и были прежде, - сказал он, но то был  не  ответ,  и
Крисп это понимал. Судя по тому,  как  Яковизий  приподнял  бровь,  наклонил
голову и стал ждать продолжения, он тоже знал, что это не  ответ.  И  Крисп,
слегка запинаясь, попытался ответить:
   - Должен признать, что в храмах меня не станут почитать как святого, но я
надеюсь, что летописцы сумеют написать, что я  хорошо  правил  Видессом.  Во
всяком случае, я для этого упорно работал. И если я бываю при  необходимости
резок, то, как мне кажется, я и мягок, если  могу.  Сыновья  мои  становятся
мужчинами, и мужчинами не из худших. Этого достаточно? - Он услышал в  своем
голосе  мольбу,  чего  не  замечал  за  собой  уже  много  лет:   Автократор
выслушивает прошения, а не просит сам.
   Яковизий склонился над табличкой. Когда стиль дописал последнюю  строчку,
он протянул табличку Криспу, который принял  ее  с  некоторой  тревогой.  Он
достаточно хорошо знал Яковизия и не сомневался, что старый соратник будет с
ним откровенен. Во всяком случае, написанное он сумел  прочесть  без  труда:
постоянное корпение над документами предотвратило  развитие  дальнозоркости,
обычной для большинства людей его возраста.
   "То, что ты способен задать такой вопрос после  стольких  лет  на  троне,
говорит в твою пользу,  -  написал  Яковизий.  -  Очень  многие  Автократоры
забывали о нем через несколько дней после помазания. А о твоем  ответе  могу
сказать, что на трон Видесса изредка садились святые, но большинство из  них
плохо кончили, потому что мир - место не святое. Так что до тех пор, пока ты
будешь помнить, каким невинным - и привлекательным - мальчиком  ты  когда-то
был, ты можешь надеяться на лучшее".
   - Я принимаю твои слова, - сказал Крисп, медленно наклонив голову.
   "Попробуй только не согласиться, - добавил Яковизий. - Я прибегаю к лести
только тогда, когда надеюсь заманить кого-нибудь к себе под одеяло, и  после
стольких лет нашего знакомства я лишь сейчас начинаю  сомневаться,  что  мне
когда-нибудь повезет с тобой".
   - Ты неисправим, - сказал Крисп.
   "Раз ты об этом упомянул, то я согласен", - написал Яковизий  и  просиял,
сочтя слова Криспа за комплимент. Он широко зевнул, прикрывая  рот  ладонью;
отсутствие языка превращало зевание в зрелище не  из  приятных,  и  Яковизий
давно привык не демонстрировать каверну своего безъязыкого рта.
   "С твоего позволения, ваше величество, - написал он, - я  пойду  к  себе,
отдохну после путешествий. Ты и ныне ужинаешь сразу после заката?"
   - Я достаточно долго прожил, чтобы стать рабом привычек, - ответил Крисп,
кивнув. - И с кем из своих красавчиков слуг ты намерен отдохнуть до вечера?
   Яковизий напустил на себя комически невинный вид, поклонился и вышел.
   Крисп предположил, что  его  шпилька  все-таки  уколола  Яковизия  -  или
подсказала ему идею. Допив вино, он  поставил  свой  кубок  рядом  с  кубком
Яковизия. Вино давно остыло, но подмешанные в него имбирь и  корица  приятно
пощипывали язык.
   Вошел Барсим с подносом, чтобы забрать кубки.
   - Сегодня со мной будет ужинать Яковизий, - сказал ему Крисп. - Передайте
поварам, что он пожелал увидеть на столе как можно  больше  разных  блюд  из
морских продуктов - он сказал, что весьма утомлен макуранской бараниной.
   - Я передам просьбу почтенного господина, - степенно  согласился  Барсим.
Его присутствие за  столом  позволит  поварам  продемонстрировать  все  свои
способности.
   - Хмм, - буркнул Крисп, притворно оскорбившись. - Я  ведь  не  виноват  в
том, что вырос в бедной деревне.
   Крисп, охотно наслаждаясь изысканными блюдами, все же предпочитал простую
пищу,  к  которой  привык  с  детства.  Многие  придворные  повара   поэтому
жаловались, что им подрезают крылья.
   На город уже опускались сумерки, когда вернулся  Яковизий,  облаченный  в
пышное и поблескивающее  одеяние  из  ткани,  прошитой  серебряными  нитями.
Барсим проводил его и Криспа в ту же малую обеденную палату,  где  они  днем
пили вино.
   Там их уже ждал новый  кувшин,  охлаждавшийся  в  серебряном  ведерке  со
снегом.
   Вестиарий налил каждому по чаше.
   "Ах, наконец-то светлое, - написал Яковизий. - Наверное,  кто-то  услышал
мои мольбы".
