ез, да никто их у него и  не  спрашивал.
Назаров иногда лишь головой качал, поражаясь тому,  как  всего  за  каких-то
четыре года Ельцин умудрился  так  разбазарить  свой  огромный  политический
капитал, что даже безродный, как дворняга,  никому  до  этого  не  известный
демагог Зюганов стал для него серьезнейшим соперником.
   Назаров перестал интересоваться  большой  политикой  еще  и  потому,  что
понял: Россия вступила в тот период своего развития, когда ею  управляют  не
президент, не правительство и тем более не Госдума. Все решения  диктовались
не государственными деятелями, а  глубинными  процессами,  происходившими  в
экономике страны. А  происходил  там  глобальный  передел  собственности.  В
борьбу  вступили  акулы  молодого  российского  бизнеса.  И   понятно,   что
наибольшей  остроты  эта  борьба  достигла  в   отраслях,   дающих   быстрый
экономический эффект. Лес, цветные металлы, нефть.
   Назаров занимался нефтью от случая к случаю, используя ее чаще всего  для
расплаты по  бартерным  сделкам.  На  изобретение  долго  жившего  в  России
техасского инженера он наткнулся  случайно  и  сразу  понял,  что  обладание
патентом может принести немалую прибыль. Но особого значения этому  делу  он
поначалу не придал и патент приобретал так  -  на  всякий  случай.  По-иному
взглянуть на него Назарова заставили, как ни странно, его конкуренты - люди,
стремившиеся взять под контроль нефтяную промышленность.
   Они не  афишировали  себя.  Некоторых  из  них  Назаров  знал,  о  других
догадывался. Они занимали незаметные, не на  виду,  должности  руководителей
холдинговых компаний, вице-президентов или даже просто консультантов банков.
Но это была очень сильная группа. У них были свои люди  в  правительстве,  в
президентском окружении, влиятельное лобби в Госдуме. Друг  другу  они  были
готовы горло перегрызть, но вставали плечом к плечу, когда кто-то со стороны
делал попытку влезть в нефтяной бизнес.
   У Назарова не было никакого  желания  вступать  с  ними  в  конфронтацию.
Средоточие  его  основных  интересов  находилось   в   области   электронной
промышленности и в ВПК -  там,  где  были  наработки  высокой  технологии  и
требовалось лишь финансировать их завершение, сориентировать  в  координатах
мирового рынка и найти устойчивые рынки сбыта.  И  если  бы  за  патент  ему
предложили разумную цену, он, скорее всего, согласился  бы.  Но  объявленная
цена была в  десятки  раз  больше  разумной.  И  это  мгновенно  насторожило
Назарова. Прощупывая контрагентов, он предложил им создать на паях  компанию
для  производства  установок  и   дальнейшей   разработки   Самотлора.   Они
отказались,   даже   не   проконсультировавшись   с    партнерами    и    не
поинтересовавшись условиями сделки. Из чего  Назаров  заключил,  что  патент
конкурентам нужен не для того, чтобы его использовать, а совсем  наоборот  -
чтобы его не использовать. И чтобы его не мог использовать никто другой.
   Это понимание дало ему даже беглое ознакомление с ситуацией  на  нефтяном
рынке. Передел там еще не был  закончен.  Более  девяноста  процентов  акций
Тюменской нефтяной компании,  которой  принадлежал  Самотлор,  находилось  в
руках государства. Все шло к тому, что эти акции рано или поздно поступят на
открытый рынок. И появление Назарова с патентом и планами намного  увеличить
добычу нефти на изгаженном Самотлоре могло мгновенно поднять котировку акций
на сотни пунктов. А раз взлетят акции, значит, и  цена  контрольного  пакета
увеличится не на один десяток миллионов долларов.
   И Назаров отказался продать патент. Тогда "они" повысили цену.  Он  вновь
ответил отказом.
   Большой бизнес - занятие не для чистоплюев. Назарову не раз приходилось с
помощью  своих   экспертов   отыскивать   лазейки   в   дырявом   российском
законодательстве, чтобы уйти от людоедских  налогов,  взятками  продавливать
свои проекты сквозь чиновничьи препоны, с помощью связей  и  тех  же  взяток
выбивать льготы для своих предприятий. Все так делали.  Но  в  этот  раз  он
твердо сказал: "нет". Свои деньги на патенте он и так заработает, а помогать
кому-то  скупать  за  бесценок  остатки  национального  богатства  России  -
перебьетесь, господа.
