произведен негласный обыск и обнаружена толстая  общая  тетрадь,  в  которой
корреспондент К. вел запись своих  расходов  на  стройматериалы  и  перечень
агротехнических мероприятий на садово-огородном участке. Один  из  листов  в
конце  тетради  был  вырван  -  очевидно,  тот,  на   котором   объект   П.,
представившийся хозяину дачи Генрихом Струде, написал номер своего пейджера,
а затем потребовал сжечь этот лист.
   Тетрадь была передана на экспертизу, а затем так же  негласно  возвращена
на место.
   С помощью специальной аппаратуры  эксперты  обнаружили  на  следующем  за
вырванным  листе  слабый  оттиск  цифр,  оставленных  шариковой  авторучкой.
Несмотря на  то  что  не  все  цифры  удалось  разобрать,  номера  оператора
пейджинговой компании и абонента были определены.
   Абонентом оказался  пенсионер,  инвалид  второй  группы,  подрабатывающий
диспетчером на домашнем телефоне. Он пояснил, что около недели назад на  его
объявление в газете "Из рук в  руки"  откликнулась  молодая  красивая  дама,
назвавшаяся Еленой, заплатила ему аванс в сто долларов и  оставила  пейджер,
предупредив, что она позвонит и по телефону получит от диспетчера сообщение,
которое поступит на пейджер.
   По  описаниям,  сделанным  диспетчером,  и   имеющимся   в   распоряжении
опергруппы фотоснимкам, была установлена личность этой  дамы.  Ею  оказалась
гражданка Франции Люси Жермен, двадцати  семи  лет,  родом  из  подмосковной
Балашихи. В начале 80-х годов вместе со своей семьей она выехала  из  России
по израильской визе, пять лет назад вышла замуж за  французского  бизнесмена
Шарля Жермена и переехала в Париж. Около двух лет назад подписала контракт с
московским домом моделей "Шарм" и в настоящее время работает там в  качестве
манекенщицы. Ранее было установлено, что Люси Жермен уже более года является
любовницей объекта П.
   После получения соответствующих санкций  домашний  телефон  диспетчера  и
пейджер были поставлены на контроль, как и телефон в квартире  Люси  Жермен,
которую она взяла в аренду сразу же после приезда в Москву...
   ...21 марта с.г. в 17.20 корреспондент К. приехал в постпредство Чечни  и
встретился с помощником постпреда в его кабинете. Поскольку сразу  же  после
обмена приветствиями К.  предложил  продолжить  беседу  в  расположенном  по
соседству  с  постпредством  баре,  содержания  разговора  зафиксировать  не
удалось. В 17.42 собеседник К. вернулся в свой кабинет, а сам К. из уличного
автомата передал на пейджер  инвалида-диспетчера  фразу:  "Позвони  дяде"  и
номер телефона сотовой связи, который нам не был известен.
   В 17.46 сообщение поступило к диспетчеру, а уже  в  17.52  ему  позвонила
Люси Жермен. Эта оперативность свидетельствует о том, что объект П.  вел  за
журналистом слежку, а предупрежденная им любовница дежурила возле служебного
телефона дома моделей.
   В  17.59  в  кабинете  помощника  постпреда  раздался  звонок  мобильного
телефона. Прослушкой была  зафиксирована  лишь  одна  фраза:  "Одну  минуту,
господин Струде". После чего помощник вышел из кабинета и продолжал разговор
из другого помещения,  недосягаемого  для  нашей  оперативной  техники,  что
свидетельствует о том, что эмиссар Рузаева догадывался о  прослушивании  его
кабинета либо же был предупрежден о такой возможности журналистом К.
   В 21.30 того же дня объект П. встретился  с  помощником  постпреда  возле
метро "Пушкинская", они взяли такси и поехали в Люберцы. Остановились  возле
недавно открытого филиала "Макдоналдса", водитель вошел в кафе, а  пассажиры
остались сидеть  в  такси.  Их  разговор  продолжался  около  сорока  минут.
Закончив, они дали знак водителю занять свое место  и  вернулись  в  Москву.
Допрошенный после окончания своей смены таксист показал, что  его  пассажиры
во время поездки ни о чем не разговаривали, а возле "Макдоналдса"  дали  ему
денег и велели поужинать и покурить на свежем воздухе. На обратном пути  они
также молчали.
   На следующий день, 22 марта, помощник постпреда вылетел в Грозный  первым
утренним рейсом...
