рядам, рыскали под скамьями, собирали бутылки.
   Они сидели и ждали, когда рассосется народ. Артист  почему-то  все  время
беспокойно крутил головой, поглядывал по  сторонам,  словно  принюхиваясь  к
чему-то.
   - Ты чего? - спросил его Муха и невольно тоже оглянулся.  -  Увидел,  что
ли, кого?
   - Да так... - пожал плечами Семен. - Сам не пойму... Не по себе как-то.
   - А-атставить разговоры! - отрезал Пастух. - Мы тут ради  дела,  так?  Ну
так делом и займемся.
   Решено было отправить двоих. Кинули жребий - кому идти. Сосредоточенно  и
серьезно тянули спички. Выпало Артисту и Мухе.
   - Не подкачаете? Народ верит в вас, - сказал Док и значительно  поднял  к
ярко-голубому небу указательный палец.
   - Будьте благонадежны, - заверил Артист. - Товарищ и не пикнет.
   - Не хвалися, идучи на рать... - заметил Док. - Ты хоть был  там?  Видел?
Это же крепость...
   - Нет таких крепостей...
   - Прекратить базар! - оборвал Пастух. - Давай, Иван, малюй  схему.  А  вы
вникайте. Чтоб без проколов!
   - Зрите сюда. - Перегудов извлек из кармана куртки  блокнот  и  шариковую
ручку. - Цель  вот  здесь,  в  дальнем  здании,  на  третьем  этаже.  Объект
нешутейный. Крутые омоны. Но просочиться на территорию -  семечки.  Основной
вопрос - попасть в отделение и выбраться с ним обратно в город. Вся  надежда
на внезапность, ну и на твой, Сема, бессмертный талант.
   - И не вздумайте пустыми вернуться, - прищурил глаз Пастухов.
   - Будем ждать вот  тут,  за  углом.  -  Док  начертил  крестик  на  своем
планчике. - Только отгоним "форд" Боцмана на стоянку -  и  за  вами.  Ладно,
вперед, марш! Долгие проводы - лишние слезы.
   * * *
   Через два часа Артист  и  Муха  в  превосходных  итальянских  костюмах  и
дорогих галстуках вышли из такси на  другом  конце  Москвы  в  районе  между
Сокольниками и Преображенкой и провели беглую рекогносцировку.
   Осмотр местности не порадовал. Забор, означенный на схеме Дока  тоненькой
синей ниточкой, оказался серой бетонной стеной почти трехметровой высоты. На
сотни  метров  тянулась  она,  окружая  территорию  старой   психиатрической
больницы. Для них такая преграда была, как  говорится,  на  раз.  Но  сейчас
надлежало применить в "боевой обстановке" совсем иные навыки и приемы.
   Как и предупреждал доктор Перегудов,  у  больничных  ворот  прогуливалась
усиленная охрана - несколько здоровяков  в  камуфляжной  форме  с  короткими
автоматами "каштан" на плече.
   Предосторожность не лишняя: время сейчас лихое, а старая психушка, что на
улице  Матросская  Тишина,  вплотную  соседствовала  с  не   менее   мрачным
одноименным учреждением - известной не только всей Москве, но и всей  России
следственной тюрьмой.
   Оба сопредельных спецобъекта с известных пор охранялись  особо  строго  и
тщательно. Психушка, как, впрочем, и все столичные больницы, - с первых дней
чеченской войны и после нашумевших московских  взрывов  и  угроз  Радуева  и
Басаева. А угрюмый высоченный тюремный замок СИЗО  -  после  фантастического
побега киллера Солоника.
   - Та-а-ак, - протянул Мухин. - Без гранат не прорвемся.
   - Да, брат. С  наскока  не  возьмешь.  Пойдем  простым  советским  путем.
Переговоры беру на себя.
   - С "каштанами" не договоришься, - вздохнул Олег.
   Артист хмыкнул:
   - Не трепыхайся, Муха! Мы при оружии куда большей убойной силы.
