самого  удобного  момента.  И
такой момент возник непосредственно перед выборами. Положение  Ельцина  было
чрезвычайно зыбким. Даже дутые рейтинги вызывали  тревогу.  А  в  штабе  НДР
знали истинное положение дел. Если бы в  этот  момент  Назаров  выступил  со
своими разоблачениями, это могло стать последней каплей. Вероятно, поэтому и
был дан приказ о покушении.
   - Знал ли об этом Ельцин?
   - Таких данных у нас нет. Но это не  имеет  значения.  Для  общественного
мнения сомнений тут не будет. Не мог не знать. И  должен  был  знать.  Таким
образом нужный эффект будет достигнут.
   - Как я понимаю, эта акция - лишь небольшая часть общего плана.  Конечная
его цель очевидна. Вопросы - о частностях. Какова идеология государственного
переворота? Каковы его формы?
   - Речь идет не  о  государственном  перевороте.  Все  будет  осуществлено
строго  конституционным  путем.  У  меня  нет  сомнений,  что  вы,  господин
Розовский, и ваш патрон внимательно следите за ситуацией в России. Положение
может спасти только приход к власти  правительства  национального  согласия.
Господин Назаров займет в нем достойное место. Его  опыт  и  организаторские
способности будут неоценимы.
   - Какую же программу это будущее правительство намерено проводить?
   - Иными словами: вы вновь заговорили о  персоналиях.  Я  отвечу  на  этот
вопрос. Но лично господину Назарову. Этот наш  разговор  вы  записываете  на
магнитофон, не так ли?
   - Да. Вы имеете что-нибудь против?
   - Наоборот. Прокрутите эту пленку Аркадию Назаровичу. Не сомневаюсь,  что
он захочет встретиться со мной.
   - Мы это обсудим.
   - Вам придется поторопиться.
   - Почему?
   - Завтра в  восемнадцать  тридцать  из  Шереметьева-2  на  Кипр  вылетают
шестеро молодых людей. Тщательно залегендированы. Спортсмены, вторая сборная
Московской области по стрельбе. Награждены  путевками  за  третье  место  на
первенстве области. Путевки выданы Национальным фондом спорта.
   - Какое отношение они имеют к Назарову?
   - Во-первых, они будут жить в пансионате "Три  оливы"  -  как  раз  через
дорогу от вашей  виллы.  А  главное:  человек,  снабжающий  нас  сведениями,
получил приказ постоянно информировать их обо всем, что происходит на вилле.
Об охране, обитателях, обо всех передвижениях и контактах Назарова, обо всех
его телефонных разговорах.
   - Вилла прослушивается?
   - Внутри - нет.  Телефоны  прослушиваются.  Специальной  аппаратурой.  Ни
обнаружить  ее,  ни  блокировать  невозможно.  Надеюсь,   вы   оцените   мою
откровенность.
   - Чьи это люди? Цель их приезда?
   - Чьи - пока не знаю. Завтра выясню. И сообщу вам  и  господину  Назарову
при личной встрече. А цель... Разве она не очевидна?
   - И все-таки?
   - Стоит ли говорить об этом?  Учитывая,  что  эту  пленку  будет  слушать
господин Назаров...
   - У него крепкие нервы.
   - Их цель - нейтрализовать господина Назарова.
   - Убить?
   - Выкрасть. И переместить в Россию. Я вижу, вас это встревожило?
   - Во всяком случае, заставило задуматься.
   - Выбросите из головы. Они не причинят вреда вашему патрону.  Об  этом  я
позабочусь. Ко это не значит,  что  господин  Назаров  может  не  спешить  с
ответом на мое предложение.
   - Почему?
   - Приедут другие.
   - Позвоните мне завтра во второй половине дня.
   - Завтра я буду занят. Этими самыми молодыми людьми.
   - Тогда послезавтра.
   - Договорились  Я  позвоню  послезавтра  после  полудня.  Всего  доброго,
господин Розовский.
