ан,  и
все еще красива.
   Женщина улыбнулась и заговорила на макуранском языке.
   - Она извиняется за то, что не может поблагодарить вас на вашем языке,  -
перевел ее слова Вулгхаш.
   Марк ответил первым же комплиментом, который пришел ему в голову:
   - Передай ей, что она столь же добра, сколь и прекрасна.
   Атосса царственно наклонила голову, принимая комплимент.
   Марк тоже склонил голову. Мысли трибуна  кружились  в  бешеном  хороводе.
Злейший враг Видесса - совсем близко. Человек, которого Авшар называет своим
повелителем.  Выдернуть  из-за  пояса  кинжал,  сделать  лишь  один  быстрый
выпад... Но Марк не двинулся с места. Предательство не в  характере  Скавра.
Какой смысл сражаться с Авшаром, действовать его же методами - коварством  и
подлостью?
   Чистое пение дудок прорезало зал. Все лица просветлели  и  оживились  при
этом звуке.
   - К пиру все готово, - пояснил Вулгхаш.
   Он протянул руку Атоссе и помог ей сойти с трона. Римляне пошли вослед за
царственной четой.
   Пиршественный зал дворца в Машизе был почти таким же большим, как  Палата
Девятнадцати лож. Пламя факелов плясало на голубом  хрустале,  отражалось  в
серебре и позолоте геометрического орнамента мозаичных стен.
   Римляне, почетные гости, сидели рядом с царской четой:  Скавр  по  правую
руку от Вулгхаша, Гай Филипп - по левую, рядом с Атоссой.
   На пиру каган пил вино - как и те вельможи,  что  были,  судя  по  всему,
макуранцами. Большинство  вождей  йездов  предпочитали  традиционный  кумыс.
Когда бурдюк с кумысом попал в руки трибуна, тот  из  вежливости  глотнул  и
вручил его Вулгхашу. Каган сморщил нос и  передал  бурдюк  дальше,  даже  не
пригубив питья.
   - У нас имеется подслащенное  вино,  если  ты  его  любишь,  -  обратился
Вулгхаш к римлянину.
   Но тот поспешно  отказался,  от  подобного  предложения  Скавра  пробрала
дрожь. Марк успел попробовать это вино еще  в  караване  Тамаспа.  Оно  было
таким  густым  и  приторным,  что  сладкие,  тягучие  вина,  столь   любимые
видессианами, казались после этого почти сухими.
   На пиру подавали обычные для  кочевников  пшеничные  лепешки,  круглые  и
плоские, простоквашу, жареную баранину. Но, как и в питье,  Вулгхаш  отдавал
предпочтение макуранским блюдам.
   Наслаждаясь жареной  бараниной  со  специями  и  оливками,  завернутой  в
виноградные  листья,  пробуя  различные  блюда   из   рябчиков,   куропаток,
перепелов,  тетерок,  тушеные  овощи,  козлятину  под  горчичным  соусом   с
добавлением вина и изюма, Скавр размышлял о том, что не может считать кагана
своим врагом, раз тот столь щедро угощает его.
   А когда один из  слуг  принес  "кипящий"  рисовый  суп,  трибун  радостно
улыбнулся: ему уже доводилось пробовать  это  вкусное  блюдо  в  макуранской
харчевне в ту волшебную зимнюю ночь - первую ночь с Алипией Гаврой...
   Мысль о ней превратила для Марка пиршество во дворце Вулгхаша в  странное
сновидение. Что он здесь, черт возьми, делает? Почему мирно ведет  беседы  с
каганом, чьи воины несут смерть и разрушение землям, ставшим для  Марка  уже
родными? И разве сам он не  сражается  с  Йездом  уже  столько  лет?  А  сам
Вулгхаш! Почему угощает его, ведет с ним дружеские беседы?