   Но он недооценил  решимости  своих  контрагентов.  Потому  что  не  понял
масштабности  их  планов.  Понял  лишь  теперь,  когда  изучил  подробнейший
аналитический отчет о состоянии не только российского, но и  всего  мирового
рынка нефти.
   Речь шла не только и даже не столько о Самотлоре. В руках государства  до
сих пор  оставались  контрольные  пакеты  акций  практически  всех  нефтяных
компаний. Вся Западная Сибирь. Ямал.  "Коми-нефть".  Вся  Восточная  Сибирь.
Приморье. Татарстан.  Башкирия.  Удмуртия.  Оренбург.  Поволжье,  Краснодар.
Северный Кавказ. И не было в России  ни  одного  месторождения,  которое  не
заводнили бы, не изуродовали, не изнасиловали безудержным браконьерством  во
имя  единственной  цели  -  дать  круглую  цифру,  отчитаться,   прищелкнуть
каблуками: "Задание партии и правительства выполнено и перевыполнено!" А для
тех,  кому  адресовались  эти  лакейские  рапорты,  это   означало:   приток
нефтедолларов обеспечен, можно еще некоторое время спокойно  жрать,  пить  и
нашпиговывать танками и ракетами дружественные режимы.
   Да и только ли в России так было? А в Азербайджане - не так? В Туркмении?
В Казахстане? На Украине?
   Здесь пахло не десятками и сотнями миллионов  долларов  -  миллиардами  и
даже десятками миллиардов.
   И ключ от этих миллиардов был в руках у Назарова. Этим ключом был патент.
   Слишком поздно он это понял. И заплатил за ошибку страшную цену.
   У него уже не было ни малейших сомнений в том, кто направлял руку  убийц.
Сами убийцы его не интересовали. Они были инструментом.  И  только.  Он  был
намерен предъявить счет не  исполнителям,  а  организаторам.  Не  составляло
особого труда узнать их фамилии, адреса, получать полную  информацию  об  их
привычках, распорядке дня, ежедневных маршрутах. Не составляло  труда  найти
исполнителей, на это  был  Губерман  и  его  служба  из  бывших  сотрудников
"Альфы". Назаров брал в руки оружие только во время службы в армии да иногда
на охоте, которую приходилось устраивать, чтобы в располагающей  к  душевной
разнеженности обстановке установить контакт с нужными для  дела  людьми.  Но
сейчас он словно  бы  вновь  представил,  как  злобно  бьется  в  его  руках
"Калашников",  как  пули  кроят  жирные,  изнеженные  тела  его   врагов   и
размалывают их головы.
   Это было сладкое, греющее сердце видение.
   Но он отогнал его от  себя.  Он  никогда  не  прибегал  к  таким  методам
конкурентной борьбы. Он был человеком жестким, иногда беспощадным, но  такие
методы были глубоко противны его  натуре.  Отнять  у  человека  жизнь  может
только Тот, кто ему эту жизнь дал. Назаров не хотел  оставить  сыну  страну,
где конфликты между деловыми партнерами решаются пулей или ножом. И хотя  от
него самого мало что зависело, он к этому руку приложит.
   Нет, счет его будет другим. Они лишили его жизнь смысла. Он лишит  смысла
их жизнь: отнимет деньги и власть, которую деньги давали. А иного  смысла  и
не было в их злобной звериной жизни. Он превратит их в живые трупы.
   Так он и сделает.
   Назаров еще  раз  пробежал  взглядом  аналитическую  сводку  и  вышел  из
комнаты.  Пока  он  шел  по  коридору  и  спускался  по  лестнице,   молодые
турки-охранники,  дежурившие  во  всех  углах  виллы,  при  его  приближении
вытягивались в струнку. В руках у них  были  девятимиллиметровые  английские
пистолеты-пулеметы "бушмен", из  верхних  карманов  курток  торчали  антенны
переговорных устройств.
   Дверь в компьютерную оказалась  незапертой.  За  экраном  монитора  сидел
Розовский с неизменной погасшей сигарой во рту. Увидев в дверях Назарова, он
ткнул в какую-то кнопку, убирая с экрана картинку, и встал.
   - Ты хочешь поработать? Садись, я потом закончу, мне не к спеху.
   - А я думал, ты уже улетел, - заметил Назаров.
   - Ты этого хочешь? - спросил Розовский.
