Дверь  открыли,  а
остальное уже было делом техники.
   Артиста и Муху мы нашли на  голом  бетонном  полу  "губы"  -  просторной,
недавно отремонтированной каменной коробки без обязательных в  таких  местах
двухъярусных железных нар. Рты их были плотно  забиты  тряпками  со  следами
краски - ими работяги, проводившие ремонт, вытирали, вероятно, свои  шпателя
и кисти. Веревок на каждом было столько, что их хватило бы  на  такелаж  для
небольшого парусника. Муха сидел у стены, Артист валялся рядом  лицом  вниз.
На затылке у него чернела запекшаяся на глубокой ране  кровь.  Но  когда  мы
перевернули его и вытащили кляп, он открыл  глаза,  отплевался  от  ошметков
цемента и краски и сердито спросил:
   - Вы где, вашу мать, болтались? Жрать охота!
   - Будет жить, - поставил диагноз Док.
   Снятыми с ребят веревками мы умотали  троих  стражей  -  Горба,  Браню  и
Гришу. Сюда же, на губу, перетащили из "фиата" Влада  и  Корня.  Корня  тоже
связали, а рот затрамбовали теми же тряпками, как и другим. Связывать  Влада
и затыкать ему  рот  никакой  необходимости  не  было.  Его  брал  Трубач  и
несколько погорячился.
   Тут же, на "губе", Док осмотрел Артиста и Муху. Вломили  обоим  прилично,
но серьезных членоповреждений, к счастью, не оказалось. Более  основательную
медицинскую  помощь  Док  оказывал  им   уже   в   их   номере   деревянного
теремка-отеля, куда мы приехали на белом бандитском  "фиате"  и,  к  радости
пани владелицы, сняли рядом еще два двухместных номера. Пока  Док  обстригал
волосы  вокруг  раны  на  затылке  Артиста  и  обрабатывал  рану   какими-то
жидкостями, Артист  так  энергично,  хоть  и  сквозь  зубы,  разъяснял  свое
отношение к современной медицине вообще и к способностям Дока  в  частности,
что я вынужден был его прервать:
   - Сам виноват. Тебе в детстве мама никогда  не  говорила,  что  не  нужно
садиться в машину к чужим дядям?
   В половине одиннадцатого пришел полковник Голубков, сообщил:
   - Позвонил. Сказал, что на "зеленую" выйдем в два ночи. Пароль "Варшава",
отзыв "Минск". Пора, ребята.
   Мы оставили Дока заниматься Артистом и Мухой, а сами собрали  в  сумки  и
рюкзачки всю оптику и на  сером  "жигул„нке"  проехали  к  пятому  километру
польско-белорусской  границы.  Трубач  удивился  тому,  как  ровно  и  почти
бесшумно работает движок этой развалюхи.
   - Объясняю для невежд, - отозвался Голубков,  напряженно  всматриваясь  в
серую ленту приграничной лесной дороги, еле освещенную подфарниками  машины.
- Год выпуска этого автомобиля - семьдесят третий. А  в  то  время  "Жигули"
комплектовались двигателями итальянской сборки. И ходили эти  движки  не  по
сто тысяч, как нынешние, а по полмиллиона кэмэ. А иногда, говорят, и больше.
   - Ну, дядя Костя! - восхитился Трубач. - Вы, оказывается, разбираетесь  в
тачках!
   - Я не в тачках разбираюсь, племяш, а в жизни...
   Голубков загнал "жигул„нка" в густой кустарник и заглушил двигатель.
   Над пограничной  полосой  стелился  болотный  туман,  в  разрывах  низких
дождевых облаков скользила идущая на убыль луна.  За  подлеском  и  просекой
темнели плотные еловые кущи, за ними поднимались корабельные сосны. Никакого
движения нигде не замечалось, не слышно было никаких звуков, только  издали,
от Нови  Двора,  еле-еле  пошумливало:  звук  моторов,  музыка  из  баров  -
неразличимо, все вместе.
