рнатах для ЧСИР.  Знаете  эту  аббревиатуру?  Член  семьи  изменника
Родины. У него могла быть блестящая карьера в КГБ.  Просто  феерическая.  Он
был самым молодым полковником в истории советской  разведки.  Но  он  выбрал
другой путь. И я сейчас даже не могу сказать: к сожалению или к счастью.
   Шишковец нахмурился. Профессор явно позволял себе лишнее. К  тому  же  он
все время вел свою линию в разговоре, легко  игнорируя  попытки  собеседника
перевести речь в другую плоскость. И это тоже раздражало Шишковца. Пора было
наконец поставить Профессора на место.
   - Давайте будем придерживаться общепринятых терминов, -  мягко  предложил
он. - Мы можем как угодно относиться  к  деятельности  этого  Блюмберга  или
Мосберга, но для России, которая объявила  себя  правопреемницей  Советского
Союза, он - преступник, осужденный  на  смертную  казнь  за  измену  Родине.
Воспримем это как данность. Вы меня поняли? И давайте больше не возвращаться
к этой теме.
   Профессор допил кофе, вынул из диктофона кассету, сунул ее во  внутренний
карман  своего  коричневатого,  бугрящегося  на  крупных  мосластых   плечах
пиджака. Потом вызвал дежурного, приказал:
   - Линию с Москвой, срочно.
   Он назвал номер линии. Шишковец знал этот номер.  Это  был  прямой  канал
связи с одним из ближайших помощников президента.
   - И билет до Москвы на первый утренний рейс, - продолжал Профессор.  -  В
туристский класс. Спокойной ночи, Андрей Андреевич.  Извините,  что  попусту
вас потревожил.
   - Вы хотите сказать, что улетаете в Москву?
   - Да.
   - Но... заседания  Балтийского  клуба  не  закончились.  И  вы  должны...
Профессор усмехнулся:
   - Пытаюсь припомнить такой же дурацкий разговор за последние хотя бы года
три - нет, не припоминается. Я вам, голубчик, ничего не  должен.  И  вы  мне
ничего не должны. Не знаю, как у вас,  а  у  меня  кредитор  всего  один.  Я
должник России. И только. Ваше положение выше моего. И вы можете отдать  мне
приказ. Но сделать это сможете единственным способом.  Обратиться  к  своему
руководству, оно обратится к моему, а мое руководство, если  сочтет  нужным,
отдаст мне приказ. Вот этот  приказ  я  буду  обязан  выполнить.  И  никакой
другой. Разумеется, кроме прямого приказа президента. Я пригласил вас на эту
встречу, чтобы вы из первых рук получили информацию огромной, стратегической
важности. Вас она не интересует. Что я  могу  сказать?  Ничего.  Полагаю,  в
Москве есть люди, которые менее озабочены  собственными  амбициями.  А  если
таковых и там нет, мне придется уйти в отставку и  с  деревенской  завалинки
смотреть, как распадаются остатки того, что было когда-то великой Россией.
   Шишковцу недаром прочили большое будущее.  Он  умел  правильно  оценивать
ситуацию   и   быстро   принимать   решения.   Он    вдруг    ощутил    себя
мальчишкой-первокурсником перед  этим  старым  жилистым  грифом,  в  котором
чувствовались такая сила и уверенность в своих силах и  правах,  которым  не
было логического объяснения, но которые были основой этого  человека.  Более
того, Шишковец ощутил, что  такие  люди,  не  мелькающие  на  телеэкранах  и
газетных полосах, не известные никому, - они-то как  раз  и  есть  настоящие
властители  государства,  какие  бы   должности   они   ни   занимали.   Они
действительно  служили  России,  верили  в  это,  и  эта  вера   давала   им
фактическую, а не назывную власть в стране. На их фоне даже самые  известные
и  авторитетные  политики  выглядели  не  более  чем  марионетками,  которых
заставляет двигаться скрытый за кулисами кукловод. Одним из таких кукловодов
и был этот жилистый, мосластый старик. И Шишковец понял, что сейчас решается
его будущее. А в таких случаях уязвленное  самолюбие  плохой  советчик,  его
лучше на время запрятать поглубже в карман.
   Это Шишковец и сделал.
   - Прошу меня извинить, - сказал он.  -  Я  не  придал  должного  значения
срочности и серьезности вашего вызова. Я слушаю вас очень внимательно.
   Профессор сунул в щель диктофона кассету и нажал кнопку "Play".
