о прийтись несладко: две
банды по двести человек были расквартированы как раз по обе  стороны от нас.
Лыбохорская -- между Гребенивом и Тухлей, Ямновская -- возле Яремчи.
     Солнце еще не взошло, но посветлело,  можно было идти. Нужно было идти.
Хотя бы удалиться на безопасное расстояние от разгромленного дивизиона. Муха
был  плох, его несли Боцман и  Артист.  Они  еле ползли, боясь оступиться  и
уронить  раненого.  Борода тоже сдал. Последнее  время спали мы мало,  потом
подъем на Горганы, потом пуски ракет, и вот снова поход. Он шел  спотыкаясь,
то  и дело опираясь на правую руку. Левую он держал на отлете, видно, болела
она у  него. Света бодрилась,  но, кажется, и ей  было нелегко. Пополнение в
виде ракетного майора тоже сдавало. Пока шла боевая  работа,  он держался, а
теперь алкоголь  брал свое, майора качало,  он  брел, понуря голову, бормоча
себе под нос что-то несвязное.
     Направлялись мы  обратно, к Яремче. Нужно  было  подобраться  поближе к
дорогам -- и для того, чтобы выбраться самим, и для того, чтобы не дать уйти
эшелонам с бандитами. Но войско мое откровенно  нуждалось в отдыхе.  Еще час
без привала, и Борода с майором  убьются об эти чертовы  камни,  а Боцман  с
Артистом уронят Муху. Но нужно, нужно уходить!
     Мы  доплелись  до  гребня  хребта. Противоположный  склон был  мало что
сплошь из  неустойчивых камней, так еще и крутой. Хорошо было бы спуститься,
отойти на несколько километров в лес и тогда уж устроить привал. Но спуск не
обещал быть легким, и перед ним стоило дать людям отдых. На каменной россыпи
нельзя  было  разбить  палатку,  негде  было  найти  топлива  для костра, но
отдыхать  надо было  здесь и  сейчас. Я  остановил группу  и приказал есть и
спать.
     Но  спокойно  уснули только те, кто  меньше  всего  нуждался в  отдыхе.
Артист  с  Боцманом соорудили себе из  камней  более-менее  удобные  ложа  и
захрапели. Перед  этим они  устроили  такое же ложе и  для Мухи.  Муха  спал
беспокойно, у  него,  кажется, был жар.  Света ворочалась,  Борода вообще не
ложился,  курил. Бывает  такое состояние. Вроде бы устал -- больше некуда, а
спать не можешь от переизбытка впечатлений. Майор отрубился пьяным сном, его
все-таки разобрало. Я положил на отдых два часа.
     -- Борода, -- сказал я,  -- все равно не спишь, подежурь час и  разбуди
меня. Может, к тому времени успокоишься и тебя сморит.
     Через час, когда полумертвый от усталости Борода передал мне дежурство,
проснулся и майор. Так тоже  бывает: с одной стороны, водка валит с ног, а с
другой --  в  то же  самое  время не дает  нормально  спать.  Впрочем, майор
выглядел неплохо. Он попил воды, закурил и обратился ко мне:
     -- Крепко мы им врезали, да?
     -- Не знаю. Не видел этих ракет в действии.
     -- Я видел.  Если,  как сказал Кулик,  там  палаточные городки и легкие
деревянные постройки, там никого не осталось.
     -- А поправку на ветер вы откуда брали? А то Андрей сильно беспокоился.
     -- По рации  волну службы полетов поймал. Они  каждые пять минут сводку
передают.  Температуру, видимость  и  ветер  по  высотам...  Долго  мы здесь
отдыхать будем?
     -- Еще часок пусть поспят.
     --  Правильно,   надо   сматываться.  Пока  супостаты  очухаются,  пока
сообразят, что к  чему и как,  это  --  минут  тридцать. Потом  пока решение
примут, ну, это  быстро --  минут десять. Потом пока  в машины погрузятся  и
поедут  сюда,  это  -- часа четыре, не меньше, дорога хреновая.  Потом будут
соображать, в какую сторону мы ушли. Развернутся цепью и двинут.
     -- Они -- это банда, расквартированная в Ямне?
     -- Она, сука. Они ко мне и ездили учиться.
     -- И вы их учили работе на "точке"?
     -- Как же! Были у них свои учителя.
     -- Иностранцы?
     -- Точно.
     --  Я  так и  знал. А вам, я  так понял,  надоело служить в Вооруженных
силах Украины?