   - Всего доброго, господин Вологдин...
   Стоп.
   Розовский выключил магнитофон и вопросительно взглянул на Губермана.
   - Ну? Что скажешь?
   Губерман помедлил с ответом.
   Они сидели в белых плетеных креслах на нижней террасе  виллы  в  тени  от
глубокого козырька солярия. Во дворе, посреди как  бы  припыленного  солнцем
газона,  ярко  голубела  неправильной  формы,  фасолькой,  просторная   чаша
бассейна, огибавшая  мощный  многовековой  дуб,  в  тени  которого  когда-то
устраивали привалы османские конники,  отряды  крестоносцев  и  даже,  может
быть, римские легионеры. Дальше, в  просветах  между  кипарисами,  виднелась
набережная с высокими финиковыми пальмами и полоска пляжа с  яркими  пятнами
зонтов и тентов и кишением обнаженных тел.
   По  сравнению  с  загорелым,  коротконогим  и  грузным,  словно  бочонок,
Розовским, Губерман  выглядел  бледным,  как  поганка,  и  тщедушным,  будто
подросток. Он был в плавках, с махровым  полотенцем  на  шее,  мокрые  после
купанья волосы сосульками спускались на плечи. Без очков лицо  его  казалось
беззащитно-растерянным.
   Розовский терпеливо ждал. За десять лет,  минувших  с  первого  появления
этого социального психолога в офисе Назарова, Ефим Губерман  мало  изменился
внешне, лишь слегка заматерел, но стремительное внутреннее взросление его не
могло не вызывать уважения. Стать  к  тридцати  годам  третьим  человеком  в
немалом, состоявшем из опытнейших  профессионалов  аппарате  Назарова  -  не
каждому такое дано.
   Губерман ездил в дорогом спортивном "Феррари", одевался у лучших портных,
при этом очень недешевые костюмы сидели на нем свободно и не вызывающе - как
джинса. Он был вхож во  все  артистические  и  политические  салоны  Москвы,
поддерживал дружеские отношения с телевизионщиками и журналистской  братией,
охотно платил за  выпивку  и  одалживал  по  три-четыре  сотни  тысяч  вечно
безденежным газетчикам, при этом словно бы забывая о долге. Но  когда  нужно
было инспирировать публикацию, выгодную Назарову или подрывающую  доверие  к
предприятиям его конкурентов, Губерман устраивал это  без  всякого  труда  и
практически бесплатно. В окружении Назарова он был одним  из  немногих,  чьи
представительские расходы не были ограничены никакой верхней  планкой  и  не
подлежали отчету в бухгалтерии.
   Но особенно ценным было его  умение  интуитивно  оценить  ситуацию  -  не
просчитать ее, а прочувствовать. И прогнозы его,  как  правило,  оказывались
совершенно правильными.
   Наконец Губерман нашарил очки, лежавшие  на  таком  же  плетеном,  как  и
кресла, столе  рядом  с  высококлассным  японским  диктофоном,  надел  их  и
проговорил:
   - Становится жарко. Я бы даже сказал - припекает.
   - Я тебя не о погоде спрашивал, - заметил Розовский.
   - Я не о погоде и говорю. - Губерман кивнул  на  диктофон.  -  Шефу  дали
прослушать?
   - Пока нет.
   - Почему?
   - Ждал тебя. Нужно все как следует обмозговать.
   - Как он себя чувствует?
   - Физически - более-менее.
   - А вообще?
   - Бессонница.
   Губерман пощурился на сверкание солнца в бассейне, предположил:
   - Если он узнает, что адрес расшифрован, немедленно улетит в Цюрих.
   - Этого я и боюсь, - подтвердил Розовский. - Мы  не  сможем  организовать
там надежную охрану. Тем более что все время он будет в госпитале, с  Анной.
Он станет легкой мишенью.
   - Для кого?
