ься  за  воспоминания.  Прежде
всего потому, что он не мог бы рассказать и сотой доли всего,  что  знал.  А
главное - жизнь была не осмыслена, да и события  в  мире,  за  которыми  сэр
Генри  внимательно  и  с  профессиональным  интересом  следил,   не   давали
возможности полностью погрузиться в прошлое.
   Интервью чеченского террориста Султана  Рузаева,  присланное  по  системе
Интернет, было одним из таких событий.
   В кабинете появился Джон Осборн. Увидев в руках шефа дымящуюся сигару, он
укоризненно покачал головой.
   - Это уже третья, сэр. - Не получив никакого ответа, секретарь продолжал:
- Из аэропорта Кеннеди звонит мистер Аарон Блюмберг. Он просит  подтвердить,
согласны ли вы его принять. Об этом была договоренность. Он может быть здесь
через час.
   - Для чего ему подтверждение?
   - До него дошли слухи, что вы не вполне здоровы и поэтому,  возможно,  не
сможете уделить ему время.
   - Я не более здоров или нездоров, чем обычно. Разумеется, я его приму.
   - Могу я спросить, сэр, кто такой мистер Блюмберг?
   - Его настоящее имя Арон Мосберг. Бывший полковник КГБ СССР.
   - Вы уверены, что эта встреча необходима?
   - Да, Джонни. Скажите, что я его жду. И еще. Попросите  Боба  вывести  на
мой монитор его досье.
   - Перенести монитор сюда?
   - Спасибо, я пока еще в состоянии дойти до стола.
   Секретарь вышел. Сэр Генри не без усилия поднялся и перешел за  массивный
письменный стол, накинув плед на худые плечи.  В  кабинете  было  тепло,  за
окном стояла ранняя дружная весна, но он все равно мерз. Возраст.
   В динамике интеркома раздался голос Боба:
   - Можно включать, сэр?
   - Да, Бобби, я готов. Экран монитора осветился.
   "Арон Мосберг, он же  Вилли  Штраух,  Густав  Фрост,  Леон  Дюпен,  Аарон
Блюмберг, Герберт Штейман, Александр Столяров. В настоящее время,  с  ноября
1997 года, проживает в Лондоне под именем Стэнли Крамера, гражданина ЮАР..."
   ...Сэр Генри нажал кнопку на  компьютерной  деке,  сдвигая  текст  вверх.
Появились два черно-белых снимка, в фас и профиль, как в уголовных делах,  с
впечатанной под снимками надписью: "США,  Лэнгли,  специальная  следственная
тюрьма, 17 апреля 1969 гола".
   Далее шел текст:
   "...Родился в 1943 году в Москве. Отец - Илья Мосберг, один из создателей
ВЧК,  ближайший  сотрудник  Дзержинского.  Принимал  участие  в   ликвидации
Троцкого,  лидера  украинского   националистического   подполья   полковника
Коновальца и в других операциях за пределами СССР.  После  окончания  Второй
мировой войны руководил  зарубежной  диверсионной  сетью,  имевшей  целью  в
случае начала военного конфликта вывести из  строя  базы  НАТО  в  Европе  и
аэродромы стратегической авиации. В 1946 году был объявлен врагом  народа  и
расстрелян вместе с рядом других высших  руководителей  советской  разведки,
евреев по национальности. Мать А.Мосберга была осуждена на  12  лет  лагерей
как жена врага народа, а сам Арон Мосберг помещен в специнтернат в сибирском
г.Абакан, где содержались дети репрессированных.
   После смерти Сталина и падения Берии Илья Мосберг был  реабилитирован,  а
его жена и сын получили возможность вернуться в Москву..."
   "После  окончания   Академии   КГБ   и   углубленной   спецподготовки   в
учебно-тренировочном  центре  А.Мосберг  совместно  со  своим   наставником,
проходящим  по  нашим  учетам  под  псевдонимом  Профессор,   проводит   ряд
исключительно  результативных  операций   разведывательного   характера   на
территории ФРГ, Великобритании и Австрии. В 1968 году участвует в подготовке
вторжения советских войск  в  Чехословакию  для  подавления  так  называемой
"пражской весны", возглавляет в  момент  вторжения  специальную  оперативную
группу и, в частности, осуществляет задержание и перемещение в Москву членов
правительства Дубчека.
   После этой операции он получает внеочередное воинское звание и становится
самым молодым полковником за всю историю советской разведки.