   Он прижал к груди пышный букет роскошных роз и  решительно  направился  к
воротам больницы.
   Послеполуденное солнце  палило  нещадно.  Но  разомлевшие  омоновцы  были
начеку - ленивой хозяйской поступью шагнули навстречу неурочным посетителям.
Широко расставив на американский манер ноги, загородили проход.
   - Больница  закрыта  -  мертвый  час...  -  уминая  жевательную  резинку,
процедил один из них. В то же время он оценивающе  рассматривал  превосходно
одетых Артиста и Муху. - Вход строго по пропускам.
   - "Вот братан меня  встречает  у  ворот...  -  засмеялся  Семен,  цитируя
Галича, - он меня за опоздание корит... Говорит:  скорее  выпьем  по  одной,
мертвый час сейчас у психов, говорит..."
   - Чего-чего? - набычился грозный страж. - Какой я тебе братан?
   - Эх, сержант! - укоризненно покачал головой Артист. - Что  ж  ты,  блин,
песен народных не знаешь?
   - Чево-о? Какие еще песни?
   - А вот послушай, - подмигнул Артист и затянул вполголоса:

   "Дубняка" я взял пол-литра, косхалвы,
   Пиво "Рижское" и керченскую сельдь,
   И поехал я в Белые Столбы,
   На братана да на психов посмотреть...

   Охранники при оружии и дубинках  подозрительно  уставились  на  певца.  И
Злотников, поманив их поближе, допел до конца знаменитую когда-то песенку.
   Парни разулыбались, загоготали, расслабились.
   - Короче, все, как в песне, - закончил Семен. - Тут у  нас,  парни,  брат
лежит. Брат по оружию. Мы мигом. Только цветочки отдать да  передачу.  Пусть
подкормится. О'кей?
   Омоновцы мгновенно посуровели.
   - Ты нам тут петь кончай, понял? Сказано: пропуска гони!
   - Есть и пропуска, - миролюбиво сказал Артист, понимающе глядя в их сытые
физиономии. - Даже постоянные... Держите!
   Тут произошло как бы легкое общее замешательство, в солнечном луче на миг
мелькнул зеленоватый узор вокруг "двадцатки"  на  уголке  приятно  шуршащего
шелковистого "пропуска" - и в ту  же  минуту  посетители  уже  оказались  на
территории психиатрической больницы.
   - Вот за что я люблю наши времена! -  заметил  Семен,  когда  они  быстро
зашагали по асфальтовой дорожке, держа  азимут  согласно  маршрутной  карте,
начертанной Доком. - Заметь, Муха, несмотря на жуткие  строгости,  насколько
людям стало легче понимать друг друга!
   У входа в больничный корпус, означенный на плане звездочкой, тоже  маялся
на часах дежурный в камуфляже, но и он, в подтверждение жизненных наблюдений
Артиста, оказался человеком на удивление чутким и понимающим.
   Второй этаж, третий...
   А вот и  вывеска  рядом  с  белой  дверью:  "Кризисный  центр.  Отделение
реабилитации".
   - Ага! - сказал Артист.
   Муха потянул ручку, но дверь, как  и  предсказывал  Перегудов,  оказалась
запертой. Стерегли пациентов бдительно.
   Артист нажал на кнопку звонка. Однако никто не появился. Что  ж,  мертвый
час на то и мертвый час.
   Они  оглядели  маленький  холл  -  жалкие   пальмочки,   мягкие   кресла,
акварельные цветочки и пейзажики на стенах... Все  окна,  как  и  лестничные
пролеты,  были  предусмотрительно  забраны  прочными  толстыми  решетками  и
стальной сеткой, окрашенными белой краской. Такие, значит, здесь действовали
правила и порядки. Да и понятно: ведь здесь,  в  этом  "кризисном"  пытались
таблетками и уговорами спасти безутешных печальников и возможных самоубийц.