   Повелитель Иезда совсем не походил на  чудовище,  каким  представлял  его
себе Скавр. Да и диким варваром он тоже  не  был,  этот  умный,  талантливый
вождь, много позаимствовавший от макуранской цивилизации. И все  же  Вулгхаш
повелевал  йездами,  причинившими  людям  столько  горя  и  зла!  Как  могут
сочетаться столь  благородный  облик  и  утонченные  привычки  со  зверскими
убийствами, свидетелем которых не раз бывал Марк?
   Трибун ломал голову над этой загадкой, но никак не мог разрешить ее.
   Первый ключ к разгадке Марк получил, когда  нарочный,  покрытый  потом  и
грязью, вбежал  в  зал  и  подал  кагану  свитки  со  срочными  донесениями.
Повелитель Иезда быстро пробежал их глазами,  постепенно  наливаясь  гневом.
Затем злым голосом отдал несколько распоряжений. Когда  гонец  прервал  его,
задав какой-то вопрос, каган раздраженно  хлопнул  себя  лбу  и  на  обороте
одного из донесений яростно нацарапал  несколько  коротких  строчек.  Окунув
перстень с сердоликовой печаткой в горчичный соус,  каган  хлопнул  на  свой
приказ густую желто-коричневую печать. Посланец поклонился, взял пергамент и
поспешил прочь.
   Все еще пылая гневом, Вулгхаш осушил до  дна  кубок  из  слоновой  кости,
после чего повернулся к Марку:
   - Выдаются дни, когда  я  думаю,  что  все  мои  военачальники  -  полные
болваны. Они впадают в ужас при виде собственной тени! Еще со  времен  моего
деда мы совершали набеги на Эрзерум - так что удивляться, если горцы  решили
датъ сдачи? Я знаю хорошее лекарство от их дерзости. Мы  должны  нанести  им
три сильных удара, один за другим. Тогда их армия  рассыпется  на  множество
крошечных отрядов. И вс„! От горцев не останется  и  следа.  В  долинах  уже
вырастают пики с насаженными на  них  головами.  Теперь  эрзерумцы  подумают
дважды, прежде чем снова начать бунтовать.
   - Головы на пиках? - эхом повторил трибун.
   - А-а, убитые в бою, пленники, какое это  имеет  значение?  -  равнодушно
ответил Вулгхаш. - Главное - что эрзерумцы их видят.
   Каган хватил  кулаком  по  столу.  Атосса  коснулась  его  руки,  пытаясь
успокоить супруга, но он отмахнулся.
   - Это моя держава, - надменно объявил каган, обращаясь к Скавру,  -  и  я
намерен передать ее моему сыну более могущественной и богатой,  чем  получил
от моего отца. Я разбил Видесс; неужели после этого я позволю стае  каких-то
жалких горных крыс угрожать мне?
   - Нет, - согласился Марк. Но холодок страха  пробежал  по  его  спине.  У
кагана стальная воля, и ему безразличны  средства,  лишь  бы  достичь  цели.
Любой, кто стоит на его пути, подумал трибун, стоит на краю бездны.
   Желая скрыть неловкость, трибун изменил тему разговора:
   - Ты говоришь о своем сыне?
   Лицо Вулгхаша осветилось гордостью.
   -  Кобин  -  славный  мальчик.  Хотя  нет,  я  не  должен  называть   его
"мальчиком". Он - настоящий мужчина, и у него  подрастает  свой  собственный
сын, мой внук. Как быстро бежит время!.. Он хранит  для  меня  северо-запад,
следя за тем, чтобы вшивые аршаумы оставались на  своем  берегу  Дегирда.  С
этим народом у нас еще будут неприятности: посольство, которое я отправил  в
Аршаум в прошлом году, успеха не добилось.
   Скавр с трудом  подавил  возбуждение.  Если  посольство  Йезда  потерпело
поражение, значит, миссия Видесса в степи удалась!
