й частью имперского флота и сумел удержать ее под своим  командованием,
когда присоединился к мятежнику Ономагулосу. Из боевых кораблей у  Леймокера
осталась дюжина галер и десяток более мелких судов.
   Рыбачьи шхуны и баркасы в  счет  не  шли.  Таким  образом  у  дрангариоса
кораблей было  в  три  раза  меньше,  чем  у  Бурафоса,  к  тому  же  лучшие
корабельные  команды  и  опытнейшие  капитаны  тоже  оказались  на   стороне
мятежников.
   -  Что  же  теперь  делать?  -  спросил  Марк,   обеспокоенный   задачей,
поставленной Императором перед адмиралом.
   Дав выплеснуться отчаянию, Леймокер стал вглядываться в море, - но  не  в
маленькие волны, бьющие о берег, а в бесконечную даль на горизонте.
   Выйдя из задумчивости, он медленно повернулся к трибуну.
   - Во имя света Фоса, я и вправду не знаю, с чего начать. Прежде всего мне
нужно осмотреться и понять, что к чему, сообразить, какие произошли перемены
с тех пор, как меня сняли с корабля. Все здесь идет другим курсом и выглядит
очень странно.
   По правилам видессианской шашечной  игры  захваченные  шашки  могли  быть
использованы против их первоначального владельца и в течение одной партии по
несколько раз переходили от  игрока  к  игроку.  Видессианские  шашки  очень
напоминали игру, в которую они сейчас играли.
   Увидев тревогу на лице трибуна, Леймокер хлопнул его по плечу.
   - Никогда не теряй надежды, - серьезно произнес он. - Независимо от того,
насколько сильным кажется ураган, когда-нибудь он стихает. Скотос  оставляет
людям отчаяние, и это одна из его самых коварных ловушек.

***

   В  римской  казарме  затихли  последние   чистые   звуки   лютни.   Шквал
аплодисментов заглушил крики "Браво!". Сенпат Свиодо отложил в сторону  свой
инструмент, на его красивом  худощавом  лице  появилась  улыбка.  Он  поднял
стакан с вином и отсалютовал им своей аудитории.
   - Это было просто великолепно,  -  сказала  Хелвис.  -  Мы  словно  наяву
увидели горы Васпуракана. Фос дал тебе великий талант. Если  бы  ты  не  был
солдатом, твоя музыка сделала бы тебя богачом.
   - Еще мальчишкой я хотел сбежать из дома с бродячими музыкантами, которые
играли на одном из праздников в усадьбе моего  отца,  -  смущенно  признался
Сенпат.
   - Почему же ты этого не сделал?
   - Отец узнал и выпорол меня ремнем. Он  имел  на  это  право,  пусть  Фос
успокоит его душу. Я был нужен семье -  даже  тогда  отряды  каздов  рыскали
вокруг нас, как сборщики податей вокруг человека, откопавшего  сокровище.  И
кроме того, если бы я удрал - смотри, чего бы я лишился!
   Он обернулся и обнял стоявшую позади него Неврат. Яркие ленты,  свисавшие
с его треугольной васпураканской шапки, щекотали ее шею; она откинула  их  в
сторону и крепко прижалась к мужу.
   Марк отпил вина. Он почти забыл о том,  какой  чудесной  парой  были  эти
горцы. Ему нравилась не только музыка Сенпата, но и его жизнерадостность.
   Они, и всем это было видно, так любили друг друга,  что  каждая  семейная
пара,  оказавшись  рядом,  становилась  счастливее  от  одного   только   их
присутствия.
   - А где же твой друг с усами, похожими на  расплавленную  медь?  спросила
Неврат трибуна. - У него неплохой голос. Я надеялась услышать, как он  споет
с Сенпатом сегодня вечером, хотя, к сожалению, вместе они могут петь  только
видессианские песни.
   - Маленькая птичка  с  желтеньким  крылом,  -  начал  Гай  Филипп,  хитро
подмигнув Неврат.
   Она притворно нахмурилась и бросила в него  грецким  орехом.  Как  всегда
бдительный, он поймал его на лету и расколол рукояткой  своего  кинжала.  Но
эта заминка не заставила Неврат забыть свой  вопрос.  Она  подняла  бровь  и
посмотрела на Скауруса, ожидая ответа.
   - У него были неотложные  дела,  не  знаю,  какие  именно,  -  сказал  он
виновато и подумал, что догадаться о том, где сейчас кельт, вовсе не трудно.
   Другая бровь Неврат также приподнялась, когда она заметила его колебание.
