иса.  Может  ли
кто-нибудь устоять против нас?
   - Ума не  приложу,  как  ему  это  удастся,  -  верноподданно  подтвердил
Абивард.
   Конечно, он знал,  что  кому-то  это  вполне  может  удаться:  существуют
варианты, ему пока неведомые. Именно для того и  затеваются  войны  -  чтобы
посмотреть, насколько хорошо планы стыкуются с действительностью.
   Он вновь окинул взглядом "Хосия". Кто бы он ни был - скорее всего, купец,
случайно оказавшийся в Машизе, когда Шарбараз узнал об убийстве Ликиния, или
же беглый видессийский  солдат,  -  он  определенно  чувствовал  себя  очень
неспокойно, хотя и довольно хорошо скрывал это. Он  был  пешкой,  которой  в
любой момент можно пожертвовать, и если не понимал этого,  значит,  вдобавок
был еще и глупцом.
   Стоит ему вызвать малейшее недовольство Шарбараза, и с ним  вполне  может
произойти несчастный случай...  или  он  просто  исчезнет,  а  императорские
одежды наденет кто-то другой, откликающийся на имя Хосий.
   Шарбараз сказал:
   - Мы с Хосием очень хорошо понимаем друг друга.
   - Так и должно быть, величайший, - сказал Абивард и еще раз посмотрел  на
человека, который  сейчас  был  единственным  имеющимся  в  наличии  Хосием.
Здорово было бы взять Видесс; ни одному Царю Царей этого не удалось  за  все
многолетние войны между Макураном и Видессийской империей. Но если Шарбаразу
удастся захватить столицу империи и посадить на трон этого "Хосия",  то  как
скоро этот парень забудет, что он марионетка, и вспомнит, что он  видессиец?
Абивард готов был биться об заклад, что это произойдет скорее, чем  хотелось
бы.
   - Величайший, я был счастлив возобновить знакомство  с  высокочтимым,  но
сейчас... - "Хосий" замолчал.
   - Я знаю, что тебя ждут срочные дела, -  сказал  Шарбараз,  и  вновь  без
заметной иронии. - Не стану тебя больше задерживать.
   "Хосий" поклонился ему, как равный равному, хотя от этого несло такой  же
фальшью, как от подчеркнуто вежливого обращения с ним Царя Царей. Самозванец
кивнул Абиварду,  как  монарх  ближайшему  сподвижнику  другого  монарха,  и
оставил  маленькую  приемную.  Шарбараз  налил  себе  новую  чашу   вина   и
вопросительно посмотрел на Абиварда. Тот ответил кивком.  Шарбараз  наполнил
его чашу и еще одну для Динак.
   Абивард поднял чашу - не из обычной глины, как в крепости Век-Руд,  а  из
мелочно-белого  алебастра,  выточенного  так  тонко,   что   сквозь   стенки
просвечивало вино.
   - Поздравляю,  величайший,  -  сказал  он.  -  Не  вижу  лучшего  способа
поквитаться с Видессией. - Он выпил вместе с Шарбаразом и Динак. Царь  Царей
сказал:
   - А знаешь, зятек, что в этом самое лучшее? Видессийцы  сами  поднимаются
против этого Генесия с оружием, к тому же через Васпуракан и пустыню доходят
слухи: говорят, правитель этот таков, что по сравнению с ним  даже  покойный
Смердис, по которому мы  не  скорбим,  покажется  образцом  государственного
мужа.
   - Ох, нелегко, - сказал Абивард. - Я чуть не захлебнулся. Это как же надо
постараться, чтобы даже Смердис в сравнении с ним показался  государственным
мужем?
   - Генесию это удается, по крайней мере, так говорят, - ответил  Шарбараз.
Смердис хоть имел представление о том, как умиротворить врагов: вспомни дань
хаморам. А Генесий, похоже, умеет только одно - убивать. Убийство Ликиния  с
сыновьями хотя бы имело смысл...
   - Но только не так, как это сделал он! -  вмешалась  Динак.  -  Это  было
жестоко и бесчеловечно.
   - Судя по всему, Генесий именно жесток и бесчеловечен, - сказал Шарбараз.
   - Он пользуется только одним орудием власти -  террором.  Он  не  пожалел
сил, пытая, ослепляя и  калеча  каждого  приятеля  Ликиния,  которого  сумел
поймать,  и  каждый  следующий  рассказ  ужаснее  предыдущего.  Отчасти  это
объясняется природой таких рассказов, но, когда чуешь дурной  запах,  скорее
всего, где-то рядом и навозная куча.
