ки об этом Вите.
     --  Попробую,  но вряд ли. Не тот круг. Он не так давно приехал в город
из села.
     -- А где он мог подцепить нашу Мэрилин Монро?
     -- Ну, это-то  просто.  Она  зав по кадрам Львовского радиовещательного
предприятия. А он -- связист.
     -- На Казанову он что-то не похож.
     -- Ну, положим, от него инициативы и не требовалось.
     --  Трудно предположить, что он агент эсэнпэушной спецслужбы. Но откуда
такая тачка?
     -- Богатые родственники, волосатые руки...
     -- Но  для чего-то его держат на должности, хотя он почти  ни на что не
годен!
     -- А может, взять его в оборот?
     -- Я смотрю, ты пришел в себя после инцидента со Шкрабьюком.
     -- Все ведь обошлось...
     -- Надеюсь. Но Сэнькива похищать не стоит. Если он действительно тупой,
нужной информации  мы  у него не получим. Если  он суперагент  -- прикинется
шлангом, и результат будет тот же.
     -- Ну, тогда я не знаю, что делать.
     -- Ты писал в Москву о каком-то Дуркальце.
     -- Он рядовой, ничего сам не знает.
     -- Выходит, источников больше нет.
     -- Как -- нет? А Зайшлый?
     -- У нас нет возможности его захватить.
     -- Дед говорил, что можно.
     -- Деду все кажется, что он молодой.
     -- По-моему, ты его недооцениваешь.
     -- Давай лучше  подведем итоги.  Что у нас есть? О  чем говорят добытые
документы?  Мы  знаем,  что  переброска  войск  в  Чечню должна  начаться  в
понедельник, восемнадцатого. Специальный поезд отправляется из  Сколе в семь
тридцать утра.  Другой поезд,  из  Коломыи,  на  три часа раньше. Далее  оба
следуют в Одессу. Оттуда морским путем на Кавказ. На морском участке они для
нас недосягаемы.  И хотя нам  известен их  маршрут по суше, противник знает,
что эта информация попала в чужие руки. Значит,  дата, время, а возможно,  и
место  формирования  эшелонов  и  маршрут  будут  изменены.  Где  базируются
бандиты,  мы  пока не  имеем ни  малейшего понятия.  Наша  группа  обследует
подозрительные районы Карпат,  но,  в сущности, ребята  ищут иголку  в стоге
сена.  Источники  информации  на  сегодня  исчерпаны.  Времени  до  отправки
эшелонов -- ровно семь суток.
     -- Вагон времени.
     -- Меня радует твой оптимизм, но это время нужно использовать с толком.
     -- Я все же советую поговорить с Дедом. Он хорошо знает город и область
знает местный контингент. В конце концов, он опытный разведчик.
     -- Хорошо, завтра с утра тащи сюда своего Деда.
     -- Есть!
     Вернулся Боцман. С каким-то громадным свертком.
     -- Вот, -- сказал  Боцман. -- Позаимствовал у Ларисиного ухажера  чехол
от машины, чтоб не блестеть стволами. Надо вернуть. Машину  я оставил метров
за сто отсюда. Пойдем, командир, поможешь. Дотолкаем ее до дома, чтоб мотора
не было слышно.
     Боцман со своей  задачей справился безукоризненно. Во-первых, вытащил с
помощью лебедки сейф из машины, а потом еще и сбросил его в сточную речушку.
Во-вторых,  привез  оружие и даже дозаправил тачку, чтоб  расход бензина  не
вызвал у Вити подозрений. Из чехла мы извлекли пять помповых ружей и газовый
пистолет. Поскольку охрана Рыбнюка не успела по нам пострелять, боекомплекты
были полные.

     Дед
     Деда на месте утром не оказалось.  Я растолкал невыспавшегося  Бороду и
послал к  Николаю Ивановичу.  Того  как корова  языком слизнула, что меня не
удивило. Люди того поколения, тем более военные, -- они ранние пташки.
     Я сделал Бороде перевязку.  Не  так  умело,  как  ее сделал бы Док,  но
все-таки я тоже  чему-то был обучен. Сегодня нам предстояло сбыть ювелирку и
изобрести динамит.  Вообще шести тысяч, найденных в сейфе у Рыбнюка, могло и
хватить на  проведение нашего мероприятия.  А могло и  не  хватить. Конечно,
приятнее иметь  дело  с  деньгами, но идти еще  на одну "акцию" очень уж  не
хотелось.  Значит, у нас не было иного выхода,  кроме реализации  найденного
там же золота и изделий из него.
