ожалению,
случился некий э-э... инцидент, связанный с целибатом.
   Крисп  подошел  к  креслу  патриарха,   желая   поговорить,   не   будучи
подслушанным.
   - Я не читал письменного сообщения об этом инциденте, пресвятой отец. Или
вы решили, что он не заслуживает моего внимания? Если да, то  не  повторяйте
подобной ошибки. Когда священник роняет репутацию  храма,  а  его  проступок
обсуждают во всех банях, я обязательно узнаю  про  это.  Я  достаточно  ясно
выразился?
   - Д-да, ваше  величество.  -  Патриарх  побледнел  не  хуже  бесчисленных
жемчужин на его регалиях. Частью  видесских  бюрократических  игр,  как  для
светских,  так  и  для  церковных  бюрократов,  было  сохранение  неприятных
секретов в тайне. И если секрет выплывал наружу,  это  означало  проигранный
ход.
   Автократор уже начал  надеяться,  что  мимы,  развлекаясь  за  его  счет,
позабудут о похищении  Фостия.  Надежда  продержалась  до  выхода  следующей
труппы, которая нещадно его высмеяла  за  пропажу  старшего  сына;  актер  в
пышных одеяниях, изображавший Криспа, преподнес все  так,  словно  наследник
престола был золотой монетой, выпавшей через дырку в кошельке,  и  искал  за
кустами и под камнями, словно мог в любой момент обнаружить там Фостия.
   Публика нашла это весьма забавным. Крисп обернулся, чтобы посмотреть, как
воспринимают мимов  его  сыновья.  Он  редко  видел  такую  ярость  на  лице
Катаколона; казалось, младший сын готов  схватить  лук  и  перестрелять  всю
труппу на месте.
   Красивая  девушка,   сидящая   рядом   с   ним,   старательно   сохраняла
невозмутимость на лице, словно хотела рассмеяться, но не осмеливалась.
   Сидящий же неподалеку  от  них  Эврип  хохотал  не  меньше  какого-нибудь
ремесленника с верхних рядов. Случайно поймав взгляд Криспа, он  поперхнулся
и резко смолк, словно застуканный с поличным за чем-то  непристойным.  Крисп
хмуро кивнул, словно предупреждая Эврипа на будущее. Он  знал,  что  средний
сын рвется на трон; на его месте он желал бы этого  не  менее  страстно.  Но
веселиться по поводу исчезновения брата было, по мнению  Криспа,  недостойно
возможного наследника.
   К тому времени, когда последняя труппа поклонилась и ушла с арены,  самый
короткий день в году почти завершился. Похищение Фостия высмеивали несколько
раз, и Крисп по мере сил вытерпел  все  насмешки.  Эврип  всякий  раз  сидел
неподвижно, словно статуя.
   После окончания представления Крисп обратился к зрителям:
   - Завтра солнце взойдет раньше и покинет небеса позже. И Скотосу... -  он
сплюнул, отвергая злого бога, -  вновь  не  удалось  украсть  его  свет.  Да
благословит Фос всех вас, и да станут дни ваши тоже долгими и полными света.
   Зрители радостно откликнулись на его  слова,  сразу  позабыв,  что  всего
несколько минут назад хихикали над Автократором. Криспа это не удивляло.  Он
начал учиться искусству манипулирования  видесской  толпой,  еще  когда  был
конюхом на службе у Петрония - ему нужно было сбросить тогдашнего  вестиария
Анфима и занять место евнуха. Прошедшие с тех пор десятилетия  мало  подняли
его мнение о мыслительных способностях толпы.
   Встав со своего места, он сделал несколько шагов, вышел из  акустического
фокуса и лишь после  этого  смог  спокойно  произнести  несколько  слов,  не
опасаясь быть услышанным:
   - Ну, все кончилось.
   Крисп пережил этот день, его семья тоже пережила, а насмешки актеров вряд
ли нанесут его репутации длительный ущерб.
   Учитывая, как  обернулись  события  двух  недавних  месяцев,  он  не  мог
надеяться на лучшее.
   Когда Крисп,  сопровождаемый  зонтоносцами  и  халогаями-телохранителями,
вышел из  Амфитеатра,  сумерки  начали  быстро  сгущаться.  Для  императора,
разумеется, имелся специальный выход, и  при  желании  Крисп  мог  вернуться
прямо во дворец, проделав весь путь под крытой  колоннадой.  Но  возвращение
через площадь  Паламы  предоставляло  ему  шанс  лучше  почувствовать  пульс
городской жизни. Церемонии и так слишком отделяли его от подданных,  поэтому
когда императору подворачивался такой шанс, он от него не отказывался. Крисп
решил вернуться во дворец через площадь.