   По заметкам, которые делали Артист и Муха, дожидаясь нашего  приезда,  мы
изучили каждую ложбинку и пригорок в районе "зеленой". На  польской  стороне
патрули проходили раз в сорок минут, на белорусской - раз в пятьдесят четыре
минуты. Собак не было: солдат-то нечем было  кормить,  а  у  овчарок  рацион
посерьезней. Колючка давно уже провисла и  обвалилась  вместе  со  столбами,
контрольно-следовую полосу перепахивали хорошо если раз в неделю,  она  была
истоптана коровами и козами, забредавшими в запретную зону  с  обеих  сторон
некогда неприступного межгосударственного рубежа. Так что  пересечь  его  не
составляло никакого труда, что мы с Трубачом и сделали.
   Боцман   и   полковник   Голубков   остались   на    польской    стороне,
рассредоточились в подлеске, чтобы  максимально  расширить  зону  обзора.  У
Голубкова был его бинокль с приставкой для ночного наблюдения, у  Боцмана  -
оптика от арбалета, а у нас с Трубачом приборы посерьезнее -  стереотрубы  с
ночным видением. У нас и задача была посерьезней  -  проследить,  что  будет
происходить на белорусской стороне границы, как только контрольный звонок  в
Москву приведет в действие некий механизм, подготовленный для нашей встречи.
   Этот механизм и интересовал нас сейчас больше всего.
   Трубача я оставил в ельнике метрах  в  ста  от  "тропы",  а  сам  пересек
сосновый  бор  и  устроил  свой  НП  в  кустах  боярышника,  откуда   хорошо
просматривалась  приграничная  дорога.  Северное  ее  направление   вело   к
погранзаставе примерно на широте Нови  Двора,  а  южная  часть  выходила  на
магистраль Е-12 Белосток - Гродно. Оттуда, по моим прикидкам, и должна  была
появиться группа, которой приказано было нас встретить. И я не ошибся.
   В ноль двадцать я услышал слабый гул двигателя, минут через восемь-десять
в густой темноте отчетливо высветились две узкие  синие  щели:  машина  была
снабжена светомаскировочными щитками на фарах. Я припал к  стереотрубе.  То,
что это джип, - разобрал, но какой модели - разобраться не смог,  а  цвет  и
вовсе был неразличим в зеленоватом глазке ночной оптики.  Джип  прошел  мимо
моего НП, поскрипывая рессорами на  ямах  грунтовой  дороги,  и  остановился
метрах в пятидесяти от "тропы". Из  машины  вышли  четверо  в  чем-то  вроде
камуфляжа. У троих в руках были какие-то длинные палки то ли в чехлах, то ли
в тряпках, вроде спиннингов. У четвертого в руках не было ничего. Он  махнул
в сторону "тропы", словно показывая направление, и вернулся за  руль  джипа.
Трое натянули на головы маски "ночь", расчехлили свои спиннинги и скрылись в
приграничном подлеске.
   Только это были не спиннинги. Я уже догадывался, что это такое. Но мне не
догадываться надо было,  а  знать  совершенно  точно.  Поэтому  я  поудобней
устроился в этом клятом боярышнике, стряхнувшим мне за шиворот  всю  росу  и
капли дождя, и настроился на долгое ожидание.
   К двум часам ночи тьма сгустилась так, что я не видел собственной руки.
   В  два  десять  четвертый  вылез  из  джипа  и  что-то  поднес  ко   рту.
Радиопередатчик. Потом убрал его, закурил и вернулся в машину.
   В два сорок он вновь спрыгнул на землю, снова связался по  рации  с  теми
тремя и нетерпеливо заходил взад-вперед вдоль джипа.
   В три пятнадцать начало слегка светать.