     Посовещавшись  с  Боцманом, я  решил,  что  нам  не помешают  несколько
килограммов доброй взрывчатки. Очень было бы заманчиво дождаться, пока новые
бандеровцы  погрузятся  в свои литерные эшелоны, а  потом пустить эти поезда
под  откос.  Я  сильно сомневался, что  этот номер пройдет, но другого плана
пока придумать не мог.  Борода уверял, что и с золотом, и со взрывчаткой нам
поможет один и тот же человек.
     ...Шестнадцатый  "Б"   корпус   Львовского  политехнического  института
выглядел снаружи как двухэтажный домик  с четырьмя окнами  по фасаду и семью
по боку. Однако, когда  мы вошли внутрь, я  убедился,  насколько  обманчивым
может быть  впечатление,  полученное  от  внешнего  вида. Мы  петляли метров
двести по коридорам да еще поднимались по нескольким лестницам столько, что,
по  самым  скромным  подсчетам,  должны  были  оказаться на шестом  этаже. В
результате мы добрались до помещения, в котором лаборантствовал некий Серега
Тяньшанский. Серега этот не выглядел человеком в своем уме.
     К странным  подходам  Бороды я начал было уже привыкать. Но тут он меня
ошарашил как никогда:
     -- Серега, -- сказал он. -- Нужно помочь русскому сопротивлению.
     Серега,  двухметровый, отечный,  без признаков  растительности,  но  со
следами глубоких ожогов на  лице, с кривыми  пальцами и ладонями со  следами
многочисленных хирургических  швов, оскалился  лошадиной улыбкой  и потер от
удовольствия руки:
     -- Что, надо нацистов прижать?
     -- Да,  Серега,  и без тебя не обойтись.  Вот  человек прибыл к нам  по
этому делу из Москвы, а я ему помогаю. Вот, решил с тобой познакомить.
     Мы  с  тезкой  церемонно  раскланялись  и   обменялись   рукопожатиями.
Тяньшанский сел, но не успокоился -- все так же потирал руки и скалился.
     -- Серега, нам нужна взрывчатка. Мощная и много.
     Серега сжал  кулаки, затряс  ими  и  захохотал  страшно. Так, наверное,
хохочут восставшие из гроба, поймав запоздалого прохожего.
     -- Что, взрывать будем? Взорвать их всех, гадов! Всех фашистов!!!
     -- Серега, успокойся. Взрывать будем, только ты не кричи.
     Замогильный хохот тут же прекратился. Серега сосредоточился.
     -- Нитроглицерин  у меня не получается. Вот. -- Он  тут же нашел клочок
бумаги и карандаш и поехал чертать формулы.
     -- Ну так получи что-нибудь другое, -- остановил его Борода.
     -- Аммонал могу сделать. Но кислоты мало. Азотной. Аммиак еще нужен, но
с ним проще.
     -- Мы найдем кислоту. Аммиак купим. Нашатырный спирт сойдет?
     -- Сойдет, но его нужно много.
     -- Будет. Еще, Серега, нам надо золото переплавить.
     -- Буржуя замесили?
     -- Да, и очень крупного.
     -- Сделаем, муфельная печь работает.
     Борода вывалил на  стол перстни,  запястья и цепи. Серега преобразился.
Постоянная страшноватая ухмылка слетела с  лица. Руки из чудовищных  кочерег
превратились в умелый инструмент. Даже голос у него изменился.
     -- Не жалко?
     -- Все это будет в розыске.
     -- Камушки красивые... Хочешь оставить?
     -- Хочу, но нежелательно. Лучше уничтожить.
     -- Рыжье пойдет  как лом. Даже не как лом, а как сырье. По девять сдам,
но не все сразу. Тут много, граммов двести пятьдесят.
     -- Золото есть  еще. Надо сдать все сразу.  Можно по  восемь, по  семь,
даже по шесть.
     -- Тогда  не плавить.  Тогда азотной  кислотой. Только ее  очень  много
надо. Растворить, порошок осадить, его и толкать.
     -- Сколько кислоты надо?
     -- Сколько золота?
     -- Еще килограмм.
     -- Двадцать литров концентрированной. Для начала.
     -- И на аммонал.
     -- Да, надо еще.
     -- Будем искать. Я рыжье у тебя оставлю. Ты его для начала переплавь, а
камушки сожги.
     -- Жалко...
     -- Надо, Серега.
     -- Сожгу.
     Прощание с Серегой выглядело странно. Отворяя нам дверь, он прошептал:
     -- Смерть фашистам!
