просто  не  успеешь  заметить...  Ладно, хорош
болтать! Рассредоточились и пошли...
     Они снова растянулись цепочкой и двинулись в глубь леса.
     "И  откуда ты такой умный взялся? -- подумал я о сержанте. -- Все-то ты
знаешь, а вот умеешь ли?.."
     Дождавшись, когда  милиционеры  отойдут на  достаточное  расстояние,  я
осторожно  сполз  по  дереву  на  землю  и направился  в противоположную  их
направлению сторону  --  туда, где совсем недавно  мы расстались с Доком.  Я
надеялся,  что  ему  тоже   удалось  без  особых   проблем   избавиться   от
преследователей. Но тут я ошибался...
     Я увидел Дока через десять минут. Он сидел на земле со связанными сзади
руками.  Рядом стояли два  омоновца. На  плечах одного из них висела  рация.
Когда  я подошел  на расстояние,  достаточное,  чтобы  услышать,  о  чем  он
говорит, тот уже заканчивал разговор:
     --  ...Есть,  товарищ капитан! Да, я все понял. Есть повторить  приказ!
Берем задержанного  и доставляем к блокпосту. В случае нападения ликвидируем
террориста, вступаем  в бой  и  ждем подкрепления...  Есть смотреть  в  оба!
Отбой.
     Радист снял  с головы  наушники и убрал  их в кармашек чехла от  рации.
Затем он потянул за ворот Дока и сказал:
     --  Пошли!  Только  без  глупостей.   Побежишь  --  буду  стрелять  без
предупреждения!
     Омоновец  старался выглядеть круче,  чем был на самом деле. Кажется, он
побаивался Дока даже связанного:  наверняка командиры наплели им о нас с три
короба. В принципе командиры правильно сделали:  испуганный человек злее. Но
тут  тоже  перебарщивать  нельзя,  всему  есть пределы:  напугаешь  вот  так
какого-нибудь  малоопытного молокососа с пушкой  в руках, а  он  с  перепугу
начнет палить во все стороны, не разбирая, где свои, а где чужие...
     Док встал и пошел между двумя омоновцами -- тот, который с рацией, чуть
впереди, а второй -- рядом с Доком, придерживая его  за руку. Я спрятался за
широкий ствол сосны и подал наш условный сигнал -- дважды свистнул.
     Человеку  неопытному он  мог показаться,  скажем,  криком сойки, только
сойка никогда не повторяет свой свист  в  одной тональности. В любой скрытно
работающей  группе  обязательно  есть  подобные  сигналы на все  оговоренные
заранее случаи. Без  них ни в разведку, ни на диверсионную акцию  не пойдешь
-- не перекрикиваться же в присутствии противника открытым текстом! Говорят,
что в некоторых  подразделениях спецназа  используются  специальные свистки,
звук которых нетренированным  ухом  уловить  трудно,  но  я  лично  подобных
средств связи еще не видел.
     Мой  сигнал  означал "здесь свой". Я  видел, как  Док  легонько  кивнул
головой, показывая, что услышал мой  свист. Что  касается омоновцев, то они,
как  и следовало  ожидать, на сигнал не  среагировали, просто не обратили на
него внимания.
     Я крадучись подобрался  к Доку и его  конвоирам на  максимально близкое
расстояние;  до  спины моего  друга было всего метра три,  не больше. Что ж,
настала  пора освобождать  старого боевого  товарища...  Я  легонько  цокнул
губами,  давая  сигнал "атакую", и,  сделав  быстрый шаг вперед, нанес  удар
кончиками пальцев под затылок идущему рядом с Доком милиционеру. В  принципе
это смертельный удар. Но если нанести его чуть слабее, то человека просто на
несколько минут парализует.
     Не зря мы столько времени делали дело бок о бок --  пока я управлялся с
задним омоновцем,  Док крутанулся на пятке  и провел  ногой  знаменитый удар
"мельница"  в висок идущему впереди него радисту. И вовремя, потому  что тот
уже  готов был обернуться на шум  сзади. А теперь он  лишь  обхватил  голову
руками и упал на землю. Док тут же уселся на него, для верности придавив его
шею коленом. Я поспешил освободить Доку руки.
     -- Как тебя угораздило? -- спросил я.
     --  "Как", "как"...  --  поморщился  Док.  -- Шел  в отрыве,  все вроде
нормально было.  Выбежал на  полянку,  а  там в кустах  меня  человек десять
встречают -- их, наверное, по рации вызвали, мне наперерез послали. Открытое
место, автоматы  в упор и  все такое. Куда денешься? Пришлось сдаваться... И
главное, они,  мальчишки,  обрадовались  и  побежали  тебя  искать!  Думали,
наверное, сейчас поймаем по-быстрому второго -- и домой...