     Майор резанул себя ребром ладони по горлу:
     --  Вот  они  где у  меня,  эти  Вооруженные  силы вильной  самостийной
незалежной Украины. Дивизион  официально  расформирован год назад. А точнее,
продан УНСО вместе с крепостными. Снабжение нам  шло из дивизии.  Но это  по
личной  договоренности  львовской  городской  администрации  вкупе  с  паном
Задорожным, с одной стороны, и командованием округа -- с другой.
     -- Но доклады в дивизию вы делали?
     --  По  бумагам  мы  числились  в  командировке. Взвод  охраны и  взвод
водителей. А дивизиона как бы и не существовало вовсе.
     -- Что теперь собираетесь делать?
     -- Пока с вами. А там видно будет.
     -- Тогда  поспите  еще  полчаса, товарищ майор... Уже через  пять минут
после подъема все у нас
     было  готово к спуску.  Первым,  как  всегда,  пошел  Боцман.  Я держал
веревку, поскольку  закрепить ее здесь  было  не за  что:  ближе  к  вершине
крупных  камней не  стало совсем. Боцман  спустился метров  на  пять,  и тут
начался  обвал.  Видимо, он  зацепил  какой-то  камешек,  в  который  сводом
упирались другие. Внизу, там, где висел Боцман, грохотало, а подо мной камни
все шатались и проседали. Несколько камней сорвалось с  края,  и я бы вполне
мог  последовать за ними, если бы не Артист, который вытащил меня за ноги...
Наконец  осыпь прекратилась.  Я  не решался  подползти  к краю -- это  могло
вызвать  повторный  обвал.  Я  окликнул  Боцмана.  Он  отозвался.   Дескать,
жив-здоров,  но дальше  спускаться нельзя.  Камни  так  и ходят  ходуном под
ногами. Мы с Артистом,  соблюдая  максимальную осторожность, подняли Боцмана
наверх. Он  увернулся от падавших камней, отделавшись мелкими ушибами. Спуск
здесь был невозможен.
     Противоположный  склон ущелья, поднявшись от  ручья метров на тридцать,
переходил в такую же  отвесную непрочную стену, как та, по которой мы только
что пытались спустить Боцмана.  Мы были зажаты в  каменных тисках. Снизу,  с
того выхода из ущелья, который открывался в долину Прута, к нам  уже спешили
оставшиеся в живых  после  ракетного удара бойцы  УНСО. Если  бы мы пошли по
ущелью вверх, то удалились бы  в дикие горы, откуда потом неизвестно сколько
времени пришлось бы выбираться. Двигаться по хребту обратно  к горе  Явирнык
тоже  было опасно --  на  безлесном каменистом склоне группа будет  лишена и
маневра,  и укрытия.  Нас могут обнаружить  и  уничтожить очень быстро и без
хлопот. Нужен был тактический ход, и я его нашел!
     -- Будем прорываться к Яремче, -- сказал я. -- Но, к сожалению, не все.
С женщинами  и  ранеными  мы будем связаны по рукам  и  ногам. Муха, тебе со
Светой придется отходить в горы. Мы  их отвлечем, и у вас будет  возможность
скрыться.  Вам  придется сделать круг, выйти  к дороге и добраться до города
самостоятельно.  Надеюсь,   это  будет  не  слишком   сложно.  Остальным  --
готовность номер один. Спускаемся к  дивизиону,  седлаем  машины, и  на  них
пытаемся прорваться. Все готовы?
     Все были  готовы, и мы начали  поспешный  спуск.  В  ближайшее  время в
дивизион должны были  явиться унсовцы,  нам нужно  было их  опередить. Муха,
опершись на Свету, поплелся по склону дальше по ущелью, постепенно спускаясь
к ручью, там можно было скрыться среди деревьев.
     В дивизион мы успели раньше унсовцев, а вот  если бы шли с раненым,  то
непременно бы опоздали. Наши пленники  по-прежнему  томились в кунгах. Жаль,
что в  ближайшие  часы их некому  будет освободить. Мы завели  две пусковые,
стоявшие ближе к дороге, и выдвинулись навстречу спешащему  к нам и численно
нас превосходящему противнику. Встреча произошла  буквально  в полукилометре
от  воинской части.  Первую  пусковую  вел майор, место командира  занял  я,
Борода сел  в свое  любимое кресло  заместителя начальника расчета.  Я  ехал
стоя, высунувшись из люка, автомат  положил на крышу  кабины. Прямо  на  нас
из-за поворота горной дороги выкатил ГАЗ-66, доверху набитый боевиками.
