засечь контакты Катка-Артемова с  Гномом-Полянкиным,
который так тесно дружил и с некой Девкой.
     Когда я отправился на свое последнее рандеву со Шмелевым, они хотели за
мной  проследить  и  там,  но  замешкались  из-за  одного не  в меру рьяного
гибэдэдэшника.  Однако,  потеряв  мой  след,  они  взяли в  оборот Гнома,  к
которому наведались  прямо  в  заповедные  его казематы, благо что нашли мой
тайник, в  котором  с присущей  мне  занудливостью был  оставлен  изъятый  у
Полянкина план  его  подземелья.  На  нем  я  отметил и  тот старый  ход, по
которому из  казематов  выбирался. Им ребята и воспользовались.  И  хотя они
немного  опоздали  --  меня   уже  выпотрошили  и  отправили  в  Грузию,  --
застигнутый врасплох Гном-Полянкин им много чего рассказал.
     Когда речь идет об абсолютном приворотном зелье, доверять  сподвижникам
глупо.  Вот генерал Ноплейко  им и не  доверял.  Он велел  Гному подготовить
группу боевиков,  преданных  только  лично  ему,  генералу.  Им он  собрался
поручить устранение  тергруппы Катка, дабы впредь все боевики обожали только
одного человека -- его, Ноплейко. Я всегда  подозревал, что за время карьеры
в наших паркетных генералах вырабатывается  нечто  педерастическое. Уж очень
они любят обожающих их подчиненных.
     Естественно, Пастух  доходчиво объяснил  Гному,  как мало ему  осталось
жить, если  со мной  что-нибудь случится,  и  тот  мигом  захотел помочь. Он
представил генералу Ноплейко Пастуха и ребят как ту самую,  персонально  его
обожествляющую группу  спецназа. Тот поверил, ибо ни во  что наш чиновник не
верит  с такой  готовностью,  как в любовь к себе  нижесидящих.  Так наши во
главе с Пастухом оказались десантированы к тому бункеру, где я уже собирался
прощаться с жизнью. Если б они задержались еще на пять минут, то получили бы
меня в неодушевленном виде.
     Но  все  хорошо, что  хорошо кончается. А поскольку до  конца было  еще
далеко,  нам   пришлось  сократить  обмен  мнениями   о  моей  самонадеянной
индивидуалистической глупости. К тому же ребята, поскольку видели При, легко
меня  поняли.  Мы  спешненько  загрузили  трофеи  и  пленных в  трофейный же
самолет, которым Катков намеревался загодя  смыться  из Грузии,  и  вылетели
домой до того, как в Тбилиси началась заваруха.

x x x

     По дороге  мы  решили  разделиться.  В  Чкаловском наш  борт  уже ждали
генерал  Голубков  и  прочие сотрудники  УПСМ.  Они  жаждали  получить  всех
свидетелей и застрельщиков  провокации против Грузии и их ненаглядного УПСМ.
Следствие и все ему сопутствующее  -- дело  долгое, а мне  нужно было спешно
выручать  При,  живущую  под арестом  людей САИП,  и  ее  сестру  с  дочкой,
находившихся в казематах Гнома у Девки.
     На наше государство тут надежды  было мало -- как и во всем прочем.  То
есть  никакой.  Учитывая,  сколько  и какого  оружия  находится в  казематах
плененного  ребятами  Гнома, мы  не  могли рисковать, полагаясь на  то,  что
хитрая Девка о нем не знает. Да  даже  если бы и не знала. Один раз я от нее
удрал, и они с Катком сделали из этого конструктивные выводы, превратив свою
часть полянкинских казематов в подземную крепость. А если  еще  учесть меры,
принятые, очевидно,  после блиц-налета  моих друзей, если учесть, что у  них
там как-никак дом умалишенных, да и сама Девка не столь далеко от бзиканутых
ушла, то легко вообразить, к чему может привести прямой штурм.
     Не оставалось ничего иного, как задействовать рыночные отношения.
     Все ж таки Гном запрограммировал Девку на  неземную любовь к  Катку.  И
хотя я мало надеялся, что  она способна любить  хоть кого-то, даже себя, это
был шанс. Обменять При и ее родственниц на подполковника.
     Вот она, жизнь:  главные мерзавцы всегда  отделываются  легко. Максимум
что  грозило генералу Ноплейко --  отставка.  Максимум что грозило  Катку --
подземная жизнь в объятиях Девки.
     -- Это ж сколько еще они фанатиков успеют там наклепать?! --  погоревал
я, с трудом перекрикивая гул двигателей трофейного транспортника.
