редстоящей
кампании. Марк слушал очень внимательно. Подробный разговор  о  таких  вещах
никогда еще не был пустой тратой времени.
   Несколько хаморских вождей, присутствовавших  на  совете,  в  отличие  от
Марка, откровенно скучали. Из кочевников получались отличные разведчики.  Их
летучие отряды были так же подвижны, как и соединения их дальних родичей  из
Иезда. Но они не интересовались ничем, кроме самого боя. Подготовка  к  нему
казалась им бесполезной болтовней.
   Один из хаморов уже не скрываясь похрапывал, когда его  сосед-видессианин
пнул его под столом по колену. Хамор тут же проснулся, гортанно выругавшись.
   Однако какими бы грубыми ни были эти люди, они проявляли себя  отнюдь  не
глупцами, когда дело доходило до первоосновы того,  что  считалось  ремеслом
наемника.
   Туризин Гавр заметил, что один из хаморов готов задать какой-то вопрос, и
остановил на нем взгляд.
   - Что у тебя, Сарбараз?
   - Не получится ли так, что в разгар кампании у тебя  кончатся  деньги?  -
осведомился Сарбараз. - Мы сражались за твоего  Ортайяса.  Он  дал  обещаний
куда больше, чем золота. И золото у него было плохое.
   Упрек был более чем справедлив. Ортайяс  Сфранцез  чеканил  видессианские
золотые настолько плохого качества, что под конец за них уже  давали  меньше
трети их номинальной стоимости.
   - Не беспокойся, тебе заплатят сполна, - сказал Гавр, сузив глаза. - Тебе
должно быть известно, что я чеканю не дрянь, а настоящие деньги.
   - Да, правда. Ты платишь здесь, в Городе, из этой... Как ты ее называешь?
Из казны. Но что потом? Мои ребята не обрадуются, если денег не станет.  Кто
знает, вдруг свою плату мы возьмем в другом месте? В деревнях или еще где...
   Сарбараз нагло ухмыльнулся, обнажив кривые зубы. Хаморы ставили  крестьян
ни во что и смотрели на них только как на объект грабежа.
   - Клянусь Фосом, я же сказал: тебе заплатят! - рявкнул Туризин,  на  этот
раз рассерженный не на шутку. - Если твои бандиты примутся грабить  деревни,
мы спустим на мародеров всю армию. Погляжу я, как тебе это понравится!
   Он глубоко вздохнул несколько раз, пытаясь взять  себя  в  руки.  Раньше,
пока Туризин не стал еще императором, он  взорвался  бы  от  гнева.  Марк  с
одобрением отметил эту перемену. Когда Гавр заговорил снова,  в  его  словах
звучала холодная логика.
   - Для нужд армии золота будет более чем достаточно. Даже  в  том  случае,
если кампания затянется на более долгий срок, чем мы планируем, не  придется
посылать гонцов в столицу за деньгами. Они будут брать их из местной  казны,
в городе, где чеканят монету... в...  -  Он  раздраженно  щелкнул  пальцами,
потому что не смог сразу вспомнить название.
   - В Кизике, - пришла к нему на помощь Алипия Гавра.
   Как обычно, племянница Императора сидела во время совета молча и время от
времени делала заметки для своей исторической  книги.  Большинство  офицеров
привычно не обращало на нее внимания. Что касается Марка, то  Алипия  всегда
вызывала у него странное смешение чувств: тепла, ожидания, вины... и страха.
Скавр не обманывался: его отношение к племяннице Туризина  не  исчерпывалось
простым уважением. Все это не слишком помогало ему в нелегкой, подчас бурной
совместной жизни с Хелвис. Если наемнику не  позволено  сохранить  за  собой
построенный в Империи бург, то какая же кара ждет чужеземца, который посмеет
коснуться руки принцессы?
   -  Монетный  двор  находится  не  так  уж  далеко.  Кизик  расположен   к
юго-востоку от Гарсавры, - объяснила Алипия Сарбаразу. - Он был основан  для
того, чтобы удобнее было платить солдатам во время  войн  с  Макураном.  Это
было... - Ее зеленые глаза затуманились. - Да, это было около  шестисот  лет
назад.
   Кочевник не пришел в восторг от того, что вынужден слушать женщину, пусть
даже из императорской семьи. При последних словах Алипии он уставился на нее
с явным недоверием.
   - Ну ладно, ладно, у вас там монетный двор, и мы получим наши деньги.  Не
обязательно смеяться, если я чего-то не знаю. Кому какое дело до  того,  что
случилось шесть пятидвадцатилетий назад?