   Абивард задумчиво проговорил:
   - Такими методами он сумеет  запугать  и  подчинить  себе  некоторых,  но
большинство их составят те, кто и без этого подчинился бы ему. Тех, кого  он
действительно стремится запугать -  людей,  сильных  духом,  -  запугать  не
удастся.
   Они просто будут ненавидеть его еще больше, чем сейчас.
   - Именно так, - согласился Шарбараз. -  Чем  больше  он  будет  стараться
сломить их дух, тем сильнее они будут сопротивляться. Но он удерживает город
Видесс, а это, можно сказать, видессийский Налгис-Краг,  взять  который  без
помощи предательства просто невозможно. - Он широко  улыбнулся.  -  Полагаю,
разумнее всего объявить, что "Хосий" находится  у  нас,  подождать,  пока  в
Видессии не воцарится полный хаос, а судя по  всему,  так  оно  и  будет,  и
ввести войска. Если Генесий так скверен, как его изображают последние слухи,
то нас встретят как освободителей.
   - Ну разве не замечательная мысль? - мечтательно произнес Абивард.  -  Ты
говоришь, обоих Маниакисов отправили на какой-то далекий остров?
   - Да. Это сделал Ликиний, а не Генесий.
   - Это в любом случае хорошо. Там, на краю света, вдали  от  ока  Генесия,
они в безопасности. Они хорошие люди, и отец, и сын, и они очень  много  для
нас сделали. Мне было бы жаль, если бы с ними случилась беда.
   - Да? - заметил Шарбараз. - А я вознес  бы  Господу  и  Четырем  Пророкам
длинную и громкую благодарственную молитву, если  бы  услышал,  что  Генесий
приказал выставить их головы на Веховом камне в Видессе. Судя по всему,  они
оказались бы там  в  хорошей  компании;  говорят,  нынче  на  Веховом  камне
тесновато.
   - Величайший! - сказал Абивард с упреком, насколько  это  возможно  было,
говоря с Царем Царей. Динак кивнула, соглашаясь с братом, а не с мужем.
   Но Шарбараз не стал приносить извинения:
   - Я говорю вполне серьезно. Ты, зятек, сказал, что  Маниакисы  -  хорошие
люди, и ты совершенно прав. Но дело не в этом, точнее,  не  это  главное.  А
главное состоит в том, что отец и сын Маниакисы - люди способные. Чем больше
таких людей перебьет Генесий, тем слабее будет Видессия, когда  мы  выступим
против нее.
   Абивард задумался над словами монарха, а потом с поклоном произнес:
   - Это слова, достойные Царя Царей.
   Шарбараз  гордо  выпятил  грудь.  Но  Абивард  имел  в  виду  отнюдь   не
комплимент.
   Царю Царей приходится делать все в интересах государства  и  смотреть  на
происходящее с точки зрения державы, а не с личной,  человеческой.  Само  по
себе это неплохо. Но когда начинаешь забывать человеческую  точку  зрения  и
готов  желать  смерти  верным  друзьям,   становишься   существом   довольно
устрашающим. Это, по мнению Абиварда, было намного хуже, чем  понимать,  что
эти смерти послужили бы на благо государства, и в то же  время  искренне  не
хотеть их.
   Он раскрыл рот, собираясь объяснить это Шарбаразу,  но  закрыл  его,  так
ничего и не сказав. Он давно понял, что даже зять не  может  высказать  Царю
Царей все. Само положение Шарбараза, его одежды -  все  это  уже  приглушало
любую критику.  Нет,  за  подобную  несдержанность  Абивард  не  ответил  бы
головой;
   Шарбараз даже вежливо выслушал бы его - он понимал, что Абивард  заслужил
право на это, и к тому же не считал его потенциальным  врагом...  во  всяком
случае Абивард надеялся, что это так. Выслушал бы - но при  этом  ничего  не
услышал.
   Шарбараз сказал:
   - Твоему брату или  тому,  кого  он  назначит,  придется  какое-то  время
похозяйничать в Век-Руде, зятек.
   Ты нужен мне здесь. Ты станешь моей правой рукой и займешься  подготовкой
войск к вторжению в Видессию. Я рассчитываю, что мы  выступим  на  следующий
год.
   И это будет не простой набег. Я намерен удержать то, что завоюю.
   - Да будет так, величайший,  -  сказал  Абивард.  -  Думаю,  мне  следует
написать Фраде, разрешить ему назначить себе заместителя и присоединиться  к
войску. Иначе, я опасаюсь, он сделает это самовольно. Две возможности он уже
упустил, на третий раз  он  этого  не  потерпит.  Иногда  нужно  знать,  где
уступить.