   * * *
   На хорах произошло какое-то движение, зажегся неяркий свет  над  органным
пюпитром, прозвучали первые, не очень  уверенные  аккорды.  Несколько  минут
Профессор и полковник Блюмберг молча слушали, потом Профессор спросил:
   - Что это?
   - Не знаю. Какой-то хоральный прелюд, скорее всего. Мне так и не  хватило
времени послушать серьезную музыку. Вам тоже?
   - Да.
   - Диктофон лучше вынуть и положить между нами на кресло. А то  мой  голос
будет резаться, а ваш чрезмерно  усиливаться.  Зачем  давать  лишнюю  работу
расшифровщикам?..
   * * *
   Шишковец остановил запись.
   - Диктофон? - переспросил он.  -  Откуда  он  знал,  что  вы  записываете
разговор?
   Профессор только что не развел в стороны большими мосластыми руками.
   - Даже не знаю, как вам ответить. Он просто знал, и все.
   - У него был детектор? - предположил Шишковец.
   - Какой детектор? При чем тут детектор? Ему не нужен никакой детектор.  У
профессионала такие вещи просто в крови, в генах.  Вы  же  знаете,  в  какой
момент выкрикнуть лозунг, чтобы его подхватила толпа?
   - В общем, да.
   - Вам нужен для этого детектор?  Подсказчик?  Нет.  -  Считая  объяснение
законченным  и  исчерпывающим,  Профессор   пустил   остановленную   Андреем
Андреевичем запись.
   * * *
   "Профессор. Я не сомневался, что эта встреча состоится, как только увидел
тебя в ложе прессы. Зачем тебе понадобился этот маскарад?
   Блюмберг.  Почему  маскарад?  Я  экономический  эксперт,  мое   агентство
официально аккредитовано в пресс-центре Балтийского клуба. Я просто  не  мог
игнорировать событие такой важности.
   Профессор. Это твои телевизионщики пишут там все подряд?
   Блюмберг. Да, я нанял эту группу.
   Профессор. Зачем?
   Блюмберг. Давайте не будем тратить на это время. Сами  вы  это  прекрасно
знаете, а  тому,  для  кого  предназначена  эта  кассета,  объясните  своими
словами. Нет у меня никакого настроения читать лекции для ваших  толстомясых
боссов..."
   * * *
   "Толстомясые боссы" не очень понравились Шишковцу,  но  Профессор  жестом
попросил его не останавливать запись.
   * * *
   "Блюмберг. Встречный вопрос, коль уж  мы  затронули  эту  тему.  Как  вам
удалось поставить на уши все контрольные телесистемы Германии? И меньше  чем
за сутки. Понимаю: в Союзе, то есть  в  России,  там  довольно  приказа.  Но
здесь, в чужой стране?
   Профессор.  Мы  сотрудничаем.  У  нас  много  общих  врагов.   Наркотики,
терроризм.
   Блюмберг. Значит, под маркой поиска террористов вы и провернули это дело?
На пару часов раньше - и вы бы меня засекли. Я как-то и сам не сразу  понял,
что происходит.
   Профессор. Значит, это был ты?
   Блюмберг. Мои люди. Все данные о каждом человеке, который  имел  хотя  бы
косвенное отношение к переговорам, зафиксированы и хранятся в сейфе.
   Профессор. И что ты будешь с этой информацией делать?
   Блюмберг. Это будет зависеть от того,  что  будете  делать  вы.  Давайте,
учитель, немного посидим и помолчим. Я мечтал об этой  минуте  двадцать  три
года..."
   * * *
   Странная, глубокая тишина храмового зала. Негромкий орган.
   * * *
   "Блюмберг. Как вы жили все эти годы. Профессор?
   Профессор. Работал. А ты?
   Блюмберг. Тоже.
   Профессор. Я прочитал обе твои книги. Ну, про нравы нашей конторы я и без
тебя знал. А книга про французский Иностранный легион очень понравилась. Как
тебя туда занесло?
   Блюмберг. Я прослужил там пять лет. Хотел забыть, что я русский.
   Профессор. Не удалось?
   Блюмберг. Нет.
   Профессор. Пишешь еще?
   Блюмберг. Нет. Все,  что  я  знал,  я  написал.  А  выдумывать  скучно  и
недостойно этого странного и, в общем, высокого ремесла. Занимаюсь бизнесом.
   Профессор. И преуспел, насколько я знаю.
