е узнает  никто.  Вы
поняли, кто такой Джон Форстер Тернер?
   ^.Да.
   П. Он примет ваше предложение. Тридцать миллионов за то, чтобы уничтожить
КТК, - недорого. Если каспийская и казахская нефть пойдут через  Турцию,  он
окупит  эти  расходы  очень  быстро.  Полагаю,  что  наш  проект  он   будет
финансировать поэтапно. Миллиона  два  на  первом  этапе  и  так  далее.  Не
исключаю, что он пришлет к вам своего человека. Или даже прилетит сам. Чтобы
контролировать операцию. Будьте с ним предельно откровенны  и  не  пытайтесь
хитрить. Некоторые пытались. Это плохо кончалось.
   Р. Он может отказаться от заключительных выплат.
   П. Нет. Он из тех, кто выполняет  свои  обязательства.  Возможно,  только
поэтому до сих пор и жив. А теперь отправьте меня в Минводы и закажите билет
на московский рейс..."
   II
   "Турист - Доктору.
   Спасибо за информацию.  Направляю  расшифровку  разговора  объекта  П.  с
Пастуховым  (Пастух),  Перегудовым  (Док),  Хохловым  (Боцман),  Злотниковым
(Артист), Мухиным (Муха).
   ...Московская область, деревня Затопино.
   9 апреля, 1998 г.
   Начало записи - 16.30".
   "П. Добрый день, господа! Все уже в сборе? Прошу извинить  за  опоздание.
Мне показалось, что  за  нами  увязался  "хвост",  пришлось  сделать  лишние
полсотни километров, пока не убедились, что тревога ложная. Мое имя - Генрих
Струде. Есть и отчество,  но  я  предпочитаю,  чтобы  меня  называли  просто
Генрихом. Я мог бы предъявить вам  удостоверение  журналиста  газеты  "Таген
блатт", но оно фальшивое, хотя и очень хорошо исполненное. Кто  я  на  самом
деле? Об этом я скажу чуть позже. А пока, Серж, не  представите  ли  вы  мне
своих друзей?
   Пастухов.  Знакомьтесь.  Иван  Перегудов.  Он  же  Док.  Бывший   капитан
медицинской службы.
   П. Здравствуйте, Док. Такое  впечатление,  что  вы  только  что  приехали
откуда-то из Анталии или Кипра. Были в отпуске?
   Перегудов. Не совсем. Я был на стажировке. Не на Кипре,  правда,  а  чуть
южнее.
   П. В чем вы стажировались?
   Перегудов. В полевой хирургии. Это моя специальность.
   Пастухов. Бывший старший лейтенант Дмитрий Хохлов. Боцман.
   П. Вы действительно боцман?
   Пастухов. Нет. Просто он начинал службу в морской пехоте.
   П. Приятно познакомиться, Боцман.
   Пастухов. Бывший лейтенант Олег Мухин.
   П. Его прозвище я сам угадаю. Муха?
   Мухин. Не повезло мне. Ни с ростом. Ни с фамилией. Конечно, Муха.  А  кто
же еще?
   Пастухов. На вашем месте, Генрих, я был бы с ним  осторожней.  Это  очень
опасная муха.
   П. Спасибо за предупреждение. А это, как я понимаю. Артист?
   Пастухов. Бывший старший лейтенант Семен Злотников. Верно, Артист. Потому
что в свое время почти закончил ГИТИС. Но сейчас я остерегся бы называть его
Артистом.
   П. Почему?
   Пастухов. Он от этого нервно вздрагивает. Он, видите ли, некоторое  время
назад открыл свой театр и поставил "Сирано де Бержерака" с собой  в  главной
роли. Ничего, Сеня, что я об этом рассказываю?
   Злотников. Какая разница? Важен факт, а не рассказы о нем.
   Пастухов. Ну, и недавно была премьера. Буквально на днях.
   П. Я вас поздравляю, Семен! Это же замечательно. Премьера  в  собственном
театре. И вы в главной роли! Многим артистам такое может только присниться!
   Злотников. Послушайте. Как вас? Генрих? Так вот,  Генрих.  Чтобы  с  этим
покончить и больше не возвращаться. Зрителей на премьере было шесть человек.
Не считая моих друзей. Не шестьсот. Не шестьдесят. Просто  шесть.  До  конца
второго акта досидели только  мои  друзья.  Остальное  пусть  дорисует  ваше
воображение. Мухосранский  театр  времен  Брежнева  и  Горбачева.  На  сцене
пятьдесят человек, в  зале  пять.  Вы  правы,  такое  артисту  может  только
присниться. В самом кошмарном сне. Мне это не приснилось.