   - Время - деньги, - сказал Артист. - Даже  в  желтом  доме.  Ускорим  ход
событий... - Он снова и куда настойчивей надавил на звонок.
   Наконец в дверном замке с  той  стороны  что-то  лязгнуло  и  перед  ними
предстала важная дама в белоснежном халате.
   - Вы что трезвоните, молодые люди? Как вы сюда попали? Вход  в  отделение
строго воспрещен! Кто вы такие?
   ~ Это вам, доктор! Здравствуйте! - Артист одновременно смущенно и чарующе
улыбнулся, шагнул навстречу и порывисто протянул ей  огромный  букет.  -  Вы
столько сделали для нас! Вы спасли мою девушку... Таню Иванову, помните? Она
тут лежала у вас... Прошлой весной...  Мы  еще  о  ней  с  вами  в  кабинете
говорили - помните?
   Взволнованная искренность его интонации обезоружила бы любого.
   -  Иванова?  -  опешила  даже  эта   тертая-перетертая   психиатриня.   -
Подождите... подождите... Какая еще Иванова? У  меня  этих  Ивановых  знаете
сколько перебывало?
   Однако, ошеломленная благородным натиском,  она  уже  обеими  руками  еле
удерживала тяжелый букет благоухающих роз.
   - Да вы сейчас вспомните... - взволнованно говорил Артист,  -  ее  трудно
забыть... Дела любовные, ошибки молодости... Вы не уделили бы мне  буквально
десять минуточек? Ну хотя бы пять. Ведь все  тогда  из-за  меня  получилось,
понимаете...
   - Ну... - профессионально озаботилась  женщина-психиатр  и,  отступив  на
шаг, пропустила Семена в дверь ординаторской. - Что же, коли  так,  зайдите,
пожалуйста. Только напомните все-таки...
   Полуобернувшись, Злотников успел глазами подать  товарищу  едва  заметный
знак: действуй!
   Муха обнаружил того, к кому они шли, на койке в  двухместной  палате.  На
счастье, он был один. Лежал ничком, уткнувшись в  подушку,  и  сопел  в  обе
ноздри.
   Олег оглянулся, быстро шагнул к кровати, наклонился  над  спящим.  В  эту
минуту влетел Артист и громко шепнул:
   - Порядок! Побежала историю болезни искать... У нас полторы минуты!  -  И
не переведя духа, негромко скомандовал: - Лейтенант Ухов! Вста-ать!
   Спящего будто подбросило током. Он резко рванулся и уставился на вошедших
- огромный курносый мужчина в измятом  спортивном  костюме,  из-за  обширной
лысины и растрепанной бороды казавшийся намного старше своих лет.
   - Сопротивление бесполезно, - быстро выговорил Семен. - Следуйте с нами!
   - Да вы что, мужики, куда? - очумело, будто еще  не  вырвавшись  из  сна,
забормотал Ухов, быстро переводя взгляд с  одного  на  другого.  -  Вы  хоть
соображаете, что будет? - приговаривал он, торопливо нашаривая ногой тапочки
под кроватью. - Тут как в Бастилии.
   - Без глупостей, Ухов! - оборвал Семен. - Никаких Бастилии! Да шевелитесь
вы! Ну-у!
   Муха выглянул в коридор и подал знак Артисту:
   - Чисто! Выводи.
   - Бегом - марш! - отрывисто скомандовал Семен. - Налево и  к  двери.  Там
открыто.
   Бросок по пустому коридору был мощен и стремителен.
   Покидая отделение последним, Артист тормознул, вставил особое  устройство
вроде маленькой отмычки в особую скважину особого "психиатрического"  замка,
и через минуту они уже бежали втроем через  тенистый  садик  перед  старыми,
обшарпанными корпусами.
   Как и предсказывал Док, самое трудное поджидало на выходе  с  территории.
Те же десантники изумленно преградили им выход из калитки. Но Артист  только
и ждал этой минуты.