   - Разумно, - сказал Шарбараз, хотя,  насколько  помнил  Абивард,  сам  он
уступил только раз - когда подручные Смердиса приставили кинжал к его горлу.
   Абивард покачал головой. Нет, Царь Царей уступил еще раз - когда  Ликиний
потребовал земли в обмен на помощь. Перед лицом столь  острой  необходимости
он мог отступить.
   - Очень разумно, - сказала Динак, и  Абивард  вспомнил,  что  Царь  Царей
уступал  и  ей,  причем  неоднократно:  начиная  с  того,  что  позволил  ей
сопровождать войско, и кончая разрешением показываться на публике здесь,  во
дворце. Нет, не просто разрешением - он соответствующим  образом  перестроил
весь  дворцовый  церемониал.  Абивард  пересмотрел  свое  прежнее  мнение  -
Шарбараз все-таки умел уступать.
   Абивард обернулся к сестре:
   - Каково оно, жить во дворце, в столице, а не дома, в крепости?
   Она обдумала его вопрос, с той же тщательностью, как  обычно  Рошнани,  и
лишь затем ответила:
   - Здесь есть много хорошего, чего я никогда не имела бы в крепости. - При
этом она покосилась на  спящую  Джарирэ  -  Абиварду  почему-то  вспомнились
Кишмара и Оннофора, и он  подумал,  что  уж  ребенком-то  она  вполне  могла
обзавестись и в крепости, прямо на женской половине, но промолчал, - а потом
на Шарбараза. Царь Царей, встретив ее взгляд, улыбнулся.  Похоже,  эти  двое
были вполне довольны друг другом. Динак продолжила:
   - Но иногда здесь намного тяжелее. Иногда я  ощущаю  себя  совсем  чужой,
чего, конечно, никогда не было дома. Некоторые на женской  половине  открыто
ненавидят меня за то, что я стала главной женой, будучи не самых благородных
кровей.
   - Я предупредил их, чтобы поостереглись, - резко сказал Шарбараз. - Когда
от них будет хоть сотая часть той пользы, что принесла мне ты, тогда пусть и
жалуются.
   - Да это как раз меня не очень беспокоит, - сказала Динак. - Я бы  на  их
месте вела себя также. Меня пугают те, кто прямо так  и  растекается  передо
мной, как мед по лепешке, а в глазах их я читаю желание, чтобы  я  наступила
на гадюку.
   Такого лицемерия в крепости Век-Руд и не видывали.
   - Неужели? - отозвался Абивард. -  Ты  была  уже  в  Налгис-Краге,  когда
Ардини пыталась околдовать  меня,  но  ты  не  могла  не  слышать  об  этом,
возвратившись домой.
   - Да, я слышала, - пролепетала Динак. - Только забыла. - Она  засмеялась,
то ли от неловкости, то ли от волнения. - Память всегда делает прошлое много
привлекательнее, чем оно было.
   - Иногда она делает все плохое не таким плохим, каким оно было, -  сказал
Шарбараз. - Это счастливый дар Господа.
   -  А  иногда,  когда  предаешься  мрачным  мыслям...  -  Динак  не  стала
продолжать, а тряхнула головой, сердясь на себя. - Я стараюсь забыть, честно
стараюсь. Но иногда все всплывает непрошенно. Теперь это  бывает  реже,  чем
прежде.
   - И славно, - сказал Шарбараз. - Если Господь явит свою  доброту,  нам  с
тобой еще долго жить в этом мире. И, главная моя женушка, я молюсь, чтобы  к
исходу дней твоих все злоключения совсем исчезли из твоей головки.
   - Хорошо бы, - сказала Динак, а вслед за ней и Абивард.
   Шарбараз повернулся к нему:
   - Теперь ты отчасти знаешь, почему я вызвал тебя сюда. Как я  уже  сказал
тебе, я хочу, чтобы ты остался в Машизе. За последние два года ты доказал на
поле брани, что вполне  способен  быть  одним  из  моих  военачальников.  Ты
надеялся повести войско против Видессии. Теперь эта надежда сбудется.
   Абивард поклонился:
   - Величайший, ты не мог оказать мне большей чести. Шарбараз рассмеялся:
   - Это не честь, зятек. Просто ты мне очень нужен. А вот  другая  причина,
по которой я вызвал тебя в Машиз, - это как раз оказать тебе честь.  Сегодня
вечером  я  даю  большой  пир,  на  который  пригласил  моих  придворных   и
военачальников посмотреть, каков человек, чья сестра достойна Царя Царей.