   Мухин. Ну, ты вообще зря. Мне так очень даже понравилось. Особенно  когда
ты шпагой размахивал. А что народу мало было - ты рассуди,  жизнь-то  какая,
до театра ли людям!
   Злотников. Заткнись, Муха. Я тебя  умоляю,  заткнись.  Теперь  вы  можете
представить, Генрих, какая это была премьера. После  нее  я  расплатился  со
всеми актерами и рабочими сцены, набил морду режиссеру и закрыл театр. А что
мне еще оставалось? И стал  безработным,  в  качестве  какового  вы  меня  и
видите. Меня утешает только одно. Что  я  решил  поставить  "Сирано",  а  не
"Гамлета". И  закончим  на  этом.  Расскажите  лучше  о  себе.  Если  вы  не
журналист, то кто?
   П.  Знаете  ли  вы,  друзья  мои,  что  такое  Каспийский  трубопроводный
консорциум?
   Хохлов. Что-то связанное с нефтью?
   П.  Совершенно  верно.  Это  объединение   фирм   и   компаний,   которое
контролирует транспортировку каспийской и казахской нефти на Запад. Не  буду
вдаваться  в  подробности,  скажу  только,  что  консорциум   создавался   в
ожесточенной конкурентной борьбе. В итоге победила схема, по  которой  нефть
идет через Грозный, а  вторая  нитка  Баку  -  Супса  будет  гнать  нефть  к
терминалам Новороссийска через Грузию. Эта схема устраивает далеко не  всех.
Очень  многие  весьма  могущественные  транснациональные  корпорации  делали
ставку на схему Баку - Джейхан, через Турцию. Попытки  пересмотра  принятого
решения не прекращаются и сегодня. А путь для этого только один: новая война
в Чечне. Вы обратили внимание на сообщение о нападении чеченских боевиков на
инспекторов Генерального штаба России?
   Пастухов. Еще бы не обратили!
   П. Это и была одна из попыток втянуть Россию в войну.
   Пастухов. Вы в этом уверены?
   П. Да. Это вытекает из ситуации. Правительство России  проявило  разумную
сдержанность, и конфликт не перерос в открытые военные  действия.  Но  такие
попытки могут быть и в будущем. Скажу больше - в ближайшем будущем. Не нужно
быть крупным стратегом, чтобы их предсказать. Согласны?
   Пастухов. Все это очень интересно, Генрих, но при чем тут мы?
   П. Сейчас объясню.  Одним  из  крупнейших  держателей  акций  Каспийского
консорциума  является  американская  компания  "Шеврон".  У  нее  пятнадцать
процентов участия. По своей должности  я  -  начальник  службы  безопасности
"Шеврона"  и  одновременно  член  экспертного  совета  КТК.  Наши  аналитики
предсказывали кризис в отношениях Чечни и России именно в  свете  борьбы  за
пути транспортировки нефти. Сейчас, после нападения на российских генералов,
их прогнозы стали  еще  более  угрожающими.  В  России  огромное  количество
стратегических объектов, и охрана их оставляет желать лучшего. Мы направляли
меморандумы в российское  правительство  о  необходимости  коренным  образом
пересмотреть  систему  защиты  особо  важных  объектов,  однако  нам   мягко
указывали на  то,  что  мы  выходим  за  пределы  своей  компетенции.  Совет
директоров компании "Шеврон" и все члены Каспийского  консорциума  не  могут
безучастно наблюдать за происходящим. В дело вложены огромные  деньги  наших
акционеров, в том числе и  российских,  и  мы  обязаны  позаботиться  об  их
защите. Аналитики КТК проработали больше сотни сценариев и пришли к  выводу,
что следующим объектом  нападения  чеченских  непримиримых  и  тех,  кто  их
поддерживает, может быть одна из российских атомных электростанций. А именно
- Северная АЭС на Кольском полуострове.
   Мухин. Что-что?! Они хотят рвануть Северную АЭС?!
   П. Я не сказал "хотят". Я сказал "могут".
   Мухин. Фигня! Не смогут!
   П. А почему?
   Мухин. Ну, там же охрана и все такое. Это же АЭС, а не бензоколонка!
   П. А вы уверены, что атомные электростанции в  России  охраняются  лучше,
чем бензоколонки?
   Перегудов. Помолчи, Олег. Продолжайте, мистер Струде.