   - Спокуха, ребята,  -  отрывисто  выкрикнул  он  еще  издали.  -  Держите
пропуска на выход! Того же  образца...  Больному  срочно  нужны  специальные
процедуры! - Тем же легким движением он всучил сержанту зеленоватую  бумажку
с каким-то благостным президентом в овальном медальоне и  с  силой  выпихнул
Ухова через калитку за территорию больницы.
   Свистков, криков, сирены тревоги они за собой не услышали.
   За углом их поджидал черный "джип" "ниссан-патрол"  с  темными  стеклами.
При виде бегущей троицы из него выскочили Пастух, Док  и  Боцман.  Артист  и
Мухин подтолкнули к ним похищенного.
   Сергей шагнул навстречу.
   - Здорово, симулянт!  Вот  где  решил  от  нас  спрятаться.  Даже  бороду
отпустил. Не вышло? - И обернулся к похитителям. - Благодарность в  приказе!
Задача решена за семнадцать минут. А ну погнали скорей отсюда!
   Тут они все по очереди крепко обнялись с бородачом и со смехом набились в
сразу просевший "джип" - похищенный был товарищем увесистым.
   Наконец они снова были все вместе. Все шестеро.
   - И чего это вы удумали, головорезы? - растерянно озираясь и все  еще  не
веря глазам своим, повторял Коля Ухов, он же Трубач,  когда  битком  набитый
"ниссан-патрол" взревел и понесся в сторону Стромынки, выскочил  на  Большую
Черкизовскую и помчался в потоке машин к Преображенской.
   - Погоди! - сказал Пастух. - Выходит, не ты нам афишки рассылал?
   - Какие еще афишки, вы что?
   - Не он, ясно, - сказал Док. - Смотри-ка - чем дальше, тем интереснее.
   - Да о чем вы хоть? - ничего не понимая, крутил головой Трубач.
   - Ладно, - сказал Пастух, - о грустном потом...  А  почему  мы  приехали,
попробуй догадаться.
   - Случилось что-то? - спросил Трубач.
   - Совсем, видать, тебе там извилины выпрямили, - покачал головой  Пастух.
- А ну соображай!
   - Антидепрессанты! - авторитетно заключил Док, - Обычный эффект. Снижение
интеллекта, притупление реакций, замедление умственных процессов. Какое хоть
нынче число, не подскажешь?
   - Да вы... вы что, мужики... Помните, что ли? - вдруг обомлел Трубач.
   - Нет, как вам эти приколы? - с обидой воскликнул Артист. - Посмотрите на
него! Этот чокнутый, кажется, над нами издевается.
   - "Сумасшедший - что возьмешь?" - процитировал Высоцкого Боцман,  нажимая
на газ.
   - Короче, - подвел итог дискуссии Док, - поскольку сегодня нашему другу и
соратнику лейтенанту Ухову исполняется ровным счетом тридцать лет, он взят в
плен как  заложник  данного  обстоятельства  ровно  на  тридцать  часов.  По
истечении указанного  срока  завтра  вечером  ты  будешь  возвращен  великой
российской психиатрии. Если,  конечно,  захочешь  вернуться  в  ее  объятья.
Приказ ясен?
   - Мужики! - не находя других слов, промычал Трубач. - Нет, ну вы  вообще,
мужики...
   - Так куда летим? - на миг оторвался от дороги Боцман. - Командир,  прошу
целеуказания!
   - Давай крути, - усмехнулся Сергей. - Сейчас в "Новоарбатский" -  закупим
провиант. После - за город и на Калужское. Есть одно тихое место...
   Еще через два часа их "джип" быстро катил  от  Москвы  по  направлению  к
Калуге по иссиня-черному накатанному шоссе. Уже вечерело и предзакатное небо
начинало отливать золотистым металлом.
   - Ну как, больной? -  толкнул  Док  плечом  сидевшего  рядом  Трубача.  -
Подправили тебе нервишки?