   - Для кого! - повторил Розовский. - Знать бы!  Я  тебя  и  вызвал,  чтобы
вместе об этом подумать.
   - Пьет?
   - Мало.
   - Плохо. Ему бы надраться, поматериться, побохульствовать. Это разгрузило
бы его подкорку.
   - Не тот человек.
   - В данном случае - к сожалению... Кстати, о птичках.  Я  бы  чего-нибудь
выпил. И перекусил. Как у вас тут это делается?
   - Начало первого. Не рано для выпивки? - усомнился Розовский.
   - Побойтесь Бога, Борис Семенович! - искренне возмутился Губерман.  -  По
вашей милости я вчера целый день, высунув язык,  мотался  по  Москве.  Потом
пять часов в самолете. Только в шесть утра лег слать,  а  в  одиннадцать  вы
меня  уже  вытащили  из  постели.  Неужели  я  не  заслужил  рюмку  водки  и
бутерброд?
   - Заслужил, заслужил... - Розовский три раза  громко  хлопнул  в  ладони,
приказал молодому турку, мгновенно возникшему у стола: - Ленч. Уан  -  один.
"Уайтхолл" Айс - лед. Понял? Туда! - кивнул он в сторону бассейна.  Объяснил
Губерману: - Там прохладней, бриз  протягивает...  Ты  звонил  из  аэропорта
около двенадцати ночи. Лег, как ты говоришь, в шесть утра. Так что ты  делал
до шести?
   - Любовался природой Кипра.
   - Ночью?
   Губерман пожал плечами:
   - А что? Ночь на острове любви. Не все же заниматься делами!
   Розовский недоверчиво взглянул на него, но промолчал. Треп, скорее всего.
А может, и нет. Кто их, этих молодых, разберет! Однажды в компании приятелей
своего сына Розовский заметил,  что  раньше  взаимности  женщины  добивались
годами. Так эти сопляки хохотали минут пятнадцать...
   По мраморным ступеням они спустились к бассейну, у  бортика  которого,  в
тени дуба, уже был  сервирован  для  завтрака  стол.  В  тот  момент,  когда
Губерман разливал по низким пузатым бокалам виски, наверху, в кроне  дерева,
что-то щелкнуло, и прямо в серебряное ведерко со льдом  спланировал  широкий
дубовый лист. Губерман с досадой смахнул его со стола.
   Если бы все внимание его не было поглощено бутылкой и он  дал  себе  труд
внимательно рассмотреть листок, то не без удивления заметил бы,  что  листок
вовсе не отсох, что черенок его словно бы перерублен. А  если  бы  он  пошел
дальше и залез на дуб, то без труда  обнаружил  бы  вонзившуюся  в  одну  из
нижних ветвей стрелу, пущенную из современного арбалета. А на конце  ее,  за
хвостовым оперением, - отливающую светлым металлическим  блеском  горошинку,
вроде заколки для галстука.
   Это был мощный чип. А попросту говоря - "жучок".
   IV
   - Они идут к бассейну, - раздался в динамике голос Мухи. - Там стол,  под
дубом. Турок ставит жратву. Попробую в дуб?
   Рискованно было. Черт! Очень  рискованно.  Кто  его  знает,  что  она  за
хреновина, этот арбалет.  Выглядит,  конечно,  солидно.  Оптический  прицел.
Удобный приклад. Мягкий спуск. Прицельная дальность - сто пятьдесят  метров.
И цена, внушающая уважение: восемьсот баксов. "Девастар". Продавец  божился:
лучшая фирма в мире, поставщик олимпийских  команд.  Стрелы  тоже  выглядели
неплохо. Но какая у них девиация? Если стрела уйдет за пределы участка - это
бы ладно, хотя шестьсот баксов за чип -  тоже  не  баран  накашлял.  А  если
зацепится хвостовиком за ветку и упадет к ним прямо на стол  в  какой-нибудь
салат или яичницу "гэм энд эг"? То-то будет закуска! Но и тянуть с этим было
нельзя. Юрист недаром появился на  вилле.  Видно,  вот-вот  начнутся  важные
переговоры. Наверняка уже начались. И продолжаются за ленчем. Упустить такую
информацию? Нет, мы не могли себе этого позволить.