   - Наверное, кое-кто и в самом деле их услышал, почтенный господин, сказал
Барсим. - А теперь прошу меня извинить...
   Он выскользнул за дверь и вернулся с салатницей.
   - Салат из латука и цикория, политый  уксусом,  ароматизированным  рутой,
финиками, перцем, медом и молотым тмином -  сия  приправа,  как  утверждают,
весьма полезна для здоровья, - и выложенный сверху анчоусами и колечками  из
щупалец осьминога.
   Яковизий встал и по-солдатски отдал Барсиму честь, а потом  расцеловал  в
безбородые щеки. Вестиарий  удалился  в  некотором  смятении  чувств.  Крисп
спрятал улыбку и набросился на салат, оказавшийся весьма  вкусным.  Яковизий
резал свою порцию на  очень  маленькие  кусочки.  Ему  приходилось  запивать
каждый глоточком вина и откидывать голову, чтобы глотать.
   С его лица не сходила блаженная улыбка, и вскоре он написал:
   "Ах, осьминог! Если бы ты, ваше величество, предложил такого  красавца  с
щупальцами Царю царей Рабиабу, то он, несомненно, убежал бы от него быстрее,
чем от вторгшейся в Макуран видесской армии.  Что  до,  то  макуранцы  живут
весьма ограниченной - или,  быть  может,  лучше  сказать  "заграниченной"  -
жизнью".
   - Значит, они сами дураки.  -  Крисп  ел  медленно,  чтобы  не  опережать
Яковизия. Когда Барсим сменил тарелки, Крисп спросил:
   - Скажи мне, почтенный господин,  удалось  ли  тебе  узнать,  почему  усы
Рабиаба подрагивали от тайного ликования?
   "Нет, не удалось. По  крайней  мере,  я  в  этом  не  уверен,  -  ответил
Яковизий.
   Вид у него был задумчивый. - Мне невыносима  сама  мысль,  что  макуранец
оказался хитрее и изворотливее меня.
   Должно быть, старею. Но я вот что скажу, ваше величество: так или  иначе,
но это касается нас".
   - В этом я не сомневался. Ничто не может сделать Рабиаба счастливее,  чем
возможность  трахнуть  Видесс.   -   Крисп   поймал   взгляд   Яковизия.   -
Метафорически, конечно.
   Яковизий курлыкающе рассмеялся. "Разумеется, ваше величество", -  написал
он.
   Барсим вернулся с новым блюдом.
   - Лук-порей, отваренный в воде и оливковом масле, - объявил он, - а затем
тушенный в оливковом масле и бульоне из кефали. К нему на гарнир  устрицы  в
соусе из масла, меда, вина, яичных желтков и перца.
   Попробовав устриц, Яковизий написал крупными буквами: "Я хочу жениться на
поваре".
   - Но он мужчина, почтенный господин, - заметил Барсим.
   "Тем лучше", - написал Яковизий, после чего вестиарий поспешно удалился.
   Через некоторое время он вернулся с новым  блюдом  и  очередным  кувшином
вина. На сей раз повара  осчастливили  их  паштетом  из  наперченной  печени
кефали, запеченной в форме в виде рыбины и  политой  свежевыжатым  оливковым
маслом, а также кабачками,  запеченными  с  мятой,  кориандром  и  тмином  и
фаршированными кедровыми орешками, растертыми с медом и вином.
   - Теперь я смогу неделю не есть, - радостно объявил Крисп.
   - Но, ваше величество, главные блюда еще впереди, -  с  тревогой  заметил
Барсим.
   - Тогда две недели, - поправил себя Крисп. - Подавайте.
   Кончик его носа слегка онемел. Кстати, сколько вина он уже выпил?
   Восхитительный вкус рыбной  печени  прекрасно  дополнял  сладкую  начинку
кабачков.
   Барсим вынес форму из-под печеночного паштета и блюдо из-под кабачков.
   Крисп  ощутил,  как  что-то  коснулось  его  ноги   чуть   выше   колена.
Таинственный предмет оказался рукой Яковизия.
   - О благой бог! - воскликнул Автократор. -  Ты  до  сих  пор  не  оставил
надежд?
   "Я еще жив, - написал Яковизий. - И если не прекратил дышать,  то  почему
должен прекращать все остальное?"
   - В этом что-то есть,  -  признал  Крисп.  В  последнее  время  "со  всем
остальным" ему не очень везло, а  после  такого  банкета  сегодня  нечего  и
пытаться совершить подвиг. Пока он размышлял, вернулся Барсим с  супницей  и
двумя мисками. Размышления о том,  что  может  оказаться  в  супнице,  сразу
отвлекли Криспа от прочих мыслей - верный признак прошедших лет.
   Вестиарий объявил:
   - Кефаль, тушенная в вине с луком-пореем, собственным бульоном и уксусом,
приправленная орегано, кориандром и молотым перцем.
