дна.  Все
дурные предчувствия с новой силой набросились на Скавра.
   - А-ах!.. - выдохнул Стипий, отставляя кувшин. В  его  голосе  прозвучало
истинное наслаждение. Он поднялся и кое-как побрел к двери. Он влил  в  себя
столько вина и к тому же с такой скоростью, что это могло бы свалить с ног и
полубога.
   - С-скоро в-вернусь! - заплетающимся языком проговорил он.  На  этот  раз
выпитое сказалось и на его речи.  -  Н-нужно  забрать  из  монастыря  мои...
шм-мотки и принести с-сюда.
   Передвигаясь осторожно, жрец двинулся к двери шагом человека,  привыкшего
ходить после изрядных возлияний. Но не успев сделать и пяти шагов, он  вдруг
опять повернулся к  Марку.  Несколько  секунд  жрец  изучал  трибуна,  глядя
неподвижно, как сова. Скавр уже собрался спросить,  чего  тот  хочет,  когда
Стипий р-решительно в-вышел из казармы.
   Раздосадованный и раздраженный, Скавр вернулся к пергаментам.

***

   В этот вечер Хелвис спросила его:
   - Ну, как тебе понравился этот Стипий?
   - Понравился? Мне он совсем не понравился, но есть ли у меня выбор, вот в
чем вопрос. Какой угодно целитель лучше, чем никакого.
   Марк подумал о том, насколько откровенным может  быть  с  Хелвис  в  этом
щекотливом вопросе - жена трибуна была очень религиозна.
   Скавр откинулся на переборку, отделяющую их комнату  от  комнаты  соседа;
две  римские  казармы  из  четырех   были   разделены   для   семейных   пар
перегородками.
   Хелвис хмыкнула и нахмурилась, почувствовав его колебания. Но прежде  чем
она успела задать еще один вопрос,  ее  пятилетний  сынишка  Мальрик  бросил
деревянную тележку, с которой играл, и начал во все горло  распевать  грубую
солдатскую песню: "Маленькая птичка с желтеньким  крылом".  Хелвис  закатила
глаза - голубые, как у многих намдалени.
   - Так, а теперь - хватит, молодой человек. Пора в постель.
   Мальрик не обратил на мать внимания и продолжал  голосить,  пока  она  не
схватила его под  коленки  и  не  подняла  вниз  головой.  Мальчишка  весело
засмеялся. Туника упала на пол, соскользнув с плеч.  Хелвис  уловила  взгляд
Марка.
   - Видишь, половина битвы уже выиграна.
   Трибун улыбнулся, наблюдая за тем, как она стаскивает  с  сына  штанишки.
Она была красива. Ему нравилось смотреть на нее. Кожа Хелвис была бледнее, а
черты лица - менее острыми, чем у видессианок. Выступающие  скулы  и  пышный
рот придавали ее лицу особую красоту. Она  была  немного  полновата,  и  под
льняной блузой выступала ее высокая грудь. Фигура  Хелвис  привлекала  взоры
многих мужчин. Марк немного ревновал ее. Ранняя беременность еще  не  успела
округлить ее живот.
   Хелвис легонько шлепнула Мальрика по попке.
   - Иди, поцелуй Марка перед сном, сбегай кое-куда - и спать.
   Марк любил ее голос - мягкое контральто.
   Мальрик жаловался и вздыхал, пытаясь выяснить, насколько серьезна  сейчас
мама, но следующий шлепок и грозный взгляд убедили его в  том,  что  она  не
шутит.
   - Хорошо, мама, я уже иду, -  сказал  Мальрик  и  подбежал  к  Скавру.  -
Спокойной ночи, папа.
   Ребенок разговаривал с  Хелвис  на  диалекте  намдалени,  а  с  Марком  -
по-латыни. Мальчик выучил этот язык с радостью  ребенка,  получившего  новую
игрушку. Впрочем, это было не удивительно: прошло уже почти два года  с  тех
пор, как Марк и Хелвис начали жить вместе.