   - Пастух, ППР! - напомнил Муха.
   ППР - это из лексикона летунов. Полоса принятия решения. Летунам  хорошо:
у них ППР минуты или десятки секунд. У нас ППР куда короче. И я решился:
   - Давай!
   Несколько секунд в динамике многоканального переговорного устройства было
тихо, доносилось  лишь  легкое  шуршание  фона.  Я  представлял,  как  Муха,
распластавшись на десятиметровой высоте раскидистой местной сосны,  стоявшей
на соседнем участке позади виллы Назарова, приник к  оптическому  прицелу  и
придержал дыхание, прежде чем нажать  курок.  И  я  тоже  невольно  перестал
дышать.  Как  наверняка  и  Артист,  и  Боцман,  и  Трубач,  слушавшие  наши
переговоры. Артист страховал Муху у подножия сосны,  Боцман  -  у  входа  на
участок, а Трубач - на дальнем обводе. Док, сидевший против меня в кресле  в
моем номере пансионата, курил "Мальборо" и всматривался в мое лицо, словно я
был для него чем-то вроде телевизионного ретранслятора.
   Вжжжик!
   И все.
   - Попал? - не выдержал я.
   - Не знаю, - помедлив, ответил Муха.
   Я до отказа  прибавил  громкость  в  приемнике,  настроенном  на  частоту
"жучка". Приемник с вмонтированным в него магнитофоном придавался к "жучку".
За очень дополнительные деньги. Полторы тысячи баксов, а? Что  хотят,  то  и
делают. Но комплект, видно, стоил того, потому что у меня в номере  раздался
оглушительный звон рюмки о рюмку и голоса:
   - Будьте здоровы, Борис Семенович!
   - Будь здоров, Фима!..
   Я поспешно убавил громкость и хотел было включить запись, но  пленка  уже
крутилась: магнитофон автоматически включался от сигнала "жучка".
   Я сообщил Мухе:
   - Все в порядке, попал.
   - Мне слезать?
   - Секунду!.. Артист?
   - Тихо.
   - Боцман?
   - Никого.
   - Трубач?
   - Тоже. На пляже народ.
   - Муха! Видишь их хорошо?
   - Очень. Даже бутылку на столе. Квадратная.  Закусь.  Телефонная  трубка.
Какая-то черная коробочка. Плеер. Или диктофон.
   - Что они делают?
   - Розовский курит. Сигару. Молодой, которого ты назвал Юристом, ест.
   - Слушай меня. Сними оптику, игрушку спусти Артисту. А сам  оставайся  на
месте. Сообщай мне все, что увидишь. Все подробности, ясно?
   - Понял.
   - Артист! Игрушку разбери. Заверни в то, в чем вы ее принесли, и  иди  на
пляж. Возьмешь напрокат лодку, отплывешь  подальше  и  бросишь  ее  в  море.
Незаметно.
   - Ты что, Пастух?! - запротестовал Муха. - Такая классная штука!
   - Отставить разговоры! Артист, все ясно?
   - Все.
   - Действуй. Боцман и Трубач, подтянитесь поближе. Со  связи  не  уходить.
Как поняли?
   - Хорошо понял, - ответил Боцман.
   - Я тоже.
   - Положил рацию рядом с приемником, не  выключая.  Сказка,  а  не  рация.
Размер -  в  полторы  сигаретных  пачки,  а  радиус  действия  -  до  десяти
километров уверенного приема. Двенадцать каналов.  В  Чечне  бы  нам  такие.