     -- Не  дрейфь, -- отозвался  интеллигентный Артист  словами из какой-то
современной пьесы.  -- Гном  и его  записи у  нас, а  без него они мало  что
могут.
     И он запел знаменитую некогда песню,  слов которой он, конечно,  уже не
помнил:
     -- Тбилисо-о-о, тра-та-та-та-та-та-а-а!
     -- А  ведь  я, наверное,  рассказал им, под  скополамином, где лежат их
порошки... -- повинился я, прозрачно намекая, что  уже жалею  о  том, что не
обратился к друзьям за помощью гораздо раньше.
     --  Не  дрейфь,  --  грубо  сказал и  Боцман,  попавший  за время моего
отсутствия под влияние Артиста.  -- Как  только  ты пропал, мы сразу  изъяли
все, что лежало в твоих тайниках. Ни хрена им не досталось.
     Я  подумал, что  уж это --  вряд ли. Не могли ребята все  мои тайники и
явки вычислить. Но промолчал. Пусть я и параноик, но спортивный азарт и нам,
параноикам, не чужд.

x x x

     Катков прыгать  из  самолета  не хотел.  У него выявилось  удивительное
отвращение к  свободному полету  над  просторами  все еще необъятной Родины,
которую  он старательно  втравливал  во  всякие  гадости.  Сопротивляясь, он
проявил удивительную прыть и наглое коварство. Я такой энергичности и выучки
от него не ожидал. Обманул-таки он  меня своим штабным обликом.  Поэтому ему
удалось раскровенить мне нос и разбить  губу. Ему  же доставалось в основном
по корпусу.  Наверное, я в душе солдафон, потому что выбивать  зубы старшему
по  званию,  да еще  когда у него  руки связаны, считаю неприличным.  Надо с
собой что-то делать.
     Веревку на руках Каткова разрезал Артист аккурат перед тем, как придать
подполковнику  ускорение  каблуком. Так  что дальнейшее  зависело  только от
подполковника.
     Но я вылетел следом.
     Разумеется,  советов он моих не слушал. Кольцо дернул рано, ноги держал
врозь, как не приведи господи. Поэтому нас и снесло черт-те куда, и  ногу он
вывихнул, и всю физиономию ободрал. Как мы с ним добирались до Москвы и чего
мне это стоило --  в смысле нервов, потому что деньги как  раз были  его, --
мне вспоминать тошно.
     Вроде поноса на гауптвахте.  Надоел мне Каток за эти сутки хуже горькой
редьки, и, если б  не крайняя  потребность в хорошо информированном языке  и
предмете для обмена, я бы его с  удовольствием  где-нибудь закопал. Особенно
достал  он меня своими вопросами и предположениями. Никак  не хотел  понять,
что вся причина моего странного поведения в том, что я ему не поверил. И что
если бы я ему поверил, то  не стал бы  ничего против предпринимать. Ну разве
что, возможно, сам  бы смылся. Так он  не нашел  ничего  лучше,  как  задним
числом доказывать,  какой он честный и  принципиальный.  И если,  мол,  брал
деньги  от  грузинских  уголовников,  то  только с  ведома  начальства и  на
проведение операции. Очень запальчиво  он ратовал за то, как много  выиграет
Россия,  если во  главе  Грузии будет иной, более  сговорчивый и  лояльный к
российским воякам президент.
     Я  ему тысячу  раз говорил, что меня совершенно  не  колышет грузинский
президент,  что мне бы со своим до конца разобраться: что он  за человек, но
Каток все выспрашивал, что  я лично выиграю  от того, что Грузия сама  будет
решать, кому ею править.
     Вкратце если, то из его  откровений следовало, что  группе вояк, хорошо
озолотившихся  на выводе  наших  войск из  Германии  и  прочих мест, включая
Чечню, очень не нравился Шеварднадзе. Он мешал  им погреть руки  и на выводе
наших войск  из  Грузии.  Вот когда до них дошли сведения о  заговоре, они и
решили  помочь  своим  грузинским "товарищам".  Сразу  было  решено оставить
какой-нибудь "русский" след.  Если покушение удастся, если реакция  народа в
Грузии покажет,  что он не в  восторге  от убийства  своего президента, этот
след  поможет "грузинским товарищам" захватить власть без морального ущерба,
свалив все на Россию.