   24  марта  в  23.10  объект  П.,   предприняв   самые   тщательные   меры
предосторожности и потратив не меньше пяти часов на  попытки  оторваться  от
наружного  наблюдения,  о  котором  он,  вероятно,  подозревал,  приехал  на
Центральный телеграф.
   Мы допускали, что он попытается связаться с Грозным, и взяли под контроль
операторские Главпочтамта и Центрального  телеграфа.  Однако  объект  П.  не
воспользовался междугородными таксофонами, а принял  предложение  одного  из
телефонных "жучков", которые крутятся возле  крупных  переговорных  пунктов,
предлагая желающим разговор с любым городом России и всего мира за  полцены.
Для этого они на месяц-два снимают квартиры у доверчивых и падких на высокую
плату москвичей по  соседству  с  почтамтом  и  телеграфом,  и  их  телефоны
предоставляют в распоряжение  клиентов,  получая  за  переговоры  наличными.
Когда же с телефонной станции приходят счета, достигающие десятков миллионов
рублей, мошенники исчезают.
   В сопровождении одного из  таких  "жучков"  объект  П.  вошел  в  дом  на
Тверской и через полчаса вышел. Телефонный мошенник был немедленно  задержан
и допрошен. По коду удалось установить, что объект П.  звонил  в  Грозный  и
разговор продолжался двенадцать минут. Второй звонок был сделан в  Стокгольм
и длился восемь минут. О содержании разговоров задержанный ничего сказать не
мог, так как по  требованию  клиента  находился  в  кухне  и  слышал  только
отдельные слова, а разговор со Стокгольмом велся не по-русски.
   Утром 25  марта  объект  П.  предложил  руководству  спортклуба  "Динамо"
ускорить подготовку к вылету группы горнолыжников из юношеской  сборной  для
тренировок на Чегет, чтобы успеть застать снег.
   29 марта двенадцать юных горнолыжников в  сопровождении  своего  тренера,
объекта  П.,  вылетели  в  Минводы.  П.  сопровождала  его  любовница   Люси
Жермен..."
   * * *
   Полковник Голубков откинулся на спинку кресла и  задумчиво  барабанил  по
подлокотникам. Собственно, он мог бы и  не  читать  этого  рапорта,  который
правильней  было  назвать  сводным  отчетом.  Вся  информация  по   операции
поступала к нему немедленно, он был в курсе мельчайших  подробностей,  а  на
свою память пока еще, слава богу, в свои пятьдесят три года пожаловаться  не
мог.
   Но правило есть правило. Подробнейшие отчеты писали все и всегда. И даже,
это доподлинно знал Голубков, в ЦРУ. Он, правда, плохо представлял себе, как
эти отчеты используются в Лэнгли, но  в  российских,  а  ранее  в  советских
спецслужбах  они  истребовались  и  дотошно  изучались  начальством,   когда
операция проваливалась и нужно было найти виновных стрелочников. Потому  что
виновны всегда стрелочники, а не те, кто отдает им приказы.
   В отличие от многих своих коллег, роптавших на  эту  писанину,  полковник
Голубков не считал ее никчемным занятием, традиционно  сохранившимся  еще  с
ежовских и бериевских времен, когда даже с руководителей крупных  зарубежных
резидентур требовали отчетов едва ли не о каждом потраченном долларе.
   Во-первых, обобщая разрозненные данные, автор  отчета,  ответственный  за
всю операцию или ее часть, лучше уяснял себе суть происходящих событий.
   Во-вторых,  если  к  ходу  операции  вдруг  проявляло   интерес   высокое
начальство, отчеты избавляли от необходимости устных докладов.
   А в-третьих, и это для полковника  Голубкова  было  главным,  они  давали
возможность взглянуть на ситуацию как бы со стороны.  Когда  человек  читает
книгу впервые, он следит в основном за сюжетом. Перечитывая эту же книгу, он
обращает внимание на подробности. Разумеется, если книга стоит  того,  чтобы
ее перечитывать.
   У полковника Голубкова никогда не было времени для чтения,  а  тем  более
для перечитывания книг. А вот к протоколам допросов и агентурным  донесениям
он возвращался не один раз. И обнаруживал подробности, ускользнувшие от  его
внимания при первом чтении.
   Сейчас он читал и рапорт-отчет об операции "Пилигрим".
   Пока все шло нормально.
   Не было сомнений в том, что  человек  Рузаева  в  чеченском  постпредстве
отнесся к предложению журналиста  Генриха  Струде  настолько  серьезно,  что
поспешил лично поставить о нем в известность самого Рузаева.