     -- Ладно,  не  переживай, -- успокоил я  его. -- Хорошо все, что хорошо
кончается...
     -- Еще ничего не кончилось... -- возразил мне Док. -- Посмотри  малого,
не перестарался я?
     Я  нагнулся  над  радистом --  артерия на  шее  пульсировала  под  моим
пальцем.  "Жив!"  --  обрадовался  я.  И  так  уж  нас нарисовали  какими-то
людоедами, не хватало нам  еще своих же мальчиков гробить...  Вообще-то Док,
конечно,  прав:  еще  неизвестно, где  и  какой  будет  конец  у этой  нашей
несложившейся рыбалки...
     Освободившейся веревкой  мы прикрутили обоих  омоновцев спинами друг  к
другу, заткнули им рты  их же беретами и двинулись  дальше. Через  несколько
минут мы снова вышли на оцепление. Кажется, командир облавы оказался хитрее,
чем я думал: похоже, он уже перебросил  часть оставшихся в цепи милиционеров
в те места, где они нас засекли. Ну что ж, логично. Но были в этом решении и
несомненные плюсы  для нас -- цепь облавы стала заметно реже.  Мы определили
место,  где расстояние между  омоновцами было  самым большим, и выбрали себе
точку  прорыва: в центре облюбованного нами участка  стоял, вертя головой по
сторонам, парень, явно удовлетворяющий нашим не очень сложным требования, --
судя  по  всему,  он явно попал в ОМОН сразу  после армии. Он конечно же был
крепок и даже кое  в чем соображал (без этого  бы его, наверно, и не взяли),
но ему явно не хватало  оперативного опыта. Это сказывалось во всем: как он,
постоянно дергаясь, зыркал глазами по сторонам, как вздрагивал, хватаясь  за
автомат при  любом  новом звуке, как плохо он  выбрал свою позицию -- стоял,
опершись  спиной на  дерево, чем  фактически создал  мертвую  зону  в секции
своего обзора...
     Мы  с Доком долго  ждали, затаившись в  кустах  неподалеку  от него,  и
дождались: омоновец полез в нагрудной карман за  сигаретами.  Ну вот, что  и
требовалось:  сейчас  он  станет  прикуривать,  а  стало быть,  на мгновение
отвлечется от того, что происходит вокруг. Удобнее момента и не придумать.
     --  Давай,  --  шепнул  я  Доку, когда  омоновец  чиркнул  зажигалкой и
наклонился к ней. Док мгновенно исчез, но я знал: сейчас  он уже подбирается
к  дереву  за  его  спиной.  Милиционер  прикурил,  с  наслаждением  глубоко
затянулся и  выпустил длинную дымную струйку.  Ну  вот, теперь  настала  моя
очередь.  Я  встал  во весь рост, поднял  руки  и,  шагнув к  парню, сказал,
стараясь выглядеть совсем обреченным: -- Не стреляй, я сдаюсь!
     -- А ну стоять на месте!  --  оторопело приказал милиционер, решительно
отбрасывая сигарету в траву и направляя на меня автомат.
     Похоже, он собирался позвать к себе кого-нибудь  в  подкрепление --  он
даже повернул голову, чтобы  крикнуть,  и это было  его  последнее движение:
Док, воспользовавшись тем, что омоновец целиком переключил внимание на меня,
мгновенно приблизился  к омоновцу на расстояние удара. Остальное  было делом
техники...
     -- Извини, парень, -- сказал я, впихивая ему в рот беретку.
     Док тем  временем  стягивал руки служивого  ремнем от его  же автомата.
Вытаращенные то ли от боли, то ли  от удивления глаза омоновца несколько раз
моргнули.
     --  Отдыхай...  -- сказал я ему на  прощание,  и  мы  ускоренным  шагом
двинулись через образовавшееся в оцеплении окно.
     Итак,  одно опасное  место  нам  миновать  удалось.  Теперь  надо  было
догонять ушедших вперед своих  --  если  они прошли, конечно.  Как  бы то ни
было,  наша задача -- вовремя оказаться в точке рандеву. Мы с Доком отмахали
по  лесу еще  с километр параллельно трассе, а потом резко  свернули влево и
минут через десять вышли на  обочину Московского  шоссе. Пешком мы уже точно
не  успевали  к  назначенному  сроку.  Оставалось  только  одно:  тормознуть
попутку.
     -- Лови грузовик, -- посоветовал я, -- наверняка тут каждый второй едет
в сторону Москвы.