     Но  поскольку  Россия  не  виновата,   что  кое-кому  наверху  нравится
назначать на  ключевые посты тех лизоблюдов, которые  больше думают о  своей
карьере, нежели о пользе для страны, то народ России сочтет ненависть грузин
несправедливой.  Наш народ никогда не согласится,  что достоин тех болванов,
пьяниц и жуликов, которых сам выбирает. И это прекрасно -- для Каткова и иже
с ним.  Все  участники провокации  будут довольны. А  если при этом в Грузии
опять  начнется война, которая осложнит  решение  проблем с перекачкой нефти
мимо России, то будут довольны и те, кому этого не хочется.
     -- Мы пока не рассматривали этот аспект проблемы детально, -- изливался
Каток, -- но чеченские нефтяные бонзы поняли, как важно поддержать тех,  кто
имеет своих людей в  новом  правительстве Грузии. Чеченцам очень не нравится
грузинский  нефтепровод.  Да и  Шеварднадзе  им  не  нравится:  не хочет  он
поддерживать их потуги на независимость.
     Меня тошнило  от  его  откровений.  Получается,  что те,  кто  не хочет
"отпустить" Чечню на все четыре стороны, вот те-то и снюхиваются с тамошними
бандитами. Нравится им играть в солдатики на картах.
     Суки.
     -- Но зачем тебе было меня-то тянуть? -- спросил я у  Катка. -- Начиная
с этого дурацкого ожерелья? Наше-то агентство чем вам мешало?
     -- Ничем, -- честно ответил сопливый и ободранный Каток, тащась за мной
по  буеракам.  --  Стечение  обстоятельств. Сначала мы обратили внимание  на
тебя,  когда ты подружился с Гномом. А потом к нам  в  руки попала докладная
записка генерала Голубкова, в которой он давал уничижительную характеристику
всей вашей  группе под командованием Пастухова. И у нас были доказательства,
что,  несмотря  на  собственный отрицательный  отзыв  о  вас, он  продолжает
поддерживать связь с Пастуховым. Это еще и потому было удобно, что позволяло
разом  решить  кучу  проблем. Можно, использовав,  ликвидировать  тебя,  как
слишком много знающего  о  Гноме, -- раз. Легче заручиться поддержкой  моего
Ноплейко -- два. Он так ненавидел Голубкова и УПСМ,  что  санкционировал  бы
любые акции против них. А избавиться от УПСМ было нужно. Оно копало под тех,
кто делал бизнес на торговле оружием на Кавказе. К тому  же из УПСМ отличный
козел  отпущения при расследовании покушения  на Шеварднадзе... Это три. Да,
еще мы могли испытать в деле "привороженных" боевиков, а потом зачистить их!
Представляешь, сколько задач решила бы ваша причастность к этой акции? И все
погорело только потому, что этот болван Гном решил напичкать своим снадобьем
не только  тебя,  но и нашу  Принцессу.  Экспериментатор хренов.  А как  все
тщательно было организовано! Как близко мы с генералом Ноплейко были к тому,
чтобы  УПСМ  упразднили,  а  его  кадры  и  ресурсы  отдали   нам,  в  САИП.
Представляешь, как бы мы тогда развернулись?
     Вот суки.
     То есть мудозвоны.
     То есть у меня нет слов.
     -- Тут,  Муха,  ничего личного,  --  просвещал меня  Каток.  --  Всякая
чиновничья структура,  неконтролируемая извне  по результатам своей  работы,
стремится к  разрастанию и подчинению  конкурентов. Нормальный процесс. Да и
все  наше  правительство   такое.   Знаешь,  что   сейчас  в  России  больше
госчиновников, чем было при СССР? Чем же САИП хуже других? Ничем. Если народ
выбирает пофигистов, значит, ему пофигисты нравятся. Демократия. А  Голубков
ваш очень  кстати подвернулся.  Мой Ноплейко его невзлюбил  с тех  пор,  как
Голубков   сначала  высветил   огрехи  в  охране  АЭС,   а  потом  осмелился
предположить,  что это  не НАТО идет на восток, а, наоборот, Восток  бежит в
НАТО. И бежит он, получалось, от тех, у кого сейчас в России власть.
     --  Ну а я-то,  я-то сам тебе был на кой? На хрена  ты хотел, чтобы я в
самом покушении участвовал? Мало было моего "прилета" в Тбилиси?
     --  Генерал приказал. Ты  сам виноват, кстати.  Сначала к Гному залез и
узнал  лишнее, а потом со Шмелевым в паре перестарался. Грузинских товарищей
очень впечатлила устроенная  тобой демонстрация  той установки  с ПТУРС. Они
очень  настаивали  на  ее использовании, но у  нас  уже не  было времени  на
подготовку другого наводчика.