     -- Смерть! -- откликнулся Борода и посмотрел на меня.
     -- Смерть! -- пришлось отозваться и мне.
     ...От Тяньшанского я вышел несколько обалдевший.
     -- Борода, это что, еще один подпольщик?
     -- Это подпольщик-одиночка.
     -- Ты доверяешь ему довольно серьезные вещи...
     --  Он не будет  работать ради  денег. Он экстремал. Ненавидит все, что
связано с национализмом. За идею расшибется в  лепешку. Он учился со мной  в
школе на год старше.
     -- Старше?
     -- У  него борода  не  растет. Он  в детстве переболел страшно, даже не
знаю чем. И сам он не знает, родители ему не говорят. У него беда с половыми
признаками,  он женщинами  не интересуется.  Но  интеллект мощнейший, память
феноменальная.  Он аспирантом был. Химик.  Знает больше любого академика. Но
защититься ему не  дали, придрались, хрен уже  помнит к  чему, и перевели  в
лаборанты. Ты не  бойся, он нас  не  выдаст.  Видел его руки? Это он взрывал
"фашистов". Слава богу, не нарвался по-крупному.  Готовил заряд  под  Шкеля,
бывшего шефа УНА-УНСО. Спешил,  и взрыватель сработал  у него в руках.  Руки
ему разорвало на куски,  еле  потом  сшили.  Но главное,  основной  заряд не
сдетонировал, а то бы...
     -- Слушай, а он в своем уме?
     --  Ну конечно же  нет.  С  головой  у него  проблемы  во  всем, что не
касается  химии.  Но  не  выдаст  и  под  пытками.  Будет  кричать:  "Смерть
фашистам!" -- и с этими словами на устах и умрет.
     -- Что он с золотом собирается делать?
     -- Он бодяжит вот уже лет шесть.
     -- Это как?
     -- Здесь все предприятия остановились как раз лет семь назад. Многие из
них  были  оборудованы  электронными приборами,  содержащими золото. Все это
потихоньку разворовывалось.  Нашлись  умельцы, которые  стали сами  добывать
золотишко из  разъемов,  микросхем  и  прочего хлама.  Серега как  раз тогда
оказался в лаборантах. Он разработал  свои методы, и хлам понесли  к нему. У
него потери  были меньше, чем у других,  в расчетах он абсолютно честен, так
что клиентов хватает. Собственно, с этого он и живет. Имеет процент.
     -- С нас он сколько возьмет?
     -- Нисколько. Но будет правильно, если мы ему отстегнем.
     -- Где мы возьмем столько кислоты?
     -- Купим.
     -- Где?
     -- Поехали.
     * * *
     Кислоту мы купили в НИИ полиграфии и недорого. Пойманным микроавтобусом
доставили  три двадцатилитровые фляги,  заколоченные в  реечные переплеты  и
укутанные стружкой, в политех. Нашатырь  купили  оптом у фармацевтов. Серега
просил зайти через два дня. Аммонал уже будет, а вот с деньгами сложнее. Его
покупатели не рассчитаны на такие объемы.
     Я отправился в нашу штаб-квартиру, а Борода пошел на поиски боеприпасов
для наших помп.
     * * *
     Борода пропадал где-то до  вечера и ввернулся ни с чем. А вскоре явился
и Боцман, у которого было задание установить наружное  наблюдение за Тарасом
Зайшлым, нашим  последним  шансом на информацию. Зная Боцмана  как человека,
который  при  любых  обстоятельствах  сохраняет   полное  спокойствие,  могу
утверждать, что он был сильно потрясен.
     -- Насколько  я  понял, -- докладывал Боцман, -- в СНПУ было совещание.
Вышли толпой  около половины  восьмого.  Зайшлый с холуями проследовал через
проспект  к пятачку,  где парковал  машину.  Сказал  что-то  холуям,  и  они
разошлись.  Сел  в  тачку. В это время к нему подошел дворник. Этакий дедок.
Идет,  машет чего-то руками  --  видимо, решил  доложить  владельцу  богатой
машины о попытках местной шпаны снять зеркальца  или  вынуть магнитолу. Надо
понимать,  хотел огрести  пару гривен в виде  чаевых  без  особых физических
затрат.  Потом Зайшлый почему-то посадил  дворника  в  машину, и они  уехали
вместе. Я  помчался на Саксаганского, к дому Зайшлого, но он туда не прибыл.
Несколько раз выходила жена, смотрела вдоль улицы, но он так и не приехал.