   П. Генрих,  Док.  Просто  Генрих.  В  этом  и  заключается  наша  задача:
проверить, как в действительности охраняются  атомные  электростанции,  а  в
частности - Северная АЭС. Я думаю, все вы уже поняли, что сделать это  можно
единственным способом. А именно: захватить станцию.  Или  по.  крайней  мере
попытаться ее захватить. Если охрана на должном уровне и нам не удастся  это
сделать, я с чистой совестью доложу совету директоров КТК, что об этом можно
не беспокоиться. Если же удастся, мы задокументируем  все  свои  действия  и
передадим эти материалы руководству консорциума. Или даже в прессу.  Это  уж
точно заставит российское  руководство  пошевелиться  и  навести  порядок  с
охраной своих АЭС и других стратегических объектов.
   Хохлов. И снова Россия будет в говне.
   П. Лучше в говно, чем в огне. Вы не согласны со мной?
   Пастухов. Он согласен.
   П. А вы?
   Пастухов. Я тоже.
   П. Теперь вы знаете все. Ваша задача: проникнуть на  территорию  Северной
АЭС, нейтрализовать охрану, заложить  взрывчатку  и  взрыватели  в  наиболее
уязвимых точках - главный щит управления, система охлаждения реакторов и так
далее.
   Пастухов. Взрывчатка условная?
   П. Нет, самая настоящая. Это принципиальный момент. Все должно быть  так,
как может быть в жизни. Доставить взрывчатку на Кольский полуостров, а затем
на  территорию  станции  -  одна  из  самых  сложных  задач  операции.   Наш
эксперимент не будет убедительным, если мы этого не сделаем.
   Пастухов. Взрыватели тоже настоящие?
   П. Нет. Но очень  похожие  на  настоящие.  Совет  директоров  КТК  принял
решение  финансировать  эту  операцию  и  все  подготовительные  работы.  Вы
получите по сто тысяч долларов аванса. Если сумеете захватить станцию -  еще
по сто. Я помню, Серж, ваше правило: все сразу, наличными и вперед.  Но  мне
не удалось  настоять  на  этом  варианте.  И  настаивать  на  нем  не  было,
согласитесь, никаких оснований. Вы же не можете  гарантировать,  что  захват
удастся, правильно?
   Пастухов.  Почему  бы   руководителям   консорциума   не   обратиться   к
правительству России с официальной просьбой провести такую  проверку?  Будет
выделено спецподразделение, они сделают все, что надо.
   П. Мы думали об этом. Ничего не получится. Москва не  пойдет  на  это.  А
если  даже  пойдет,  то  это  будет  обыкновенная  показуха,  имеющая  целью
продемонстрировать нам, что  охрана  стратегических  объектов  находится  на
самом высоком уровне. Вопрос об исполнителях  так  же  принципиален,  как  и
вопрос о взрывчатке. Наша акция должна показать, что террористы смогут найти
в России не  только  взрывчатку,  но  и  профессионалов,  которым  по  силам
выполнение этой задачи. А такие профессионалы  есть.  Вы  -  не  исключение.
Немало бывших спецназовцев с опытом Афганистана и  Чечни  ушли  из  армии  и
вынуждены промышлять мелкой торговлей или работать на  криминал.  А  теперь,
вероятно, вы захотите обсудить мое  предложение  между  собой  и  без  моего
присутствия. Я угадал?
   Пастухов. Да. Погуляйте с полчасика по русской природе. А мы  посидим  на
бережку. Мухин. Можно потолковать и  здесь.  Пастухов.  Здесь  жарко.  А  на
берегу вода, кувшинки, мальки плещутся и иногда приходят умные мысли..."
   Продолжение записи.
   17.40.
   "Пастухов. Проходите, Генрих. Наливайте себе кофе. Ваша Люси сварила  его
по какому-то французскому рецепту.
   П. Вы обсудили мое предложение?
   Пастухов. Да.
   П. Вы его принимаете?
   Пастухов. Нет.
   П. Нет? Почему? Настаиваете на своем принципе  "все  сразу,  наличными  и
вперед"?
   Пастухов. Дело совсем не  в  этом.  Вы  предложили  справедливую  систему
оплаты. Дело в другом. Сколько человек в охране станции?
   П. Около тридцати.
   Злотников. Ну, не так, чтоб и много.
   Пастухов. Как вооружены?
   П. Я навел справки. Автоматы Калашникова, табельные пистолеты Макарова  и
ТТ.
   Пастухов. Вот вам и ответ. Будет стрельба. Во  всяком  случае,  очень  не
исключена. Значит, либо  им  придется  убивать  нас,  либо  нам  их.  А  они
нормальные служивые люди. И кто же нам потом простит этот проверочный захват
станции, если мы убьем или даже раним хотя бы одного человека? А быть живыми
мишенями тоже не слишком хочется. Мы согласимся на ваше предложение только в
одном варианте.
   П. В каком?