   В начале апреля 1969 года он выходит на связь с советником  американского
посольства в Бонне и объявляет  о  своей  готовности  просить  политического
убежища  в  США  при  условии  ограниченного   сотрудничества   с   органами
американской   разведки.   После   соответствующих   консультаций   советник
посольства известил А.Мосберга о согласии США предоставить ему  политическое
убежище. 17 апреля 1968 года он был доставлен в Соединенные Штаты и  помещен
в специальную следственную тюрьму ЦРУ в Лэнгли..."
   Сэр Генри остановил текст.  Что  было  дальше,  он  хорошо  помнил.  Свое
решение  уйти  на  Запад  Арон   Мосберг   объяснил   неприятием   явственно
наметившейся тенденции к реабилитации Сталина и самой сути  существующего  в
СССР режима, преступный  и  губительный  для  народа  характер  которого  он
полностью осознал лишь после подавления "пражской весны", в котором по долгу
службы принимал  самое  активное  и  непосредственное  участие.  Он  раскрыл
систему и каналы финансирования Советским  Союзом  так  называемых  братских
коммунистических партий и международных  террористических  центров,  которые
существовали под видом национально-освободительных  движений,  но  отказался
сообщить хоть какие-либо сведения о несомненно известной ему агентурной сети
КГБ и  ГРУ  в  Европе  и  США.  Он  объяснил  это  тем,  что  взял  на  себя
обязательство не раскрывать этих сведений в обмен  на  обещание  руководства
КГБ гарантировать безопасность его семьи, оставшейся в Москве.
   Многодневные  допросы,  применение  детектора  лжи  и  даже   специальных
психотропных средств не дали никаких результатов. На опытнейших следователей
ЦРУ и на самого  сэра  Генри  произвели  большое  впечатление  сила  воли  и
внутренняя  убежденность  этого  необычного  перебежчика  в  своей  правоте,
позволившие ему блокировать все усилия следователей. В конце  концов,  после
трехмесячного  пребывания  в   следственной   тюрьме   он   получил   статус
политического эмигранта, вид на жительство в США и  новые  документы,  после
чего поселился в Нью-Йорке на  Брайтон-Бич.  Не  вызывало  сомнений,  что  с
помощью своих связей и возможной агентуры в Москве  он  отслеживал  действия
советской разведки прежде всего в интересах своей  безопасности,  а  в  ряде
случаев входил  в  контакт  с  ЦРУ  и  предупреждал  о  готовящихся  акциях,
относившихся  к  категории  острых.  В  частности,  его  информация  помогла
предотвратить  готовившееся  покушение  на  известного  писателя-диссидента,
яростные и яркие антикоммунистические выступления которого  вызывали  резкое
недовольство Кремля.
   Через год он переехал в Израиль, получил там гражданство и  документы  на
имя  Аарона  Блюмберга,  не  без  содействия,  надо  полагать,   израильской
контрразведки Моссад, затем вдруг надолго исчез из поля зрения ЦРУ  и  вновь
появился только через пять лет, в течение которых он служил, как выяснилось,
во Французском иностранном легионе. Об этом  стало  известно  из  его  книги
"Легионер", второй по счету. Первая называлась "Контора"  и  была  посвящена
нравам, царившим в спецслужбах СССР. Обе  книги  были  выпущены  на  русском
языке издательством "Посев" и распространялись в СССР по каналам  самиздата,
а также были изданы, хоть и небольшими тиражами, в Вене и Лондоне. Сэр Генри
с интересом прочитал обе книги. Многосторонне одаренным  был  этот  человек,
поразительно одаренным. Пять европейских языков плюс русский,  болгарский  и
иврит, несомненный талант разведчика, незаурядные  литературные  способности
и, помимо всего прочего, совершенно неожиданное острое чутье финансиста. Это
обнаружилось после того, как А. Мосберг под именем гражданина Израиля Аарона
Блюмберга переехал в Гамбург, открыл там Коммерческий аналитический центр  и
за четыре года работы, имея первоначальный капитал всего в  несколько  тысяч
долларов - гонорар за книги, - чрезвычайно удачной игрой на фондовых  биржах
довел  свое  состояние  и  состояние   двух   своих   молодых   компаньонов,
суперклассных специалистов-компьютерщиков, более  чем  до  десяти  миллионов
долларов.2
   С этим человеком и предстояло встретиться сэру Генри Уэлшу.
   II
   В дверях кабинета, как всегда неслышно, возник Осборн:
   - Мистер Блюмберг.