   - Спокойной ночи, сынок. Спи хорошо. -  Скавр  взъерошил  светлые  волосы
мальчика, так похожие на волосы его покойного отца  Хемонда.  Мальрик  обнял
его и, юркнув под одеяло, закрыл глаза.
   Родной  сын  Марка,  Дости,  десятимесячный  малыш,  уже  сопел  в  своей
колыбельке. Он что-то забормотал во сне, но успокоился, когда мать  закутала
его теплым одеялом. Случается, подумал трибун с надеждой, он спит  всю  ночь
напролет, не шелохнувшись.
   Когда Хелвис убедилась,  что  Мальрик  тоже  заснул,  она  повернулась  к
Скавру:
   - Так что же плохого в этом твоем жреце-целителе?
   Услышав прямой вопрос, Марк отбросил колебания.
   - Ничего, - сказал он, но прежде чем она успела удивленно поднять  брови,
добавил:
   - За исключением того, что он самоуверенный, наглый, жадный и вспыльчивый
тип. Сейчас он рухнул, потеряв сознание от избытка вина, и храпит, как  бык,
к которому подвели корову. Я сомневаюсь в том, что он  может  исцелить  укус
блохи, не говоря уж о настоящей ране.
   Хелвис нервно засмеялась. Вспышка Скавра и позабавила ее,  и  рассердила.
Хелвис  была  до  фанатизма  ярой  последовательницей  религии   Фоса.   Она
чувствовала  себя  не  в  своей  тарелке,  слыша,  как   жрец   подвергается
оскорблениям и  насмешкам.  С  другой  стороны,  урожденная  намдалени,  она
считала  видессиан  еретиками.  Двусмысленность  ситуации   привела   ее   в
замешательство.
   Марк занозил себе плечо и, пока вытаскивал ногтем занозу,  думал  о  том,
что с тех пор, как они с Хелвис встретились, двусмысленность  слишком  часто
сопутствовала их отношениям. Они были  слишком  разными,  чтобы  чувствовать
себя совершенно свободно друг с  другом.  Каждый  обладал  чересчур  сильной
волей, чтобы уступать другому без спора и сопротивления. Религия,  политика,
даже любовь... Иногда казалось, что осталось слишком мало вещей,  о  которых
они не спорят. Но когда у них все  шло  хорошо,  сказал  Марк  самому  себе,
внутренне улыбнувшись, оно действительно шло хорошо.
   Все еще почесывая плечо, он наклонился и поцеловал  жену.  Она  испытующе
посмотрела на него:
   - Для чего это?
   - Так, без особой причины.
   Ее лицо осветилось.
   - Это и есть самая лучшая причина.
   Хелвис тесно прижалась к Марку. Подбородок жены, как влитой, помещался  в
ямке у него на  плече.  Хелвис  была  высокой  для  женщины  -  выше  многих
мужчин-видессиан.  Марк  снова  поцеловал  ее,  на  этот  раз  более  долгим
поцелуем. После этого он даже не понял, кто из них потушил лампу.

***

   Марк завтракал перловой кашей, сдобренной кусочками мяса и лука, когда  к
нему подошел Юний Блез. Младший центурион был чем-то встревожен.
   Наскоро проглотив кашу, трибун спросил:
   - Что случилось?
   Длинное лицо Блеза вытянулось еще больше. Младший  офицер,  Блез  недавно
был произведен в звание центуриона и не любил признавать, что в его манипуле
возникают проблемы, с которыми он не может справиться  самостоятельно.  Марк
скосил на него глаза и стал ждать. Давить на  младшего  центуриона  было  бы
сейчас неразумно,  поскольку  ситуация  возникла  неприятная.  Наконец  Блез
выпалил:
   - Это Пулион и Ворен.