В отличие от большинства видессианских женщин она не выщипывала брови, чтобы
сделать их тоньше, но это совсем не портило ее суровой красоты. Однако Марка
невозможно было смутить подобными взглядами. Он хотел, чтобы никто не знал о
секрете Виридовикса, и не собирался кого-либо посвящать в эту тайну.
   Неврат повернулась к Хелвис.
   - Ты стала большой дамой, дорогая. Тебе не стоит так увлекаться едой.
   - Если бы эти слова были  сказаны  другим  тоном,  они  могли  бы  задеть
Хелвис, но жена Сенпата искренне беспокоилась о ней.
   - Двоим нужно больше еды, чем одному, - устало улыбнулась  Хелвис.  Кроме
того, я наверняка потеряю половину съеденного завтра утром.
   Сначала Неврат не поняла, о чем  она  говорит,  но  через  минуту  обняла
Хелвис.
   - Поздравляю, - сказал Сенпат, пожимая руку трибуна. - Неужели одна мысль
о том, что вы двинетесь на запад, так возбуждает тебя? Это будет уже второй,
а?
   - Пока второй, - сказала Хелвис и переглянулась с трибуном.
   Когда смех утих, Сенпат сделался серьезен.
   - Вы, римляне, действительно собираетесь на запад, не так ли?
   - Я пока не слышал ни "да", ни "нет", - осторожно проговорил Скаурус.
   - Во всяком случае, никто никуда не пойдет, пока Бурафос стоит  в  Бычьем
Броде. Но почему тебя это интересует? Ты ведь уже несколько месяцев  как  не
входишь в наш отряд?
   Прежде чем  ответить,  Сенпат  обменялся  несколькими  фразами  на  своем
гортанном языке с Гагиком Багратони. Накхарар  ответил  рычанием.  Остальные
васпуракане закивали; один из них с силой ударил кулаком по колену.
   - Я снова буду с твоим  отрядом,  если  ты  не  возражаешь,  -  обратился
молодой дворянин к Скаурусу. - На западе вам придется воевать  не  только  с
мятежниками. Казды тоже будут там, а мне надо заплатить им небольшой долг.
   Его веселые глаза омрачились.
   - И мне, - добавила Неврат.
   Марк видел, как она сражалась у  Марагхи  и  во  время  боя  с  намдалени
Дракса, и знал, что она имела в виду именно то, что говорила.
   - Вы оба знаете, что я отвечу "да" независимо от  того,  двинемся  мы  на
запад или  нет.  Как  я  могу  отказать  таким  опытным  воинам  и  отличным
разведчикам, которые к тому же мои друзья?
   Сенпат Свиодо поблагодарил трибуна с необычной для него серьезностью.
   Все еще погруженный в свои мысли, Багратони заметил:
   - У нас тоже небольшой счет к Земаркосу.
   Васпуракане снова  кивнули;  у  них  имелось  значительно  больше  причин
ненавидеть фанатика-жреца, чем кочевников. И в случае, если легионеры пойдут
на запад, им может представиться возможность отомстить. На  пути  к  Марагхе
Туризин посмеялся над Земаркосом, и сейчас фанатик-жрец признал  Ономагулоса
своим Автократором. Его  последователи  пополнили  не  столь  многочисленные
прежде отряды провинциального магната.
   На секунду казарма притихла.
   Римляне были преданы государству,  за  которое  сражались,  но  это  была
лояльность наемников, лишенная внутреннего  содержания  точно  так  же,  как
скорлупа пустого ореха Они не имели за спиной десятилетий войн  и  погромов,
закаливших васпуракан, как  огонь  закаляет  сталь.  Люди,  называвшие  себя
"принцами", редко показывали посторонним  свою  жесткость  и  суровость,  но
прорвавшись, чувства эти способны были оледенить кровь их  менее  готовых  к
испытаниям товарищей.
   -  Земаркос  пришел  из  темноты!  -  закричал  Сенпат  Свиодо,  чувствуя
охватившее всех волнение. - Он орудие Скотоса! - Потом  горец  повернулся  к
Гаю Филиппу и совсем другим голосом спросил:
   - Так что вы, римляне, знаете про эту маленькую птичку?
   Пальцы его забегали по струнам.  Легионеры  громко  запели,  обрадованные
тем, что песня разрядила всеобщее напряжение.

***

   - Что с тобой, Тарон? Ты выглядишь  так,  будто  не  спал  целую  неделю,
спросил Марк.
