оенной прокуратуре...
     -- Боюсь, что  такой  шаг предпринимать уже поздно:  они  слишком много
знают, и если произойдет утечка  информации -- а никто не даст гарантии, что
они даже из  Лефортова не смогут передать информацию, -- то все равно Россия
окажется в проигрыше.
     -- О каких генералах вы говорили? -- спросил замминистра.
     -- Конечно, о Степанове. Затем Савченко и этот, как его там, Иконников,
кажется...
     -- По  первому пункту я согласен. По второму -- категорически против. А
по третьему... Надо разобраться, может, он всего лишь выполнял приказы.
     -- Иконников  выполнил приказ, который ни  в коем случае не должен  был
выполнять,  и   он  это  знал.  Приказ  отдавал  Савченко  --   и  одно  это
автоматически зачислило его в мой список.
     -- Но без Савченко мы бы никогда не узнали о махинациях Степанова...
     -- Товарищ  генерал армии, он просто  выгораживает себя, разве  это  не
видно? Его роль во всем этом деле наверняка не меньшая,  чем у Степанова. Он
молчал до последнего, пока не понял, что земля уже горит и под ним.
     --  Нет,  Савченко  трогать  не надо, -- с нажимом  сказал  первый  зам
министра,  --  я  давно  его  знаю,  он  хороший  служака и если в чем-то  и
замарался... Я  уверен,  генерал Савченко  честно постарается исправить свою
ошибку
     -- Что ж, вам виднее... -- Тимофеев пожал плечами. -- А с остальными?..
     -- В этом вопросе я целиком доверяю вам, -- ответил первый.
     Начальник  контрразведки  понял,  что первый не берет на  себя смелость
разделить  ответственность  за  решение  о  ликвидации,  сваливает   все  на
Тимофеева. Что  ж, Аркадию Романовичу было не привыкать действовать на  свой
страх и риск.
     -- Спасибо за доверие, -- сказал Тимофеев. -- Можно приступать?
     -- Да, действуйте.
     Судьба Степанова  и  Иконникова  была  предрешена.  Выйдя  из  кабинета
первого зама, Тимофеев немедленно отправился к себе в управление.
     В ту же ночь двум  группам ликвидаторов было дано задание на устранение
генералов. Ликвидация и в том, и в другом варианте должна была выглядеть как
несчастный случай,  поэтому  у Степанова, который  имел личную  охрану  и  к
которому нельзя было так просто подступиться, набежал еще один день жизни.
     А вот с Иконниковым все оказалось куда проще...
     Его засекла в Рязани служба внешнего наблюдения, когда он покупал билет
в железнодорожной  кассе:  у  оперативников  местного  ФСБ  с  самого начала
операции  по  поимке  группы  Пастухова  на  руках  имелась  и  генеральская
фотография.   О  нем  немедленно  было  сообщено   в  Москву.  Контрразведка
перехватила  информацию ФСБ, и Славик и Шурик -- два капитана из спецгруппы,
занимающейся  самой  грязной  работой,  --  немедленно  вылетели  в  Рязань.
Избавиться от генерала не составило труда.
     Позже, когда проводилось расследование обстоятельств гибели Иконникова,
следователям  удалось найти официанта, который  рассказал, что генерал перед
своей внезапной смертью  был в стельку  пьян и вполне  мог по неосторожности
выпасть   из   случайно   оказавшейся  открытой  двери   вагона.  Экспертиза
подтвердила  слова  официанта: в  крови  Иконникова содержалась  такая  доза
алкоголя, что эксперты были удивлены, как генерал вообще мог  самостоятельно
передвигаться...
     После  недолгого расследования дело с формулировкой "несчастный случай"
закрыли и сдали в архив. Жена Иконникова, продав квартиру в Поволжье, уехала
к  родственникам  в Иркутск.  Она так и  не  узнала,  что  была  наследницей
четверти  миллиона  долларов, лежащих  в немецком банке.  Этот  счет  так  и
остался  невостребован  на  многие  годы  -- ведь  все,  кто  знал о  нем  с
российской стороны, к тому времени уже были мертвы...
     Генерал  армии  Степанов после неприятного разговора в министерстве  не
стал возвращаться домой. Он позвонил генералу Савченко и вынудил его вылезти
из  постели (была  уже  глубокая  ночь)  и  встретиться с  ним  в  одном  из
близлежащих сквериков.