   Не было сомнений, что на этом этапе Пилигрим вел речь только об  интервью
Рузаева газете "Таген блатт". Помощник постпреда был слишком мелкой  сошкой,
чтобы Пилигрим рискнул открыть ему свои истинные намерения.
   Не было сомнений и в том, что  это  предложение  Рузаева  заинтересовало.
Поездка горнолыжников в поселок Терскол у подножия Чегета,  до  которого  от
Минвод три с небольшим часа езды на автобусе, будет использована  Пилигримом
для встречи с Рузаевым. И форсировал он ее именно поэтому.  Насчет  снега  -
просто предлог. Как выяснил Голубков, снег  на  чегетских  трассах  держался
нередко до июня, а слишком ранней весной нынче что-то не пахло.
   Значит, постарается встретиться.
   Как?
   Вопрос.
   Обстановка в Терсколе, как и во всей  Кабардино-Балкарии,  на  территории
которой находился этот знаменитый горнолыжный  курорт,  исключала  появление
там Рузаева. С началом чеченской войны в  Кабардино-Балкарию  хлынули  толпы
беженцев, их принимали со всем кавказским  радушием,  селили  в  гостиницах,
турбазах, пансионатах и домах отдыха. Но после прекращения военных  действий
чеченцы не спешили возвращаться в лежащий в руинах Грозный. Они  обжились  у
гостеприимных соседей,  начали  налаживать  свой  бизнес,  вытесняя  местных
крутых, контролировавших всю торговлю, гостиницы и турбазы. Терскол опустел.
Никому из русских любителей горных лыж, не  говоря  уж  об  иностранцах,  не
улыбалась перспектива отдыха в криминальной  зоне.  Несли  убытки  все  -  и
местные жители, кормившиеся от туристов сдачей жилья и торговлей продуктами,
и местные бандиты, и официальные власти, пополнявшие казну налогами. В итоге
в один прекрасный день всем чеченским беженцам было предписано в  кратчайшие
сроки покинуть Кабардино-Балкарию, остались лишь те, кто переехал сюда много
лет назад и по праву считался местным жителем. Появление любого приезжего из
Чечни вызывало пристальное и  не  слишком-то  дружеское  внимание.  В  такой
обстановке о тайной встрече Пилигрима и  Рузаева  в  Терсколе  или  Нальчике
нечего было и думать.
   Значит, что?
   Значит,  Пилигрим  постарается  под  каким-либо   благовидным   предлогом
посетить Чечню. Резонно. К тому же Рузаев вряд ли унизится  до  того,  чтобы
ехать черт-те куда на конфиденциальную встречу с никому не известным,  пусть
даже и иностранным, журналистом.
   "Так? - спросил себя полковник Голубков. - Да, так".
   И тут же остановил себя. Стоп. Никому не известный иностранный журналист.
Стоп-стоп. Никому не известный... Минуточку, минуточку!
   Но Голубков не успел додумать неожиданно  мелькнувшую  мысль.  Без  стука
вошел генерал-лейтенант Нифонтов, как всегда, в штатском. Он заполнил  своей
крупной фигурой кабинет Голубкова и словно бы сделал его тесным.
   Нифонтов молча положил на стол Голубкова  обычный  почтовый  конверт  без
марки  и  штемпеля.  Вместо  адреса  значилось:  "Начальнику  Аналитического
агентства "Контур". (Такая вывеска красовалась на проходной управления.)
   Надпись беглая, но четкая, от руки. Конверт был вскрыт.
   - Что это такое? - спросил Голубков.
   - Читай, читай! - кивнул Нифонтов. Голубков извлек листок. Самый обычный,
вырванный из небольшого блокнота. Тем же почерком там было написано:
   "Пилигрим в Грозном. Дост. 100. Ваш доброжелатель".
   - Ну? - спросил Нифонтов. - Подсунули под дверь проходной. Кто и когда  -
неизвестно. Сразу, не вскрывая, принесли мне. Как тебе это нравится?
   - "Дост. 100", - повторил Голубков. - Оценка  информации.  Такие  пометки
делали в шифрограммах американцы и  англичане.  Еще  в  войну.  Это  значит:
"Достоверность информации - 100 процентов".
   - Это значит, что "наш доброжелатель" прекрасно знал, что мы  поймем  это
его "Дост. 100". А значит, и знает, что такое наш "Контур".
   - Хуже, - поправил Голубков. - Он знает то, чего не должен  знать  никто.
"Пилигрим в Грозном".
   - Он действительно в Грозном? - спросил Нифонтов.
   - Не исключено. Но точной информации нет.