   Трибун кивнул, отнюдь не удивившись:
   - Опять?
   Марк  нарочно  хлебнул  большой  глоток  вина  и  поморщился:  почти  все
видессианские вина были, на его вкус, слишком терпкими и сладкими.
   - У Глабрио с ними то и дело возникали  трудности,  -  сказал  трибун.  -
Из-за чего они переругались на этот раз?
   - Из-за ерунды. Кто вчера бросил копье дальше. Пулион бросился с кулаками
на Ворена, но их разняли прежде, чем они начали тузить друг друга.
   На лице младшего центуриона появилось облегчение. Квинт Глабрио был одним
из лучших офицеров легиона. Если уж Глабрио не сумел держать  в  повиновении
спорщиков, то Блеза вряд ли можно винить в этом.
   - Драка, говоришь? Это нужно пресечь в зародыше. Скавр доел кашу,  насухо
вытер свою костяную ложку и сунул ее за пояс.
   - Так, пора мне сказать пару слов этим драчунам. Не беспокойся ни о  чем,
Юний. Не впервой.
   Блез отсалютовал трибуну и поспешил по своим делам, обрадованный тем, что
избежал взыскания. Марк смотрел  ему  вслед,  не  слишком  довольный.  Квинт
Глабрио пошел бы к солдатам вместе с Марком  вместо  того,  чтобы  полностью
перекладывать свои проблемы на  командира.  Очень  похоже  на  уклонение  от
ответственности - громадный минус, если  судить  Блеза  согласно  стоическим
идеалам. Что ж, подумал трибун, ничего удивительного, если  Блез  так  долго
оставался в звании оптио.
   Тит Пулион замер по стойке "смирно" - верный признак того,  что  признает
вину за собой. Любопытно, но то же сделал и Луций Ворен. Если не считать  их
вечных ссор, оба были отличными солдатами.  Вероятно,  лучшими  в  манипуле.
Обоим лет по тридцать. Пулион был чуть более плотным; Ворен - более ловким и
подвижным.
   Скавр уставился на них гневно, изо всех сил  стараясь  не  уронить  своей
репутации сурового, но справедливого командира.
   - У нас уже случались разговоры на  эту  тему,  -  сказал  он.  -  Как  я
погляжу, вычеты из жалованья вас не вразумили.
   - Командир... - начал Пулион.
   - Он... - в один голос с ним заговорил Ворен.
   - Заткнитесь! - оборвал трибун. - Вы оба! Вы останетесь в казарме, и  две
недели - ни шагу отсюда! Раз вы так часто ссоритесь во время полевых учений,
то никуда не пойдете. Может быть, в казарме вы не найдете причин для споров.
   - Но без практики мы потеряем опыт, - запротестовал Ворен.
   Пулион горячо  кивнул.  По  крайней  мере,  в  этом  оба  легионера  были
единодушны. Они гордились своей репутацией отличных бойцов.
   - Раньше надо было думать, прежде чем затевать драку, - заметил  Марк.  -
Не беспокойтесь: за эти две недели разнежиться вы не успеете. Будете чистить
и убирать комнаты и кухню. Свободны! - резко заключил он.  Они  повернулись,
пристыженные, но тут Скавр добавил:
   - Да, кстати. Не вздумайте продолжать склоки. Если я еще раз  узнаю,  что
вы затеяли свару, тот, кто окажется виновным,  будет  прислуживать  второму.
Ясно? Имейте в виду.
   Судя по лицам  легионеров,  эта  идея  не  показалась  им  сколько-нибудь
привлекательной. Довольный своей изобретательностью, трибун ушел.
   Утро было жарким и обещало к полудню настоящее пекло.
   - Ну как, справился со своими поссорившимися солдатами? - спросил  Сенпат
Свиодо. В тоне васпураканина скользнула веселая нотка.