     -- А посредник, Шмелев... Как он оказался замешан?
     -- Его откопал Лапиков,  -- охотно  объяснил Катков.  Похоже, на мне он
репетировал доклад новому начальству САИП.  --  По моему заданию. Мы  искали
человека, который сможет выманить тебя. Когда выяснилось, что у Принцессы не
вышло тебя захомутать, тут-то Лапиков и откопал Шмелева.  Ставка была на то,
что друга ты в  беде не бросишь.  А, как задумано?  И ведь все получилось! К
тому  же у жены Шмелева очень кстати  оказался родственник  в  одном из НИИ,
который  курировало  УПСМ. Все  одно  к  одному. УПСМ  увязало  по  уши.  Мы
подсунули родственнику снаряд и убедили действовать через Шмелева.
     -- Почему его устранили?
     -- Продавца?! Мне ничего...
     -- Шмелева!
     -- А-а... Во-первых, деньги ему нельзя было  оставлять. Слишком большая
сумма. А потом, после почти удавшегося  ухода  с места  продажи, который  ты
Шмелеву  организовал,  кавказские товарищи  разгорячились.  Но убивать  тебя
тогда еще было нельзя, вот и... После того как Шмелев  вывел тебя из строя с
помощью спецкрема, тебя изрядно попинали, и ты валялся  без памяти. А Шмелев
не захотел вернуть деньги по-хорошему. Тогда-то он и пострадал.
     --   Отобрать  у  Шмелева   деньги   планировалось  с  самого   начала?
Безотносительно к моему участию?
     -- Разумеется! Кто ж такие деньги ему оставит?
     -- А кто оплатил акцию  против Шеварднадзе? Откуда взялись деньги на ее
подготовку?
     -- Часть -- от грузинских товарищей, от компании "Резо-гарантия", часть
от  тех,  кому  не  нужен  нефтепровод  через  Грузию, часть -- от торговцев
оружием...  Ой,  да  была  бы  заваруха,  а  желающих  погреть  на ней  руки
достаточно.
     -- А где, у кого остальные деньги?
     -- Не понял? Какие -- остальные?
     --  Ну вы  ведь обещали каждому участнику  тергруппы по двести тысяч за
убийство Шеварднадзе?
     -- Видишь ли... Если бы покушение удалось, то средства были бы выделены
грузинской стороной. Из полученного в результате. Не забудь: с нашей помощью
они бы наложили лапу на целую страну! А если бы  у них не  вышло,  то группу
решено было ликвидировать. Пойми меня правильно! Я вообще-то против убийств.
Но -- таков приказ. Дерьмократы довели армию до такого состояния, что...
     -- А ты хоть понял, что тебя самого Ноплейко решил уничтожить?
     -- Но  он же  дурак! Он же  ничего не  понимает в  политике.  Друг Боря
специально таких везде рассовывал, чтобы они без него ничего не могли...
     Главной моей бедой  в этом  путешествии было  то, что  рот Катку нельзя
было заткнуть:  в процессе планирования  на парашюте  он  простыл, и нос его
напрочь забило соплями. Но добрались.

x x x

     К  этому  времени  Ноплейко  и  других высокопоставленных  соучастников
заговора втихую арестовали, допросили и так же  втихую выпустили. Друг  Боря
задействовал  весь свой авторитет, не дал  друга Ваню в обиду. Отдувались за
всех в камерах Лефортово Лапиков и прочая мелочь.
     Только моя  Принцесса, то бишь майор Горбунова,  осталась на свободе --
Пастух с Голубковым  заступились, -- да  подполковник Катков, нужный нам для
завершения операции. Этого я привез  прямо домой, в ту неуютную, обшарпанную
квартирку, в  которой мы с При были  так счастливы  в январе и где  она меня
сейчас ждала.
     Я приткнул связанного Катка в прихожей и тихо вошел в  комнату.  При не
услышала, а почувствовала мое  появление.  Она  рывком обернулась  и, увидев
меня, бросилась -- я  даже не успел достать из сумки  детектор. Она облапила
меня и принялась вылизывать губы и глаза. Бог мой, ну надо же выбрать момент
для  нежностей!  Я,  как  мог  тактичнее в спешке,  отстранился и  попросил,
стараясь, чтобы звучало лиричнее:
     --  Погоди,  ради  бога!  Дай  посмотрю...  --  Она отодвинулась,  явно
обидевшись и чуть ли не собираясь с плачем умчаться прочь.