     -- Что случилось, Семен Андреевич? -- встревожено спросил Савченко, как
только обнаружил  своего начальника сидящим в темном сквере в неуместном для
такого места и времени великолепии его генеральского мундира.
     --  А то ты не  знаешь... -- зло выдавил  из себя Степанов, --  первому
заму кто-то доложил о "Гамме". Уж не ты ли в этом преуспел?
     --  Как  можно,  Семен Андреевич!.. -- Савченко  постарался,  чтобы его
слова прозвучали как можно более искренне. -- Вы же знаете, мне под себя яму
копать нужды нет...
     -- Ну-ну... -- Степанов  надолго  задумался, решая, верить Савченко или
нет.
     -- И что теперь будет? -- не выдержал паузы Леонид Иванович.
     -- Если быстро спрячем все  концы, быть может,  и пронесет...  Черт, не
вовремя  твой  Иконников  исчез!  Придется  без него действовать...  Значит,
так... В отсутствие  Иконникова вся ответственность за ликвидацию запаса  на
"Гамме" ложится на тебя.
     --  А куда  мне  все это  девать?  --  удивился  Савченко. -- Там же ни
оборудования, ни специалистов...
     --  Ты что, в первый  раз  замужем? --  вскинулся  Степанов. -- Закопай
где-нибудь на  территории, а потом  будем разбираться,  что  с этим  делать.
Сейчас для нас самое главное -- быстрота. Вопрос  стоит  так: успеем за день
уложиться -- усидим в креслах, нет -- пеняй  на себя. На карте стоит слишком
многое.  И  не  только  наши погоны,  Леонид  Иванович,  но и наши  с  тобой
головы...
     -- Понятно...
     -- Ну а коли тебе все понятно, то действуй. Немедленно садись в самолет
и --  на "Гамму"!  И чтобы к завтрашнему  вечеру там  все было чисто,  чтобы
любая проверка ничего не могла найти! Ты меня хорошо понял?
     -- Да, все понятно... --  хмуро отозвался Савченко. Ему так не хотелось
заниматься  всем этим,  но он  понимал,  что  не может  отказаться  -- иначе
Степанов поймет, что первый зам министра получил информацию о "Гамме" именно
от него...
     -- Да не  трясись ты,  -- сказал Степанов, видя, что  Савченко  все еще
колеблется, -- генерал армии в курсе, я его предупредил...
     -- Да?  -- У Савченко закололо в  области сердца: он  понял, что первый
зам не только не сможет его прикрыть,  но и не захочет этим заниматься. -- А
как же он...
     --  Да  так,  --  довольно  усмехнулся  Степанов,  --  мы  договорились
вернуться  на  исходные позиции: по  документам на  "Гамме"  ничего  нет, --
значит,  там ничего  и  не  будет. При  достаточной  быстроте  и  сохранении
секретности президент и все остальные ни о чем не узнают. А первый  у меня в
руках, я знаю, чем этого выскочку урезонить...
     -- Хорошо, я все сделаю! -- пообещал Савченко.
     --  Вот и молодец! -- Степанов хлопнул его по плечу. --  Избавишься  от
контейнеров,  назначишь  там  надежного человека  вместо Иконникова  -- и  в
Москву.  Сходим  в баньку, посидим  с пивком, с девчонками...  А сейчас надо
напрячься!  --  Степанов встал,  показывая, что  их  разговор  закончен.  --
Позвони мне завтра днем, расскажешь, как там у тебя дела идут...
     -- Слушаюсь! -- официально ответил Леонид Иванович.
     Он  проводил   своего   начальника   до   поджидавшей  его   машины   и
собственноручно закрыл за ним дверцу. Вернувшись домой, Савченко связался со
своим  адъютантом  и приказал ему немедленно готовить самолет. Через полчаса
он, одетый  в полевую  генеральскую  форму,  мчался  в машине  на Чкаловский
аэродром, размышляя, как сохранить в тайне предстоящую ему операцию.

x x x

     Ольга  Пастухова  показывала  своей  дочке Насте, как  правильно  доить
корову, когда у ворот дома остановилась черная "Волга" с четырьмя мужчинами.
Шофер  остался сидеть в автомобиле,  а трое  вышли из машины и, не  стучась,
раскрыли калитку в воротах и  пошли прямо к дому. Один из них остался стоять
во дворе,  а двое все так же бесцеремонно  вошли в дом. Не найдя там никого,
они снова вышли во двор и, услышав голоса, раздающиеся из сарая, направились
туда.