   - Ты же слышал, - ответил Марк, но тут же сообразил: хоть Сенпат и слышал
весь разговор, понять он не мог. Римляне разговаривали друг  с  другом,  как
правило, по-латыни - одно  из  напоминаний  об  утерянной  родине.  Товарищи
легионеров, уроженцы Империи, понимали латынь с трудом. В отличие от  малыша
Хелвис, взрослые  люди  воспринимали  чужой  язык  без  радостной  легкости,
которой обладают дети.
   Трибун рассказал Сенпату о наказании, которому подверг  драчунов.  Улыбка
озарила красивое лицо юного васпураканина  -  широкая,  добрая.  Белые  зубы
сверкнули на оливковом лице, окаймленном аккуратно подстриженной бородкой.
   - Странные люди вы, римляне, - проговорил  Сенпат.  В  его  видессианской
речи чувствовался легкий васпураканский акцент. - Кто еще придумает наказать
солдат, лишая их тяжелой работы?
   Марк  фыркнул.  Сенпат  с   превеликим   удовольствием   подшучивал   над
легионерами с того самого дня, как встретился с ними - странно подумать, как
давно: два года назад. Если и есть на свете  лучший  конный  разведчик,  чем
Сенпат, так это его жена Неврат. Поэтому пусть  Сенпат  потешается,  сколько
ему влезет, решил Марк.
   - Твоя Неврат поняла бы их, - сказал трибун.
   - Да, пожалуй, - усмехнулся Сенпат. - С другой стороны, она  наслаждается
тяжкими трудами, в то  время  как  я  лишь  терплю  мучения.  -  Он  скорчил
театральную гримасу, желая выразить  отвращение  к  любого  рода  работе.  -
Полагаю, сегодня мне предстоит  жариться  на  раскаленном  солнце  вместе  с
твоими солдатами - и все ради того, чтобы поразить мишень на волосок ближе к
центру?
   - А как еще покарать тебя за бесконечные вопросы?
   - О, мы, перворожденные, должны страдать во имя правды!
   Согласно вере васпуракан, они вели происхождение  от  легендарного  героя
Васпура, первого человека, сотворенного Фосом.  Ничего  удивительного,  если
видессиане не разделяли их точки зрения на этот вопрос.
   Сенпат лихо сдвинул на левый глаз васпураканскую  шапку.  На  большинстве
его соплеменников эта треуголка сидела бы как на  корове  седло,  но  Сенпат
Свиодо носил ее с таким горделивым, бойцовским видом,  что  она  удивительно
украшала его. Сенпат тряхнул головой, и яркие  цветные  ленты,  висевшие  на
шапке сзади, разлетелись в стороны.
   - Что ж, похоже, выхода нет. Мне лучше сбегать за луком.
   - Если ты будешь все время жаловаться, у тебя вырастет  чешуя<Игра  слов:
carp - рыба, to carp - жаловаться>. - сказал Марк.
   Васпураканин не понял игры слов. Он моргнул  и  покосился  на  трибуна  с
подозрением, опасаясь, как бы тот еще как-нибудь не прошелся  на  его  счет.
Скавр промолчал, однако улыбнулся: он был рад, что сумел придумать  каламбур
на чужом языке... и шутка вышла не такой уж неудачной, если разобраться.

***

   - Подними ее чуть повыше, Гонгилий, - попросил Туризин Гавр.
   Гонгилий,  младший  офицер  имперской  армии,  густо  покраснел.  Румянец
проступил сквозь негустую бородку.
   -  Прошу  прощения,  Ваше  Императорское  Величество,  -  пролепетал  он,
пораженный тем, что Автократор Видессиан вообще заговорил с ним.
   Он поднял повыше карту западных провинций Империи, так что  все  офицеры,
собравшиеся в Палате Девятнадцати лож, могли ее увидеть. В  палате  вот  уже
несколько столетий как не было никаких лож, но традиции  умирали  в  Видессе
медленно.