     -- Дед, -- сказал Борода. -- Это  Дед.  Он сделал  "генерала". Это была
его специальность в войну. Звиздец Зайшлому.
     -- Дед -- дворник? -- спросил Боцман.
     --  Ну конечно!  Если Дед косил под немецкого офицера, под полицая, под
черта лысого, почему бы ему не закосить под дворника!
     -- Значит, Зайшлый сейчас в сарае?
     -- А где ж ему быть?
     Мы бросились к  Деду, но  его и на этот раз дома не оказалось. Я влез к
нему в квартиру  через балкон,  открыл изнутри  и впустил Бороду.  Он быстро
нашел ключ на гвозде от сарая, и мы пошли убеждаться в наличии Зайшлого.
     Дверь сарая действительно оказалась тяжелой --  из досок в три слоя, да
еще  обитая жестью. Но  сарай  был пуст. Стояли вдоль стен грубо сколоченные
стеллажи, заваленные  хламом, необходимым старому человеку  для  нормального
существования, стояли банки с какими-то вареньями-соленьями.  Но не лежал на
полу партайгеноссе Зайшлый с кляпом во рту и с безумными от страха глазами.
     Осмотрев все, мы обнаружили  в  углу сарая небольшое  вздутие земляного
пола -- здесь совсем недавно что-то то  ли  откапывали, то  ли закапывали. А
потом трамбовали ногами, не слишком аккуратно.
     -- ТТ, -- догадался Борода. -- Дед как-то обмолвился, что у  него  есть
спрятанный с войны ТТ.
     Теперь было ясно, почему дворник сел в  машину вместе с высоким боссом.
Любого бомжа в тачку посадишь, если он на тебя ствол наставит.
     Местонахождение Зайшлого  и Деда было загадкой, которую желательно было
решить как можно скорее.
     * * *
     ...Самым  дерзким делом  Николая Соколова было  похищение  генерала фон
Габица  в 1944  году  в Тернополе.  Фон  Габиц командовал  бригадой СС и,  в
сущности, возглавлял борьбу с  партизанским движением в  регионе. Все оружие
лейтенанта  Соколова  составляли документы  унтер-офицера  Августина  Шмита,
снятые с  трупа владельца. По  документам  Шмит возвращался  из госпиталя на
фронт, но, согласно заключению врачебной комиссии, до полного восстановления
здоровья  должен был  проходить  службу  на  хозяйственных  работах.  Хирург
партизанского отряда ювелирно нарисовал скальпелем шов  на  груди фальшивого
немецкого сержанта. С этими бумагами и доказательствами  героических схваток
с русскими тот и явился к коменданту  Тернополя и был определен в офицерскую
столовую помощником начальника. Здесь его и заметил фон Габиц.
     Габиц имел дурную привычку заводить себе личных  шоферов из  числа юных
унтер-офицеров,  да еще и менять их, как перчатки. Такого рода привычки в то
время  в  нацистской  Германии  уже  не поощрялись,  но и не преследовались.
Группенфюрер   был   покорен  юным  Шмитом,  которому  по  документам   едва
исполнилось  восемнадцать. Коле  Соколову  было  на  самом  деле  уже  почти
двадцать, но выглядел он  моложе. Габиц мгновенно перевел  красавчика в свое
подчинение,  не  зная, что тот  при одной  мысли о  масленых глазках  Габица
ругается  про себя отборным русским  матом. Правда, при этом  он  не забывал
сохранять приятную  глазу группенфюрера плавность движений, а  также  тупить
взор и заливаться румянцем под взглядом этих самых омерзительных глазок.
     Габиц  совершил  только  одну  поездку  с новым  шофером.  Планировался
маршрут   с  начальным  пунктом   у   штаба   бригады,   которой  командовал
группенфюрер, и конечным в квартире генерала, так хорошо приспособленной для
приема  молоденьких  шоферов.  Но  симпатичный   Августин  Шмит   по  своему
усмотрению изменил пункт назначения. В непредусмотренный пункт  расстроенный
фон Габиц прибыл не только усыпленный дозой морфина, но еще  и с  совершенно
заплывшими глазами.
     -- Чтоб не смотрел, -- объяснил лейтенант Соколов своему командиру.
     Но  главная  дерзость   состояла   в   том,  что   утром  личный  шофер
группенфюрера фон Габица как ни в чем не бывало  прибыл на  службу, а именно
подогнал   машину  к  дому,  где  квартировал  генерал.  Гестапо  арестовало
унтер-офицера  Шмита,  подвергло  его  утомительному допросу,  но туповатого
нижнего  чина, заикавшегося после  контузии, скоро  отпустили  за  неимением
улик.   Это  стало  возможным   благодаря  разработанной  самим  лейтенантом
Соколовым легенде похищения.