   Костров  на  ней  заметно  прибавилось.  Выходящие  из  Амфитеатра   люди
становились в очередь, чтобы прыгнуть через огонь и  сжечь  накопившееся  за
год невезение. Мало кто поворачивал голову к проходящему  императору  и  его
свите, но кто-то из горожан крикнул:
   - Радости вам, ваше величество.
   - И вам и вашей семье тоже, - отозвался Крисп  и,  поддавшись  внезапному
порыву, добавил:
   - Могу ли я попросить тебя уступить мне место в очереди?
   Горожане  расступились  перед  Криспом,  освобождая  проход   к   костру.
Несколько халогаев остались рядом  с  ним,  другие,  знакомые  с  видесскими
обычаями, быстро обошли костер и встали  с  другой  стороны.  Крисп  немного
отошел и разбежался.
   Красные императорские сапоги  оказались  для  бега  не  самой  подходящей
обувью, но все же он набрал скорость, изо всех  сил  подпрыгнул  и  завопил:
"Сгори, горе-неудача!", пролетая сквозь пламя костра.
   Возможно, как сам он сказал утром, толку от этого не будет  никакого,  но
уж вреда точно не принесет.
   Тяжело приземлившись, он пошатнулся. Один из  охранников  поддержал  его,
ухватив за руку.
   - Спасибо, - выдохнул Крисп. Неужели пробежка  и  прыжок  так  обессилили
его?
   Когда он только уселся на трон, эта мысль лишь  развеселила  бы  его,  но
теперь она уже не казалась столь смешной.  Он  пожал  плечами.  Единственная
альтернатива старению - не стареть.  Способ  не  идеальный,  но  лучшего  не
существует.
   Какой-то юноша приблизился к соседнему костру, наклонился, зажег факел  и
помахал им  над  головой.  В  темноту  полетели  искры.  Огибая  неторопливо
прохаживающихся по площади горожан, юноша куда-то побежал, выкрикивая:
   - Светлый путь! О Фос, благослови светлый путь!
   Крисп не сразу понял смысл его возгласов,  но  через  секунду  застыл  на
полушаге, повернулся и указал на юношу:
   - Это фанасиот! Арестуйте его!
   Позднее, обдумывая произошедшее, он понял, что мог бы и лучше  справиться
с этой ситуацией. Несколько его охранников бросились следом  за  фанасиотом,
кое-кто из толпы присоединился к ним.
   Другие, перепутав объект внимания Криспа, бросились преследовать  другого
юношу - даже нескольких других - и перекрыли  дорогу  тем,  кто  преследовал
того, кого надо.
   Послышались крики, замелькали кулаки.
   Юнец продолжал бежать, выкрикивая боевой клич фанасиотов. Крисп с  ужасом
увидел, как он подносит факел к деревянным, крытым тканью рыночным  ларькам,
возведенным на площади в честь  праздника.  Ткань  вспыхнула,  пламя  начало
распространяться.
   В животе у Криспа словно появился кусок льда.  Ему  страстно  захотелось,
чтобы в этот праздничный день на город обрушилась метель, а еще лучше - буря
с грозой. "Когда мне в западных провинциях  дождь  только  мешал,  -  гневно
подумал он, - его было предостаточно, а сейчас, когда он может  мне  помочь,
его нет".
   Погода играла с ним нечестно.
   Впрочем, фанасиоты тоже. Поджигатель успел бросить свой факел и  исчез  в
толпе, ничем теперь неотличимый от остальных  горожан.  Его  единомышленники
уже метались здесь  и  там,  размахивая  факелами  и  выкрикивая  призывы  к
светлому пути.
   За считанные минуты в нескольких местах вспыхнули пожары.
   Народ на площади Паламы заколыхался, как штормовое море.
   Кто-то бросился тушить пламя, но большинство - прочь. Пожар в столице - и
в любом городе - приводил людей в ужас, потому что средств для борьбы с  ним
было ничтожно мало. Большие пожары, во  время  которых  ветер  гонит  вперед
стену огня, уносили тысячи жизней и уничтожали целые районы города.
   Большая часть из них - фактически все, насколько  было  известно  Криспу,
начиналась из-за молнии или случайной небрежности. Но использовать  огонь  в
городе - в столице! - в качестве оружия... Крисп содрогнулся.
   Фанасиоты тоже играли нечестно.
   Он попытался взять себя в руки.