   Блюмберг. Преуспел? Может быть. Я как-то об этом не  думаю.  Ну,  есть  у
меня миллионов двадцать. Но знаете, за что бы я их все до  последнего  цента
отдал? Чтобы оказаться с вами во  дворе  Елисеевского  гастронома,  взять  у
грузчиков две бутылки "Кавказа" по трешке и выхлестать их там же "из горла".
Как мы однажды с вами и сделали. Помните, надеюсь?
   Профессор. Конечно, помню.
   Блюмберг. Парадоксально, но даже на разных сторонах баррикады мы работали
для одной цели. И самое поразительное другое.  То,  чего  никто  из  нас  не
ожидал: мы ее достигли.
   Профессор. У нас были разные цели. Ты разрушая систему снаружи, я пытался
реформировать и укрепить ее изнутри. Можешь радоваться:  ты  оказался  более
прав.
   Блюмберг. Рано радоваться. Итог происшедшего не осознан. И не скоро будет
осознан. И не поддается прогнозу будущее. Это самое тревожное.
   Профессор. Рад, что ты это понимаешь. Ты не  хочешь  расспросить  меня  о
России?
   Блюмберг.  Вы  знаете  о   ней   не   больше   меня.   При   всей   вашей
информированности. Или даже меньше. Потому что я смотрю на нее снаружи, а вы
изнутри.
   Профессор. А вот эту вещь я знаю. Это Пассакалья Баха. Помолчим..."
   * * *
   Пауза. Негромкий орган. Еще пауза.
   * * *
   "Блюмберг. А теперь переверните кассету и  поговорим  о  деле.  Чем  были
вызваны нынешние переговоры?
   Профессор. Никаких переговоров не было.
   Блюмберг. Мы говорим сейчас не для средств  массовой  информации,  а  для
людей,  принимающих  решения.  Переговоры  были.  Про  списки  участников  я
упоминал. Могу добавить, что у меня есть несколько записей встреч российской
делегации с прибалтами. Секретных встреч. Если называть вещи своими именами,
прибалты послали Россию с ее  балтийскими  претензиями  куда  подальше.  Без
обиняков. Их поддержали, по существу, скандинавы и немцы. Я не говорю сейчас
о том, разумно ли и справедливо ли это. Я просто констатирую факт. И  вопрос
у меня такой: кто инициировал эти переговоры и почему?
   Профессор. Я был категорически против.
   Блюмберг. Но ваше мнение, как всегда, игнорировали? Вам это  не  надоело,
учитель? Итак, для чего были начаты эти переговоры?
   Профессор. Что именно ты хочешь узнать?
   Блюмберг. Я хочу понять, что представляет  из  себя  сегодняшняя  Россия.
Можно ли считать  эти  переговоры  знаком  того,  что  Россия  отныне  будет
выступать с открытым забралом, что ее политика будет прозрачна и моральна  и
она будет черпать силы из понятия международной солидарности и национального
достоинства. Или же эти переговоры просто очередная  непродуманная  даже  на
полхода вперед дурь?
   Профессор. Дурь..."
   * * *
   Шишковец остановил пленку.
   - Прошу извинить, но мне хотелось бы получить объяснения. Как вы  знаете,
я был одним из инициаторов этих  переговоров...  Кстати,  откуда  он  о  них
узнал?
   -  Я  же  объяснил  вам,  Андрей  Андреевич,  что  он  профессионал.   Не
заставляйте меня повторяться.
   - Согласен, профессионал. Но почему переговоры - дурь? И главное:  почему
вы с этим согласны?
   Профессор приоткрыл фрамугу,  впуская  в  прокуренную  Шишковцом  комнату
прохладу весеннего консульского сада,  немного  постоял  у  окна,  глядя  на
садовые фонари, и обернулся к вице-премьеру:
   - Я отвечу вам словами полковника. Вы уверены, что политика новой  России
будет основана на полном доверии к партнеру, будет прозрачной и исходящей из
общих   принципов   гуманности,   уважения   национального   достоинства   и
международного сотрудничества?
   - Разумеется, - подтвердил Шишковец. -  Мы  декларировали  такую  позицию
России и намерены ее придерживаться.
   - Все международные рынки тесно поделены между  странами-производителями,
в  их  отношениях  сформировалась  сложная  система  взаимных  компромиссов,
позволяющих поддерживать мировой экономический порядок. С чем придет на этот
рынок Россия?
   - Россия - богатейшая страна. Нефть, лес, алмазы. Мне ли вам говорить  об
этом!
   - Нефть, лес и алмазы у нас  будут  покупать.  По  бросовым,  минимальным
ценам. Сдирая три шкуры за транспорт. Устроит это Россию?