     * * *
     Док  неплохо выспался под густыми лапами ели и практически не вымок. Он
встал  среди ночи, когда дождь выродился в легкую морось, когда  больше воды
летело  со  случайно задетой ветки,  нежели со  всего пасмурного,  но уже  с
проступившей  парой-тройкой звезд неба. Док, ориентируясь  по компасу, пошел
через  горы  к Тухле -- если удастся, можно будет навести шухер и  на вторую
базу. До рассвета Док  шел медленно -- ночью в  горах  торопиться  опасно. К
тому же на  самом деле его главной целью было не столько наведение шухера на
базе номер  два, сколько лавирование  между поисковыми  отрядами, которые, в
этом Док  не сомневался, уже вовсю рыщут по окрестным горам.  И вправду,  на
рассвете один  отряд такой  вышел  прямо на Дока. Но он увидел их  раньше  и
сумел  остаться  незамеченным.  Десять  рыл,  шаря  глазами  между  стволами
деревьев  и не слишком  желая рассыпаться  цепью, прошагали  по  заброшенной
тропе. Док же, обнаружив их приближение, поднялся несколько выше по склону и
зарылся по глаза в  прелые листья. Приметив направление, откуда они  пришли,
Док  продолжил  свой  путь.  Теперь  у  него  был  и  ориентир,  и  гарантия
безопасности. Дорога, по которой только  что прошли поисковики,  определенно
вела  к  Тухлянской базе  и, скорее  всего, была свободна -- вряд ли  отряды
ходили друг за другом.
     Действительно,  через пару часов  Док  увидел  из-за горы долину Опора.
Вскоре места пошли знакомые, здесь он уже проезжал с  группой на грузовичке,
нанося на карту координаты баз. В конце концов выбрав уютное место чуть не у
самой ограды базы, Док затаился до вечера. Он надеялся, что противник усилит
охрану самой базы, разошлет поисковые отряды по окрестностям, но ближайшую к
базе  местность  прочесывать  не додумается.  Это  было  ошибкой.  Уже через
двадцать  минут появилась цепь, обшаривающая округу. Вернее, не появилась, а
послышалась. Боевики шли перекликаясь. Док понял, что занял не самую удачную
позицию. Небольшой овражек, послуживший ему убежищем,  обязательно привлечет
внимание облавы.
     Док  стал  потихоньку  отступать, надеясь просочиться в разрыв цепи. Но
когда  из-за деревьев  появились люди в  камуфляже, он сразу понял, что цепь
слишком густая, сквозь нее не уйти. Тогда он продолжил отступление, неслышно
и невидимо  скользя  между  деревьями,  отходя от  базы  по  разматывающейся
спирали и стараясь во что бы то ни стало выйти из зоны облавы. Но это ему не
удалось  -- пришлось  резко сменить направление  отхода, когда  он  чуть  не
нарвался  на поисковый  отряд,  возвращающийся на базу.  Теперь  приходилось
перемещаться не  по спирали,  а по кругу.  Облава шла по пятам, и  на каждом
шагу Док  рисковал  встретиться с отрядом человек  в десять, покидающим базу
или возвращающимся на нее. Тогда он  принял рискованное решение.  Он  сменил
направление спирали  и, отрываясь от облавы,  вплотную  приблизился  к  базе
отдыха бывшего завода  тракторных запчастей. Вскоре  он наткнулся  на забор.
Сквозь сетку Док увидел спину удаляющегося часового. Часовой шел,  то и дело
озираясь,  автомат  нес не за  спиной, а на  изготовку.  Снять зыркающего по
сторонам часового  днем -- дело  непростое,  почти невозможное. Но Док и  не
собирался его снимать. Он нашел место, где сетка забора  не была прикреплена
у земли, и, выбрав момент, когда часовой не оглядывался, поднырнул под забор
и  втащил за  собой рюкзак.  Буйные  заросли  какой-то  травы,  напоминающей
коноплю,  он  приметил  раньше.   Секунда,   метелки  на   верхушках   травы
колыхнулись, еще секунда, и они снова замерли. Док исчез.
     Оказалось, что  буйные  травы окружают  выгребную яму, оттого-то  они и
такие  буйные.  Док  даже  выругался  про  себя: да  что  ж это  такое,  вся
диверсионная  работа пляшет  от сортира!  Но  позиция была хорошей. На столь
тщательно  охраняемой  территории,  да  еще  в  двух  шагах от  столь  часто
посещаемого места никто  Дока искать не собирался. Все же он держал оружие в
готовности и ни на секунду не расслаблялся.