   Сэр Генри выключил монитор и кивнул:
   - Просите.
   Человек, которого ввел в кабинет сэра Генри Уэлша его секретарь, sic имел
почти ничего общего с тем, кого хозяин кабинета только что видел  на  экране
монитора - на снимках, сделанных в следственной тюрьме ЦРУ. Некогда  плотная
темная шевелюра  превратилась  в  венчик  редких  седых  волос,  окаймлявших
обширную, во весь лоб и затылок, проплешину, стали седыми и кустистые брови,
укоренились резкие вертикальные морщины на переносице и в  углах  рта.  Лишь
нос, чуть искривленный, как у многих бывших боксеров, был таким же,  как  на
снимках почти тридцатилетней давности, и не по возрасту молодо  поблескивали
карие глаза. Для своих пятидесяти пяти лет он выглядел очень  даже  неплохо,
чему способствовали ровный загар, сохранившая легкость  фигура  и  несколько
богемно-артистичный костюм: белые брюки, такой же белый полотняный пиджак  и
черная рубашка апаш. В руке у него был небольшой серый атташе-кейс.
   - Добрый день, сэр Генри, - приветствовал он хозяина кабинета на  хорошем
английском языке. - Благодарю вас, что  согласились  меня  принять.  Хочется
надеяться, что вы не пожалеете о своем решении.
   - Проходите, мистер Блюмберг. Сэр Генри жестом показал на одно из кресел,
стоявших перед его письменным столом.
   - Извините, сэр, но  я  сначала  хотел  бы  развеять  подозрения  мистера
Осборна.
   Гость открыл кейс и продемонстрировал секретарю его содержимое  -  стопку
документов на английском и немецком языках. Потом  распахнул  полы  пиджака,
как бы предлагая себя обыскать.
   - Как видите, никакого оружия. У меня вполне мирные намерения. Иначе я не
стал бы заранее просить об аудиенции.
   Осборн слегка наклонил голову в знак того,  что  он  вполне  удовлетворен
словами посетителя.
   Сэр Генри усмехнулся.
   - Будем считать это жестом вежливости. Потому что  вряд  ли  вы  утратили
умение при нужде обходиться без всякого оружия. Попросите Кристину  принести
нам что-нибудь выпить, - обратился он к секретарю.  -  И  давайте,  пожалуй,
мистер Блюмберг, сядем к камину. Когда-то вы  любили  портвейн  "Кавказ".  К
сожалению, не могу вам его предложить, это слишком экзотический напиток  для
консервативной Америки. Что вы предпочитаете?
   - Никаких сожалений, сэр Генри. "Кавказ" остался в прошлом, как и  многие
иллюзии молодости. Джин, если можно. Без тоника и безо льда.
   - С вашего позволения, сэр, я обойдусь без Кристины,  -  заметил  Осборн,
помогая шефу устроиться в кресле перед камином и укутывая его  ноги  пледом.
Для  гостя  он  пододвинул  второе  кресло,  сдержанным   жестом   предложил
устраиваться, затем принес низкий широкий бокал и бутылку джина для гостя  и
виски со льдом для сэра Генри.
   - Если понадоблюсь, я рядом, - проговорил он и вышел из кабинета.
   Сэр Генри с нескрываемым любопытством рассматривал посетителя.
   - Глаза? - с вопросительной интонацией сказал он.
   - Контактные линзы, - с готовностью объяснил гость.
   - Загар - грим?
   - Нет, загар настоящий.
   - Вот как? В Лондоне уже лето?
   - В Лондоне туман и смог. Последние три недели я  провел  в  Анкаре  и  в
Тель-Авиве. Там лето. Ну, и на несколько дней заезжал в Грозный и в  Москву.
Так, пообщаться с друзьями, освежить старые связи. Это всегда вносит в жизнь
приятное разнообразие.
   - Я внимательно и с большим интересом ознакомился с  присланным  вами  по
электронной почте интервью этого чеченского террориста. Полагаю, оно и будет
предметом нашей беседы. Но прежде  мне  хотелось  бы  задать  вам  несколько
вопросов не по теме. Мы с вами заочно знакомы почти тридцать лет,  но  видим
друг друга впервые.
   - Если быть точным, это я вижу вас впервые, - мягко возразил гость. -  Не
сомневаюсь, что вы видели меня через поляризованное  стекло  в  комнате  для
допросов в тюрьме Лэнгли. Прошу извинить, если я ошибаюсь.