   Трубачу, Боцману и Голубкову давно уже нечего было делать на  их  НП,  но
дать им отбой я не мог -  своих  радиопередатчиков  мы  не  взяли.  А  вдруг
кто-нибудь случайно наскочит на нашу волну? Не стоило рисковать, завтра  они
нам точно понадобятся, а сегодня мы могли и без них  обойтись.  Ну,  посидят
ребята  лишний  час,   слегка   подергаются   от   неизвестности.   Издержки
производства, ничего не поделаешь.
   В четыре двадцать я снял с трубы прибор ночного видения, он уже  стал  не
нужен. Малый возле джипа щелчком швырнул в сторону сигарету и отдал какой-то
приказ по своей рации. Минут через двадцать из подлеска появились эти  трое.
Они  стянули  с  голов  черные  маски  "ночь"  и  принялись  зачехлять  свои
спиннинги. Вот тут-то я их как следует и рассмотрел.
   Это были немецкие снайперские винтовки "Зауэр" с оптическими прицелами, с
приспособой для стрельбы ночью, с глушителями и пламягасителями.
   Вот что это было.
   Джип оказался знакомым мне серебристым "патролом", но  за  рулем  был  не
Валера, а майор Васильев.
   Вадим Алексеевич.
   Или - как он разрешил мне себя называть - просто Вадим.
   Все четверо уселись в джип,  он  развернулся  и  быстро  ушел  в  сторону
магистрали Белосток - Гродно.
   Было уже совсем светло, так что нам с Трубачом пришлось  возвращаться  на
польскую сторону в основном ползком  и  короткими  перебежками.  Голубков  и
Боцман уже ждали нас в "жигул„нке".
   - Все в порядке,  -  кивнул  я  в  ответ  на  их  вопросительно-тревожные
взгляды.
   Мы заехали  на  почтамт  Нови  Двора,  укротили  десятью  баксами  сладко
дрыхнувшего пана сторожа и получили  доступ  к  междугородному  автомату.  Я
набрал номер и сообщил диспетчеру:
   -  Посылку  не   передали.   Возникли   проблемы.   Постараемся   завтра.
Предварительно позвоню.
   - Не  уходите  со  связи,  -  ответил  диспетчер.  Он  с  кем-то,  видно,
посовещался и вновь соединился со мной. - Вам объявлен выговор за нечеткость
в работе.
   - Кем объявлен? - удивился я.
   - Тем, кто имеет на это право.
   - Пошлите его в жопу! - сказал я и бросил трубку.
   Ну, суки!
   Док дремал в кресле, ожидая нашего  возвращения.  Муха  и  Артист  спали.
Голова у Артиста была перевязана, а физиономия Мухи усеяна пятнами зеленки.
   - Я им дал снотворное, -  объяснил  Док.  -  Выспятся.  Заодно  и  стресс
снимется... Ну?
   - Ну... гну!
   Мы перешли в соседний номер и свели воедино наши нынешние наблюдения.  По
сложности задачка была примерно на уровне второго класса школы для умственно
отсталых детей. Три снайпера на "тропе". Мы идем гуськом. Один спереди берет
первых двоих,  два  других  -  остальных.  По  секунде  на  выстрел.  Потом,
вероятно, еще по одному -  контрольному.  Но  это  уже  без  спешки,  некуда
торопиться. Потом возвращаются в "патрол" и  уезжают.  А  наутро  в  рапорте
начальника  погранзаставы  будет  сообщение  о   том,   что   при   переходе
государственной границы Республики Беларусь в ночной перестрелке были  убиты
шестеро  неизвестных,   вероятно   -   членов   неустановленной   преступной
группировки.
   - Семеро, - поправил полковник Голубков.
   - А кто седьмой? - удивился Боцман.
   - Я.
   - И думать забудьте. Никуда вы с нами, Константин Дмитриевич, не пойдете,
- сказал я. - Только вас тут не хватало!
   - У меня есть приказ перейти границу вместе с вами, - напомнил он.