   Теперь от волнения засмеялся Абивард:
   -  Человек  с  северо-западным   выговором   и   деревенскими   манерами,
принадлежащий не к Семи Домам, а к мелкой знати...
   - Страдающий излишней скромностью, - перебил его Шарбараз. -  Помни,  что
пир устраивается исключительно в твою честь, и я делаю это  с  радостью.  На
нем каждый, сколь бы благородна ни была его кровь, будет надеяться,  что  ты
подставишь ему щеку для поцелуя, а выбор будет зависеть только от тебя.
   - Величайший... даже голова пошла кругом, - сказал  Абивард.  -  Выходит,
вельможи со всего Макурана будут смотреть, что я делаю,  что  говорю...  мне
почти хочется вернуться назад в безвестность, лишь бы избежать всего этого.
   - Если бы ты не сказал "почти", я  бы  на  тебя  рассердился,  -  ответил
Шарбараз. - Я знаю, что сюда ты добрался быстро, знаю, что ты устал, и знаю,
что тебе надо прилично одеться для представления двору: одежда - тоже своего
рода броня. Поспи немного,  если  хочешь;  когда  проснешься  или  когда  мы
разбудим тебя, мы позаботимся  о  том,  чтобы  тебя  как  следует  искупали,
причесали и одели.
   Шарбараз и Динак покинули приемную. Абивард растянулся на подушках  прямо
на полу и действительно заснул. Его разбудил евнух  и  отвел  в  заполненное
паром помещение, где  он  погрузился  в  восхитительно  теплую  воду,  потом
намазался ароматическим маслом и растерся специальной щеточкой, как  принято
у видессийцев. Потом цирюльник завил ему волосы и бороду горячими щипцами  и
намазал воском кончики бороды и усов, так что они встали торчком  в  строгом
соответствии со здешней модой. Абивард невольно залюбовался своим отражением
в полированном бронзовом зеркальце, которое вручил ему цирюльник.
   Кафтан, принесенный евнухом, был из шафранного шелка с серебряной нитью.
   Абивард знал, что этот роскошный кафтан -  из  гардероба  Царя  Царей,  и
попытался отказаться, но евнух был вежлив и неумолим. К кафтану  прилагались
пилос, подобие фески, обтянутый тем же шафранным шелком, и пара  сандалий  с
тяжелыми  серебряными  пряжками.  Сандалии  пришлись  как  раз  впору,   что
произвело на Абиварда сильное впечатление - ведь нога у  него  была  меньше,
чем у Шарбараза.
   Когда он был должным образом экипирован, евнух провел его в столовый зал.
   Он надеялся, что после пира какой-нибудь слуга отведет его обратно, -  он
сомневался, что сумеет найти дорогу в огромном дворце без посторонней помощи
Когда Абивард вошел в столовый зал, низкий зычный голос объявил его  имя.  И
тут же он обнаружил, что оказался в форменной  осаде,  -  все  придворные  и
военачальники Макурана потянулись  к  нему,  желая  представиться,  поразить
своей любезностью и определить, чего он стоит.
   Если верить тому, что они говорили, каждое слово,  сошедшее  с  его  уст,
было перлом мудрости. До нынешнего вечера ему казалось, что он понимает, что
такое лесть. Такие чрезмерные и  неискренние  похвалы  были  обольстительны,
словно лицезрение  танцовщицы  с  темными  миндалевидными  глазами,  которая
покачивается перед тобой под страстную мелодию пандур и тамбуринов.  Но  как
танцовщица согласится лечь с тобой в постель не столько  ради  тебя  самого,
сколько в надежде получить золотой браслет, так и льстивые слова царедворцев
были заведомо продиктованы своекорыстием.
   Наконец Абивард сказал:
   - Господа, если бы  я  был  так  мудр,  как  вы  мне  внушаете,  что  для
смертного, не принадлежащего к Четырем Пророкам, едва ли возможно,  разве  я
бы не понял,  что  вы  заинтересованы  в  зяте  Шарбараза,  Царя  Царей,  да
продлятся его дни и прирастет его царство, а не в  Абиварде,  сыне  Годарса,
который в иных обстоятельствах и вовсе не привлек бы вашего внимания?
   За этими словами последовала внезапная задумчивая тишина. Стиснувшая  его
толпа несколько отступила. Он  надеялся,  что  не  нанес  обиды  макуранским
вельможам. А если и нанес - ничего, он это переживет.
   Как раз в это мгновение появился Шарбараз, ведя под руку Динак.  Прибытие
Царя Царей затмило все светила меньшей величины, включая и Абиварда.  Евнухи
потихоньку принялись  разводить  гостей  по  надлежащим  местам.  Абивард  с
удивлением заметил, что некоторые гости, уподобляясь Шарбаразу,  привели  на
пир своих жен. Здесь, как и в других  делах,  царское  благоволение  значило
очень много.