     Это была  бригада  следователей из  военной прокуратуры. Старшим в этой
группе был полковник Сухотин. В Затопино они приехали по душу Пастухова; зря
Сергей назвал себя, когда выходил в прямой эфир из чеченского  лагеря -- его
фамилии для следователей было достаточно, чтобы найти место, где он с семьей
обосновался.  Они конечно  же предполагали, что сейчас хозяина нет  дома, но
это  ничего не  значило:  Сухотин  хотел  обнаружить  в доме  Пастухова хоть
какие-нибудь сведения об остальных членах его группы.
     Сухотин зашел в сарай, посмотрел, как маленькая Настена неловко дергает
сосцы  над  небольшим пластиковым  ведерком, как Ольга с улыбкой смотрит  на
старания дочери и, прерывая эту мирную идиллию, произнес:
     -- Ольга Николаевна, мне надо с вами поговорить...
     -- Вы кто? --  спросила Ольга, отрывая взгляд от дочери и поворачиваясь
к следователю.
     -- Я старший следователь по особо важным делам военной прокуратуры Петр
Сергеевич  Сухотин,  -- представился тот, разворачивая  перед ней  служебное
удостоверение.
     --  Что-то случилось? -- встревожено спросила Ольга.  -- С  Сережей? Вы
можете  подождать? Я скоро освобожусь, только корову подою... Хотите молочка
парного?
     -- Спасибо, не откажусь...
     Сухотин  взял  протянутую  Ольгой  большую алюминиевую  кружку, доверху
наполненную  теплым и ароматным молоком.  Пока он пил, Ольга споро докончила
дойку, обмыла вымя теплой водой, накрыла ведро чистой марлей и,  взяв  Настю
за руку, понесла ведро в дом. Сухотин и присоединившийся к нему помощник шли
следом за ними.
     Поставив ведро на полку в подполье, Ольга отправила Настену на улицу и,
только когда за дочерью закрылась дверь, сказала:
     -- Ну вот, я готова... Только скажите сразу: с Сережей все в порядке?
     -- Как вам сказать... -- замялся Сухотин.
     Он совсем не с  того хотел начать разговор,  но мирный покой, царящий в
доме Пастухова, нисколько не соответствовал тому, что ему предстояло делать.
Сухотин в  первый  раз за те несколько дней, что он гонялся  за Пастуховым и
его  группой, усомнился  в том, что  тот --  опасный  террорист. Следователи
переглянулись:  судя  по  всему,  Ольга была  совершенно  не  в  курсе,  чем
занимается ее муж.
     --  Почему вы молчите? -- еще сильнее встревожилась Ольга.  -- Говорите
правду,  я  жена офицера, пусть  и  бывшего, но мы друг от друга  ничего  не
скрываем...
     -- Ольга Николаевна, давайте  договоримся: вопросы буду задавать я,  --
уходя от прямого ответа, сказал Сухотин, -- ведь  именно для того мы  сюда и
приехали... Что  касается вашего  мужа, то, честно  говоря,  я тоже хотел бы
знать, где он  и что с ним. В связи с этим  мой первый вопрос  я сформулирую
так: как вы думаете, чем занимался ваш муж в последние дни?
     -- Как -- чем? -- удивилась Ольга. -- Ловил рыбу с друзьями на Волге.
     -- Вы в этом уверены?
     -- Конечно. Он вчера вечером мне звонил -- говорил, что  они много рыбы
наловили, что скоро вернется...
     -- Да? Интересно, когда же он обещал приехать?
     -- Сергей сказал, дня через три.
     -- И все, больше ничего?..
     -- Ничего... Так, поинтересовался, как мы тут без него.
     Ольга,  чувствуя что-то  неладное, решила  умолчать о том, что ей самой
тот звонок  показался странным, но она привыкла доверять мужу и  не задавать
лишних вопросов: придет время -- и Сергей сам все расскажет.
     Сухотин быстро  соображал,  когда  и откуда  Пастухов мог  сделать этот
звонок.  Если  Ольга говорила  правду -- а  скорее  всего, так и было, -- то
выходило,  что  он мог звонить  только с трассы. Но это противоречило образу
хитрого и  многоопытного террориста, который нарисовало следствие: навряд ли
такой искушенный наемник, как Пастухов, стал  бы звонить домой по мобильному
телефону --  ведь  он  скрывался  от погони  и,  обложенный  со всех  сторон
преследователями,  не стал  бы  раскрывать  свое  местонахождение;  в  любом
случае,  он никак не мог не учитывать, что этот звонок могут засечь.  Отсюда
следовало несколько выводов: или  Ольга очень убедительно выгораживает мужа,
или Пастухову был очень  нужен этот звонок (но зачем -- не ясно); могло быть
и  такое: командир  группы террористов не чувствовал себя таковым  или -- уж
совсем невероятно! -- был уверен в своей безнаказанности...