   - Сказать вам, что сделать с этим приказом? Да вы и сами знаете Не смогли
выполнить. Мы от  вас  скрылись.  Максимум,  что  вам  грозит,  -  служебное
расследование и увольнение на пенсию. Хоть  будет  кому  приходить  на  наши
могилки. Голубков только головой покачал:
   - Ну и шутки у тебя, Пастух!
   - Если бы это были шутки!..
   - У нас есть два "узи" и  четыре  ПМ,  -  напомнил  Трубач  об  арсенале,
изъятом при захвате хрустовских ублюдков. - И два ножа-автомата.
   - И кольт-коммандер 44-го калибра в подарочном варианте, - добавил я.
   - Какой кольт? Откуда кольт? - запротестовал Трубач. - Ты мне  велел  его
закопать в саду. Не так, что ли?
   - Кончай трепаться, - приказал я. - Где ты его прятал?
   - Ну, в "ситроене". В воздухофильтре. Как ты узнал?
   - Больно ты суетился вокруг тачки, когда сварщик работал. Где он сейчас?
   - Ну, в мусор спрятал. Возле "строена". Так что теперь?
   - Ничего. Не имеет значения. Мы без всяких "узи" и кольтов можем перебить
этих троих вместе с майором Васильевым. Потому что мы знаем про них,  а  они
про нас нет. И что?
   - А если не перебить, а захватить? - спросил Док.
   - И что? - повторил я. - Привезти в  Москву  и  сдать  генерал-лейтенанту
Волкову? По-твоему, он  нам  спасибо  скажет?  Как,  Константин  Дмитриевич,
скажет?
   - Нет, не скажет.
   - Вот и я так думаю.
   - Так что же делать? - спросил Док.
   - Иван Георгиевич! - обратился я к нему с самым проникновенным  чувством,
на какое был только способен. - Ну, хоть раз бы ты  задал  мне  какой-нибудь
простенький, обыкновенный  вопрос!  Ну,  например,  где  находится  Янтарная
комната. Или кто убил президента Кеннеди. Или, наконец,  когда  будет  конец
света.
   - Когда же он будет? - спросил Док.
   - Для нас - скоро, если ничего не придумаем... А  тут  еще  этот  Граф  и
хрустовские отморозки!..
   "Стоп, - сказал я себе. - Стоп".
   Немного подумал и еще раз сказал себе: "Стоп".
   Граф. Пять кило героина. Мертвый Влад. Мертвый Пан. Хруст в Интерполе.
   Даже самую умную и выдрессированную собаку можно увести куда угодно, если
дать ей понюхать подстилку, на которой лежала сучка во время течки.
   У баксов запах не хуже.
   Можно попробовать. Шансов - близко к нулю. Но мы  не  можем  пренебрегать
даже единственным.
   - Встали, - приказал я. - Боцман,  подгонишь  "фиат"  вплотную  к  дверям
"губы". Док и Трубач - притащите из "строена" ковры. Потом  перегрузим  всех
пятерых из "губы" в "фиат" и накроем коврами.
   - Четверых? - переспросил Боцман.
   - И пятого  тоже.  Константин  Дмитриевич,  подбросите  нас  к  "губе"  и
подстрахуете со стороны. Трубач, завтра в восемь утра мы  с  тобой  кое-куда
съездим. Вернее, уже сегодня, - поправился я. - И никаких кольтов!
   - А нам что делать? - спросил Боцман.
   - На всех работы хватит...
   Через час погрузочно-разгрузочные операции были успешно  завершены.  Было
уже начало восьмого, бессмысленно было даже пытаться вздремнуть. Док упросил
пани хозяйку сварить нам побольше  крепкого  кофе.  Им  мы  и  пробавлялись,
заодно подчищая жалкие остатки еды, оставшейся после трапезы оголодавших  за
двое суток Артиста и Мухи.
   - Много бы я дал, чтобы узнать, о чем ты  сейчас  думаешь,  -  проговорил
полковник Голубков, закуривая свой "Космос".