   Серебряный кувшин, из которого Вулгхаш хотел  было  налить  себе  вина  в
оправленный золотом рог,  оказался  почти  пуст.  Вылилось  всего  несколько
капель.
   - Добавь вина, Харшад. - Каган, поглощенный своими мыслями,  обратился  к
слуге на видессианском языке.
   Услышав свое  имя,  слуга-йезд,  прислуживавший  кагану,  поднял  голову.
Увидев, что тот глядит в недоумении, каган повторил приказ на языке  йездов.
Харшад улыбнулся, пробормотал себе под нос несколько слов и сделал  пальцами
замысловатое движение над  стоявшим  поблизости  кувшином.  Кувшин  медленно
поднялся в воздух и поплыл к Вулгхашу.
   Как раз в этот момент Гай Филипп отрезал себе  кусок  мяса  от  бараньего
бока. Старший центурион поднял глаза в тот миг, когда  кувшин  проплывал  по
воздуху мимо него. Ошеломленный, Гай Филипп выронил нож. Никто из знати - ни
йезды, ни макуранцы - не обращали на магию никакого внимания.
   С легкой улыбкой Вулгхаш обратился к римлянам:
   - Это довольно мелкое колдовство.
   Он указал пальцем на кружку Гая Филиппа и  заговорил  на  языке,  который
показался  Марку  достаточно  знакомым.  Кружка   поднялась   в   воздух   и
приблизилась к серебряному кувшинчику.  Кувшинчик  сам  собой  наклонился  и
наполнил се вином, после чего выпрямился.
   Гай Филипп уставился  на  кружку  так,  словно  ожидал,  что  сейчас  она
усядется рядом и предложит переброситься в кости.
   - Там самое обычное вино, - заверил его Вулгхаш. - Кстати,  оно  получше,
чем то, которое только что подавали. А ты не слишком привычен к магии?
   - Больше, чем мне хотелось бы, - проворчал ветеран.  Он  обхватил  кружку
обеими руками и осушил ее одним глотком. - Да, вино недурное. Ты не  мог  бы
направить ко мне еще глоток?
   Старший центурион даже сумел  засмеяться,  когда  коротенькое  заклинание
Вулгхаша подняло кувшинчик в воздух.
   Марк изо всех сил скрывал изумление. Однако  удивление  обоих  римлян  не
скрылось от Вулгхаша.
   - Почему колдовство так удивляет вас?  Ведь  вы  часто  встречали  его  и
раньше, среди видессиан! - Внезапно взор кагана стал как будто  еще  острее.
Его проницательные глаза уставились на римлянина, словно  пытаясь  высветить
его душу. - Но, с другой стороны, ты говоришь со странным акцентом. И  я  не
понимаю ни слова из того языка, на котором  ты  переговариваешься  со  своим
товарищем. А я знаю  довольно  много  языков.  -  Увидев,  как  насторожился
римлянин, каган добавил:
   - Тебе не следует беспокоиться. Ты и твой друг - мои  друзья.  Мое  слово
крепко.  Клянусь  всеми  богами  и  пророками!  Будь  ты  даже  Автократором
Видессиан, ты выйдешь из-за моего стола целым и невредимым.
   Казалось, Вулгхаш сердится одновременно и на Скавра, и на  себя.  Больше,
чем что-либо иное, это убедило трибуна в искренности его слов.
   Каган добавил:
   - Позволь мне быть с тобой откровенным, раз уж ты и в самом  деле  -  мой
друг. Твое неведение по части магии поистине  удивительно!  Достаточно  лишь
взглянуть на меч висящий у тебя на поясе.
   От неожиданности Марк позабыл обо всем на свете и подскочил на месте.
   Вулгхаш сухо засмеялся:
   - Не думаешь же ты, что я совсем слеп и не замечу луну в небе? Расскажи о
себе, если можешь. Расскажи как один друг - второму.
   Марк заколебался. Что может быть известно Вулгхашу о римлянах  от  Авшара
или от тех шпионов, которых каган засылал в Видесс?