   Назаров безразлично пожал плечами:
   - Мне казалось, этого хочешь ты.
   - Если не возражаешь, я повременю с отъездом.
   - Рассчитываешь, что я передумаю?
   - Да. Ты разумный человек и в конце концов поймешь...
   - И не рассчитывай на это. Я никогда не был разумным  человеком  в  твоем
понимании. А сейчас тем более не собираюсь.
   Розовский хотел что-то сказать, но лишь вяло махнул рукой и молча  вышел.
Пришибленный он был какой-то.  Назарову  даже  стало  жалко  его.  Мелькнула
мысль: вернуть его, ободрить, рассказать о том,  что  он  задумал,  -  чтобы
Борис зажегся, как это всегда бывало, азартно включился  в  обсуждение  всех
деталей.
   Но дверь за Розовским уже закрылась. Да и  вряд  ли  зажег  бы  его  план
Назарова. Наоборот: вверг бы в панический ужас. Трусом был его старый  друг.
Назаров и раньше это знал. И не  раз,  случалось,  раздраженно  ему  кричал:
"Если бы я прислушивался к твоим предостережениям, мы до сих пор  бревна  бы
на Енисее ловили!" Но сейчас это была не просто трусость, а  прямо  какая-то
патология. Что с ним? Что его могло так сломать?
   Не хотелось об этом думать.  Какое-то  равнодушие  чувствовал  Назаров  к
Розовскому. Кончилась их тридцатилетняя  дружба?  Ну,  кончилась  -  значит,
кончилась. Все в его жизни кончилось. Осталось только одно - дело.
   Назаров сел в кресло и вернул  на  экран  программу,  с  которой  работал
Розовский.  И  одного  взгляда  на  знакомые  названия  фондов,   холдингов,
ассоциаций и банковских структур ему  было  достаточно,  чтобы  понять,  чем
занимался Розовский: высчитывал, сколько  его  денег  вложено  в  дело.  Это
неприятно царапнуло. Спешит. Но, в конце концов, это его деньги.
   Назаров сбросил информацию на дискету и вызвал центральную  базу  данных.
Пока компьютер загружался, сидел, откинувшись на высокую  спинку  кресла,  и
машинально барабанил пальцами по подлокотникам.
   Что-то не нравилось ему в его плане. Он был  прост  и  на  первый  взгляд
достаточно эффективен: самому скупить  контрольные  пакеты  акций  сибирских
нефтяных компаний - всех, на сколько хватит свободных денег, потом построить
завод по производству  установок,  смонтировать  установки  на  скважинах  и
эксплуатировать восстановленные месторождения.
   План сам по себе был хорош, но не достигал главной цели, А цель его  была
не прибыль, а полное разорение этих ублюдков. Для этого нужно было взять под
свой контроль не половину,  не  три  четверти,  а  все  до  одной  сибирские
компании. А в идеале - и не только сибирские.
   Даже не вызвав еще на монитор необходимые данные,  Назаров  уже  понимал:
денег  не  хватит.  Но  он  терпеливо  просидел  часа  три  за  компьютером,
скрупулезно просчитывая, какие программы можно свернуть,  какие,  инвестиции
приостановить, какие компании вообще продать.  Набралось  немало,  почти  на
полмиллиарда  долларов.  Но  это  покрывало  не  больше  трете   необходимых
расходов. Назаров, не задумываясь,  ликвидировал  бы  все  структуры  своего
концерна, но многие дела находились в начале  раскрутки,  продать  их  можно
было лишь за сущий бесценок. Это было не только в высшей степени  неразумно,
но не решало и главной проблемы: для  широкомасштабной  операции,  какой  ее
задумал Назаров, средств вс„ равно не хватило бы.
   Привлечь западных компаньонов? Немцы, с которыми он подписал  в  Гамбурге
договор о намерениях, отпали. Они были насмерть перепуганы взрывом яхты.  Да
и не такие средства, которые они  собирались  вложить  в  проект,  были  ему
сейчас  нужны.  У  него  было  достаточно  знакомых  среди   очень   крупных
финансистов и в Европе, и  в  Штатах,  Назаров  не  сомневался,  что  сумеет
заинтересовать их прибылями, которые обещало дело. Но это требовало времени.
А времени, как он понимал, уже не было.
   Недаром именно сейчас появился на Кипре этот полковник, непонятно  как  и
почему убитый  на  вилле  "Креон",  и  эта  шестерка  спортсменов,  ввергшая
Розовского в животный ужас. Это был знак, что  ситуация  на  нефтяном  рынке
России вот-вот разрешится.