   Пастухов. Вы сказали, что получили наши  досье  в  ФСБ.  Точней,  купили.
Значит, у вас есть там свой человек?
   П. Допустим.
   Пастухов. Он сможет сделать то, что вы ему скажете?
   П. Это вопрос оплаты.
   Пастухов. Вот и  заплатите  ему.  Пусть  он  между  нами,  на  ушко,  под
чрезвычайно большим секретом  шепнет  начальнику  Мурманского  ФСБ,  что  на
Северной АЭС будет проводиться проверка системы охраны. Именно так,  как  вы
сказали: с попыткой захвата станции. Организуйте эту утечку информации.  Она
немедленно дойдет до начальника охраны Северной  АЭС  и  местного  отделения
ФСБ. И все будет в порядке.
   П. Но... Я вас не совсем понимаю, Серж. Они же поднимут всех на ноги!
   Пастухов. Во-первых, эту утечку вы организуете не завтра, а тогда,  когда
мы будем на месте. Внедримся, примелькаемся, станем почти  своими.  А  ждать
они будут чужих. А во-вторых, и это главное, не будет  никакой  стрельбы.  А
если будет, то холостыми. Кто же станет стрелять по своим  боевыми?  Условно
ранен, условно убит. Станция условно захвачена.
   П. Вы не сумеете захватить станцию,  если  вся  охрана  будет  усилена  и
поднята по тревоге.
   Пастухов. Это наши проблемы. Не сумеем - значит, не заработаем по  второй
сотне. Но мы постараемся заработать.
   П. Эксперимент не чистый. Имелось в виду  проверить  охрану.  объектов  в
обычных условиях, а не тогда, когда там ждут нападения.
   Пастухов. Для чистого эксперимента вы не найдете  исполнителей.  Или  это
будут бандиты.  Не  думаю,  что  совет  директоров  Каспийского  консорциума
захочет запятнать себя связью с  криминалом.  Да  они  и  не  смогут  ничего
сделать. Здесь нужны профи. А уж если мы захватим станцию  даже  в  условиях
повышенной  боевой  готовности,  лучшего  способа  надавить  на   российское
правительство и придумать нельзя.
   П. Вы уверены, что сумеете осуществить захват?
   Пастухов. Я же сказал, Генрих. Мы постараемся. Как, Олежка, сумеем?
   Мухин. Нет проблем. Я как тот ирландец, которого спросили,  умеет  ли  он
играть на скрипке. Он  ответил:  "Нисколько  в  этом  не  сомневаюсь,  хотя,
признаться, ни разу не пробовал".
   П. Я должен подумать. Я дам вам знать о своем решении..."
   * * *

   "ШИФРОГРАММА
   Весьма срочно.
   Турист - Доктору, Джефу.
   Эмиссар  объекта  Р.  Азиз  Садыков  вылетает  в  Нью-Йорк  из  аэропорта
Шереметьево-2 13 апреля с.г. рейсом  344  с  прибытием  в  аэропорт  Кеннеди
ориентировочно в 10.30 по нью-йоркскому времени..."
   III
   Советник Султана Рузаева Азиз Садыков не хотел быть министром иностранных
дел в будущем  правительстве  независимой  Ичкерии.  Он  хотел  быть  послом
Ичкерии в США, а еще лучше - постпредом в ООН. И жить в Нью-Йорке. Ему очень
нравился Нью-Йорк, хотя он был здесь всего один раз и только  три  дня  -  в
составе  делегации  ЦК  комсомола,  где  после   окончания   МГИМО   работал
инструктором орготдела. Но чем-то задел его  душу  этот  мегаполис  -  после
унылой, как покойник, Москвы, после базарного, грязного  Грозного.  Сам  дух
этого  города,  свободного  от   всяких   условностей,   восхитил   молодого
комсомольского функционера.
   Эта поездка и предопределила его дальнейшую  жизнь.  Точней,  дала  жизни
направление, вектор.
   Азиз  был  сыном  директора  крупного  строительного  треста  в  Грозном.
Должность хозяйственная,  но  по  значимости  сравнимая  не  меньше,  чем  с
секретарем обкома. Все хотели  строить  себе  дома,  все  были  зависимы  от
строителей, и отцу Азиза не стоило большого труда устроить  сына  сначала  в
Московский институт международных отношений по квоте  для  нацменьшинств,  а
потом в ЦК комсомола. Предполагалось, что в  Москве  Азиз  наберется  опыта,
обрастет связями и вернется в Чечено-Ингушетию уже  на  серьезную  партийную
работу.