     В таком напряжении Док  дождался вечера. Но вечер, по его расчетам, был
неподходящим  временем  для  вылазки. Бдительность  противника  должна  была
оставаться  все  еще  довольно высокой. Нападение  на  базу  в Славском тоже
произошло в вечерних сумерках,  так что под вечер враг будет стоять в полной
готовности. Док  решил выждать до утра. Он осмелился даже поспать пару часов
после наступления темноты.
     Проснувшись, Док вывалил в выгребную яму все лишнее из рюкзака. Тяжелый
рюкзак  мешал планируемому нападению на  пост. Он оставил только спальник --
мало ли где придется  ночевать. Подобравшись к краю  зарослей, Док  принялся
наблюдать. Теперь он не рассчитывал снять все посты. Достаточно было одного.
Снять и бежать в горы. Но к ночи, увы,  караулы усилили -- часовые ходили по
двое.  Увеличилось и число постов -- теперь  один пост  охватывал не  больше
пятидесяти метров забора.  Нападение на  часового становилось делом  слишком
рискованным. Док решил поискать подходящую  жертву для диверсии внутри базы.
Подумав, он сбросил в яму и рюкзак -- в создавшейся обстановке и облегченный
он был только обузой, сковывающей движения, -- и выглянул из своего укрытия.
Теперь у него  был новый план --  перехватить  одинокого  солдата,  которому
среди ночи приспичит справить нужду.
     Но когда такой солдат появился, Док вновь резко изменил свои намерения.
Этому способствовала яркая вспышка в небе почти над самой базой. В целом Док
давно ждал этой вспышки, но  никак не  рассчитывал, что  она произойдет  так
скоро. Он сориентировался мгновенно,  больше  мгновения  у него и времени  в
запасе не было. Боец  УНСО шел в сортир при  оружии -- видимо, это тоже была
предписанная его командованием мера предосторожности. Док  выстрелил первым,
но  его никто не услышал: звук  выстрела слился со звуком  разрыва кассетной
боевой части на стопятидесятиметровой высоте над базой и несколько в стороне
от нее. Разрыв центрального заряда швырнул в ночной воздух пятьдесят кассет,
которые быстро пошли вниз, притормаживаемые  и стабилизируемые только узкими
ленточками ткани, разматывающимися из задних отсеков  каждой кассеты. Каждая
кассета несла в себе несколько килограммов  тротилового эквивалента и  сотни
метров стальной ленты, обмотанной вокруг корпуса и при взрыве превращающейся
в десятки тысяч осколков.
     Лету  им  было  всего пять секунд,  но  для Дока это был вагон времени.
Сортир стоял на двух бетонных балках, между балками был большой просвет, лаз
в выгребную яму. Собственно,  туда Док  и сбрасывал мешавшее ему снаряжение.
Теперь  он нырнул туда и  сам, молясь  только  о том, чтобы  какая-нибудь из
кассет не последовала за ним. По  Доку не повезло. Видимо, Господь не принял
молитвы,  вознесенной из нечистого места.  Пробив  крышу  сортира и разметав
доски,  кассета  плюхнулась  в  вонючую  жижу,  взбив  отвратительную волну,
омывшую Доку  лицо. Смерть подстерегла Дока там, куда ангелы, скорее  всего,
за ним не смогли спуститься при всем желании...

     Крушение
     Я  упер магазин в  крышу  кабины и дал по "газону"  длинную  очередь. Я
срубил  водилу  и  бородатого  вояку,  сидевшего  с ним, видимо,  командира.
Машина, потеряв управление, пошла влево, наезжая на склон. Через секунду она
стала медленно переворачиваться.  Но скорость была  маленькая,  и из кузова,
как горошины,  посыпались боевики. Они откатывались от машины, срывая с плеч
автоматы. Я  бил по  ним короткими очередями. "Газон" наконец перевернулся и
упал  на  дорогу.  Но  майор не  тормозил. Морда  у пусковой  установки была
бронированной,  а  движок -- трехсотсильным  дизелем.  Мы  смяли опрокинутый
грузовичок, протащили  его десяток метров и сбросили с откоса. В это время у
меня  кончились патроны, но  тут вовремя  подоспел  Борода.  Он  и вовсе бил
одиночными, но прицельно и,  кажется, небезуспешно. Я мгновенно сменил рожок
и  стал его прикрывать. Мы проскакивали  группу боевиков,  рассыпавшихся  по
склону и мечтающих  скрыться от наших  пуль. Следом за нами  из-за  поворота
вырулил  Боцман. Артист,  тоже  высунувшись из люка,  поливал  очередями. Но
часть боевиков все же скрылась за деревьями, оставшись у нас в тылу.