Вообще вся техника здесь была экстракласса. Когда мы с Трубачом  и  Боцманом
оказались в демонстрационном зале фирмы "Секъюрити", занимавшей  целый  этаж
на одной из центральных улиц Никосии, у всех нас  прямо  глаза  разбежались.
Чего там только не было! Про оружие и не говорю. Трубач как присох к витрине
с пистолетами, так и не отходил  от  нее  все  время,  пока  мы  с  Боцманом
отбирали то, что нам нужно. И понятно  почему:  в  самом  центре  витрины  в
футляре с красной бархатной подкладкой  красовался  "кольт-коммандер"  44-го
калибра - такой же, какой отобрали у Трубача, когда нас  вышибли  из  армии,
только в подарочном  варианте  -  с  серебряной  насечкой  на  рукояти  и  с
червлением на стволе. И стоил он  не  так  уж  дорого  -  около  двух  тысяч
кипрских фунтов, чуть меньше штуки баксов. И никакого разрешения на  покупку
не требовалось: плати и бери. Только лотом нужно было зарегистрировать его в
полиции. И это превращало кольт в несбыточную мечту.
   Затарились мы в этой фирме по полной  программе.  Большой  джентльменский
набор. Тысяч на десять баксов. Толстый хозяин-грек, с которым мы объяснялись
на смеси русского и английского, прямо пчелкой  вокруг  нас  вился,  пытаясь
впарить все, на чем задерживался наш взгляд. И арбалет все-таки впарил, хотя
мы и не собирались его покупать. Но купили. И, как выяснилось, очень даже не
зря. А когда мы расплатились наличными, он так растрогался, что  выставил  к
традиционному кофе бутылку  коллекционного  коньяка  и  искренне  огорчился,
когда мы отказались от посиделок, сославшись на время.
   Времени у нас действительно было в обрез. Все это можно было купить  и  в
Ларнаке. Но Ларнака городок небольшой, не стоило там  светиться.  Поэтому  с
утра,  дождавшись  восьми  часов,  когда  на  Кипре  открывают  магазины   и
учреждения, мы взяли у хозяина "Трех олив" английскую малолитражку  "сандей"
и дернули в Никосию, заехав перед этим в "Парадиз-банк" за деньгами.  Но  не
тут-то было: никаких бабок  на  мое  имя  не  поступило.  Что  тут  скажешь?
Российская бухгалтерия - всем бухгалтериям бухгалтерия,  соперничать  с  ней
может только российская почта. Пришлось вернуться в пансионат и взять  баксы
из тех пятидесяти штук, что мы забрали у майора на вилле "Креон". А если  не
было их? Мыкался бы я возле "Парадиз-банка",  как  отпускник  на  юге  возле
окошечка "до востребования" на Главпочтамте в ожидании перевода?
   Суки.
   Еще минут двадцать потеряли уже  в  Никосии,  после  того  как  вышли  из
"Секьюрити".   Рядом   с   фирмой   Трубач   углядел   магазин   музыкальных
принадлежностей и умолил нас подождать минутку - очень ему  хотелось  купить
хороший сакс-баритон. Но вернулся он с пустыми руками: не  было  саксофонов,
только пианино и ноты. Пианино, правда, очень хорошие.
   Несмотря на задержки, в одиннадцатом  часу  утра  мы  были  уже  в  "Трех
оливах" и первым делом  проверили  детектором  "Сони"  все  наши  номера  на
предмет прослушки. И не зря. Один "жучок" нашли в просторной гостиной  моего
апартамента  "Зет"  (апартаментами  называли  здесь  двухкомнатные  номера),
другой - в номере, который был расписан Доку. Этот мы оставили на  месте,  а
мой перенесли в комнату Артиста. Ясно, что к нашему  приезду  готовились.  А
кто - это еще предстояло выяснить.
   В нашем джентльменском наборе был еще один прибор, о котором я  со  всеми
этими арбалетными делами совсем забыл.