   Азиз ничего не имел против. Но поездка  в  Нью-Йорк  все  сломала  в  его
планах. Он больше не хотел в Грозный. Он хотел в США. А путь для  этого  был
только один - через Академию общественных наук при ЦК КПСС и Дипломатическую
академию. И  не  только.  Необходимо  было  заручиться  поддержкой  и  самой
влиятельной в таких делах организации - КГБ.
   Прочные контакты с "конторой" у него были  еще  со  студенческих  времен.
Пятое  Главное  управление  очень  интересовали  настроения  молодой   элиты
советского общества - а МГИМО как раз и было отстойником такой  элиты.  Азиз
регулярно представлял отчеты о разговорах, которые  вели  студенты,  наши  и
иностранцы. Иногда после его отчетов кого-то отчисляли. Но он не  чувствовал
себя предателем. Таковы были законы жизни. Младший должен уважать  старшего.
Гражданин должен уважать власть. А если  ты  позволяешь  себе  нарушать  эти
законы, кто же в том виноват? Ты сам.
   Работая в ЦК комсомола, Азиз уже по должности обязан был контактировать с
КГБ. У него появилось там много хороших знакомых,  и  позже,  когда  Султану
Рузаеву понадобились свои люди на Лубянке, Азиз без труда это устроил.
   Азиз  был  не  настолько  наивен,  чтобы  не  понимать  фальшивости  всех
отношений внутри застойного советского общества.  Но  он  принимал  это  без
оценки, как данность, как дождь или снег. Такова воля Аллаха. Только безумец
может противиться ей. Не будучи правоверным мусульманином по  своему  образу
жизни, он был мусульманином по самой сути характера.  И  когда  горбачевская
перестройка закончилась  всеобщим  обвалом,  Азиз  растерялся.  Он  был  уже
аспирантом Академии общественных наук. Академию закрыли. ЦК закрыли.  Партию
закрыли. А потом и сам Советский Союз закрыли. Объявили однажды  утром,  что
его больше нет. Это не умещалось в сознании.
   По настоянию отца Азиз вернулся в Чечню и стал  работать  в  секретариате
генерала Дудаева. Генерал любил окружать себя  молодыми  способными  людьми.
Азиз подходил под эту категорию.  Он  хорошо  знал  английский  и  арабский,
изучил турецкий язык, выступал на переговорах Дудаева сначала  переводчиком,
потом стал референтом. Тогда же  он  познакомился  и  с  Султаном  Рузаевым,
молодым префектом одного из самых больших районов Чечни,  любимцем  генерала
Дудаева. А когда началась война, Азиз  попал  в  отряд  Рузаева.  Еще  перед
началом  войны  по  приказу  Дудаева,   озабоченного   отсутствием   военных
специалистов,  Азиз  закончил  краткосрочные  курсы   вертолетчиков,   опыта
набирался уже в деле. Он храбро воевал, восприняв идею  независимости  Чечни
как новую данность, не подлежавшую обсуждению, летал на разведку, забрасывал
в тыл федералов десанты, бомбил российские мотоколонны, ходил  в  атаки,  не
страшась смерти, воспринимая ее не как физическую реальность, а как еще одну
возможную данность. И лишь временами, в  короткие  часы  затишья,  вспоминал
Нью-Йорк с душевным томлением, не свойственным мусульманину и  не  достойным
мусульманина. Но ничего поделать с собой не мог. Он вспоминал не Гудзон  или
Бруклинский мост, не потрясший его своей устремленностью ввысь Манхэттен, он
вспоминал Нью-Йорк в целом, себя в Нью-Йорке и то  чувство  раскованности  и
свободы, которое испытал там первый и, возможно, единственный раз в жизни. И
вот теперь, всего через  несколько  часов,  когда  утянется  на  восток  под
сверкающими плоскостями "Боинга" неразличимая с высоты Атлантика,  он  снова
увидит Нью-Йорк.
   Но то, что ему предстояло сделать, мешало думать об этом городе так,  как
думал он в ночных засадах или в чадящих руинах Грозного.
   В аэропорту Кеннеди Азиз Садыков сел в  такси  и  назвал  адрес:  "Эмпайр
Стейт Билдинг". Водитель-итальянец удивленно посмотрел на него. Пассажир  не
был   похож   на   туристов,   для   которых   Нью-Йорк   -   это    скопище
достопримечательностей вроде статуи Свободы, Бродвея, Метрополитен-музея или
того же "Эмпайр Стейт Билдинг", одного из самых высоких небоскребов  города.
Он был похож скорей на молодого, но уже преуспевающего арабского  бизнесмена
лет тридцати пяти, с вальяжной полнотой, с безукоризненным пробором в густых
черных волосах.