   - Вы не ошибаетесь. Но  смотреть  друг  на  друга  без  всяких  стекол  -
согласитесь,  это  другое  дело.  Наливайте  себе,  мистер  Блюмберг.   Ваше
здоровье. - Сэр Генри сделал маленький глоток  и  поставил  бокал  на  стол.
Гость последовал его примеру, хотя его глоток был посолиднее.
   - Кстати, почему  Блюмберг?  -  продолжал  сэр  Генри.  -  Последний  ваш
псевдоним Стэнли Крамер, гражданин ЮАР. Не так ли?
   - Я не был уверен, что он вам известен. И  не  хотел,  чтобы  вы  тратили
время на запросы. К тому же я намерен вернуть себе это имя. Это неподдельные
документы. Я не рискнул бы жить с ними в Германии, так как немецкая  полиция
официально зарегистрировала смерть герра Блюмберга во время крушения  катера
в устье Эльбы. Но я и не собираюсь там жить.
   - Это было покушение?
   - Попытка. И довольно бездарная.
   - Странно, - заметил сэр Генри. - Российские спецслужбы утратили традиции
ОГПУ - НКВД - КГБ? В свое время, особенно в 30-е  годы  и  после  войны,  их
спецоперации   часто   были   просто   поразительными    по    дерзости    и
изобретательности.
   - Молодая идеология, сэр.  Не  будем  давать  ей  оценку,  ее  дала  сама
история, но в те времена для людей это была не служба, а служение. Сейчас  -
всего лишь работа. Не слишком почитаемая в обществе и даже не слишком хорошо
оплачиваемая.  А  от  наемного  работника  трудно  требовать  вдохновения  и
самоотверженности.
   - В 1979 году ваша жена, единственный сын и мать погибли в  автомобильной
катастрофе. КГБ нарушил свои обязательства. Но и после этого вы не пошли  на
полное сотрудничество с нами. Почему?
   Блюмберг неопределенно пожал плечами:
   - Я знаю, что значит быть нелегалом. Многие были моими товарищами.  Я  не
считал,  что  они  должны  нести  ответственность  за   преступные   приказы
руководства. Позже я изменил свое мнение.
   - И все же?
   - Да. Есть внутренние пределы, которые очень трудно переступить  в  себе.
Одно дело - понимать разумом, совсем другое - принимать сердцем. Я  не  смог
этого сделать.
   - Последние годы вы ведете довольно открытый образ жизни. Даже позволяете
себе появляться в России. А между тем Верховным судом СССР вы приговорены  к
смертной казни за измену Родине  и  приговор  не  отменен.  Россия  является
правопреемницей Советского  Союза.  Следовательно,  решение  суда  сохраняет
силу. Вы не опасаетесь новых покушений?
   - Нет. Более того. Если  я  завтра  появлюсь  в  Москве  даже  пол  своим
настоящим именем и без всякого грима, все спецслужбы будут поставлены, как у
нас говорят, на уши, чтобы с моей головы даже случайно не упал хоть один  из
немногих оставшихся у меня волосков. Я  предупредил,  что  в  трех  западных
банках хранятся дискеты со всей  информацией,  которой  я  располагаю.  И  в
случае любого происшествия  со  мной  они  немедленно  попадут  к  известным
адресатам. Один из них - Лэнгли.
   Сэр Генри с интересом прищурился:
   - Вам не кажется, что вы сделали сейчас весьма неосторожное заявление? Вы
занимались боксом?
   - Да. В юности.
   - Я тоже. В боксе это  называется  открыться.  Такого  рода  происшествие
может случиться с вами и без участия ФСБ. И мы получим сведения, которыми вы
так и не захотели с нами поделиться. С вашим опытом вы  не  могли  этого  не
понимать. И все же сказали мне то,  что  сказали.  И  даже  не  взяли  слова
джентльмена, что все это должно остаться между нами. Впрочем, в разведке  не
работают джентльмены. И вы это тоже прекрасно знаете.
   - Я открылся вполне намеренно. Мне  нужно  ваше  доверие.  Информация  на
дискетах во многом  устаревшая.  К  тому,  что  ЦРУ  известно  о  российской
агентурной сети в Европе и США, она добавит  лишь  частности.  Они  вряд  ли
стоят того, чтобы вы потеряли в моем лице союзника.  Наше  сотрудничество  в
прошлом было эпизодическим, но согласитесь, сэр Генри,  результативным.  Оно
может быть эффективным и в будущем.