   - Срочно вызови людей с ведрами  и  сифонами!  -  крикнул  он  одному  из
евнухов. - Бегом!
   - Слушаюсь, ваше величество, - отозвался евнух и бросился ко дворцу. Там,
рядом с казармами дворцовой стражи, постоянно находилась бригада пожарных.
   Несколько отрядов имелось и в других частях города. Пожарные были храбры,
умелы  и  вполне  могли  справиться  с  огнем,  если  тот   еще   не   успел
разбушеваться.
   Но если фанасиоты сейчас разбрасывают факелы не только на площади Паламы,
но и на площади Быка, в кварталах медников и вокруг Собора, то один из  этих
пожаров обязательно вырвется на волю.
   - Двадцать золотых за каждого убитого поджигателя и пятьдесят за каждого,
взятого живым! - крикнул Крисп. Если повезет, разница  в  вознаграждении  не
соблазнит головорезов убивать ни в чем  не  повинных  прохожих  и  требовать
награду.
   - Вы желаете удалиться во дворец, ваше величество? - спросил Барсим.
   - Нет, - ответил Крисп и, увидев удивление вестиария, пояснил:
   - Хочу, чтобы все видели, как я сражаюсь с этим безумием. А делать это  я
стану отсюда, с площади.
   - Как скажете, ваше величество, - отозвался Барсим тем странно бесцветным
голосом, которым он разговаривал, когда полагал, что Крисп совершает ошибку.
   Вскоре и Крисп стал гадать, правильно ли он поступил.
   Прибегавшие во дворец посыльные не находили его там, и из-за этого  он  с
опозданием узнал, что в наиболее бедных районах города вспыхнули  не  только
пожары, но и полномасштабные бунты.
   Оба события прекрасно укладывались в кошмар любого Автократора: пожар мог
оставить его без столицы, а бунты - и вовсе скинуть с престола.
   Однако то, что он расположил свой штаб там, где его видели люди, имело  и
свои преимущества. Крисп не только  организовал  цепочку  людей  с  ведрами,
начинающуюся у ближайшего фонтана, но и сам в нее включился.
   - Этот город такой же мой, как и ваш, - говорил он всем, кто его  слышал.
И мы будем работать вместе, чтобы спасти его, если сможем.
   Некоторое время он весьма сомневался в успехе.  Едва  пламя  разгорелось,
никакими ведрами с водой с ним  было  не  справиться,  и  Крисп  это  хорошо
понимал, в отличие от некоторых возбужденных горожан. Вскоре он распорядился
сосредоточить  усилия  на  поливании   водой   зданий   и   палаток   вокруг
расползающегося очага пожара, чтобы не дать ему распространиться дальше.
   Он уже начал думать, что даже на это у них не хватит  сил,  когда  кто-то
крикнул:
   - Пожарные! Пожарные!
   - О, хвала Фосу! - выдохнул Крисп. Его плечи уже болели  от  непривычного
напряжения; он догадывался, что завтра все мускулы будут ныть от усталости.
   Ладно, об этом он станет беспокоиться завтра, а сейчас борьба  с  пожаром
важнее.
   И он мысленно поблагодарил благого бога за то, что хотя он и  прибавил  в
весе, взойдя на трон, но все же не растолстел настолько,  чтобы  умереть  от
физических усилий.
   Вместо ведер пожарные  принесли  большое  деревянное  корыто  с  длинными
ручками, как у паланкина. Они наполнили его у фонтана, а затем, выкрикивая:
   "Дорогу! Дорогу!", бросились к огню. Однако  они  не  стали  выплескивать
воду в огонь. Двое взялись за ручки приделанного к корыту насоса,  а  третий
начал направлять струю воды, брызнувшую из наконечника шланга, сделанного из
промасленной ткани.
   Люди с ведрами теперь взялись за новую задачу, наполняя корыто водой.
   Несмотря на все их усилия, оно опустошалось  быстрее,  чем  они  успевали
выливать в него ведра. Пожарные схватили корыто за ручки, вновь наполнили  у
фонтана и потащили обратно, кряхтя и обливаясь потом. Двое у  насоса  вскоре
опять заработали, как одержимые, и пожарный со  шлангом,  седой  ветеран  по
имени Фокиод, направил струю в самое сердце пламени.
   Приняв второе корыто с водой,  огонь  начал  уступать  усилиям  пожарных.
Пламя  сожрало  два-три  ларька  и  повредило  несколько   других,   но   не
превратилось  в  неуправляемое  бедствие.  Фокиод   подошел   к   Криспу   и
поприветствововал его четким военным жестом, прижав к груди кулак.