   Абивард занял место по правую руку от  Шарбараза.  Слуги  принесли  вино,
шербет из айвы с лимонным соком и другой, из  ревеня,  подслащенного  медом.
Для первого тоста все наполнили чаши вином. Шарбараз провозгласил:
   - Выпьем же за Абиварда, которого рад почтить Царь Царей!
   Абивард поднялся и провозгласил в ответ:
   - Выпьем же за Царя Царей, за Макуран, которым он правит, и  за  отмщение
убийцам Автократора Ликиния!
   По залу пронесся шквал рукоплесканий. "Хосий", сидящий за тем же  столом,
рукоплескал долго и громко. Абивард решил,  что  он  взволнован  не  столько
благополучием Шарбараза и Макурана, сколько своим собственным.
   Потом слуги внесли супницы, и Абивард перестал задумываться  о  чем-либо,
кроме собственного аппетита. Суп был совсем  простой  -  катык,  разведенный
водой, мелко нарезанный огурец,  толченый  лук,  а  на  поверхности  плавают
изюминки. Из приправ Абивард почувствовал только соль. Такое блюдо могли  бы
подать в крестьянском доме. Но из подобных супов Абивард вкуснее не едал.
   После супа настала очередь отварного риса с маслом и ломтиками  баранины,
приправленного гвоздикой, корицей, кардамоном и толчеными  бутонами  роз.  К
этому блюду подали катык и сырые яйца. Абивард положил в  свою  пиалу  ложку
катыка, разбил два сырых яйца и тоже размешал их с рисом.
   Он не помнил, чтобы в Видессии им подавали сырые яйца, и как бы невзначай
посмотрел на  "Хосия".  Тот,  кому  предстояло  занять  место  убитого  сына
Ликиния, преспокойно размешивал яйца с рисом. Абивард поймал  его  взгляд  и
сказал:
   - Вижу, тебе по вкусу макуранская пища.
   - Да, высокочтимый, - ответил "Хосий". - Я много раз ее пробовал и нахожу
очень вкусной. - Значит, скорее всего, он прежде был купцом и привык  ездить
из Видессии в Макуран и обратно.
   После того как пирующие опустошили пиалы, слуги  убрали  их  и  поставили
перед вельможами тарелки - из  сверкающей  бронзы  для  тех,  кто  сидел  за
дальними от Царя Царей столами, серебряные для тех,  кто  сидел  поближе,  и
золотые на царский стол. Абивард ошалело смотрел на  свою  тарелку.  Имея  в
распоряжении такое богатство, Смердис предпочел выжать последние  деньги  из
своих подданных, чтобы заплатить дань хаморам! Воистину глупец.
   Слуги разложили по тарелкам куски утки, тушенной в кисло-сладком соусе из
лука, поджаренного в кунжутном масле, гранатового  сиропа,  лимонного  сока,
меда, перца и растертых в  порошок  фисташек.  Утка  была  присыпана  крупно
нарубленными фисташками. Абивард отделил мясо от костей  ножом  и  пальцами,
потом окунул руки в чашу с водой, пахнущей розами, и обтер их о  белоснежную
льняную салфетку.
   Пиршество протекало за беседой, вином и щербетами  Доев  последний  кусок
жирной утки, Абивард пришел к убеждению, как и в день своего  возвращения  в
крепость Век-Руд, что наелся на всю оставшуюся жизнь. Тогда он ошибся.
   Возможно, ошибался и на этот раз.
   Вскоре  он  точно  выяснил,  что  ошибался.  Из  кухни   принесли   чаши,
наполненные компотом, - шарики из дыни и нарезанные персики плавали в сиропе
из меда, лимонного сока и розовой воды.  А  сверху,  как  особый  деликатес,
возвышалась горка снега, доставленного с вершин Дилбатских гор.
   Абивард встал.
   - Узрите же могущество Царя Царей, который летом приносит снег  в  Машиз!
воскликнул он.
   И вновь вельможи отозвались восторженными кликами и рукоплесканиями -  на
сей раз и в адрес Абиварда, и в адрес Шарбараза. Шарбараз  просиял.  Абивард
поспешил сесть, чтобы насладиться чудным угощением, -  все  могущество  Царя
Царей не в силах помешать снегу быстро растаять в такое-то время года.
   Снег сверкал в  свете  ламп  и  факелов.  Этот  блеск  напомнил  Абиварду
последнее пророчество Таншара: серебря