   Сидя на простом деревянном стуле перед шатким столом, одна ножка которого
была коротковата, Скавр улыбнулся  -  он  заметил  испуг  на  лице  молодого
офицера.
   - Помнишь, как  Маврикий  заставил  Ортайяса  Сфранцеза  простоять  здесь
несколько часов, держа эту проклятую карту  на  весу?  -  шепнул  Скавр  Гаю
Филиппу. - У того уже руки отваливались.
   Старший центурион тихонько хмыкнул.
   - Лучше бы они у  него  вовсе  отвалились.  -  Презрение  Гая  Филиппа  к
Ортайясу не знало границ. - Тогда он не  потащился  бы  с  нами  к  Марагхе,
Маврикий остался бы жив. Проклятый трус! Предатель! Мы одерживали тогда верх
и одолели бы йездов, если бы Сфранцез не  унес  с  поля  боя  свою  дрожащую
задницу! Проклятье, если бы он не побежал...
   В гневе Гай Филипп даже не понизил голоса.  Туризин,  стоявший  у  карты,
вопросительно взглянул на ветерана - император не понял латыни. На этот  раз
настал черед Гая Филиппа залиться краской. Впрочем, под густым  загаром  это
было почти не заметно.
   - Все в порядке, - пробормотал старший центурион.
   - В таком случае, продолжим.
   Маврикий Гавр всегда брал деревянную  указку,  показывая  направление  на
карте. Так было и на совете, что проходил два года назад.  Но  младший  брат
Маврикия нетерпеливо вытащил из ножен саблю и ею указал на карту.
   Высокое положение уже наложило неизгладимый отпечаток на Туризина  Гавра.
Глубокие складки протянулись от  его  гордого  носа  к  упрямому  рту,  хотя
Туризин был старше Скавра всего на несколько лет. Под глазами младшего Гавра
залегли темные круги - их не было, когда он только взошел на престол. Волосы
стали выпадать со скоростью, которой ужаснулся бы и наголо бритый жрец. Но у
Гавра была уверенная походка молодого человека. Хватило бы короткого взгляда
на твердый рот и горячие глаза  Автократора,  чтобы  увидеть:  это  волевой,
сильный человек. Нет, Туризин совсем неплохо держится под непомерным  грузом
ответственности.
   Прежде чем заговорить, он  несколько  раз  легонько  постучал  саблей  по
пергаменту.
   Как  всегда,  широкий  полуостров,  где  находились  западные   провинции
Империи, напомнил Марку толстый большой палец  руки.  Пройдя  пешком  долгий
путь по  этим  краям,  Скавр  знал:  карта  Туризина  была  более  точной  и
подробной, чем любая из тех, что могли составить в Риме. К сожалению,  столь
же точно  и  тщательно  она  показывала  земли,  захваченные  после  Марагхи
йездами. Большая часть центрального плато  была  потеряна:  кочевники  стали
оседать там и пробиваться дальше на восток, к плодородным равнинам.
   Император провел клинком вдоль реки Аранд. Она  текла  по  плоскогорью  с
возвышенности.
   - Ублюдки движутся по долине Аранда,  подбираясь  прямо  нам  под  горло.
Намдалени Дракса закроют брешь у Гарсавры и  будут  держаться,  пока  мы  не
подбросим туда подкрепления. После  этого  настанет  наша  очередь  идти  на
запад. Мы отберем у врага то, что принадлежит нам по праву. Ты хочешь что-то
сказать мне, римлянин?
   - Да... Вернее, я хочу кое о чем спросить. - Гай Филипп указал на красный
кружок, обозначающий Гарсавру. -  Хваленый  барон  Дракс  может  быть  очень
хитрым солдатом, но каким образом он собирается удерживать город, у которого
нет крепостной стены, даже полуразрушенной?