   Краткая история, наспех состряпанная трибуном, изрядно искажала  истинное
положение дел. Ни словом не обмолвившись о легионерах, Марк сообщил  только,
что они  с  Гаем  Филиппом  прибыли  из  далекой  страны,  расположенной  за
восточным морем, вынужденные спасаться бегством после ссоры со своим вождем.
Они служили наемниками в Видессе, но затем  вновь  бежали  после  того,  как
Скавр впал в немилость у Туризина. Марк не  стал  назвать  истинную  причину
этой немилости. Караван Тамаспа, завершил он, на  сей  раз  не  отступая  от
правды, доставил беглецов в Машиз.
   - А-а, Тамасп, этот жулик, - беззлобно усмехнулся Вулгхаш. - Хотел  бы  я
знать,  на  какую  сумму  недоплаченных  налогов  и  таможенных  сборов   он
обманывает меня каждый год? - Каган  внимательно  посмотрел  на  трибуна.  -
Значит, Гавр поставил тебя вне закона? Благодари судьбу,  что  остался  жив!
Туризин - чрезвычайно вспыльчивый человек.
   - О да, это уж точно! - произнес Скавр с таким  искренним  чувством,  что
каган снова сухо усмехнулся.
   - Похоже, вам обоим постоянно не везет с сильными мира  сего,  -  заметил
Вулгхаш. - Как ты думаешь, почему?
   В этом вопросе трибун ощутил  опасность.  Пока  он  подбирал  ответ.  Гай
Филипп пришел к нему на помощь.
   - Из-за дурной привычки говорить правду в глаза, вот  почему.  Если  один
высокородный сукин сын жаден, как голодная свинья,  а  другой  труслив,  как
отродье распоследней шлюхи, то мы так и говорим. Из-за этого мы и попадаем в
крупные переделки, зато никого не лижем в задницу.
   - Трусливый шлюхин сын? Неплохо! - проговорил Вулгхаш. Каган  принял  это
замечание насчет Туризина.
   Похоже, он вполне поверил  словам  старшего  центуриона  -  резкий  голос
ветерана, его суровое лицо были, казалось, просто созданы для злости.
   Каган задумчиво переводил взгляд с одного римлянина на другого.
   - Я ничего не знаю о странах, лежащих за восточным морем. Если не считать
княжества Намдален и земель на южном берегу Моря Моряков,  на  наших  картах
ничего не отмечено. Сплошные белые пятна. Вы могли бы рассказать  мне  много
полезного. - Он улыбнулся, показав крепкие желтоватые губы. - Кроме того, вы
оба служили наемниками в Видессе. Не сомневаюсь, вы можете рассказать немало
любопытного об Империи. Не хотели бы вы немного пожить у меня во  дворце?  Я
велю подготовить для вас  комнату.  Думаю,  мы  неплохо  провели  бы  вместе
неделю-другую.
   - Мы в восторге от этой великой чести, - снова солгал Вулгхашу Марк.

***

   К огорчению римлян, каган сдержал обещание и постоянно  проводил  с  ними
время, задавая бесчисленные вопросы. Вместе с  тем  это  не  было  в  прямом
смысле слова сбором информации о противнике, поскольку Вулгхаш интересовался
родиной римлян не меньше, чем Видессом и имперской армией.
   Скавр солгал только в одном: в том, что их родина находится за  восточным
морем. На остальные вопросы кагана трибун старался отвечать  честно.  Иногда
они с Гаем Филиппом резко расходились в  оценках.  Марк  был  горожанином  и
родился в знатной и состоятельной  семье,  в  то  время  как  центурион  был
воспитан крестьянским трудом и легионом.
   Вулгхаш умел быть хорошим, внимательным слушателем. Скавр снова  и  снова
убеждался в том, что имеет дело с очень умным собеседником.