   - Да теперь вроде нормально. Сгруппировался.
   - Стало быть, кошмары больше не мучат и топиться  не  тянет,  -  заключил
Артист. - И что это ты надумал, правда?
   - Ладно, брось, Семен, - покачал головой Перегудов,  -  от  такого  срыва
никто из нас не застрахован. Все мы не из железа.
   - Хорошо хоть, мне позвонил, - сказал Док. - А то так и валялся бы  один,
бедняжечка. Знать бы не знали про твои дела.
   Мчались по трассе, смеялись, сообщали  друг  другу  разные  новости.  Все
вместе не собирались давно, месяца три. Разнесла житуха, растащила по углам.
   Уже переодетый во все гражданское - в новые синие джинсы, красную рубашку
с белым орлом и легкую черную куртку с капюшоном  на  "молнии"  (заехали  по
дороге  в  магазин  "Русский  Великан",  приодели   товарища),   -   Николай
преобразился, словно помолодел и окончательно смахнул с себя нервную хворь.
   Но, узнав об утренней победе и выигрыше Боцмана на  гонках,  помрачнел  и
отвернулся к притемненному стеклу.
   - Ты чего это? - пихнул его в бок Муха. - Завидно, что ли?
   - Вот-вот, - не обернувшись, кивнул Трубач.  -  Оттого  я  и  в  больницу
залетел. Одни в Чечне этой легли ни за что, а какие-то отморозки в это самое
время такие турниры затевают...
   - Слышишь, Боцман? - спросил Артист.
   Хохлов не ответил. Он молча гнал тяжелую скоростную машину, все прибавляя
ход.
   - Ладно, не слушайте меня, - словно извиняясь, повернулся к ним Трубач. -
Видно, перекололи меня там, в дурдоме этом. О высшем смысле  заговорил.  Это
уж надо полным психом быть. И снова пошел  нормальный  мужской  треп.  Когда
промахнули тридцатый километр, Артист-Злотников наклонился к уху Сергея:
   - Слушай, капитан, ничего не чуешь? По-моему, нас ведут.
   - Да ты что?! - Пастухов бросил острый взгляд в зеркало заднего вида. - С
каких щей?
   - А с каких щей, - в тон ему спросил Артист, - нас все-таки  собрали  тут
всех, причем в этот самый день?  Ведь  они,  сдается,  все  знают  -  имена,
адреса...
   - Ты кого-то конкретно приметил? - нахмурившись, спросил Сергей.
   Оба оглянулись. За ними тянулась нескончаемая вереница машин - чуть не до
самого горизонта. Слежки в таком караване углядеть было невозможно.
   - Ну так что? - спросил Пастух. - Кто, где?
   - Сам не въеду никак, - пожал плечами Семен. - Просто чувствую все  время
глаза чьи-то... А кто, откуда... Еще утром на этих гонках почуял  и  там,  у
больницы... И после, когда из "Новоарбатского" выходили...
   - Э-э, брат, - нарочито беспечно улыбнулся Пастухов.  -  И  ты  туда  же?
Никак, - кивнул он в сторону Трубача, - от Николы заразился?
   Но никакой беспечности ни в глазах его, ни в лице не читалось.  Видно,  и
его заботило то же, что и остальных. Всех, кроме Трубача.
   -А пес его... Может, и мнится, - ответил  Артист  и  снова  уставился  на
бегущий навстречу асфальт.
   Но Сергей знал: в таких делах Артист не давал промашки. Была в Злотникове
какая-то необыкновенная чуткость на незримую опасность, которая столько  раз
спасала их всех. Сам Семен, смеясь,  объяснял  этот  дар  врожденным  опытом
вечно гонимого еврейского народа.  Но  теперь  и  Пастух  почувствовал,  как
нарастает  неясная  тревога.  Однако  никаких  явных   признаков   опасности
по-прежнему не было.