   - Ты почти угадал, - Леймокер громко зевнул. Бас  его  звучал  еще  более
хрипло, чем обычно. Хотя он немного поправился после тюрьмы,  кожа  его  все
еще выглядела бледной и нездоровой. - Весьма утомительное занятие  -  делать
невозможные вещи. - Даже смех его, когда-то гулкий, звучал  приглушенно.  Не
хватает кораблей, не хватает моряков, не хватает денег, не хватает  времени.
- Он загибал один палец за другим. - Чужеземец, Гаврас может выслушать тебя.
Попробуй объяснить  ему,  что  я  не  колдун  и  не  могу  сотворить  победу
мановением руки. И объясни  ему  это  толково,  иначе  мы  оба  окажемся  за
решеткой.
   Скаурус решил, что адмирал  впадает  в  отчаяние,  но  Леймокер  был  так
настойчив, что трибун согласился поговорить с Императором. Усталость сделала
дрангариоса флота раздражительным, и он не признавал сейчас никаких доводов,
кроме своих собственных.
   Трибуну повезло, его допустили к Императору  всего  через  день.  Однако,
едва он заговорил о жалобах Леймокера, Туризин остановил его:
   - Чего он от меня хочет? Анчоусов к обеденному столу? Каждый идиот  может
справиться с легкой работой, и только тяжелое испытание покажет,  из  какого
материала сделан человек.
   К трону подошел посыльный. Не смея вмешиваться  в  разговор,  он  тем  не
менее мялся и не уходил:
   - Ну? - резко спросил Туризин.
   Гонец распростерся перед Императором,  поднялся  и  подал  ему  сложенный
вдвое лист.
   - Прошу прощения, Ваше Величество. Человек,  доставивший  этот  документ,
сказал, что нужно вручить его вам немедленно.
   - Ладно, давай сюда. - Император развернул лист и прочел вслух:  "Приходи
к крепостной стене у моря, и ты узнаешь, что  принесло  тебе  твое  доверие.
Леймокер, дрангариос флота".
   Лицо Туризина багровело все сильнее при каждом новом слове,  он  разорвал
лист на части и повернулся к Скаурусу, заорав:
   - Фос да проклянет тот день, когда я послушался твоего  ядовитого  языка!
Полюбуйся! Этот предатель еще и хвастается своей изменой!
   Зигабенос!!!
   Когда гвардеец появился перед ним, Император, ругаясь через  слово  самым
грязным образом, приказал ему немедленно послать солдат в доки и  остановить
Леймокера, если они успеют это сделать. Под конец он сердито буркнул:
   - Скорее всего, уже слишком поздно, но мы должны попытаться.
   Гнев Императора был так страшен, что когда  он  поднялся  с  трона,  Марк
отступил на шаг, опасаясь, что тот бросится на него. Вместо  этого  Туризин,
яростно сверкнув глазами, коротко приказал:
   - Пойдешь со мной. Если мне предстоит увидеть плоды твоей глупости, то  и
тебе лучше быть рядом.
   Гаврас стремительно зашагал по коридору,  за  ним  следовал  ошеломленный
Скаурус. Все, чему поверил римлянин, все, что  восхищало  его  в  Леймокере,
оказалось  ложью.  Это  было  хуже,  чем  простое  предательство,  поскольку
доказывало, что  Марк  совершенно  не  разбирается  в  людях.  Чувство  было
настолько унизительным, что у трибуна дух захватывало и он с трудом поспевал
за Императором.
   Придворные бежали следом за Гаврасом, но никто не осмелился напомнить ему
о других, еще не оконченных делах. Поминутно ругаясь, он быстро прошел через
дворцовый комплекс и поднялся на бастион, откуда  хорошо  было  видно  море.
Туризин не глядел на Скауруса, у которого был вид человека, приговоренного к
казни. Зрелище, открывшееся Императору с  зубчатых  стен,  исторгло  из  его
груди новый крик ярости:
   - Этот выродок украл весь мой флот!
   Легкие корабли, триремы и короткие галеры шли к западу от  Неорезианского
порта. Морская пена вскипала на веслах при  каждом  ударе  о  волны.  Сердце
Марка упало - он и представить себе не мог, что такое возможно.
   - А  теперь  смотри,  -  сказал  Император,  указав  на  порт  одного  из
пригородов столицы на противоположном берегу Бычьего Брода.  -  Пес  Бурафос
идет, чтобы пригласить моего дрангариоса к своему очагу!
   Корабли мятежного адмирала были видны уже совсем отчетливо и приближались
с каждой минутой. Туризин погрозил им кулаком. На лестнице  послышался  стук
сапог. Солдат подбежал к Императору и доложил:
   - Мы опоздали, Ваше Величество, Леймокер уже отплыл.