   - А почему, твою мать? - рявкнул Нифонтов. - У нас же этот мудак сидит  в
Терсколе!
   Сотрудник оперативного отдела УПСМ капитан Евдокимов, посланный в Терскол
под видом туриста-лыжника за день до отлета туда Пилигрима, не был  мудаком.
Но полковник Голубков был избавлен от  необходимости  вступиться  за  своего
подчиненного. В дверь  постучали.  На  пороге  кабинета  Голубкова  появился
молодой  лейтенант-компьютерщик  из  информационного  центра  и  словно   бы
запнулся, увидев начальника управления.
   - Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу  полковнику?
- по-уставному отбарабанил он, не вскинув руку  к  козырьку  фуражки  только
потому, что никакой фуражки на нем не было. В УПСМ все ходили в штатском.
   - Ну,  обратись,  -  разрешил  Нифонтов.  -  Хотя  где  ты  увидел  здесь
полковников и генералов - ума не приложу.
   - Виноват. Константин Дмитриевич, срочное сообщение из Терскола. Вчера  в
первой половине дня при тренировочном спуске объект П. сломал правую ногу  и
был отправлен на "скорой помощи" в Минводы. Перед этим  его  любовница  Люси
Жермен с помощью молоденькой санитарки турбазы наложила ему  на  ногу  гипс.
Капитан Евдокимов сразу же дал ориентировку местному управлению ФСБ.  Однако
в больницы и травмпункты города объект не поступил.  Номерной  знак  "скорой
помощи" оказался фальшивым. Капитан Евдокимов  срочно  выехал  в  Минводы  и
опросил служащих местного аэропорта. Он установил, что человека с  приметами
объекта видели в аэропорту  с  двумя  не  установленными  лицами  кавказской
национальности. Куда они улетели, точно выяснить не удалось. В тот день были
рейсы в Москву, Ставрополь  и  Баку  с  промежуточной  посадкой  в  Грозном.
Евдокимов предполагает, что объект вылетел в Грозный по чужим документам.
   - Это все? - спросил Голубков.
   - Нет. В тот же день Люси Жермен уехала из Терскола. С вещами.  Вероятно,
вернулась в Москву. В Терскол вызван другой тренер. Теперь все.
   - Спасибо, свободны. Лейтенант вышел.
   - А ты говорил - мудак! - укорил Голубков шефа. - В нашем деле мудаков не
бывает.
   - Ладно, не мудак. Но откуда этот доброжелатель знает все раньше нас?!  И
кто он, так его перетак?
   Этот вопрос и Голубкова очень  интересовал,  но  сейчас  его  мозги  были
заняты совсем другим.
   - Генрих Струде, - проговорил он и повторил, словно  бы  пытаясь  поймать
все время ускользавшую мысль: - Генрих Струде. Журналист, которого  никто...
Стоп! Звони в МИД, Александр Николаевич. Срочно! Лучше по "вертушке". Своему
ангольскому другу. Пусть немедленно выяснит, поступал  ли  к  ним  запрос  о
Струде. Кроме нашего. И когда.
   Генерал-лейтенант  Нифонтов  был  не  из  тех,  кому  нужно   разжевывать
сказанное. Он быстро соображал. Он стремительно вышел из кабинета, но тут же
вернулся:
   - Бегом в экспедицию! Если досье Пилигрима не вернули  в  ФСБ  -  забери.
Если успели - немедленно затребовать и привезти к нам. Срочно, спецкурьером.
Это приказ!
   III
   Через пятнадцать минут, когда генерал-лейтенант Нифонтов вновь появился в
кабинете начальника оперативного отдела, на  столе  перед  Голубковым  лежал
соответственным образом упакованный и  засургученный  пакет,  подготовленный
для курьера правительственной связи.  Увидев  его,  Нифонтов  удовлетворенно
кивнул и тут же осуждающе покачал головой:
   - Вот засранцы! Еще неделю назад должны были отправить! Будет у нас  хоть
когда-нибудь нормальная исполнительская дисциплина?
   - А зачем? - благодушно спросил Голубков.
   - То есть как - зачем?
   -  Знаешь,  Александр  Николаевич,  был  у  меня  сосед,  еще  в   бывшем
Свердловске,  инженер-строитель.  Он  говорил  так.  Что  вы   возмущаетесь?
Бесхозяйственность, косность! Социализм  им  не  нравится!  А  между  тем  в
социализме огромные  запасы  энергии!  Энергии  бесхозяйственности,  энергии
косности, энергии бюрократизма. Только эту энергию нужно уметь обернуть себе
на пользу, а не во вред.