   - Я могу и бесплатно  сказать,  -  ответил  я.  -  Вспоминаю  разговор  с
Назаровым. Он сказал, что существует всего три способа  защиты  от  ядовитой
змеи. Первый: держаться подальше от  тех  мест,  где  они  водятся.  Второй:
носить надежную одежду. И третий: вырвать у змеи ядовитый зуб. Он  сторонник
третьего способа. - Я подумал и добавил: - Я тоже.
   - По-моему, все сошли с ума.
   - Кто - все?
   - Все, - повторил Голубков. - Вся Россия. У меня  иногда  такое  чувство,
будто мы - первые люди на Земле. Что построим - в том и  будем  жить.  Какие
законы примем для себя - те и будут. И не очень-то верится,  что  это  будут
хорошие дома и Божьи законы.
   - Это и есть свобода, - вмешался в наш разговор Док.
   Голубков с сомнением покачал головой:
   - Если ты прав, то свобода - это страшная вещь.
   - Я бы сказал по-другому: обоюдоострая, -  уточнил  Док  и  посмотрел  на
меня. - Куда ты собрался ехать?
   - К Графу...
   IV
   К  центральным  воротам  мотеля  "Авто-Хилтон"  мы  подъехали  минут  без
двадцати девять. За рулем белого фиатовского фургона был  Трубач  в  обычной
своей  ковбойке  и  в  кожаной  куртке  с  подвернутыми  рукавами.  Мне  для
солидности пришлось  надеть  светло-серый  костюм,  купленный  на  Кипре,  а
рубашку и галстук я позаимствовал у  полковника  Голубкова.  Страж  у  ворот
проворчал что-то по-польски насчет того, что нас в такую рань  принесло,  но
Трубач лишь развел руками:
   - Бизнес, пан, бизнес!
   Мы развернулись на аллейке, которую нарисовали на плане мотеля Голубков и
Боцман, и подъехали к  крайнему  коттеджу,  под  навесом  которого  виднелся
приплюснутый капот темно-вишневой "альфа-ромео" с афинским - синей вязью  по
белому фону - номером. Трубач  встал  сбоку  от  двери,  а  я  нажал  кнопку
интеркома, держа наготове поставленный на "паузу" диктофон.
   - Кого там еще черт пригнал? - раздался в микрофоне не слишком мелодичный
мужской голос.
   Я снял диктофон с "паузы", из него прозвучало:
   - Свои, Ленчик. Это я, Владас. Со мной Корень.
   Я выключил диктофон и спрятал в карман. Больше он был не нужен.
   - Сейчас... секунду!.. - послышалось из интеркома.
   Дверь приоткрылась, Трубач сунул в  щель  свою  лапищу  и  извлек  наружу
довольно плотного малого в майке. За пояс его джинсов был  засунут  пистолет
Макарова. В ту же секунду ПМ оказался в руке Трубача, а в горло оторопевшего
Ленчика  уперлось  острие  ножа   -   одного   из   тех,   с   автоматически
выщелкивающимся лезвием, что мы забрали у хрустовских кадров.
   - Спокойно, Ленчик, - негромко и даже  дружелюбно  проговорил  Трубач.  -
Главное - спокойно! Ты понял?
   Он втолкнул охранника в прихожую, я вошел следом и закрыл за собой дверь.
Замок автоматически защелкнулся.
   Откуда-то из глубины коттеджа послышался  плеск  воды  и  другой  мужской
голос:
   - Кто там?
   - Свои, Ленчик, свои, - подсказал  Трубач.  -  Влад  и  Корень.  По  делу
заехали.
   - Свои, - послушно повторил охранник. - Влад и Корень.
   - Пусть ждут! Плеск воды стих.
   - Ванну Граф принимают? - полюбопытствовал Трубач.
   - Не, душ. Позвать, что ли?
   - Зачем? Пусть человек моется, мы не спешим. Где еще пушки?