   Скавр подумал,  что  подобная  система  летосчисления  заинтересовала  бы
Горгида. Грек, вероятно, сказал бы, что она  уходит  корнями  в  те  далекие
времена, когда хаморы не умели считать дальше количества пальцев на руках  и
ногах. С другой стороны, чего-чего, а хаморов Горгид сейчас видит больше чем
достаточно.
   - Чтоб Скотос взял этого грубияна-варвара! - услышал Скавр  шепот  одного
из видессианских офицеров. - Он что, сомневается в словах принцессы?
   Но Алипия обратилась к Сарбаразу:
   - Я вовсе не хотела посмеяться над тобой.
   Это  прозвучало  так  вежливо,  словно  она  извинялась  перед   именитым
имперским  князем.  Она  не  обладала   вспыльчивостью   Туризина,   которая
проявлялась иногда и в ее покойном отце Маврикии.  Черты  ее  лица  не  были
такими резкими, как у мужчин-Гавров. От  них  она  унаследовала  узкий  овал
лица. Интересно, какой внешностью обладала ее мать? Жена Маврикия скончалась
задолго до того, как он стал Автократором. Очень немногие  видессиане  могли
похвастаться зелеными глазами. Должно быть, их подарила Алипии именно мать.
   - Когда предполагается начать летнюю кампанию? - спросил Туризина  кто-то
из офицеров.
   - Я собирался начать ее несколько месяцев назад, - зло ответил император.
- Ономагул украл у меня это драгоценное время, чтоб ему гнить в аду Скотоса!
Во время мятежа погибло столько хороших людей! Гражданская  война  обходится
стране ровно в два раза дороже обычной.
   - Более чем справедливо, - пробормотал Гай Филипп, вспоминая свою юность,
борьбу за власть между Марием и Суллой, не говоря уж о союзнической войне, в
которой римляне выступили против италийцев. Повысив голос, старший центурион
заговорил с Гавром:
   - Несколько недель назад мы были не готовы, это правда.
   - Даже  вы,  римляне?  -  спросил  император.  В  его  голосе  прозвучало
искреннее уважение. Легионеры многому научили видессиан. И особенно -  тому,
как подготовиться к походу за несколько минут.
   Туризин задумчиво поскреб бороду.
   - Всем - восемь дней на подготовку, - сказал он наконец.
   Несколько офицеров громко застонали. Намдалени по имени  Клосарт  Кожаные
Штаны закричал:
   - Потребуй тогда уж заодно и луну с неба!
   Но Аптранд яростным взглядом буквально пригвоздил своего  соплеменника  к
месту.  Когда  император  вопросительно  взглянул  на  хмурого  командующего
войсками   намдалени,   тот   лишь   коротко   кивнул.   Император   ответил
удовлетворенным кивком: слово Аптранда крепко.
   Гавр даже не утруждался спрашивать римлян. Скавр и Гай Филипп  обменялись
многозначительными улыбками. Они могли выступить и через четыре дня и хорошо
знали это. Приятно видеть, что и император знает это.
   Когда совет закончился и  офицеры  стали  расходиться,  Марк  задержался,
надеясь, что ему удастся перекинуться парой слов с Алипией Гаврой. В  полном
условностей этикета Видессе такая возможность представлялась ему не  слишком
часто. Но Скавра остановил Метрикий Зигабен, когда они  вместе  подходили  к
полированным бронзовым дверям Палаты Девятнадцати лож.
   - Надеюсь, ты доволен жрецом-целителем, которого я  к  тебе  направил,  -
произнес видессианский офицер.
   В любом другом случае Скавр отделался бы вежливыми словами благодарности.
В конце концов, Зигабен пытался сделать одолжение ему и его солдатам. Но при
виде Алипии,  уходящей  вместе  со  своим  дядей  в  сторону  личных  покоев
императорской семьи, Марк так разозлился, что допустил  совершенно  излишнюю
откровенность.
   - Ты не мог найти жреца, который не пил бы, как пивная бочка?
   Красивое лицо Зигабена окаменело.
   - Прости, - вымолвил он. - С твоего позволения...
   Он слегка наклонил голову и вышел.
   К Марку подошел Гай Филипп.
   - Как тебе удалось  наступить  ему  на  больную  мозоль?  -  спросил  он,
наблюдая за деревянной походкой удаляющегося офицера.  -  Только  не  говори
мне, что сказал ему правду!
   - Боюсь, именно так, - признал трибун.
