу  я  издеваться  над  твоей
изнеженной психикой. Клянусь, я не  сделаю  ему  слишком  больно.  Я  сделаю
только так, чтобы он вспомнил, что такое боль. Заодно принеси полведра воды.
Она может понадобиться.
   - Нет! - сказал водитель. - Нет! Пожалуйста, не нужно! Я все скажу.  Все,
что знаю. Я действительно не знаю, кому подал знак,  когда  мы  отъехали  от
дома Комарова. От меня ничего и не требовалось.  Лишь  мигнуть  не  повороте
левым подфарником, если переговоры закончатся неудачей.
   - Кому ты подал сигнал - не вопрос,  -  заметил  маленький.  -  Ты  подал
сигнал убийце. Через двадцать минут Николай Иванович Комаров был застрелен.
   - Я не имею к этому никакого отношения! - воскликнул водитель. -  Клянусь
жизнью моих детей! Клянусь всем, чем только можно!
   - Я склонен поверить, - заметил Боцман, когда водитель перестал бить себя
в грудь.
   - А у меня  и  сомнений  на  этот  счет  не  было,  -  ответил  Мухин.  -
Нерационально. Для чего  вводить  в  горячую  схему  лишнего  человека?  Его
использовали для другого. И практически втемную. А вот кто использовал - это
он знает и сейчас нам подробно расскажет. Ну,  Костя?  В  какой-то  из  дней
накануне убийства Комарова, а еще вернее - за неделю или  даже  за  две,  ты
встретился с человеком, с которым раньше никогда не  встречался.  И  встреча
эта  произошла  по  его  инициативе,  хотя  и  могла  выглядеть   совершенно
случайной. Чтобы ты не перенапрягал свою память, подскажу, что  именно  этот
человек приказал тебе дать сигнал, о котором  мы  только  что  говорили.  Ты
помнишь, конечно, этого человека?
   - Да. Но я не знаю, кто он. Он никогда  не  представлялся  и  не  называл
себя. И губернатор его не называл. Однажды, примерно за неделю до всех  этих
событий, он вызвал меня и сказал: "Поговори с этим человеком". Мы спустились
в холл первого этажа и поговорили.
   - О чем? - спросил маленький.
   - Разговор был пустой и дурацкий. Он спросил, нравится ли мне эта работа.
Я сказал: да. А что?  Зарплата  нормальная,  под  машиной  ночами  не  нужно
лежать. А что не подхалтуришь -  ну,  сейчас  с  халтурой  негусто,  столько
частников навалило, что по улицам не проехать. Он спросил, понимаю ли я, что
на должности водителя губернатора должен быть человек, проверенный  во  всех
отношениях. Я сказал: проверяйте. Сидеть я никогда не сидел, прав по  пьянке
не лишался, всего одна серьезная авария была в жизни, да и  то  не  по  моей
вине. Принимаю тоже в меру, и с этой стороны  ко  мне  не  подкопаешься.  Он
сказал, что речь идет не о прошлом, и по биографии ко мне никаких  претензий
нет. Речь о будущем. Губернатор - серьезная политическая фигура, и он  может
стать объектом внимания криминальных группировок и даже западных разведок.
   - Таким образом он дал понять, что представляет ФСБ? - уточнил Мухин.
   - Вот именно - дал понять, - подтвердил водитель. - Никаких документов не
показал, ни на кого не сослался.
   - А ты не спросил его документы?
   - Нет. Как-то неловко было. К тому же представил ему меня сам губернатор.
Как я мог ему не доверять?
   - Продолжай, - кивнул Боцман.
   - А нечего продолжать. Побазарили и разошлись. Я пообещал  сообщать  ему,
если замечу вокруг губернатора что-нибудь подозрительное.
   - Он тебе дал телефон?
   - Нет. Сказал, что сам будет звонить.
   - Звонил?
   - Нет. За неделю - ни разу. А потом пошла эта катавасия.
   - Какая?
   - Ну, выборы. Собрания, митинги, выступления по телевидению.
   - Когда он тебе позвонил?
   - Этот день я хорошо помню. Когда Комаров был зарегистрирован  кандидатом
в губернаторы. Все в конторе ходили и хохотали. У него  не  было  ни  одного
шанса.
   - О чем тебе сообщил этот человек?