   -  Док,  -  попросил  я.  -  Возьми  в  сумке  телефон  с  автоматическим
определителем  номера  и  подключи  его  вместо  этого.  Красный  такой,   в
целлофане.
   - Кто тебе может звонить? - удивился он.
   - Резидент. Трубку возьмешь сам. Он спросит  Сержа.  Скажешь,  что  Сержа
нет, пусть позвонит через двадцать минут.
   - Зачем?
   - Потом объясню, - ответил я, прислушиваясь к рации и приемнику.
   - Юрист закуривает. Сигарету, - сообщил Муха.
   И тут же включился магнитофон-"голосовик" и в динамике прозвучало:
   - Ну что, Фима, теперь ты в состоянии говорить о делах?
   - Теперь - да.
   - Кто, по-твоему, за всем этим стоит? КПРФ?
   - Вряд ли.
   - ЛДПР?
   - Не думаю. Жириновский клоун, но не дурак.
   - "Яблоко"?
   - Исключено. Они в такие игры не играют.
   - Лебедь?
   - Крайне сомнительно. У него еще нет никакой политической структуры.
   - Военные?
   - Это ближе всего. Но... Если они, то это чистый авантюризм.
   -  "Союз  офицеров"  не  отличается  здравомыслием.  Как  и   анпиловская
"Трудовая Россия".
   Пауза.
   Юрист:
   - ГКЧП-3?.. Нет. Абсурд.
   Розовский:
   - Тогда что?
   - Не знаю. Ничего в голову не приходит.
   Розовский:
   - Зайдем с другого конца. Вологдин. Удалось что-нибудь выяснить о нем?
   - Кое-что. Закончил Академию КГБ. Восемнадцать лет  служил  в  "конторе".
Полковник. Год назад подал рапорт об увольнении в запас.
   - Где сейчас?
   - Неизвестно.
   Я поразился: полковник?!
   Розовского это тоже, судя по голосу, озадачило.
   Он переспросил:
   - Полковник? Ему вряд ли больше сорока.
   - Ровно сорок, - подтвердил Юрист. - Хорошая, видно, была карьера. Служил
в "Пятерке". Диссиденты.
   - Информация точная?
   - Обижаете, Борис Семенович. За туфту мы денег не платим.
   Я почувствовал, что краснею. Твою мать! Не отличить полковника от майора!
Психолог из меня - как из дерьма пуля.
   - Бывает, - успокоил меня Док, угадав, о чем я думаю. - Я и сам не дал бы
ему больше майора.
   - Почему?
   - Вел себя слишком глупо.
   - А может, наоборот - слишком умно?
   Док лишь пожал плечами.
   - Как говорят в американских боевиках: если он был таким умным, почему же
стал таким мертвым?
   - Об этом стоит подумать, - вполне серьезно ответил я.
   Розовский повторил:
   - Полковник... И сам ушел?
   - Да, - подтвердил Юрист. - Год назад.
   - Что было год назад?
   - Я уже думал об этом. Выборы в Госдуму. И заканчивался  разгон  КГБ  под
видом всяческих реорганизаций
   - По-твоему,  стал  работать  на  какую-нибудь  партию  или  политическое
движение?
   - Резонней предположить,  что  его  переманили  на  должность  начальника
службы безопасности в крупный банк или  фирму.  Там  платят  по  пять  тысяч
баксов в месяц. Но банк  не  пошлет  своего  человека  к  Назарову  с  таким
предложением.
   - Кто же его послал?
   - Борис Семенович, мы начали по второму кругу.
   - Согласен. Оставим пока. Про эту шестерку спортсменов что-нибудь узнал?
   Док даже придвинулся по дивану ближе к приемнику, а я наклонился  пониже,
чтобы не пропустить ни одного слова, хоть разговор и записывался.
   -  Полный  нуль,  -  послышался  в  динамике  ответ  Юриста.  -   Никакой
информации. Ни в Ф