     Каждая из этих версий имела свою логику и вполне могла  соответствовать
реальному  положению  вещей. Сухотин  был  опытным следователем,  поэтому он
давно  привык,  что  в  процессе  расследования  приходится  идти  сразу  по
нескольким путям. И только после того, как следователь убеждался в том,  что
все  версии,  кроме одной, являются ложными или ведут  в  тупик, он вплотную
занимался только этой одной, единственно правильной версией...
     Но сейчас, когда до одной-единственной  было  еще далеко, он понял, что
должен установить только одно: правдивость слов Ольги Пастуховой.
     -- Ну ладно, --  сказал он после небольшого  раздумья. --  У вас есть с
кем оставить дочь?
     -- Зачем?
     -- Вы должны проехать с нами.
     -- Но для чего?
     --  Мы  должны провести официальное дознание.  Ваш муж подозревается  в
совершении  особо тяжкого  преступления.  Вы  должны  дать  интересующие нас
показания. Для этого вы будете допрошены в прокуратуре.
     --  Я не верю, что Сергей мог совершить что-то плохое! И чтобы доказать
вам это, я готова рассказать вам  все, о чем вы попросите. Но  разве  нельзя
этого сделать здесь?
     -- Послушайте, Ольга  Николаевна,  я уже говорил  вам: не надо задавать
лишних вопросов...
     -- Хорошо,  раз вы  настаиваете, чтобы я с вами поехала, я готова... --
Ольга встала  из-за стола.  --  Но  мне нужно  время,  чтобы договориться  с
соседями о дочке.
     -- Только быстро,  -- разрешил  Сухотин.  -- Проводи ее, --  кивнул  он
помощнику.
     Ольга в сопровождении следователя вышла из дома, а Сухотин  прошелся по
комнатам, рассматривая фотографии, висящие на стенах. Одну из фотографий, на
которой  Пастухов был  снят со  всеми своими ребятами  (в  полной экипировке
разведчиков, на фоне чеченских  гор), следователь  аккуратно снял со стены и
положил во внутренний карман.
     Сухотин  вышел  на крыльцо, посмотрел на  часы и поморщился: было около
полудня, а он еще ни разу не связался со своим  напарником по расследованию,
полковником Гержой.
     "Позвоню из  управления, -- подумал Сухотин, -- может, что по дороге из
нее выжмем..."
     Он увидел, как во двор  входит Ольга. По ее лицу текли  крупные  слезы,
которые  она   неловко  смахивала  тыльной  стороной  ладони.   За  нею  шел
следователь Гуреев, помощник Сухотина.
     Лицо его с правой стороны было неестественно красным,  хотя  сам Гуреев
старательно делал вид, что ничего особенного не происходит.
     -- Ольга Николаевна, садитесь в машину, я сейчас... -- сказал Сухотин и
повернулся к Гурееву: --  Ну что, капитан, проявил  инициативу? Рассказывай.
Только быстро!
     -- Да я, Петр Сергеевич, как лучше хотел... -- начал оправдываться тот,
-- думал, нажму на нее малек, она и расколется...
     -- Эх, капитан, ты что, не  видишь, что эта женщина не  из тех, на кого
давить можно? Что ты ей наплел?
     --  Ну... спросил,  знает  ли ее дочь, что ее  отец наемный убийца. Еще
припугнул, что она, если будет молчать, сядет вместе с мужем за терроризм.
     -- А что ты конкретно хотел от нее узнать?
     -- Кто мог заказать Пастухову контейнер...
     -- Идиот! -- разозлился Сухотин. -- Я же предупреждал, что о контейнере
ни слова, никому! Его похищение строго секретная информация!
     -- Товарищ полковник, она так и продолжала бы молчать и муженька своего
выгораживать...  Она же  о нем только хорошее знает, а  я попытался показать
его с другой, негативной стороны. Думал, что это заставит ее задуматься...
     -- Ну и какой была ее реакция?
     -- "Какой", "какой"... Дала мне пощечину и разревелась как белуга...