   - Нет, разумеется. Мы будем требовать справедливого отношения к себе.
   - Вам бы, Андрей Андреевич, родиться лет через пятьсот.  К  тому  времени
мировое сообщество, может быть, примет вполне цивилизованный  вид.  Обратите
внимание на оговорку: я сказал "может быть". Сейчас этого и близко нет.  Вот
вам пример: нынешние переговоры. Хоть  кто-нибудь  услышал  наши  призывы  к
справедливости? Хоть кто-нибудь откликнулся на них? Скажу вам  больше:  хоть
кто-нибудь  озаботился  тем,  что  загнанная  в  угол  новая  Россия   может
представлять для мирового сообщества не  меньшую  опасность,  чем  Советский
Союз? Ответ вы знаете: нет. До нас никому нет дела, все  делят  свой  пирог.
Так для чего нам были нужны эти переговоры?
   - Такова политика новой демократической России:  честность,  равноправие,
справедливость. Это мы и продемонстрировали  на  нынешних  переговорах.  Что
заставило вас так глубоко задуматься?
   - Вы не похожи на дурака. Нет, не похожи.
   - Спасибо, - нервно ответил Шишковец. - Что привело вас к такому выводу?
   Не ответив, Профессор нажал на диктофоне кнопку "Play".
   * * *
   "Блюмберг. А это  какая-то  часть  хорошо  темперированного  клавира.  Вы
знаете эту вещь?
   Профессор. Практически так же, как все:  смутно.  Знаю,  что  это  я  уже
когда-то слышал. И вспоминаю не музыку, а  себя  в  те  времена,  когда  эту
музыку слышал. Тогда я был, пожалуй, счастливее.
   Блюмберг. А я, пожалуй, нет. Мне было что терять. Сейчас - нечего. Только
иллюзии. А они не стоят сожаления. Я помню вашу теорию,  Профессор.  О  том,
что если бы после сталинщины страна встала  на  путь  нормального  развития,
приняла бы участие в плане Маршалла и отказалась бы от своих геополитических
притязаний, то не возникло бы никакого кризиса. В  то  время  вы  не  могли,
конечно, знать, какого рода кризис возникнет, что это  будет  не  кризис,  а
будничное, в один день, исчезновение СССР. Я не  без  скепсиса  относился  к
вашим теориям. И лишь в памятные дни 91-го понял, что  ваши  прозрения  были
поистине пророческими.
   Профессор. У меня было больше информации, чем у других. И относился  я  к
ней как к информации, и только. Если бы в Политбюро не поверяли каждое слово
идеологией, они сами пришли бы к этому выводу. В нашей стране очень нетрудно
стать пророком.
   Блюмберг.  Вернемся  к  действительности.  У  России  три  пути.  Как  вы
понимаете, я говорю это не для  вас,  а  для  тех,  кто  будет  слушать  эту
кассету. Вы все это и без меня  прекрасно  знаете.  Первый  путь  -  тот,  о
котором  мы   говорили.   Прозрачная   политика,   сотрудничество,   честная
конкуренция. Нужно ли говорить, к чему этот путь приведет?
   Профессор. Не нужно. На этот вопрос в  состоянии  ответить  любой  идиот.
Стоит лишь его задать. Ты задал. Этого достаточно..."
   * * *
   Шишковец остановил диктофон.
   - Как я понял, вы придаете огромную важность этому разговору. Пока  я  не
ощутил этой важности. Но ваш авторитет для меня -  гарантия.  Поэтому  я  не
хочу пропускать никаких мелочей. Я хочу полной ясности. И полагаю, что  имею
на это право.
   - Безусловно, - согласился Профессор. - Я вам благодарен за это внимание.
   - В таком случае разъясните мне, к чему  приведет  Россию  путь  открытой
политики  и  тесного  международного  сотрудничества.  У  меня   есть   свое
понимание. Я хочу узнать, как это  видится  вам.  Как  я  понял,  тут  вы  с
полковником Блюмбергом единодушны.
   - России никто не даст равных возможностей на мировом рынке.  Через  пять
лет она превратится в колониальный придаток Европы, снабжающий другие страны
дешевым первичным сырьем и очень дешевой рабочей силой. О внутриполитической
обстановке я не говорю, потому что это другая тема, не имеющая  отношения  к
нашему разговору. Истории  чужда  благодарность.  Уже  и  сегодня  мало  кто
помнит, что мы дали независимость Прибалтике и разрушили Берлинскую стену. А
экономика и благодарность - это вещи вообще несовместные. Они  существуют  в
разных измерениях и никогда не пересекаются. Идеализм  всегда  оборачивается
трагедией.