   - Да ну? - язвительно рявкнул Гаврас.
   Глаза солдата стали круглыми, когда Туризин махнул рукой в сторону  моря.
Корабли Леймокера построились напротив мятежников. Тяжелые галеры  стояли  в
центре, триремы с более легкими судами на флангах. Несмотря на то  что  этот
элемент построения отличался от тактики сухопутных сражений, Марк  сразу  же
понял маневр адмирала.
   - Он построил корабли к бою!
   - Клянусь Фосом, ты прав! - сказал Туризин, впервые обратив  внимание  на
трибуна. - Но какое это имеет значение? Кем бы ни был твой драгоценный друг,
предателем или ненормальным, он все равно вгонит меня  в  могилу.  Его  ждет
поражение, Бурафос будет с ним играть,  как  кот  с  кузнечиком.  Ты  только
взгляни на его корабли.
   Неизвестно, думал ли Гаврас в действительности, что Леймокер его  предал,
но Бурафос не колебался ни минуты. Весь его  флот  изготовился  к  атаке,  и
тяжелые корабли устремились к маленьким судам противника, намереваясь быстро
потопить немногочисленную эскадру дрангариоса.
   Проклятия, которые Туризин только что посылал Леймокеру, теперь понеслись
в адрес Бурафоса. Посланец Зигабеноса слушал его с восхищением.
   Марк почти не замечал Императора. Наблюдать за боем, в котором он не  мог
принимать участия, показалось ему хуже, чем сражаться самому.  В  рукопашной
схватке, один на один с врагом, не было времени на размышления.
   Стоящим же на крепостных стенах только это и  оставалось.  Трибун  впился
ногтями в кожу ладоней, наблюдая за тем, как гребцы обоих отрядов  увеличили
скорость. Корабли сходились все ближе и ближе. Интересно,  подумал  Скаурус,
на что надеется Леймокер. С какой такой радости он вообразил,  будто  каждый
видессианин в отряде мятежников примет его за бога и сдастся без боя...  Оба
флота были уже на расстоянии полета стрелы друг  от  друга,  когда  одна  из
бирем Бурафоса развернулась и атаковала  трирему,  следовавшую  за  мятежным
адмиралом.  Более  тяжелая  трирема,  не  ожидавшая  такого  сюрприза,  была
искалечена  -  весла  одного  борта  сломались,  послышались   дикие   крики
искалеченных гребцов. Вода хлынула в пробитое тараном отверстие в  борту,  и
трирема начала медленно, почти с достоинством, погружаться.
   Тут только Марк заметил, что бирема при  развороте  атаковала  не  только
трирему, но и шедшую слева по борту галеру. С  десяток  весел  на  ней  было
сломано, и галера оказалась изувечена настолько, что  практически  вышла  из
строя и вынуждена была повернуть к недавно покинутому берегу.  Бирема  между
тем устремилась к следующей жертве. Неожиданная атака эта послужила сигналом
десятку других кораблей мятежного адмирала, обрушившихся на  остальные  суда
Бурафоса и совершенно расстроивших тем самым  боевую  линию  его  флота.  На
кораблях, верных Ономагулосу,  царило  смятение,  вызванное  таким  оборотом
дела. Никто из капитанов, следовавших за  Бурафосом,  не  знал,  кто  из  их
товарищей все еще друг им, а кто враг,  и  они  замерли  в  нерешительности,
нервно оглядываясь по сторонам и не зная, что  предпринять.  Прямо  в  центр
этого хаоса врезались корабли Тарона Леймокера.
   Туризин подпрыгивал на бастионе.
   - Теперь ты знаешь, что я  почувствовал,  узнав  о  твоем  предательстве,
ублюдок! - закричал он Бурафосу так яростно, будто  надеялся,  что  тот  его
услышит. - А, теперь ты знаешь!
   Только сейчас Скаурус понял причину бессонных ночей Леймокера: дрангариос
боронил это поле в течение многих дней и теперь, увидев, что урожай  созрел,
пришел собрать его. Но несмотря на первый успех, морская битва была  еще  не
выиграна. Даже со своими столь внезапно обнаружившимися союзниками  Леймокер
имел куда меньшее число кораблей, а Элизайос Бурафос был опытным моряком.  И
все же суда его были окружены, и кольцо вокруг  них  сжималось  все  теснее.
Когда Бурафос попытался прорваться сквозь него, очередная галера  мятежников
подняла весла и прошла так близко от другой галеры, что полностью искалечила
корабль. Еще одно судно наше, подумал Марк. Так оно  и  случилось  -  галера
заняла место в строю флота Леймокера.