     Док  согласно  кивнул  и, увидев приближающийся  большегрузный трейлер,
поднял руку.
     Нас взяла только восьмая по счету машина, остальные либо шли до Рязани,
либо,  увидев  нас  вблизи,  просто не хотели  брать. Подсадивший нас к себе
шофер оказался немногословным, хмурым  дядькой,  постоянно курившим папиросу
за папиросой.  Его потрепанная "татра", доверху нагруженная  щебнем, ехала в
какую-то  деревню,  расположенную за  Рязанью -- как он  нам  объяснил,  там
строили дорогу к  новой ферме. Док сказал шоферу,  что мы ищем своих друзей:
они должны были ждать нас  в машине на выезде из Рязани,  а на каком выезде,
сказать забыли, вот мы их и ждали, да, видно, не там, не в том месте. Как ни
странно,   это  дурацкое  объяснение  дядьку  вполне  устроило.  Он   только
ухмыльнулся, спросив у сидящего рядом с ним Дока:
     -- Бухие, что ль, были?
     -- Что? --  не  услышал Док, у  которого голова уже  была занята совсем
другим.
     -- Ну когда договаривались с друзьями-то...
     --  А...  Точно,  -- подхватил Док. -- Выпили крепко  мы  тогда, ну  и,
видать, того, напутали...
     -- Бывает!.. -- снова ухмыльнулся шофер и закурил новую папиросу.
     Всю остальную дорогу  дядька молчал и больше ни о чем нас не спрашивал.
Вскоре  показались  новостройки пригорода. Мы повернули направо, на окружную
дорогу.  Пока  мы  по  ней  ехали, на  нашем пути встретились три поста ДПС,
усиленных омоновскими патрулями, но ни на одном из них  на  нашу "татру"  не
обратили никакого  внимания. Через полчаса мужик высадил нас у километрового
столба с цифрой  15. "Татра" уехала, и мы остались стоять на дороге в полном
одиночестве. Я посмотрел на  часы: с тех  пор как мы разделились, минуло час
двадцать минут.
     "Неужели  ребят взяли?  -- подумал я.  -- Нет,  вряд  ли... Иначе мы бы
услышали  в  их  стороне  перестрелку. И  уехать без нас они  тоже не могли.
Значит, надо ждать."
     --  Они  еще появятся, Док...  -- сказал  я,  -- надо  подождать. Пошли
посидим в сторонке, чего тут маячить, обращать на себя внимание.
     -- Подождать так  подождать, --  согласился  Док, и  мы  отправились  к
опушке  недалекого лесочка, откуда можно  было незаметно  наблюдать за всем,
что происходит на трассе.
     Мы ждали еще с полчаса, и чем дольше ждали, тем меньше оставалось у нас
надежды  на  встречу.  Наверно,  поэтому  мы не  сразу обратили  внимание на
остановившийся у километрового столба старенький ГАЗ-51. Кузов его был обшит
выкрашенной  серебрянкой  фанерой, на которой было  криво написано  от руки:
"Аварийно-техническая  служба". Из кабины со  стороны шофера вышел человек в
синей спецовке,  обошел  фургон, постукивая ногой  по колесам, и  в человеке
этом я  с удивлением и радостью признал Олега  Мухина. Мы с Доком побежали к
"газону".
     --  Целы, черти?! -- радостно улыбнулся нам Муха. -- Ну тогда полезайте
в кузов -- и поехали!
     Он открыл перед нами дверцу с занавешенным ситцевой тряпкой окошком.
     Мы запрыгнули в нутро "технички",  изнутри похожей на  рабочую бытовку:
две скамейки вдоль бортов, узкий столик между ними, рядом с  выходом шкафчик
для рабочей  одежды. Нас радостно  приветствовали Артист и  Боцман.  Генерал
сидел в самой глубине  кузова. Увидев его, Док присвистнул: под левым глазом
у Иконникова заметно проступал свежий фонарь.
     -- Это ты его приложил, Димон? -- спросил я.
     -- Было за что... -- буркнул Боцман.
     Муха торопливо запер за нами дверь, и вскоре мы уже снова были в пути.
     --  Сема, может,  хоть ты  расскажешь,  откуда  у  вас  такая  шикарная
колымага и  за что Боцман попортил  генеральский портрет?  -- предложил Док,
когда мы все устроились с максимально возможным комфортом.
     --  О, это будет длинная история... -- торжественно поднял  вверх палец
Артист: его хлебом не корми, только дай побалагурить.
     -- Ладно, не томи,  рассказывай... -- нетерпеливо перебил его я.  --  И
если можно -- я очень тебя прошу -- то покороче.