   Второе соображение было более общего плана. Перед президентскими выборами
оголили все статьи бюджета и выплатили зарплаты  и  пенсии.  Сейчас  платить
было  нечем.  Недовольство  в  стране  нарастало,  его  умело   использовала
оппозиция, и у правительства был небольшой выбор: либо  на  полную  мощность
включать печатный станок, либо срочно продавать остатки госимущества. Второе
было во всех отношениях гораздо разумнее; надо полагать, такое  решение  уже
было принято.
   Да, времени не было.
   Темнота за окнами  давно  сгустилась,  между  черными  кронами  кипарисов
мерцала какая-то звезда. А Назаров все вышагивал  по  комнате,  от  двери  к
окну, от окна к двери...
   Как только  передел  нефтяного  рынка  произойдет,  патент  утратит  свою
разящую силу. Его контрагенты  даже  охотно  пойдут  на  то,  чтобы  создать
совместно с Назаровым компанию по производству установок. Зачем отказываться
от десятков  и  сотен  миллионов  тонн  дополнительной  нефти?  Даже  широко
разрекламируют проект, это поднимет котировку акций компаний - их компаний -
и позволит очень неплохо сыграть на  скачке  биржевого  курса.  Элементарно:
скупаются акции  собственных  компаний  -  устраивается  шумная  презентация
проекта с показом по ТВ; как результат  -  котировки  повышаются;  котировки
повышаются - акции продаются уже по  новой,  высокой  цене.  А  если  сделка
фьючерная - с уплатой за акции не сразу, а через какое-то  время,  -  то  ни
цента в эту операцию и вкладывать не надо. Просто разница  курса  покупки  и
курса продажи спокойно кладется в карман. Если влезает.
   Назаров резко остановился.
   Он нашел решение. Это было то, что надо. Не нужно никаких компаньонов. Не
нужно  никаких  дополнительных  средств.  Эти  ублюдки  сами  оплатят   свое
разорение.
   Нужно только одно - сделать это очень быстро.
   Назаров вернулся за компьютер. Через полтора  часа  подробные  инструкции
были готовы и отправлены по "Интернету" в Москву.
   Операция началась.
   Назаров выключил компьютер и  потянулся.  От  долгого  сидения  в  кресле
затекла спина, ныли переломанные  ребра.  Он  прошел  на  кухню,  постоял  у
раскрытого холодильника. Но  есть  не  хотелось.  Налил  полфужера  виски  и
поднялся в  библиотеку  мимо  недремлющих  охранников.  По  "НТВ  плюс"  шел
какой-то американский боевик. Минут сорок Назаров сидел  перед  телевизором,
пока не поймал себя на том, что не понимает, кто кого ловит и  кто  от  кого
убегает. Мысли его были  заняты  совсем  другим.  Он  выключил  телевизор  и
подошел к книжному стеллажу. Но книги  здесь  были  только  на  греческом  и
арабском - даже на английском не было ни одной. Он допил виски, еще  немного
походил по толстому ковру и вышел во дворик.
   Была глубокая глухая ночь. Молчала набережная.  Гремели  цикады.  Садовые
фонари отражались в  неподвижной  воде  бассейна.  Царица  ночь.  Бездонная.
Прекрасная. Страшная в нечеловеческой своей красоте.
   Назаров  спустился  по  мраморным  ступеням   и   направился   к   своему
излюбленному месту под дубом. И уже подойдя,  с  удивлением  остановился.  В
шезлонгах сидели два каких-то человека. При приближении Назарова они встали.
Один из них был Губерман, второго Назаров видел впервые: чуть выше  среднего
роста, худощавый, в аккуратном спортивном костюме, с молодым спокойным лицом
и светлыми, не слишком коротко подстриженными волосами.  Обычный,  ничем  не
примечательный парень. Если бы не грация молодого сильного зверя, с какой он
поднял из глубокого шезлонга свое гибкое тело. И если бы не взгляд его серых
глаз. Такой взгляд Назаров видел у лейтенанта, командира  Сашкиного  взвода,
под Кандагаром, куда прилетал он проведать только начинавшего  службу  сына.
Такой взгляд был и у Сашки, когда он вернулся домой после двух лет в Афгане.
   Это был взгляд человека, который слишком часто смотрел в лицо смерти.