   - Вы нас вызвали вовремя, ваше величество. Мы сумели справиться с огнем.
   - Это далеко не первая услуга, которую вы оказали городу - и мне, ответил
Крисп; Фокиод прослужил пожарным больше лет, чем Крисп просидел на троне.  -
Мне очень хотелось бы отпустить тебя на отдых, но, боюсь, нам устроят  новые
пожары.
   - Верно, в день Зимнего солнцеворота нам  всегда  приходится  нервничать.
Фокиод смолк и пригляделся  к  Автократору.  -  Вы  сказали  "устроят"?  Так
значит, этот пожар вспыхнул не от искры костра?
   - Хотел бы я, чтобы искра была ему причиной. Но нет.
   Фанасиоты подняли бунт, а им, когда они бунтуют, нравится поджигать.  Чем
меньше у людей останется имущества, тем приятнее будет еретикам.
   Фокиод ужаснулся.
   - Да они просто долбаные придурки, прошу прощения, ваше величество. Разве
эти  ублюдки  видели  когда-нибудь  человека,  сгоревшего   заживо?   Нюхали
обгорелый труп? Отстраивали заново сгоревшие дома?
   - Не думаю, что это их заботит. Им хочется  только  одного  -  как  можно
быстрее покинуть материальный мир.
   - Тогда посылайте их ко мне, - прорычал Фокиод. На  поясе  у  него  висел
топор, которым он пробивал стены, чтобы направить струю воды, или  выламывал
двери, спасая людей. Теперь он ухватился за дубовую рукоятку с таким  видом,
словно хотел пустить инструмент в ход для другой цели. - Пусть идут ко  мне,
и я очень быстро отправлю их в лед, клянусь благим богом. Я им устрою пожар,
пусть только попробуют! -  Как  и  любой  пожарный,  он  испытывал  яростную
ненависть к поджигателям любого рода и с любыми религиозными взглядами.
   К Криспу приблизился посыльный. Из раны на голове  на  его  лицо  стекала
кровь. Увидев это, Крисп ахнул, но посыльный лишь отмахнулся:
   - Я не умру, ваше величество. Камень только скользнул  по  коже,  а  отец
всегда говорил, что черепушка у меня крепкая.
   Рад, что старикан оказался прав. Но  я  пришел  сообщить,  что  в  бедных
кварталах южнее Срединной улицы  уже  не  бунт,  а  настоящая  война  -  там
сражаются всем, что подворачивается под руку. И  не  только  камнями,  но  и
луками, кинжалами, мечами и еще не знаю чем.
   - Ты знаешь, где находятся казармы возле  дворца?  Сможешь  добраться  до
них, не потеряв сознание? - Получив утвердительный  ответ  на  оба  вопроса,
Крисп продолжил:
   - Прикажи от моего имени поднять полк Ноэтия. Если у фанасиотов появилось
желание изобразить из себя солдат,  то  посмотрим,  хватит  ли  у  них  духу
драться против регулярных войск, а не городской стражи.
   - Правильно, ваше величество, - сказал посыльный. - Нужно послать туда  и
нескольких священников, потому что еретиков возглавляет один поп-горлопан по
имени... кажется... Диген.
   Крисп нахмурился; имя ему было знакомо, но он не мог вспомнить,  в  какой
связи оно упоминалось. А когда вспомнил, выругался так, что глаза посыльного
удивленно расширились.
   - Это же тот самый синерясник, к которому бегал Фостий до того,  как  его
похитили, - процедил Крисп. - И если он фанасиот...
   Крисп внезапно смолк. Если Диген фанасиот, не  означает  ли  это,  что  и
Фостий стал еретиком? Эта мысль потрясла Криспа,  но  он  понял  также,  что
почти все его поступки отталкивали Фостия - хотя  бы  уже  потому,  что  так
поступал он.
   И если его старший сын стал фанасиотом, то был ли он вообще похищен?  Или
по собственной воле сбежал к бунтовщикам?
   Так или иначе Криспу придется найти ответы на эти вопросы.
   - Передай от моего имени, - сказал он, - что я  назначаю  награду  в  сто
золотых тому, кто приведет мне Дигена живым, а если кто-либо его  убьет,  то
пусть взывает к милосердию владыки благого и премудрого, потому что я его не
пощажу.
   - Я передам вашу волю, ваше величество, - пообещал посыльный и побежал  в
сторону казарм.