   Обе эскадры, как нарочно, вывесили на мачтах одинаковые флаги  с  золотым
солнцем. Марк увидел еще один стяг на  носу  триремы,  казавшийся  маленьким
из-за расстояния - красный вымпел с золотой каймой,  -  эмблему  дрангариоса
флота.  Бурафос,   должно   быть,   решил,   что   единственный   выход   из
затруднительного положения - это убить соперника-адмирала. Четыре его лучших
галеры рванулись к кораблю Леймокера, потопив  по  пути  одно  из  маленьких
судов противника. Рядом с Леймокером не осталось  никого,  кто  мог  бы  ему
помочь. Трирема дрангариоса развернулась на волнах по направлению  к  порту.
Гребцы резко ускорили темп, стараясь уйти от врагов. Пена кипела  под  косом
триремы, шедшей сейчас прямо к тому месту, где на  бастионе  стоял  Скаурус.
Вот она благополучно проскочила мимо бурлящего  водоворота,  образовавшегося
там, где затонуло одно из первых судов Бурафоса, вильнула в сторону, избегая
встречи с  наиболее  яростным  преследователем...  Одни  за  другим  корабли
мятежников вырывались из окружения и бросались в погоню за флагманом.
   - Чтоб Скотос и демоны  забрали  их,  они  догонят  адмирала!  -  крикнул
Туризин, крепко сжимая зубец стены.  Несколько  минут  назад  он  готов  был
бросить Леймокера в кипящее масло, а теперь сходил с  ума  из-за  того,  что
дрангариос может быть ранен или даже убит.
   Но Леймокер знал, что делает.  С  берега  хорошо  была  видна  шапка  его
светлых  волос,  и,  присмотревшись,   можно   было   разглядеть,   как   он
жестикулирует, отдавая команды. Извернувшись,  как  змея,  трирема  обогнула
тонущую галеру  и  ударила  носовым  тараном  ближайшего  преследователя.  В
пробоину хлынула вода, моряки с криками стали прыгать в воду, чтобы уйти  от
водоворота,  который  образуется  там,  где  тонет   корабль.   Ошеломленные
мятежники не сумели не только прийти на помощь галере,  но  и  отомстить  за
нее.  Остальные  три  корабля  Бурафоса  остановились,  как  будто  Леймокер
оказался  не  только  опытным  моряком,  но  и  чародеем.   Дерзкий   маневр
дрангариоса вдохнул надежду в его эскадру и поколебал дух его противников.
   Около двадцати прорвавшихся кораблей прекратили преследование флагмана  и
бросились в бегство, отступив  к  пригородам  Видессоса  на  противоположном
берегу Бычьего Брода.
   Для них битва была закончена. Другая  часть  флота  Бурафоса,  видя,  что
ситуация резко изменилась, перешла на сторону победителя и напала  на  своих
бывших соратников.
   Туризин пустился в пляс. Забыв  о  своем  императорском  достоинстве,  он
хлопал Марка и гонца Зигабеноса по плечам и хохотал, когда они отвечали  ему
тем же.
   Десятка полтора кораблей мятежников продолжали, однако, сражаться.
   Скаурус не удивился, увидев на одном из них вымпел адмирала-предателя.
   Зная, что битва  проиграна,  Элизайос  Бурафос  и  преданные  ему  моряки
продолжали драться, чтобы дать возможность спастись  остальным.  Они  бились
искусно и яростно, и все же сражение закончилось быстрее, чем ожидал трибун.
Белые флаги один за другим стали подниматься на мачтах кораблей  мятежников,
и вскоре последний капитан Бурафоса сдался на милость победителя.
   - Потопи их всех! - крикнул Гаврас возбужденно, но через секунду неохотно
добавил:
   - Нет, не делай этого. Они понадобятся мне когда-нибудь  в  битве  против
Намдалена. - Он обернулся к Марку:
   - Я должен думать о будущем, и, черт бы  меня  побрал,  я  думаю  о  нем.
Проклятая должность Автократора заставляет  меня  слишком  много  думать.  -
Гаврас вздохнул, вспомнив, как свободен он был в своих помыслах и  поступках
прежде, пока еще не стал Императором.

***

   В Неорезианском  порту  Император  снова  повеселел.  Порт  был  заполнен
толпами солдат и горожан. Для видессиан победное возвращение Леймокера  было
зрелищем, которое обидно упустить. Кроме того, солдаты знали, что тепер