   Секретарь по имени Пушрам - худощавый, смуглый человечек с большими ушами
- записывал на пергамент рассказы чужеземцев. Он не задавал никаких вопросов
и откровенно скучал, когда речь не касалась  придворных  сплетен.  Скучающее
выражение странно дисгармонировало с его невероятно подвижным лицом.
   Как-то раз слуга подал собеседникам серебряное  блюдо,  на  котором  были
разложены ломтики артишоков, запеченных в майонезе,  сыре  и  луке.  Вулгхаш
взял с блюда один ломтик.
   - Великолепно! - воскликнул он. - Намного лучше, чем обычно.
   - Очень недурно, - вежливо согласился Марк, хотя, по правде говоря, нашел
артишоки довольно пресными, а соус - чересчур острым.
   Гай Филипп не отличался слишком разборчивым вкусом и  потому  свой  кусок
оставил недоеденным.
   Однако Пушрам скроил восторженную гримасу.
   - Великолепные артишоки! - вскричал он. - Приятнейшие на  вид,  нежнейшие
на вкус, на языке  так  и  тают!  О,  исполненные  восхитительного  вкуса  и
утонченнейшего аромата! Их можно готовить десятками способов,  и  каждый  из
последующих будет превосходить все предыдущие. Воистину, се -  царь...  Нет,
позволь сказать больше: то каган среди овощей!
   Скавру уже приходилось слышать изящную  лесть  при  дворе  видессианского
Императора. Но все придворные речи имперцев даже близко не  стояли  рядом  с
этой липкой патокой.
   - Кому охота быть царем, если надо мириться с таким  дерьмом?  -  буркнул
Гай Филипп по-латыни.
   Вулгхаш вновь принялся расспрашивать римлян о жизни Империи. Пушрам и  не
подумал остановить медовое  словоизвержение,  что  отнюдь  не  помешало  ему
записывать рассказы Марка. Пытаясь заставить секретаря замолчать, каган взял
еще один ломтик артишока и, покривив губы, произнес:
   - Я изменил свое мнение. Это блюдо отвратительно.
   С быстротой, изумившей Скавра, подвижное лицо  Пушрама  исказила  гримаса
отвращения. Он выхватил ломтик артишока из пальцев  Вулгхаша  и  швырнул  на
пол.
   - Сколь омерзителен, тошнотворен и гнусен этот артишок! - завопил Пушрам.
- Цвет его гадок, а сам он не питательнее обычной травы. От него одна только
кислая отрыжка!
   Он продолжал распространяться в том же духе и с той же энергией, с  какой
только что рассыпал артишоку неумеренные комплименты.  Марк  слушал,  широко
разинув рот. Вулгхаш бросил на Пушрама взгляд, оледенивший бы сердце  любого
человека. Но волна поношений артишоку не останавливалась.
   - Довольно!  -  зарычал  наконец  Вулгхаш.  -  Разве  только  что  ты  не
превозносил этот артишок до небес? А теперь ты осыпаешь его проклятиями!
   -  Разумеется,  -  невозмутимо  ответствовал  Пушрам.  -  Я   ведь   твой
придворный, а не артишока. Значит, я  должен  говорить  то,  что  доставляет
удовольствие тебе, а не артишоку.
   - Убирайся отсюда к дьяволу! - заревел Вулгхаш.  Но  каган  уже  смеялся.
Пушрам быстро выбежал из зала. Вулгхаш покачал головой. - Ах, эти макуранцы!
- проговорил он, обращаясь больше к самому себе, чем к  римлянам.  -  Иногда
мне и впрямь  хочется,  чтобы  мой  дед  оставался  в  степи  и  никогда  не
завоевывал Машиз.
   Марк указал рукой на блюдо с артишоками.
   - И в то же время ты перенял много  макуранских  обычаев.  Твой  дед  был
кочевником. Он никогда не решился бы отведать такого блюда.