     Сам бы не видел -- не поверил. И я решил нагрубить:
     --  Замри,  мать  твою! -- Наконец  нащупал в  сумке детектор,  достал,
включил, посмотрел: в радиусе десяти метров никаких микрофонов.
     Наконец-то. Я усадил ее в  кресло  и  попросил  прощения, чувствуя себя
из-за этого идиотом:
     -- Я люблю тебя! Но в такой момент...
     -- Я понимаю... -- сухо ответила она. Я сел рядом с ней на подлокотник:
     -- Так, опять? Ты помнишь свое обещание?
     Она помолчала, потом вздохнула и обняла меня:
     -- Я очень соскучилась по тебе... Думала: а вдруг я тебя больше никогда
не увижу -- живым?
     Голос  ее  дрогнул,  и я машинально  провел пальцем по ее щеке, но  она
оказался суха. Не понял: хорошо ли это? Все-таки я так плохо еще ее знаю.
     --  Милая, -- я поцеловал  ее губы, потерся  щекой о щеку,  --  честное
слово, я нечаянно в это влип. Но единственное ценное, что они могут отнять у
меня, это -- ТЫ.
     -- Я верю, верю, -- закивала она.  -- Только  ты подожди пока  о любви,
ладно? Ты понимаешь: я не могу, когда Ленка и Светка у Девки...
     -- Ничего, это мы решим.
     -- Как? Ты что, думаешь ее там штурмовать? Да она пол-Москвы взорвет, к
чертям.
     -- Зачем штурмовать. Есть и другие способы.
     -- Как скажешь, милый.
     --  Во!  Наконец-то  ты  осознала,  что  надо  почаще  произносить  эту
волшебную формулу. Как они, кстати, там?
     -- С  ними все в порядке.  Гном Ленку вылечил. Он оказался  прав: когда
Светка рядом -- она совсем другая...
     И тут она поперхнулась и заревела.
     Все-таки,  когда  женщина   в   такие   моменты  плачет,   это   как-то
естественнее.
     Человек не властен над своими же мыслями. Порой в голову  само приходит
такое, что и вспомнить потом стыдно. Вот и сейчас. При рыдала, а мне спесиво
подумалось: если бы не я и не ребята, то провокация Катка и САИП удалась бы.
И  таких, плачущих навзрыд, но  бессильных что-либо изменить женщин на белом
свете стало бы на несколько десятков, а то и сотен тысяч больше. Плюс тысячи
тел,  бывших  когда-то  живыми  людьми и  которые  бы,  завись это  от  них,
предпочли бы рыдать, чем кануть в мерзлое небытие.
     Подумалось  об  этом  к  тому, что  если  я и  грешен  в чем-то,  то по
справедливости  за одно  это  Он  мне много  чего  должен простить.  Значит,
выкрутимся мы с При, выживем.
     Ну не "должен", ладно. Он  никому и  ничего не должен. Это я принаглел.
Подумаем вежливее: "может простить".
     Это было наше с Ним  дело, а потому  я попросился на разборку с  Девкой
один.
     -- Совсем одичал за это время малой, -- грустно сказал Боцман.
     Но решающее слово было за Пастухом.
     -- Хорошо, -- как следует подумав, сказал он. -- Но имей в виду: мы все
в  городе и  ждем,  когда  у  тебя  все кончится.  Понадобимся -- сразу  дай
знать...

x x x

     Пока  я сначала  выследил  и  допросил  санитара  Серегу о  ситуации  в
казематах, а потом  вел по телефону  переговоры с Девкой об обмене пленными,
прошел не один день. А тем временем жизнь бурлила вовсю.
     Российские  газеты,  словно вспомнив  о том,  что  есть на свете  такая
православная страна -- Грузия, писали о покушении на ее президента.
     На  случайно  забытом  рядом с настенной надписью  трупе  нашли паспорт
гражданина России, жителя дагестанского села  Заречное  (это  возле  городка
Хасавюрт), чеченца Висамудина Джангалиева. Он участвовал  в боевых действиях
в  Абхазии  --  на абхазской  стороне  и в Чечне  --  в составе  "абхазского
батальона" Шамиля Басаева. Виса был 1970 года рождения, имел семерых братьев
и двух сестер. Рядом с ним валялось три  автомата с патронами. Но грузинский
парламент не обманешь, он уверен, что этот паспорт --  попытка  дать ложный,
чеченский след, а настоящий-то -- российский. Глава грузинского парламента с
пеной у рта  настаивал, что разглядел "руку Москвы". С таким же  успехом  он
мог бы увидеть и руку Грузии, коль в организации теракта солировали грузины.
Нет,