   И, дабы доставить вам больше удовольствия, повара добавили еще гребешки и
маленьких креветок.
   Попробовав первый кусочек, Яковизий написал: "Единственное, что могло  бы
увеличить мое удовольствие, так это бесконечно растягивающийся желудок, и  я
прошу передать это поварам!"
   - Обязательно передам, почтенный господин, - пообещал Барсим. - Им  будет
приятно знать, что они доставили вам удовольствие.
   Следующим блюдом стало мелко рубленное мясо омаров и креветок,  смешанное
с яйцами, перцем и бульоном из кефали,  обернутое  в  виноградные  листья  и
поджаренное. За ним последовала  каракатица,  отваренная  в  вине  с  медом,
сельдереем и тмином и фаршированная вареными телячьими мозгами  и  рублеными
крутыми яйцами. Лишь выражение ожидания, не  сходящее  с  лица  Барсима,  не
позволило Криспу заснуть прямо в кресле.
   - Еще одно блюдо, - предупредил вестиарий.  -  Смею  уверить,  оно  будет
достойно предвкушения.
   - Я уже заметно потяжелел, - сказал Крисп, похлопывая себя по животу.
   Сейчас он тоже не отказался бы от бесконечно растягивающегося желудка.
   Но Барсим, как и всегда, оказался прав. Поставив на стол поднос с большим
глубоким блюдом, он сказал:
   - Повара попросили меня описать это блюдо как  можно  подробнее.  Если  я
что-то и пропущу, то винить следует мою память, а  не  их  талант.  Итак,  я
начинаю: на дно кастрюли они положили размоченные кедровые орешки и  морских
ежей, затем добавили слоями мальву, свеклу, лук-порей, сельдерей, капусту  и
другие овощи, которые я теперь забыл. Далее  они  добавили  кусочки  тушеной
курицы, свиные мозги, кровяную  колбасу,  куриные  шейки,  кусочки  жареного
тунца, морскую крапиву, кусочки тушеных устриц и свежий сыр  разных  сортов.
Приправили семенами  сельдерея,  перцем  и  асафетидой.  Залили  молоком  со
взбитыми яйцами и дали массе затвердеть в ванне с кипятком, сверху  положили
свежие мидии и снова поперчили. Уверен, что я что-то пропустил и  молю  лишь
не сообщать о моей забывчивости поварам.
   -  О  Фос  милосердный!  -  воскликнул  Крисп,  более  чем  с   уважением
разглядывая большую кастрюлю с крышкой. - Мы должны это есть или молиться на
такое  чудо?  Когда  Барсим  наполнил  тарелки  ему  и  Яковизию,  он  нашел
правильный ответ. - И то, и другое! - объявил он с набитым ртом.
   Пирушка затянулась до поздней ночи; время от времени  Барсим  подбрасывал
древесный уголь в жаровни, согревавшие воздух в обеденной  палате.  Яковизий
поднял табличку, где было написано:
   "Надеюсь, у вас найдется тачка, чтобы отвезти меня домой, потому что идти
я точно не смогу".
   - Мы что-нибудь обязательно придумаем,  -  ответил  вестиарий.  -  Вскоре
будет подан десерт. Надеюсь, вы отдадите ему должное?
   Яковизий и Крисп дружно простонали.
   - Нам  придется  или  съесть  его,  или  лопнуть,  -  заявил  Автократор.
Вероятность любого исхода примерно одинаковая. Ему  неоднократно  доводилось
вести армию в бой, имея меньше шансов на победу.
   Однако сладкий пар, нежно курящийся над принесенной Барсимом  сковородой,
оживил его интерес к еде.
   - Тертые абрикосы, отваренные до нежности в молоке, затем политые медом и
слегка  присыпанные  молотой  корицей,  -  объявил  вестиарий  и  поклонился
Яковизию.
   - Почтенный господин,  повара  просят  прощения  за  то,  что  не  смогли
включить в это блюдо что-либо морское.
   "Передай, что я их прощаю, - написал Яковизий. - После сегодняшнего  пира
я еще не решил, что мне следует отрастить - плавники или щупальца".
   На вкус абрикосы оказались столь же хороши, как и их аромат.
   Крисп, тем не менее, ел очень медленно, потому что объелся  сверх  всякой
меры. Он успел справиться лишь с половиной  своей  порции,  когда  в  палату
торопливо вошел Барсим.  Император  приподнял  бровь;  такое  упущение  было
евнуху несвойственно.
   - Простите, ваше величество, но с вами желает поговорить маг Заид.
   Полагаю, его вопрос довольно срочный.