   У  Криспа  не  оказалось  времени  тревожиться  из-за  доставленных   ему
новостей, потому что на площадь Паламы одновременно с разных сторон  вбежали
двое, истошно вопя: "Пожар!"
   - Фокиод! - гаркнул Крисп. Ветеран-пожарный быстро задал прибежавшим пару
резких вопросов, оценил, в каком из двух мест его команда  будет  нужнее,  и
отправился с одним из них. Второй в отчаянии топнул; вид у него  был  такой,
словно он сейчас лопнет. Криспу осталось  лишь  надеяться,  что  бедняга  не
потеряет свой дом и  имущество  к  тому  времени,  когда  вернется  пожарная
бригада.
   Резкий холодный ветер  задул  с  северо-запада,  откуда  обычно  налетали
зимние грозы. Сейчас Крисп был бы только рад такой грозе, особенно с дождем,
но на иссиня-черном небе ярко блестели звезды. Сегодня грозы не будет. Да  и
завтра, решил он, втянув ноздрями ветер, тоже. Точно, не будет. А жаль.
   Дворцовые слуги уже суетились на  площади  Паламы,  устанавливая  навесы,
чтобы защитить императора от превратностей погоды.
   Поскольку Крисп решил разместить штаб борьбы с бунтом на  площади,  слуги
обеспечивали ему все доступные удобства.
   Неподалеку  постоянно  находился  Барсим,  словно  приглашая   императора
воспользоваться ими.
   Кроме слуг  на  площади  толпился  самый  разнообразный  люд  -  солдаты,
посыльные, пожарные и просто  зеваки,  твердо  решившие  отпраздновать  день
Зимнего  солнцеворота  так,  как  им  нравится  и  невзирая  ни   на   какие
непредвиденные события. Поэтому тощий мужчина в темной тунике, пробиравшийся
сквозь толпу в сторону Криспа,  ничем  в  ней  не  выделялся.  Оказавшись  в
нескольких шагах от Автократора, он выхватил кинжал и завопил:
   - Да благословит Фос светлый путь!
   Он замахнулся кинжалом, и это оказалось его ошибкой  -  Крисп  перехватил
его запястье быстрее, чем кинжал опустился.
   Неудачливый убийца завился ужом, тщетно пытаясь вырваться и не переставая
кричать о светлом пути. Но  Крисп  обучился  приемам  рукопашной  схватки  у
армейского ветерана еще в то время, когда у него только  начала  пробиваться
борода,  а  первую  известность  в  столице  приобрел,  поборов  кубратского
чемпиона.
   Чтобы вырваться из его хватки, верчения и воплей было явно недостаточно.
   Крисп повалил нападавшего  на  булыжники  площади  и  сильно  надавил  на
сухожилия на внутренней стороне его запястья.
   Ладонь фанасиота разжалась. Когда нож выпал, тощий попытался перекатиться
и снова его схватить, но  Крисп  резко  ударил  его  коленом  в  пах.  Прием
неспортивный, но весьма действенный. Тощий перестал вопить о светлом пути  и
завопил совсем на другую тему, причем весьма искренне.
   Топор халогая блеснул перед лицом Криспа и опустился со звучным шлепком.
   Вопли фанасиота оборвались. Крисп торопливо поднялся, чтобы  не  замочить
тунику в быстро расползающейся луже крови.
   - Я хотел расспросить его кое о чем, - негромко сказал он халогаю.
   - Хон! - презрительно  воскликнул  телохранитель.  -  Он  напал  на  твое
величество и не заслуживал даже лишнего мгновения жизни.
   - Все правильно, Трюгве, - сказал Крисп. Если  бы  он  осудил  северянина
слишком резко, Трюгве мог бы решить,  что  убийца  подобрался  к  императору
столь близко исключительно по его вине, и покончил бы с собой, поскольку  не
сумел выполнить свой долг. Халогаи были замечательными  телохранителями,  но
обращаться с ними следовало совсем не так, как с видессианами.
   Крисп двадцать лет понемногу разбирался в их суровых правилах чести;  еще
лет за двадцать он сумел бы более или менее их понять.
   На площадь вернулся Фокиод со своими пожарными. Несчастный, чью просьбу о
помощи им пришлось отвергнуть,  набросился  на  них,  словно  изголодавшийся
медведь. Не успев даже отдышаться, пожарные отправились следом за ним. Крисп
сомневался, найдут ли они на пожарище хоть что-либо достойное спасения.
   Со стороны дворцового комплекса, бряцая оружием, на площадь вышла колонна
солдат, воевавших в арьергарде во  время  неудачливой  кампании  в  западн