   - Нету больше, ни одной, - замотал головой Ленчик.
   Я вошел в  просторную  гостиную,  служившую  одновременно,  как  во  всех
европейских мотелях, кабинетом, баром и спальней, сунул руку под подушку  на
незастеленной кровати. Там  оказался  австрийский  "глок"  с  глушителем.  В
верхнем ящике письменного стола обнаружился еще один инструмент  -  браунинг
32-го калибра.
   - А врать-то, Ленчик, нехорошо, - укоризненно проговорил Трубач. -  Очень
это некрасиво.
   Он перебросил мне ПМ, спрятал в карман нож и  ахнул  обеими  ладонями  по
ушам охранника. Это у Трубача называлось "сыграть в ладушки". Прием довольно
щадящий, но на полчаса объект отключался. После чего Трубач перенес  Ленчика
на диван и аккуратно уложил лицом к спинке.
   Я сел в кресло и выложил перед собой  на  журнальном  столике  пистолеты.
Целый арсенал.
   - И еще может быть, - заметил Трубач. - В кармане халата.
   - Не исключено, - согласился я.
   Трубач занял выжидающую позицию рядом с дверью в ванную.
   Минут через пять плеск воды прекратился,  а  еще  через  некоторое  время
дверь открылась и  появился  низенький  человек  лет  пятидесяти  в  красном
стеганом халате до пят с атласным поясом и  атласными  отворотами.  Шея  его
была закутана шелковым, бордовым с искрой, платком.  Полноватое,  лоснящееся
от бритья и крема лицо выражало легкую снисходительную  надменность.  Эдакий
Наполеончик. Лишь маленькие злые глаза-буравчики портили его экстерьер.
   Сначала он увидел Ленчика на диване и рявкнул, мгновенно покраснев:
   - Ты что разлегся, мать...
   Но тут он увидел меня. Потом Трубача.
   - Извините, Граф, - сказал Трубач и извлек из кармана  роскошного  халата
небольшой бельгийский "байард" калибра 6,35. - Больше  ничего  нет.  Как  ни
странно, - сообщил он мне и присовокупил  "байард"  к  выложенной  на  столе
коллекции.
   - Проходите, Граф. Садитесь, - предложил я. - Любите оружие? Я тоже.  Вот
этот экземпляр в вашей коллекции мне особенно нравится. - Я повертел в руках
"глок". - Специальная разработка для австрийских оперативников. Всем  хорош.
И легкий, и мощный. Не уступите? Я бы дал за него настоящую цену.
   Он  молчал,  пытаясь  сообразить,  как  вести  себя  в  этой  неожиданной
ситуации.
   - Я говорю вполне серьезно, - заверил я и для убедительности  вытащил  из
внутреннего кармана пиджака пачку новеньких баксов в банковской бандероли. -
Сколько?
   - Странное предложение, - заговорил, наконец, он. - Вы его и так забрали.
   - Исключительно из предосторожности. Чтобы избежать случайных  эксцессов,
- объяснил я. - Неужели я похож на человека,  способного  отнять  у  другого
орудие производства? Это все равно что у столяра отобрать  долото.  Я  верну
вам  ваш  арсенал.  После  того  как  закончим  разговор.  Может,   все-таки
продадите?
   - Я не торгую своим оружием.
   - Понимаю вас. Я бы тоже не продал. - Я спрятал баксы и кивнул Трубачу: -
Взгляни на кухне, нет ли там какого-нибудь пакета?
   Трубач принес полиэтиленовую сумку, я ссыпал туда оружие и поставил сумку
на пол. Объяснил:
   - Не люблю вести переговоры с оружием. Невольно отвлекает от дела.
   - Особенно когда оно в чужих руках, так? - спросил Граф.
   Начал осваиваться. И был явно доволен своим вопросом. Я решил, что  стоит
его поощрить.
   - Остроумно, Граф.  Нечасто  приходится  иметь  дело  с  таким  смелым  и
находчивым