   Вряд ли можно допустить большую ошибку, общаясь с видессианином,  подумал
он.

***

   Суматоха,  которая  всегда  сопровождает  начало  похода,   не   помешала
легионерам, как обычно, каждое утро проводить на тренировочном поле. Когда в
один из таких дней они вернулись в казарму, Марк вдруг обнаружил, что она не
прибрана и  беспорядка  в  ней  куда  больше,  чем  обычно.  Даже  во  время
подготовки к кампании Марк не спускал  солдатам  безалаберности.  Совсем  не
похоже на римлян бросать работу, даже такую обыденную и скучную, как уборка.
   Скавр нашел дежурных стоящими плечом к плечу на солнцепеке у стены.  Марк
уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы  как  следует  обругать  лентяев.
Однако его опередил Стипий. Жрец с немалыми удобствами расположился  в  тени
одного из апельсиновых деревьев, что росли вокруг жилища легонеров.
   - Что это вы  делаете,  несчастные  варвары?  Не  дергайтесь!  Немедленно
встаньте, как я вас поставил! Я едва начал наброски!
   Скавр напустился на жреца.
   - Кто дал тебе право, негодяй, отрывать моих солдат от нарядов?
   Стипий вышел из тени и прищурился на  ярком  солнце.  В  руке  он  держал
несколько листов пергамента и кусок угля.
   - Что, по-твоему, важнее, - требовательно произнес он, - жалкие заботы  о
бренной и преходящей жизни или бессмертная  слава  Фоса,  да  продлится  она
вечно?
   - Бренная и преходящая жизнь -  единственное,  что  я  знаю,  -  возразил
трибун.
   Стипий даже отступил на шаг в ужасе, словно столкнувшись с диким  зверем.
Он обвел знак Фоса вокруг сердца и быстро пробормотал молитву,  отвращая  от
себя святотатство Марка.
   Скавр понял, что в своей откровенности зашел слишком далеко. Этого  ни  в
коем случае нельзя делать. В Видессе,  где  религия  пропитывает  все  сферы
жизни, подобный ответ мог вызвать настоящий бунт.
   Трибун проговорил более мягко:
   - Насколько мне известно, ни один из этих солдат не  придерживается  веры
Фоса.
   Он бросил быстрый взгляд на Пулиона  и  Ворена,  которые  закивали,  явно
раздираемые на части противоречивыми приказаниями Стипия и Скавра.
   Марк повернулся к жрецу.
   - А если они действительно язычники, то какое тебе до них дело?
   - Правильный вопрос, - нехотя согласился Стипий. Он  по-прежнему  смотрел
на трибуна с неприязнью. - Души этих еретиков, несомненно, попадут  под  лед
Скотоса. Однако их лица могут, тем не менее, послужить  Фосу.  Они  достойны
быть запечатленными. Я тут подумал: наружностью они напоминают святых Акакия
и Гурия. Оба этих святых тоже не носили бород.
   - Ты никак пишешь иконы? - спросил жреца  Марк,  стараясь,  чтобы  в  его
голосе не прозвучал скептицизм. Ну да, конечно, подумал он, а  через  минуту
этот толстый пьяница начнет уверять, что может нести яйца.
   Но Стипий не уловил в вопросе насмешки.
   - Да, - просто ответил он, протягивая листки римлянину.  -  Ты,  конечно,
понимаешь, это всего лишь грубые  наброски.  И  уголь  не  тот,  что  нужен.
Монастырские дурни жгут для угля  ореховое  дерево.  Мирт  дает  куда  более
тонкий уголь, им можно делать более мелкие штрихи.
   Но трибун почти не слушал жалоб и  объяснений.  Он  пробежал  глазами  по
листам, все более  дивясь  увиденному.  Стипий,  несомненно,  был  одаренным
художником.  Несколько  выразительных  беглых  штрихов   хорошо   передавали
основные черты  солдатских  лиц  -  крепкий  нос  и  острые  скулы  Пулиона,
задумчивый рот Ворена, шрам на подбородке. У Пулиона  тоже  были  шрамы,  но
рисунок Стипия не запечатлел его боевых отметин.
   Привыкший к беспощадной реалистичности римского искусства, Марк спросил:
   - Почему ты изобразил шрамы одного солдата и не нарисовал  их  на  втором
портрете?
   - Святой Гурий был солдатом и  удостоился  мученического  венца,  защищая
алтарь Фоса от язычников-хаморов. Поэтому я должен был изобразить его именно
воином.  Что  касается  Акакия  Климакия,  то  он  приобрел   вечную   славу
милосердными делами  и  щедрыми  пожертвованиями,  а  в  войнах  участия  не
принимал.