   - Мы вас ждали, шеф, - проговорил Губерман. - Познакомьтесь.  Это  Сергей
Пастухов, капитан второй сборной команды  Московской  области  по  стрельбе.
Человек, которому поручено выкрасть вас и доставить в Россию. Он  был  столь
любезен, что согласился рассказать вам то, о чем мне говорить было бы  очень
тяжело и больно.
   Назаров кивнул:
   - Садитесь.
   Но не успели они расположиться в шезлонгах, как включился радиопередатчик
в куртке Губермана:
   - Я Второй, вызываю Первого. Второй вызывает Первого. Прием.
   - Извините, - сказал Губерман и вытащил рацию. - Я Первый.  Докладывайте.
Прием.
   - Объект приехал на такси в аэропорт Ларнаки. Купил билет первого  класса
на самолет до Женевы. Вылет рейса в пять тридцать. С  собой  у  него  только
кейс. Сидит в баре. Возвращаться на виллу, судя по всему, не собирается. Как
поняли?
   - Понял вас. Купите билеты в туристический класс.  И  забронируйте  место
для меня. Позвоните в Женеву, в "Рента кар", закажите машину  напрокат.  Она
должна нас ждать возле зала прилета. Встретимся в самолете. Как поняли?
   - Понял вас, Первый. Все?
   - Да, все. Конец связи, - сказал Губерман и убрал рацию.
   - Объект - кто? - спросил Назаров. Губерман немного помолчал и ответил:
   - Розовский.
   Назаров повернулся к Сергею:
   - Слушаю вас.
   Пастухов выложил на стол диктофон и нажал клавишу "плей".
   "...- Всего доброго, господин Розовский.
   - Всего доброго, господин Вологдин. Пауза.
   - Выключили?
   -Да.
   - Фух, я даже вспотел! Мы с вами, Борис Сем„ныч, прямо народные  артисты!
По-моему, убедительно получилось.
   - По-моему, тоже..."
   V
   Лишь когда "Каравелла" израильской компании Эль-Аль, совершавшая рейс  по
маршруту Тель-Авив - Ларнака - Афины -  Женева  набрала  полетную  высоту  и
погасли транспаранты, предписывающие пристегнуть  ремни  и  воздержаться  от
курения, Розовский позволил себе немного  расслабиться.  Он  снял  пиджак  и
положил  его  на  соседнее  свободное  кресло,  распустил  стискивавший  шею
галстук, от которого основательно отвык за два с лишним месяца,  проведенных
на Кипре, не без усилия - из-за живота  -  нагнулся  и  расшнуровал  светлые
саламандровские туфли, чтобы ноги не затекли за три с лишним  часа,  которые
ему предстояло провести в воздухе.
   По внутренней трансляции прозвучало объявление на  иврите  и  английском.
Иврит Розовский совсем не знал, английским владел  в  пределах  разговорного
минимума, но этого хватило, чтобы  понять,  что  полет  проходит  на  высоте
восемь тысяч метров со скоростью семьсот пятьдесят километров в  час.  Цифры
успокаивали. Они означали, что с каждой минутой он на двенадцать с половиной
километров удаляется от смертельной опасности,  которую  обнаружил  лишь  по
чистой случайности и которой только чудом сумел избежать...
   Минувшим вечером он с трудом дождался, когда Назаров освободит компьютер.
Спеху особого не было, свои расчеты он мог вполне  закончить  и  завтра,  но
Розовского заинтересовало, над чем так долго  трудится  шеф.  Все  серьезные
разработки он обычно поручал либо  ему,  Розовскому,  либо  программистам  в
лондонском офисе или в Москве, сам же пользовался компьютером в основном для
контроля за ходом реализации своих многочисленных проектов. А  после  взрыва
яхты за компьютер вообще почти не  садился  -  начинались  головные  боли  и
быстро уставали глаза. И нынешний случай был совершенно необычным.
   Когда Назаров вышел, наконец, из кабинета, в котором был установлен  "Сан
ультра спарк", и прошел сначала на кухню, а потом в  библиотеку  (с  верхней
веранды было видно, как осветились мавританские окна библиотеки),  Розовский
поспешил занять его место у компьютера, плотно прикрыв за собой дверь.
   Никаких  следов  расчетов,  которые  почти  пять  часов  вел  Назаров,  в
оперативной памяти "Спарка" не было. Не было их и на  дискете,  лежавшей  на
столе рядом с м