     Действительно, очевидцы подтвердили, что видели, как фон Габиц вернулся
к  себе  на квартиру  в сопровождении  нового  шофера и  как  шофер  покинул
квартиру один. Другие видели, как унтер Шмит ночью прибыл на машине Габица к
себе.
     Морфин был вколот  одним хищным движением  в  квартире  Габица.  Спящий
группенфюрер  покинул город  ночью. Патруль на ночном  шоссе не стал  будить
высокое начальство, но тщательно проверил документы шофера  и сверил  номера
машины. Машина была таким же "даймлер-бенцем", что и у Габица, номера на ней
стояли те же. А шофер, вот странно, был совсем  другой -- вполне зрелый муж,
не  во вкусе Габица, и звали его Альбрехт Хорст. Рядовой Хорст действительно
служил  шофером в комендатуре и  действительно исчез в одну  ночь с Габицем.
Патрульные, выпускавшие машину Габица из города, разошлись во мнениях, когда
им  показали фотографию  Хорста. Один  утверждал, что в  роковую ночь  видел
именно  Хорста,  другой  сомневался. Вот  если  бы  они  проверили  багажник
злополучной машины, тогда бы не сомневались, что видели не самого Хорста,  а
кого-то искусно под него загримированного. Сам Хорст в это время, скрюченный
в три погибели, лежал в багажнике генеральского "даймлера".
     Таким  образом, Августин Шмит снова  поступил в офицерскую  столовую на
должность, приятную и для идущего на поправку немецкого унтер-офицера, и для
русского  офицера,  нагло  пользующегося  возможностью  быть  в  курсе  всех
застольных разговоров. Там Шмит прослужил  полторы  недели и исчез  накануне
предписанного  медкомиссией  обследования, которое  должно  было  определить
пригодность обследуемого к службе в условиях Восточного фронта.
     Как ни обидно, но изящная операция Николая Соколова не только не попала
на страницы истории, но вообще никак не  была отмечена начальством.  Видимо,
сказалась сомнительная,  плохо совместимая с  обликом героя-разведчика роль,
которую скрепя сердце играл лейтенант Соколов перед Габицем.
     Вскоре  Соколов  вместе  со  своим   отрядом  особого   назначения  был
переброшен  на Львовщину, где ему пришлось воевать не только с фашистами, но
и с  бандеровцами. В стычке с  ними он и был ранен перед самым освобождением
города. Верные люди доставили его в госпиталь очищенного от фашистов города,
и здесь с осколочным ранением головы он пролежал больше трех месяцев.
     Для  фронта  он  уже  не  годился,  но служить  еще мог.  Красная Армия
сражалась  уже  на  чужой  территории,  а  на  нашей  войска НКВД  бились  с
бандеровскими  бандами,   устроившими  в  Прикарпатье  большое  партизанское
движение  против "оккупантов". Львовщина встретила  русских солдат  пулями в
спину, цветы были в свое время потрачены на солдат Гитлера.
     Николай Соколов  гонял  бандитов до пятьдесят второго года, когда одной
крупномасштабной операцией  с ними  было полностью  покончено.  Здесь  он  и
дослужился до капитанов. Полагался ему  к отставке и майорский чин, но война
кончилась  и  наступили  другие  времена. Все  меньше  ценились  смелость  и
находчивость,  все  больше подхалимаж  и стукачество.  И даже  разработка  и
организация большой части операции по ликвидации банд не  принесла ему не то
что звания или награды, а даже благодарности в личное дело.
     Действуя  в  городе,  бандиты широко использовали сеть подземных ходов,
связывающую почти  все кварталы старой части  города.  Подземные ходы начали
рыть еще в Средневековье и довольно бессистемно. Впоследствии военачальники,
ведавшие обороной Львова, спланировали более-менее четкую систему  подземных
коммуникаций. В ее основе лежало несколько широких магистралей, начинавшихся
в  центре  и заканчивавшихся за  тогдашней  чертой  города. К ним  примыкали
"улочки" поуже, которые, ветвясь, связывали магистрали с отдельными домами и
кварталами.  Но точной  карты  подземных  ходов  не  было  ни  у нас,  ни  у
бандеровцев.
     По  плану  Соколова в один  день несколько  десятков  бригад рабочих  в
сопровождении охраны рассеялись по городу и