   - Но ведь у Пулиона тоже есть шрам, - запротестовал трибун.
   - Ну и что? Почему я должен забивать себе голову личными делами  каких-то
варваров? Лишь  поскольку  их  внешность  может  послужить  напоминанием  об
избранниках Фоса, постольку и они сами, ничтожные, приобретают в Его  глазах
некоторое значение. Черты их далеки от идеала, но это  отнюдь  не  означает,
что из-за такой малости я должен предавать идеал. Мои интересы заключаются в
том, чтобы изобразить святых  Климакия  и  Гурия,  а  не  каких-то  Пулла  и
Воренона, или как там их кличут.  -  И  Стипий  разразился  хриплым  смехом,
довольный удачным, как ему представлялось, словцом.
   Да, похоже, у Марка и жреца прямо противоположные взгляды  на  искусство.
Однако сейчас трибун был слишком раздражен высокомерием этой винной бочки  в
голубом плаще, чтобы еще и вести с ним искусствоведческие дискуссии.
   - Будь добр, сделай мне большое одолжение:  не  отрывай  моих  солдат  от
поручений, которые дают им командиры. Мои интересы заключаются в том,  чтобы
эти поручения выполнялись.
   Стипий злобно раздул ноздри.
   - Наглый варвар! Мужлан!
   - Вовсе нет. - Трибун не собирался наживать себе нового врага. -  У  тебя
свои заботы, у меня - свои. И твой  Гурий  наверняка  отлично  понимал,  что
солдат должен выполнять приказы командира.  Как  и  то,  что  разгильдяйство
ведет к большой беде.
   Жрец-целитель был поражен.
   - Вот уж такого довода от безбожника я не ожидал. - В его налитых  кровью
глазах мелькнула хитрая искорка.
   Марк развел руками. Если аргумент  подействовал,  то  большего  и  желать
нельзя.
   - Что ж, хорошо, - сказал наконец жрец. - Возможно, я слегка погорячился.
   - То, чем заняты мои люди в свободное время, - их личное дело.  Если  они
захотят  позировать  для  тебя,  я,  разумеется,  не  смею  возражать,  -  с
облегчением сказал трибун. Он был рад, что сумел снять напряженность.
   Стипий поразмыслил немного.
   - А как насчет тебя?
   - Что - насчет меня?
   - Когда я впервые увидел тебя, я сразу  понял:  вот  кто  будет  отличной
моделью для святого Кведульфа Халогайского.
   - Святого Кве... кого? - удивленно переспросил Марк.
   Халогаи жили в холодных землях далеко на севере от Видесса. Некоторые  из
них нанимались в имперскую армию, а многие промышляли пиратством.  Насколько
было известно Скавру, они поклонялись  отнюдь  не  Фосу,  а  своим  жестоким
божествам.
   - Каким же это образом халогай сделался видессианским святым?
   - Кведульф приобщился к истинной вере во времена правления Ставракия,  да
упокоит Фос его великую  душу!  -  Жрец  обвел  круг  у  груди.  -  Кведульф
проповедовал слово  веры  своим  соотечественникам  в  ледяных  фиордах,  но
проклятые язычники не желали слушать. Они привязали его к дереву и  пронзили
копьями. Святой безропотно и  отважно  принял  мученическую  смерть  от  рук
варваров во имя бессмертного Фоса.
   Ничего удивительного в  том,  что  халогаи  не  приняли  веры  Кведульфа,
подумал трибун. Ставракий завоевал  их  провинцию  Агдер,  и  они  наверняка
видели  в  проповеднике  своего  рода  троянского  коня,  который   помогает
видессианам расширить сферу влияния  на  севере.  Религия  в  Видессе  часто
использовалась в политических целях.
   Скавр не разделял воззрений Стипия, но спорить не стал. Вместо  этого  он
спросил:
   - Но почему я? Я не очень-то похож на халогая.
   - Это правда. Ты смахиваешь больше на видессианина.  Что  ж,  тем  лучше.
Волосы у тебя светлые, как у дикарей с севера. Твоя  внешность  поможет  мне
передать живой образ святого Кведульфа. Его портрет будет ясным  и  понятным
даже для неграмотного. Символически этот святой будет представлять признание
истинной веры Империи.