     Перед нами появился второй  "газон". Он подвозил еще несколько десятков
бандитов. У  экипажа этой машины хватило реакции тормознуть  и выкатиться из
кабины, как только они  увидели  надвигающуюся на них махину пусковой. Кузов
второго  "66-го"  тоже  опустел  мгновенно.  Майор  рванул вправо,  чтоб  не
столкнуться с грузовиком в лоб --  на смятом грузовике мы могли и  застрять.
Но  при этом пусковую резко качнуло,  мы с Бородой едва удержали оружие. Это
дало противнику несколько секунд, которыми он и воспользовался. Когда второй
грузовик  полетел к ручью, кто-то из бандитов  успел развернуть гранатомет и
выстрелить в  борт нашей машины.  Граната попала куда-то в приборы, маршевый
двигатель  вроде не пострадал. Но через секунду из грузового  отсека повалил
дым. Осколком перебило  трубопровод, ведущий к АИПу, и загорелась солярка. У
нас было мало времени. Скоро огонь должен был добраться  до трехсотлитрового
топливного бака, тогда пусковая  вспыхнет как спичка. Но  майор не тормозил.
Он знал, что за нами под обстрелом  старается проскочить  позиции противника
еще один экипаж. Если мы остановимся, Боцману с Артистом придется выбираться
из машины  под сплошным огнем. Нужно было откатить еще  хотя бы на  полсотни
метров, и майор только поддал газу.
     Мы  успели  сделать  еще   один  поворот  --  бак  полыхнул,  и  машина
остановилась   сама.  Переборка,  отделявшая  кабину  от  ракетного  отсека,
мгновенно  раскалилась,  но выдержала.  В клубах  черного  солярного дыма мы
покинули  пусковую.  Рюкзаки  пришлось  оставить,  взяли  только  оружие  --
автоматы  и  почти  бесполезные  в  горах  помповики. Плохо  было  одно:  мы
перекрыли дорогу и пусковая  Боцмана,  догнав нас  через считанные  секунды,
тоже вынуждена была остановиться. Артист, как и  мы, выскочил налегке,  а  у
Боцмана за спиной все же  болтался рюкзак. Боцман нес  взрывчатку. Склон, по
которому  пролегала дорога, упирался в немыслимую стену из свободно лежащего
камня.  Оказаться прижатыми к такому  препятствию для нас означало смерть. Я
махнул рукой вдоль ручья. Это был шанс отхода.
     Мы рассеялись между стволами и наддали изо всех сил. До противника было
не  больше двухсот метров, из-за частых  деревьев с этой  дистанции стрельба
была  невозможна, так  что вполне реально было оторваться.  Но я побаивался,
что  от  устья ручья  может подойти вражеское  подкрепление.  Слева  от  нас
простирался хорошо известный  нам  каменный склон,  открытый  и трудный  для
быстрого передвижения.  Рано  или  поздно  нам нужно будет  выйти  на  него,
подняться  выше  и  по  гребню выйти  из  зоны  Горганов.  Там  можно  будет
перевалить через Круглый Явирнык, спуститься с другой  стороны и скрыться  в
лесу. Но нам лучше бы было выйти на склон как можно позже,  уже  оторвавшись
от преследования.
     Ущелье петляло, и, где это было возможно, мы срезали повороты. Мы почти
бежали, потому что настоящий бег по хаотически  наваленным камням в принципе
невозможен. Но  вот после очередного поворота ущелье раздалось, выпрямилось,
над  ручьем, который стал  шире,  появился  просвет. Вдалеке на  фоне серого
камня  и  серебристой воды  я отчетливо увидел  камуфляжи.  Ущелье оказалось
перекрытым снизу. И пришел  тот самый  неприятный последний момент, когда мы
были вынуждены покинуть лесистое ложе горного потока и выйти на голое место.
     Хорошо спланированный  отход экономит  время, бережет здоровье и  часто
сохраняет жизнь. На  планирование у меня было несколько секунд. За Артиста и
Боцмана я не переживал -- они были профессионалы, умели прикрыть, перебежать
под прикрытием товарища  и снова прикрыть. Но у  меня в команде был  пожилой
майор,  не  бывавший  под пулями, и такой  же необстрелянный Борода. Их-то и
надо было сейчас инструктировать.
     -- Делимся на две группы, -- я говорил отрывисто. -- Мы трое и