     --  Ну если короче... -- притворно вздохнул Артист, -- то выглядело все
примерно  так...  Как только вы оттянули  на себя этих... не то  ОМОН, не то
спецназ, Муха и погнал свой "форд" по  кочкам. Понятное дело, наших кочек ни
одна иномарка не стерпит,  ну вскоре  мы так прочно застряли в какой-то яме,
что  пришлось нам бросить товарища "форда" догнивать в дремучем русском лесу
и дальше топать на своих двоих. Ну  добрались мы до трассы -- и давай ловить
попутку до Рязани.
     -- За каким же хреном в  Рязань-то понадобилось?! -- возмутился я. -- Я
ж предупреждал: наши  рожи теперь  на  всех милицейских постах вместо  голых
девок висят!
     -- А это была инициатива мосье Мухина.  Он, Муха, так трындел, что  ему
после "форда" западло ездить на чем попало, что  мы  не смогли устоять перед
его натиском.  В общем,  тормознули  мы  междугородный "Икарус" и поехали  в
Рязань. А тут, значит, господин генерал очнулись. Они возьми да выступи -- в
автобусе-то...  "Товарищи,  --  говорит  он,  обращаясь  к  нашим  случайным
попутчикам, --  я самый  что ни  на  есть русский из  себя генерал!  Вот мои
лампасы,  а  вот, видите, и кокарда в придачу имеется с дубовым  веночком. А
вот  эти трое, которые  рядом  со  мной, -- это бандиты с  большой  дороги и
настоящие злодеи.  Они меня  похитили и везут незнамо куда. А если не верите
мне,  вон  посмотрите,  у  них  в  сумке  автоматы  лежат!"   Тут  некоторые
несознательные женщины начинают нас пугаться и визжать в голос. Я встречаюсь
в водительском зеркале с его глазами  -- шофера нашего  то  есть -- и по его
глазам  вижу,  что у первого же  поста милиции  он  начнет строить  из  себя
Павлика Морозова и попытается нас сдать с потрохами... И тут,  видя все это,
а также  нашу невольную растерянность,  инициативу  перехватывает доблестный
товарищ  Боцман,   который  своей  мужественной  рукой   ставит   на   место
завравшегося генерала;  тот летит кубарем на пол и больше с этого момента ни
слова  не произносит.  Я, как  неплохо владеющий  даром убеждения,  стараюсь
успокоить разволновавшуюся публику: дескать, этот человек все вам наврал. На
самом  деле он  --  опасный  преступник,  мы  препровождаем  его в тюрьму, а
автоматы у нас для порядку, поскольку так положено, а в сумках мы  их везем,
чтобы  не пугать  мирное  население,  ну и  так далее... Муха  тем  временем
советует на  ушко шоферу не рыпаться  и везти нас, куда ему скажут.  Короче,
доехали мы до окраины Рязани,  увидели гараж  какой-то автоколонны  и с ходу
выкатились  --  чего судьбу  испытывать! Автобус  себе  поехал  дальше, а мы
помогли  Мухе  добыть  в  гараже  тачку.  Остальное, можно  сказать,  совсем
неинтересно.
     -- Да... красиво поешь! -- похвалил Док.
     Артист  гордо  поглядывал  на  нас,   напустив  на  себя  исключительно
самодовольный вид -- что-что,  а рожей  он  мог изобразить  что угодно, одно
слово -- Артист.
     Но тут голос подал Боцман:
     --  А  что  же ты  не  рассказал  командиру,  как  вы с Мухой  в гараже
лопухнулись?
     -- Да я ж сказал: остальное неинтересно...
     -- А ну давай выкладывай все! -- потребовал я.
     Самодовольная  скромность  его   продувной   рожи  мгновенно  сменилась
выражением застенчивой скромности.
     -- Ну Боцман с генералом остались нас возле ворот поджидать, а мы вроде
как  при  деле   оказались,  нашли  с  Мухой  этот  грузовичок.  Грузовичок,
показалось, ничего  себе, на ходу, и в  фургоне достаточно уютно... Ну завел
Муха  "газон" и к воротам рулит. А я  тем временем уже там сторожу лапшу  на
уши вешаю: типа не  знает  ли он моего братана  Ваську по  кличке  Шнур... А
Муха... ох, не могу! -- горестно вздохнул он. -- Муха  в  ворота заезжает  и
глохнет прямо перед окошком сторожа: как назло, бензин кончился.
     -- Что же он,  не видел, что ли, на  датчике, есть в машине горючее или
нет? -- спросил Док. -- Что-то на Муху это не похоже...