   - А, - сказал Марк, не желая показывать жрецу свое замешательство.  Хотел
бы он, чтобы сейчас рядом оказался  Горгид.  Грек  растолковал  бы  все  эти
хитросплетения. Для упрямого и прямолинейного римлянина  портрет  был  всего
лишь портретом. Марк считал, что по картине можно судить только  о  сходстве
изображения с моделью, но никак не об  абстрактном  и  далеком  от  реальной
жизни идеале.
   Все еще слегка сконфуженный,  Скавр  неловко  кивнул  Стипию,  когда  тот
повторил просьбу позировать для рисунка, а потом отчитал  Пулиона  и  Ворена
вполовину не так грозно, как те заслуживали. Едва поверив в  такое  везение,
легионеры отдали честь и исчезли прежде, чем Марк очнулся от дум.
   Если Кведульф проповедовал свою веру  как  Стипий,  размышлял  Марк,  его
собратья  имели  по  крайней  мере  одну  лишнюю   причину   наградить   его
мученическим венцом.

***

   Несмотря на  вмешательство  Стипия,  подготовка  к  походу  шла  довольно
успешно. Римляне отлично умели обучать новичков, и те, кто  присоединился  к
легиону с тех пор, как  отряд  Скавра  оказался  в  Видессе,  справлялись  с
работой почти так же хорошо, как римляне. Влияние солдат  Скавра  в  легионе
было очень сильным, и новички старались изо всех сил. Результаты  тренировок
удовлетворили даже Гая Филиппа, который гонял уроженцев Империи  не  меньше,
чем тех, кто вырос под небом Лация или Апулии.
   Старшего центуриона постигла другая беда.  Справиться  с  нею  было  куда
труднее, чем с недисциплинированным солдатом.
   За три дня до  того,  как  видессианская  армия  собралась  выступить  из
столицы, ветеран подошел к Марку и замер, как на параде. Само  по  себе  это
было  отвратительной  приметой.  Гай  Филипп   терпеть   не   мог   подобных
формальностей и прибегал к ним  только  в  тех  случаях,  когда  намеревался
сказать нечто, что Скавр заведомо не захочет слушать.
   Когда трибун увидел у  Гая  Филиппа  под  глазом  фонарь,  напряжение,  с
которым он ждал начала разговора,  возросло  многократно.  Неужели  какой-то
солдат оказался настолько глуп, что поднял руку на  Гая  Филиппа?  Если  это
действительно так, то вполне вероятно ожидать рапорта о мертвом легионере.
   - Ну?! - рявкнул Скавр, видя, что Гай Филипп все еще молчит.
   - Командир, - произнес Гай Филипп и снова выдержал долгую паузу.
   Марк решил, что первоначальное предположение было правильным.  Но  вдруг,
словно открылись шлюзы, старшего центуриона прорвало:
   - Есть ли хоть какая-нибудь возможность не брать с собой этих проклятущих
баб? Солдаты воюют куда лучше, если их ничто не связывает. Им не  приходится
думать о том, какую взбучку они получат ночью, или переживать, что их мелкие
паршивцы опять сожрали что-то не то и блюют.
   - Мне очень жаль, но нельзя, - тут же сказал  Скавр.  Он  знал,  что  Гай
Филипп до сих пор не может примириться с тем,  что  римляне  берут  в  поход
женщин. Это шло вразрез  со  всеми  традициями  легионов  и  претило  натуре
ветерана.  По  мнению  Гая  Филиппа,  женщины  годились  лишь  для  краткого
удовольствия. Все,  что  заходило  за  эти  рамки,  было  вне  пределов  его
понимания. Но видессианские обычаи отличались от римских. Отряды  наемников,
служивших  Автократору,  постоянно  брали  в  поход  жен  и   подруг.   Марк
чувствовал, что  не  в  силах  отказать  легионерам  в  привилегии,  которой
пользуется вся армия.
   - Что-нибудь случилось? - наконец спросил трибун.
   - Случилось?! - взревел Гай Филипп, едва не взвыв от злости  и  обиды.  -
Ничего хорошего не может случиться, пока здесь кишат эти проклятые бабы! Они
переворачивают все с ног на голову. А им так нравится! Скавр, ты же  видишь,
засранка навесила мне фонарь!
   - Расскажи, что  случилось.  -  Марк  понимал,  что  старшему  центуриону
необходимо поделиться бедой. Он приготовился выслушать горестную повесть.
   - Одно чудо, сотворенное Юпитером (тьфу!),  а  именно  -  сука  по  имени
Мирра, подружка Публия Флакка, если хочешь знать,  умудрилась  в  пять  дней
увязать столько барахла, что набралось три тюка,  каждый  из  которых  может
с