   Промахнули  по  Калужскому   еще   несколько   верст,   и   он   приказал
рулевому-Боцману сбавить ход и свернуть с  накатанного  асфальта  вправо  на
примыкающую грунтовку. Мощный "джип", урча восьмицилиндровым сердцем, съехал
на глину и мягко поскакал в низину, в сторону темнеющего леса.
   Минут через сорок они уже расположились  на  лесной  полянке  над  речкой
вокруг набиравшего силу костерка,  Артист  с  Боцманом  налаживали  нехитрые
устройства для шашлыка, и  вскоре  дразнящий  ароматный  дымок  подкопченной
баранины поплыл в воздухе.
   Они сидели на молодой траве на опушке  светлой  березовой  рощи  и  молча
смотрели на именинника.
   - Начнем, пожалуй! - на правах старейшины, поднявшись, сказал Перегудов и
извлек из старого вещмешка шесть походных армейских алюминиевых кружек.
   И все встали, глядя на Трубача.
   - Конечно, Коля, тридцатка - не деньги, - продолжил Иван. -  Но  тридцать
лет - все-таки возраст. Спасибо, брат, что родился, что воевал с нами рядом,
спасибо, что выжил... На первый тост, конечно, положено шампанское... Но  мы
не дамы. Так что "содвинем бокалы, наполним  их  разом"  добрым  медицинским
спиртом и выпьем за тебя, чтобы еще столько, столько и полстолька...
   И содвинулись, и звякнули кружки, и, выдохнув, выпили они их  до  дна.  И
только Пастух, держа пожизненный обет, по такому  случаю  чуть  пригубил  за
друга.
   Глаза у всех смягчились, потеплели, даже, кажется, повлажнели.
   - Амба! - сказал Пастух. - Поскольку ты, лейтенант Ухов,  у  нас  сегодня
вроде как младшенький, - не откажи по дружбе. В багажнике  под  брезентом  -
котел с пловом. Еще горячий небось. Тащи его сюда.
   - Есть, капитан! - улыбнулся Ухов, поднялся во весь свой огромный рост  и
отправился за пловом. Пастух переглянулся с остальными, и все  уставились  в
широкую медвежью спину Трубача.
   Именинник распахнул заднюю дверцу "джипа"  с  притороченной  запаской.  В
обширном пространстве за сиденьями  и  правда  громоздилось  нечто,  любовно
укутанное толстым зеленым брезентом. Николай откинул его.
   Никакого котла там не оказалось. Там лежала  длинная  коробка,  обернутая
белоснежной бумагой. В таких прочных коробках торговцы цветами возили теперь
роскошные голландские розы.
   Все молчали и ждали.  А  он  стоял  и  смотрел  на  эту  коробищу.  Потом
нерешительно прикоснулся,  поднял.  Вес  оказался  внушительным.  Он  сорвал
упаковочную бумагу,  приоткрыл  коробку  и  замер.  Внутри  оказался  чехол,
который он узнал бы и ночью, на ощупь, с закрытыми  глазами.  Обитый  черной
тонкой замшей чехол лучшего в мире французского саксофона "Salmer".
   Ухов стоял и тупо, словно онемев, смотрел  на  чехол,  не  смея  щелкнуть
застежкой. Но вот, будто набравшись  храбрости,  протянул  руку  и  отбросил
верхнюю крышку. И в глаза ему сверкнул серебристый инструмент, о каком он не
смел и  мечтать.  Великолепный  альтовый  сакс,  точь-в-точь  как  у  первых
джазменов мира.
   Тут он заметил в уголке сложенную вдвое поздравительную открытку, схватил
ее,  развернул  -  и  она  тоненько  зазвенела   игрушечным   клавесинчиком,
проигрывая мелодию "Happy Birthday".
   Внутри на мелованной бумаге оказались и поздравительные стишки  домашнего
приготовления, написанные размашистым почерком Артиста:

   Машин