   - Мой дед ел жуков, когда ему удавалось их поймать, -  произнес  каган  и
вздохнул. - Многие из моих соратников считают любой отход от старых  кочевых
обычаев преступлением. Иногда они  правы.  Какой  смысл  запирать  женщин  и
отделять их от мужчин, точно рабынь? В обычаях степняков нет такой глупости.
Разве женщины не такие же люди, как мы? Да, иногда кочевники правы... И  все
же тогда, в степи, мы оставались варварами. Глупые  макуранцы  с  болтливыми
языками и скользким обхождением жили куда лучше нас. Однако попробуй сказать
это старому кочевнику,  который  не  видит  дальше  своего  овечьего  стада!
Заставь его выслушать тебя! Заставь-ка его повиноваться!
   Скавр отлично понимал его тревогу. Трибун и сам  чувствовал,  что  с  тех
пор, как легионеры попали в  Видесс,  они  угодили  в  западню  между  двумя
цивилизациями - собственной и видессианской.
   Со стороны тронного зала  до  собеседников  донесся  какой-то  шум.  Марк
уловил крики, в которых звучали сперва  гнев,  а  потом  страх.  Два  евнуха
поспешили к двери. Телохранители Вулгхаша продолжали стоять невозмутимо,  но
трибун видел, как напряглись их руки, сжимающие рукояти сабель.
   - Пустите меня, собаки, или вам придется пожалеть об этом!
   При звуке этого голоса Марк и Гай  Филипп  тут  же  вскочили  на  ноги  и
схватились за мечи. Стражники бросились было к римлянам,  мгновенно  утратив
показную невозмутимость.
   - Стойте! - крикнул  Вулгхаш,  остановив  одновременно  римлян,  и  своих
телохранителей. - Что происходит?
   Скавр был избавлен от необходимости отвечать. Слуги, стоявшие у дверей  в
тронный зал, в ужасе расступились.
   Каждый шаг входившего в зал человека отдавался гулким эхом,  которого  не
мог поглотить даже мягкий шерстяной ковер.  Эти  приглушенные  шага  тяжелых
сапог были единственным звуком, который нарушал внезапно наступившую мертвую
тишину.   Одежда   князя-колдуна   уже   не   была    белоснежного    цвета.
Грязно-коричневые лохмотья развевались вокруг доспехов.
   Как того требовал этикет, Авшар остановился у самой кромки  ковра.  Лицо,
скрытое шлемом, повернулось сперва к одному римлянину, потом к другому.
   - Так-так, - произнес Аншар с жутким весельем в голосе. - Кто  же  это  у
нас в гостях?
   Вулгхаш резко произнес:
   - У нас имеется слуга, который явно не признает своего повелителя. Как ты
посмел разговаривать столь непочтительно? Или это  просто  говорит  со  мной
твоя врожденная грубость?
   Марк посмотрел на кагана с восхищением. Вулгхаш даже не дрогнул.  На  его
лице не было и следа  того  страха,  который  в  присутствии  Авшара  всегда
охватывал и союзников, и недругов князя-колдуна.
   Авшар бросил на Вулгхаша  свой  леденящий  душу  взгляд,  казавшийся  еще
страшнее из-за того, что глаза колдуна скрывались за  покрывалом.  Каган  не
опустил глаз - такой твердостью могли похвалиться очень немногие.
   Кипя от гнева, Авшар отвесил небрежный  поклон,  одним  этим  уже  нанося
Вулгхашу новое оскорбление.
   - Прошу прощения Вашего Величества, - произнес он, но  в  голосе  его  не
чувствовалось никакого раскаяния. - Всему виной мое  глубочайшее  изумление.
Увидев здесь этих негодяев, я на миг забылся. Мне показалось,  будто  я  все
еще нахожусь в проклятом Видессе, во дворце их жалкого  Автократора.  Сказки
мне, захватил ли ты их в битве или же их выловили как шпионов?
   - Ни то ни другое