   - И он умел? - поинтересовался Нифонтов.
   - Научился. Правда, не сразу. Сначала отсидел  пять  лет  за  приписки  в
особо крупных размерах.
   - А ты говоришь!
   -  Зато  сейчас  ему  принадлежат  два  банка  и  крупнейшая   на   Урале
строительная фирма.  Так  что  и  нам  сегодня  перепало  чуток  от  энергии
всеобщего совкового раздолбайства. Я чуть ли не на пороге перехватил  досье.
Его срочно затребовали из ФСБ. И даже прислали спецкурьера. Сидит  сейчас  в
экспедиции, ждет.
   - Ух ты! - восхитился Нифонтов.
   - Вот именно, - подтвердил Голубков. - Что у тебя? Был запрос  о  Генрихе
Струде? Впрочем, это я и так знаю. Весь вопрос - когда?
   - Вчера вечером. По факсу из Грозного.
   - Что ответили из МИДа?
   - То же, что и нам.
   - Вчера вечером, - повторил Голубков. -  То  есть  уже  после  того,  как
Пилигрим был доставлен в Грозный. Я  вроде  бы  сказал,  что  в  нашем  деле
мудаков не бывает? Я ошибся. Бывают. И особенно приятно, когда они - на  той
стороне.
   - И не один, а целых двое, - уточнил  Нифонтов.  -  Маленький,  но  очень
приятный подарок судьбы.
   - Первый - помощник чеченского постпреда, - согласился Голубков. - Вместо
того чтобы навести справки о Генрихе Струде  в  Москве,  он  помчался  сломя
голову  в  Грозный.  Ну,  понятно,  хотел   обрадовать   шефа   возможностью
международного паблисити. Я так думаю, что  Рузаев  откручивает  ему  сейчас
яйца. Или уже открутил. А кто второй?
   - Ну, Константин Дмитриевич! - разочарованно протянул Нифонтов. - А  я-то
думал, что ты умней!
   - Полковник не может быть умней генерала.
   - Но должен, - возразил Нифонтов. - А вот показывать это - да,  ты  прав,
показывать этого не стоит.
   - А я и не показываю. Но если ты имеешь в виду Пилигрима, то он не мудак.
Он просто плохо знает Россию.
   - А не знаешь - не лезь. Представляешь, что сейчас происходит в Грозном?
   - Скорей, в Гудермесе или возле него, - поправил Голубков. - База Рузаева
там.
   - Пусть в Гудермесе,  -  кивнул  Нифонтов.  -  Пилигрим,  конечно,  сразу
объявил Рузаеву, что никакой он не Генрих Струде. Рузаев запрашивает местное
МВД. А там лишь голая ориентировка Интерпола. Со  старым  снимком.  Пилигрим
требует запросить из Москвы его полное досье. Полное, понимаешь? Он  человек
западного склада ума и вкладывает в слово "полное"  западный  смысл.  Рузаев
запрашивает. Через то же МВД, допустим. И что он получит? А вот что.
   Нифонтов вскрыл подготовленный к отправке  пакет  и  вытащил  оттуда  все
снимки  Пилигрима,  сделанные  "наружкой".  После  чего  вызвал   начальника
экспедиции и вручил ему досье в его первозданном виде.
   - Запечатать, зарегистрировать и передать спецкурьеру.
   - Слушаюсь.
   Начальник экспедиции вышел.
   - Понял? - спросил Нифонтов.
   -  Красивая  комбинация,  -  оценил  Голубков.  -  И  если  бы   проблема
заключалась только в Пилигриме, она была бы уже закрыта.  Вряд  ли  в  Чечне
найдутся эксперты класса наших. Да  и  не  будет  проводить  Рузаев  никаких
экспертиз. Он просто пристрелит Пилигрима - и это лучшее, на что  тот  может
рассчитывать. Но Пилигрим лишь часть дела.
   - А может, этим и ограничимся? - помолчав, спросил Нифонтов.  -  В  конце
концов, какой приказ мы получили? Решить проблему Пилигрима. Мы ее,  считай,
решили. Руками Рузаева. Не нарушив при этом ни одного закона.  Ни  людского,
ни Божьего. Он сам сунулся к  Рузаеву.  И  евреи  не  смогут  выставить  нам
никаких претензий. Нет Пилигрима. Исчез. Мы  всей  душой  рады  бы  вам  его
выдать,  да  не  можем  -  отсутствует  такая  субстанция  в  сфере  влияния
российских правоохранительных органов.
   - "Ваш доброжелатель", - напомнил