   - Вы считаете руководителей России идеалистами?
   - Не всех, - подумав, ответил Профессор. - Вы согласны с  моим  прогнозом
по первому варианту?
   - Я вынужден согласиться. Нынешние переговоры доказывают вашу правоту.  Я
соглашаюсь, но делаю это с очень тяжелым сердцем. Да, с очень тяжелым!  И  я
хочу, чтобы вы это знали!
   Неожиданно  для  Шишковца  Профессор  улыбнулся,  вытряхнул  в   корзину,
переполненную  окурками,  хрустальную  пепельницу  и   поставил   ее   перед
вице-премьером.
   - Курите, голубчик, курите! Разговор для вас не  из  легких,  а  сигарета
отвлекает. Сам-то я не курю уже лет десять, но люблю, когда рядом  курят.  И
дым нюхать приятно, и вообще - как-то противно и одновременно  приятно,  что
сам не куришь. Во всем нашем разговоре мне  больше  всего  понравились  ваши
последние слова. С тяжелым сердцем.  Да,  с  тяжелым  сердцем  мы  вынуждены
признать, что мир не готов  принять  в  свои  ласковые  объятия  доверчивого
теленка, который именует себя новой демократической Россией.
   Он включил диктофон.
   * * *
   "Блюмберг. Второй вариант более  реален.  У  России  еще  есть  кое-какие
сырьевые резервы, есть и прорывы в высокие технологии,  особенно  в  области
вооружений. Мировой рынок полон явных  и  скрытых  противоречий.  Умелое  их
использование может дать России шанс потеснить конкурентов и  оттягать  свою
долю мирового пирога.  В  России,  правда,  нет  менеджеров,  которые  умеют
работать на мировом рынке, но это  вопрос  в  конечном  счете  решаемый.  Уж
знаниями да и самими менеджерами  Запад  охотно  поделится.  Для  них  такой
вариант развития России - самый благоприятный. Он безопасен. Как в  военном,
так и в экономическом отношении.
   Профессор. Насколько этот вариант, по-твоему,  приемлем  с  точки  зрения
российского руководства?
   Блюмберг. Вопрос не ко мне, а к руководству. Не думаю, что приемлем. Нет,
не думаю. Он обрекает Россию лет на пятнадцать - двадцать  полуколониального
развития, на роль страны из развивающегося мира, вроде Монголии  или  Индии.
Внутренняя политическая закрутка общественного мнения России слишком сильна,
чтобы смириться с  этим.  Эту  закрутку,  это  мнение  несут  депутаты  всех
уровней. Нет, они не пойдут по этому пути. Значит, остается третий..."
   * * *
   Профессор остановил запись.
   - По этому пункту у вас есть вопросы? Шишковец немного подумал и  покачал
головой:
   - Нет. Включите, пожалуйста, продолжение записи...
   * * *
   "Блюмберг. О третьем пути я буду говорить более подробно. Не потому,  что
это для вас новость. Не потому, что он  новость  для  людей,  которые  будут
слушать эту запись. Нет, по другой причине. Я  хочу,  чтобы  эти  люди  ясно
отдавали себе отчет в том, что здесь, на  Западе,  достаточно  много  людей,
которые прекрасно понимают то, что происходит, что они  способны  просчитать
ходы российской стороны даже раньше, чем они  были  задуманы.  И  за  каждую
ошибку придется держать ответ и перед мировым общественным мнением, и  перед
общественным мнением собственной страны. Российская демократия достигла пока
немногого. Но этого она достигла. И это - фактор, с которым отныне  придется
считаться любому правительству.
   Профессор. Продолжай.
   Блюмберг.  Третий  путь  имеет  ту  же  цель,  что  и  второй:  скорейшую
интеграцию в мировую экономическую систему. Но интеграцию более  быструю,  в
пять - семь лет. Можно этого достичь? Да, можно. Но только в  одном  случае:
если  играть  нечестно.  Я  скажу  больше:  преступно  нечестно.  Незаконная
торговля оружием, продажа секретов ядерных технологий и сырья, заигрывание с
разными  хусейнами  и  каддафи,   грязная   биржевая   игра,   использование
разведслужб для выкрадывания технологических секретов и других целей. Я  мог
бы продолжать перечисления, но не вижу в этом смысла. Список этот бесконечен
и не является тайной за семью замками. Тем