   - Это могут понимать и в Москве. Блюмберг усмехнулся:
   - Поразительно, как плохо на Западе знают Россию. Даже  такие  люди,  как
вы.  Россия,  особенно  нынешняя,   страна   чиновников.   Ни   один,   даже
высокопоставленный руководитель спецслужб, не рискнет отдать приказ  о  моей
ликвидации, если при  этом  окажется  расшифрованным  хотя  бы  единственный
нелегал. Потому что с него спросят именно за провал этого  нелегала,  и  ему
придется долго и нудно  доказывать  обоснованность  своего  приказа.  И  нет
никакой уверенности, что доказать удастся.  И  он  это  прекрасно  знает.  А
вынести решение этого вопроса в высшие  эшелоны  власти  вообще  для  любого
чиновника самоубийственно. Потому что наверху тоже сидят чиновники,  которые
не  любят,  когда  подчиненные  пытаются  переложить  на  них  ответственные
решения. Инициатива наказуема. Это может быть девизом  всей  государственной
системы России. Поэтому мне нечего опасаться.
   - Вы интересный собеседник, мистер Блюмберг.
   - Благодарю вас, сэр Генри. Я не сразу решился обратиться  к  вам.  Вы  -
единственный человек,  который  сможет  меня  понять.  Но  мне  не  хотелось
нарушать ваше уединение. К тому же слухи о вашем нездоровье...
   - Мое нездоровье называется старость. От него нет лекарства. В чем я могу
вас понять?
   - Прежде чем перейти к делу, мне хотелось  бы  задать  вам  вопрос  более
общего  плана.  Сейчас,  когда  вы  избавлены  от.  обязанности  реализовать
конкретные политические  решения,  как  вы  оцениваете  ситуацию  в  России?
Уточню: как вы оцениваете политику США и Запада в целом по отношению к  СССР
и России за последние десять - пятнадцать лет?
   Сэр Генри сделал еще глоток виски, с  сожалением  взглянул  на  истлевшую
сигару и кивнул:
   - В точку, мистер Блюмберг. Вы попали в десятку. Вы играете в шахматы?
   Посетитель удивился неожиданному вопросу:
   - Умею. Но на шахматы у меня никогда не хватало времени.
   - У меня тоже. Но иногда  я  любил  разбирать  уже  сыгранные  партии.  С
известным результатом.  Увлекательно  было  понять,  где  именно  зародилась
ошибка, которая привела к поражению. Примерно этим  я  увлекаюсь  и  сейчас.
Читаю газеты десяти - пятнадцатилетней давности.
   - Подшивки? - уточнил Блюмберг.
   - Нет. Каждую субботу для меня готовят недельный дайджест, и я анализирую
его, зная, естественно, к чему все  это  привело.  Чрезвычайно  поучительное
занятие. Сейчас я нахожусь примерно в середине правления Горбачева,  но  уже
могу сказать, что политика США в отношении СССР и России  далеко  не  всегда
была разумной и даже оптимальной. Нет,  не  всегда.  Особенно  это  касается
эпохи Горбачева. Программой СОИ,  стратегической  оборонной  инициативы,  мы
задали непосильный для  экономики  СССР  темп.  В  администрации  президента
Рейгана просчитали,  что  Советский  Союз  не  выдержит  его,  но  никто  не
задумывался, что произойдет, когда Москва выдохнется и окончательно сойдет с
дистанции. И лишь сейчас пришло осознание того,  что  нужно  было  не  гнать
лошадей, а, наоборот - сбавить темп и дать Горбачеву возможность  постепенно
реформировать экономику  и  политическую  систему  страны,  к  чему  он  был
морально готов. Россия могла бы пойти тем путем, которым пошел Китай.
   - Для этого нужен был не Горбачев, а Дэн Сяопин, - заметил Блюмберг. -  И
ментальность китайцев.
   Сэр Генри сделал еще глоток виски и закурил новую  сигару,  четвертую  за
день.
   - Да, - помолчав, подтвердил  он.  -  История  не  имеет  сослагательного
наклонения. Но тот, кто не умеет извлекать уроков из ошибок,  обречен  вновь
их повторять. Вместо того чтобы отбросить мелочные расчеты и оказать молодой
демократической России самую широкомасштабную  помощь  без  всяких  условий,
западные политики и Международный  валютный  фонд  начали  диктовать  Москве
неприемлемые для нее правила игры и в  итоге  загнали  Р