     --  Да датчик,  гад, сломан был!  Он, оказывается, всю жизнь полный бак
показывал, откуда Мухе про  это  знать? Короче, встает он в  воротах. Сторож
тянется  в окно посмотреть, кто  это там дорогу перегородил. И что прикажете
делать? Я  аккуратненько  прерываю его  любопытство; Муха  бежит к ближайшей
машине с ведром сливать горючку, а тут кто-то на улице сигналит: убери, мол,
машину  с  дороги!..  --  короче,  полный абзац!  Но,  как  вы  сами  можете
убедиться, благодаря  нашей  с  Мухой  находчивости,  все  кончилось  вполне
благополучно. -- Артист повел руками в  стороны, демонстрируя нам внутреннее
убранство "технички". -- Вот  мы все  вместе сидим  здесь, а доблестный Муха
везет нас к конечной точке нашего маршрута...
     --  Ну конца нашему маршруту пока еще не видно... -- заметил я. -- А за
детальный,  многокрасочный рассказ  большое  человеческое  спасибо,  товарищ
Артист.
     -- Рады  стараться, товарищ Пастух! --  вскочил,  распрямляясь, Сенька,
чтобы залихватски отблагодарить за похвалу отданием чести.
     Получилось бы  это у него  вполне по-гусарски,  если  бы  он  не двинул
головой в крышу "технички". Мы с Боцманом, не выдержав, засмеялись. Даже Док
улыбнулся, глядя, как Артист, морщась от боли, потирает рукой и без того уже
разбитую голову.
     Еще  минут  сорок  мы  ехали  без  особых  приключений.  Я,  надев  для
маскировки чью-то спецовку, оставленную в шкафчике, пересел в кабину к Мухе.
От  Рязани до Москвы сто восемьдесят  километров довольно сносного  шоссе. И
здесь, на середине пути, мы наконец-то состыковались с генералом Голубковым.
Надо сказать,  все это время, что ехали по  шоссе,  я опасался, что мы можем
разминуться, но  я  явно  недооценивал  своего генерала. И понял  это, когда
увидел, как какой-то человек, заметив наш "газон", вышел из своей "Волги" и,
стоя на проезжей части, замахал руками.
     --  Куда он  лезет? -- спросил  у меня  Муха и  вдруг  обрадовался:  --
Командир, это же Голубков!
     --  А  ты  что,  сразу своего  разглядеть  не можешь? --  с облегчением
ответил я и попросил: -- Давай тормози и вставай на обочине.
     Мы  остановились.  Я  подошел к  Голубкову и пожал ему руку.  Рука была
сухая и крепкая: в глазах искренняя радость.
     -- Прорвались!  Молодцы! -- Генерал от души  хлопнул меня по  плечу. --
Быстро пересаживай своих ребят ко мне в "Волгу" -- и едем в Москву.
     -- Постойте... К чему  такие  сложности? Может, мы на своей  "техничке"
поедем? Да мы всемером  к вам и не влезем, -- там один только Иконников  два
места займет... А у нас еще и Боцман... корпусной мужчина...
     -- В "техничке" нельзя! -- отрезал Голубков. -- Пять минут назад на эту
машину  объявлен  розыск  по всей  рязанской  трассе, я  слушал  милицейские
разговоры на их волне.  Ничего, как-нибудь поместимся -- в тесноте, да не  в
обиде... Тем более генерала Иконникова я с собой не повезу.
     -- Как?! -- напрягся я. -- А зачем  же мы тогда его  столько времени за
собой тащили? Он чеченским террористам  контейнер сдал,  а мы его за  просто
так отпустим?
     -- Ты  многого не знаешь, Сергей... -- мягко сказал Голубков. -- Сейчас
не время объяснять тебе  всю расстановку сил  в  верхах,  но  поверь мне  на
слово: Иконников все равно карта битая.  Сейчас  он нам будет только обузой.
Зови своих, время не ждет; чтоб ты знал, на вас даже армейская контрразведка
объявила охоту...
     Я распахнул дверь фургона:
     -- Вылезай, приехали! "Газон" в розыске, дальше  на  нем ехать  нельзя.
Грузимся все в "Волгу" и едем в Москву.
     -- С генералом не влезем, -- озабоченно заметил Боцман.
     -- Генерал остается. Он нам больше не нужен.
     --  Что, так и отпустим? -- возмутился Боцман. Я мог его понять: Боцман
натерпелся с генералом больше всех нас.
     -- Не волнуйся, им займутся другие, -- успокоил я его. -- Он свое и так
получит...
     Ребята выпрыгнули на