   Западные города Империи не имели стен. До того, как йезды начали  теснить
Видесс, люди столетиями не знали, что такое вражеское  вторжение.  Несколько
сот лет назад укрепления, конечно, существовали. Но постепенно их  срыли,  а
камень использовали для строительства городских зданий. Для Марка земля  без
крепостей   была   величайшим   из   достижений   Видесса.   Это   безмолвно
свидетельствовало о безопасности - куда большей, чем  мог  предложить  своим
подданным Рим. Даже в Италии города без стен показались бы таким же странным
явлением, как белая ворона. Всего пятьдесят лет минуло с тех пор, как кимвры
и тевтоны перевалили через Альпы.
   - Не беспокойся,  чужеземец.  Они  удержат  ее,  -  сказал  Аптранд,  сын
Дагобера, сидевший рядом с Гаем  Филиппом.  -  Дракс  -  всего  лишь  жалкая
насмешка над именем намдалени, но его люди - другое дело. Они продержатся.
   Аптранд говорил с сильным намдаленским  акцентом,  таким  густым  -  хоть
ножом режь. Барон Дракс перенял слишком много видессианских  обычаев,  чтобы
заслужить любовь своих соплеменников. Намдалени тоже знают, что такое раздор
и усобицы. Скавр, впрочем, не  слишком  хорошо  разбирался  в  деталях  этих
разногласий.
   - Вы, римляне, неплохо возводите укрепления, когда становитесь лагерем, -
заметил Сотэрик. - Но и мы знаем кое-какие хитрости. - Брат Хелвис служил  в
Империи куда дольше, чем Аптранд, и говорил почти без акцента. -  Дайте  мне
отряд наших солдат и десять дней - и  мои  люди  возведут  укрепления  возле
Гарсавры. Стен у города,  может,  и  нет,  но  намдалени  такие  пустяки  не
остановят.
   Мой шурин, подумал Марк уже в который раз, слишком много говорит.
   Метрикий Зигабен и несколько других видессианских офицеров оскалились  на
Сотэрика. Туризин, похоже, тоже  был  не  в  восторге  при  мысли  о  бургах
намдалени. Лучше бы укреплениям островитян не вырастать на его земле, но,  к
сожалению, сейчас суровая необходимость диктовала именно такое решение.
   Видессиане нанимали намдалени на службу, однако не доверяли им.  Когда-то
Намдален был провинцией Империи - пока не пал под натиском  пиратов-халогаев
около двухсот лет назад.  Смешанные  браки,  возникшие  в  результате  этого
завоевания, соединили имперские амбиции с варварской  драчливостью  северян.
Князья Намдалена мечтали править  своими  землями  из  имперской  столицы  -
мечта, ставшая для видессиан сущим кошмаром.
   Зигабен обратился к Аптранду:
   - Вы - тяжелая конница. Есть  ли  смысл  принижать  себя,  превращаясь  в
гарнизонный отряд? Когда наши основные силы достигнут Гарсавры, мы, конечно,
оставим отряды в бургах, которые к тому времени возведет Дракс. Но  наименее
ценные.
   -  Нет,  ты  только  посмотри,  какой  хитрый,  -  прошептал  Гай  Филипп
восхищенно.
   Марк кивнул. Что лучше могло бы заставить намдалени отказаться от опасной
для Империи идеи, как не комплимент в адрес их боевых  качеств?  Когда  речь
заходила о политике и войне, талант Зигабена проявлялся с  силой,  необычной
даже для видессианина. Именно этот офицер поднял мятеж в  столице  -  мятеж,
сбросивший с трона Ортайяса Сфранцеза и его клику.
   Однако Аптранд, ненавидевший  интриги,  не  собирался  вести  свой  отряд
только одной рукой. Холодные голубые глаза скрывали недюжинный ум.
   Пожав плечами, он обронил:
   - Время покажет.
   Такое   фаталистическое   суждение   вполне   могло   принадлежать    его
предкам-халогаям.
   Разговор перешел на обсуждение  маршрута  и  прочих  деталей  п