     -- Так...  --  Сухотин подумал,  что теперь присутствие  Гуреева  будет
только мешать ему. -- Сделаем вот что... Ты останешься здесь с Дорофеевым --
на случай, если Пастухов дома объявится.
     -- Есть, товарищ полковник!
     -- Инициативу  не  проявляй, и  так уже напортачил. Только  наблюдение.
Если что -- сразу связывайся со мной. Ты все понял?
     -- Так точно.
     --  Да,  и напиши рапорт  об этой своей  инициативе.  На имя полковника
Гержи.  Будет  тебе урок  на  будущее:  в  следующий  раз  подумаешь,  когда
соберешься поперед батьки в пекло лезть...
     -- Но я...
     -- Все, свободен! -- оборвал его Сухотин.
     Он пошел к поджидавшей его "Волге".  Ольга  уже сидела  в  машине.  Она
выглядела  спокойной,  но  глаза ее были грустными, а руки  теребили  мокрый
носовой платочек.
     -- Ольга Николаевна, я  приношу вам извинения за своего сотрудника,  --
официальным  тоном сказал Сухотин, садясь рядом с Ольгой на  заднее сиденье.
-- Он проявил излишнее рвение и будет  за  это обязательно наказан. Поехали!
-- приказал он шоферу, и машина тронулась с места. Но не успели они проехать
и пяти  километров, как затрезвонил телефон,  установленный  между передними
сиденьями. Шофер на ходу снял трубку:
     -- Десятый слушает!  Вас...  -- сказал  водитель  и  не  глядя протянул
трубку Сухотину.
     --  Полковник, здравия  желаю!  --  Следователь  узнал  голос  генерала
Савченко.  -- Приказываю немедленно, вне  зависимости от стадии  разработки,
свернуть все следственные действия, написать отчет  о проделанной работе, на
следственное  дело  поставить  гриф  А  и  абсолютно  все,  касающееся этого
задания, передать моему личному помощнику!
     -- Но, товарищ генерал, мы почти у цели...
     -- Это неважно,  -- оборвал его Савченко, -- террористы уже захвачены и
уничтожены. Таким образом ваша задача решена. Выполняйте приказание!
     --  Слушаюсь,  товарищ генерал! -- сказал Сухотин  и, услышав в  трубке
короткие гудки, положил трубку на место. -- Зимин, возвращайся в деревню! --
приказал он шоферу.
     -- Что-то случилось? -- спросила Ольга.
     --  Я не имею права  говорить вам об этом...  --  Сухотин  сочувственно
посмотрел на нее: она еще не знает, бедная, что стала вдовой...
     Через десять минут "Волга" вновь  затормозила у ворот дома  Пастуховых.
Сухотин вышел из машины и проводил Ольгу до ворот.
     -- Еще раз простите за беспокойство, -- извинился полковник.

x x x

     Затем  Сухотин приказал водителю  собрать оставленных в  деревне людей,
все быстро, не разговаривая, погрузились в машину  и уехали. Ольга  смотрела
на шлейф пыли, поднимающийся за автомобилем, и думала: "Что бы все это могло
значить?  О боже,  скорей  бы  Сережка возвращался!  Я сойду с  ума, если он
задержится..."

x x x

     Генерал-лейтенант Савченко  оказался в  весьма щекотливом положении: он
попал  между двумя  жерновами, каждый  из  которых  был способен  легко  его
уничтожить.  Несмотря на то  что Леонид  Иванович пытался подстраховаться  и
поэтому  выложил первому заму  министра  историю  с полигоном  "Гамма",  его
непосредственный начальник, генерал  армии  Степанов, каким-то  непостижимым
для Савченко образом сумел  отбить атаку старшего по должности начальника  и
удержаться в  своем  кресле. Из этого следовало, что теперь Савченко  должен
был  опасаться прежде всего  своего  начальника,  а не  первого  зама.  Ведь
Степанов  был  не  просто  его  непосредственный начальник,  он  был идеолог
авантюры  с  полигоном, в  которой  Леонид Иванович  выполнял роль  главного
организатора.
     У Савченко оставался только один выход из сложившейся ситуации: сделать
так,  чтобы об этой истории знало как можно меньше людей. Поэтому, когда ему
доложили,  что  группа Пастухова захвачена  на  подступах  к Москве,  он без
колебаний подтвердил приказ о ее немедленном уничтожении.
     Но  в  кругу  главных свидетелей еще  оставались  следователи  Гержа  и
Сухотин. Савченко приказал им  сворачивать следствие:  еще не  зная о судь