   - Попросил о встрече. Мы встретились в парке, в глухом месте. Он приказал
мне отслеживать все, что связывает губернатора с Комаровым. И  вообще,  все,
что у нас станет известно о Комарове. Я пообещал.  А  мне  что?  Это  же  не
военная тайна, верно?
   - Что ты ему сообщал?
   - Ну, время от времени он звонил мне домой или в служебку, и я  передавал
то, о чем у нас треплются - больше и нечего было. Ну, а дня за три  до  того
дня он приказал мне  быть  наготове  и  выполнить  приказ,  который  он  мне
передаст - либо сам, либо через посредника.
   - Приказ о сигнале?
   - Да.
   - Он передал его сам?
   - Да.
   - Опиши его, - вмешался в разговор Боцман.  -  Рост,  вес,  телосложение,
особые приметы.
   Водитель задумался. У него была хорошая зрительная память, и  он  неплохо
запомнил таинственного незнакомца. Беспокоило его сейчас  другое:  стоит  ли
рассказывать про него  этим  парням,  несущим  в  себе  какую-то  опасность,
гораздо более серьезную, чем морду  набить  или  даже  покалечить  в  драке.
Водитель всем своим опытным нутром чувствовал, что столкнулся с тем, с чем в
жизни никогда не сталкивался, и самое разумное было дистанцироваться от этой
опасной странности, вернуться в мирный  и  безопасный  быт.  Что  для  этого
лучше: соврать этим парням или сказать правду?
   - Лучше не врать, - словно бы угадав его мысли,  подсказал  маленький.  -
Во-первых, нехорошо. А во-вторых, опасно. Мы же узнаем правду, согласен?
   И водитель решился. Да что он мне, брат или сват? Опасность, исходящая от
незнакомца, была мнимая: ну, формальности в анкете будут копать,  да  копай,
копай! А опасность, исходящая от этих парней, была настолько очевидной,  что
и думать о ней нечего было. Их дела - не анкеты  и  туманные  разговоры  про
иностранные разведки. Их дела вот они, тут, в метре - боль и смерть. Да  еще
какая, твою мать, смерть! Если они не врали про этого Махмуд-хана,  а  очень
не похоже, что они врали... Нет, не врали.  По  очень  простой  причине:  им
незачем врать. И если так...
   - Записывайте, - сказал водитель.
   - Мы запомним, - успокоил его Боцман.
   -  Лет  тридцати  пяти,  самую  малость  выше  среднего  роста,  среднего
телосложения, очень хорошо тренирован. Не накачан,  как  нынче  молодежь,  а
по-настоящему тренирован.
   - Почему ты так решил? - спросил маленький.
   - Просто я видел, как он  перепрыгнул  через  поваленный  ствол  липы.  Я
говорил, что первый раз мы встречались в парке. Так вот, он эту липу не стал
обходить. Он просто взмыл над землей с места без всякого разбега и  оказался
на другой стороне. Потом, после встречи, я вернулся к этой  липе.  Раз  пять
разбегался, чтобы перепрыгнуть через нее - ни хрена. А он - одним движением.
   - Вооружен?
   - Да, что-то под мышкой торчит. Что - не знаю.
   - Вам с губернатором приходится бывать в МВД, в ФСБ.  Видел  ты  его  там
хоть раз? - задал вопрос маленький.
   - Нет, ни разу. Даю дальше приметы, - продолжал водитель. - Темноволосый,
с  легкой  сединой,  довольно  коротко  постриженный.  Одежда  обычная,   не
ширпотреб, но и не фирма. И есть особая примета, из-за которой его ни с  кем
не спутаешь. На левой брови - небольшой шрамик. И как бы  продолжение  этого
шрамика - на верхней левой губе. От этого у него  всегда  словно  бы  слегка
насмешливое выражение. Такое, знаете, снисходительное. Думаю,  что  шрам  на
брови и на губе одного происхождения. Даже не знаю, чем можно  так  садануть
человека, чтобы оставить такие памятки. Вот и все, что я знаю.
   Маленький  некоторое  время  пребывал  в  задумчивости,  а  потом  весело
похлопал водителя по плечу.
   - Молоток,  Костя.  Ты  сделал  правильный  выбор.  Теперь  только  один,
последний, вопрос, и уже ничто не сможет омрачить нашу дружбу.
   - Давайте, - кивнул водитель.
   Он уже не боялся никаких вопросов. Этого, со шрамом, как-то связанного  с
убийством Комарова, он уже сд