   - Быть может, он  пришел  сообщить  мне,  что  Диген  наконец-то  откинул
копыта, - с надеждой отозвался Крисп.  -  Пригласите  его  сюда,  почитаемый
господин. Жаль только, что он не пришел пораньше и не спас нас от обжорства;
пришлось справляться своими силами.
   Войдя в палату, Заид  начал  простираться  перед  императором,  но  Крисп
остановил  его  взмахом  руки.  Поблагодарив  его  легким   поклоном,   Заид
поприветствовал Яковизия, которого хорошо знал.
   - Рад вашему возвращению, почтенный господин. Вас слишком долго не было с
нами.
   "А мне отлучка показалась еще более долгой", - написал Яковизий.
   Барсим принес кресло для мага.
   - Угощайся абрикосами, - предложил Крисп.  -  Только  скажи  сперва,  что
привело тебя сюда в столь поздний час. Сейчас уже  около  полуночи.  Неужели
Диген наконец-то отправился в лед?
   К его удивлению, Заид ответил совсем другое:
   - Нет, ваше величество, по крайней мере,  мне  об  этом  неизвестно.  Мое
известие касается вашего сына Фостия.
   - Ты отыскал способ развязать Дигену язык? - нетерпеливо спросил Крисп.
   - Опять-таки нет, ваше величество. Как вам известно, до сих  пор  мне  не
удавалось установить источник той магии, что скрывала его младшее величество
от моих поисков. Уверяю  вас,  мои  неудачи  происходили  не  от  недостатка
усердия. До сегодняшнего дня я назвал бы их причиной недостаток мастерства и
знаний.
   - До сегодняшнего дня? - уточнил Крисп.
   - Как вы  знаете,  ваше  величество,  моя  жена  Аулисса  -  дама  весьма
решительная. - Заид коротко и самоуничижительно усмехнулся. -  Решительности
у нее хватает на нас обоих.
   Яковизий потянулся было к стилю, но передумал. Крисп восхищался  красотой
и целеустремленностью Аулиссы, но всегда помнил, что она жена мага, а не его
собственная. Впрочем, эта семейная пара жила счастливо уже многие годы.
   - Продолжай, прошу тебя, - сказал Крисп.
   - Да, ваше величество. Так вот, Аулисса, видя, как я расстраиваюсь  из-за
того, что не могу преодолеть барьер,  возведенный  фанасиотским  волшебником
для того,  чтобы  замаскировать  местонахождение  Фостия,  посоветовала  мне
испытывать этот барьер на прочность в разное время и разными способами  -  в
надежде, что я сумею выяснить его природу  в  тот  момент,  когда  он  может
ослабеть. Не имея более продуманных собственных вариантов, я  последовал  ее
плану, и сегодня он увенчался успехом.
   - Воистину хорошая новость, - сказал Крисп. - Я в  долгу  перед  тобой  и
Аулиссой. Когда вернешься домой,  скажи  ей,  что  моя  благодарность  будет
выражена не только словами. А теперь, ради благого бога, скажи наконец,  что
ты узнал, пока я не встал и не вырвал это из тебя силой.
   Яковизий рассмеялся и написал: "Пустая угроза, чародейный господин. Ни я,
ни Крисп сейчас не сможем встать - ради чего угодно и в любом смысле."
   Заид нервно улыбнулся.
   - Вы должны понять, ваше величество, что я не сломил этот барьер, а  лишь
заглянул через проделанную в  нем  дырочку,  если  выразить  мои  магические
действия обычными словами. Но вот что я могу сказать с уверенностью:  барьер
возведен при помощи  магии,  относящейся  к  школе,  вдохновляемой  верой  в
Четырех Пророков.
   - Вот как? - произнес Крисп. Брови Яковизия также  красноречиво  выразили
его удивление. - Значит, ветер дует из тех краев, верно? Я такого не ожидал,
скажу я вам. А зная, как возведен барьер,  ты  теперь  сможешь  сквозь  него
пробиться?
   - Это еще предстоит выяснить, - ответил Заид, - но  теперь  я  смотрю  на
такую попытку с большей надеждой, чем прежде.
   - Рад за тебя! - Крисп извлек кувшин с  вином  из  ведерка  со  снегом  и
обнаружил, что тот почти  пуст.  -  Барсим!  -  позвал  он.  -  Я  собирался
завершить наш ужин, но выяснилось, что  нам  нужно  еще  вина.  Принеси  еще
кувшин, а заодно чашу для Заида и для себя. За такие  хорошие  новости  надо
выпить.
   - Я лично обо всем позабочусь, ваше  величество,  -  пообещал  Барсим,  и
претворил слова в дело.
   Время от времени ветер швырял горсть мокрого снега  на  соломенную  крышу
каменного домика. В очаге горел огонь, но  холод  оказался  сильнее.  Фостий
потер онемевшие от стужи руки.
   Священник - тот самый, что проповедовал в главном храме Эчмиадзина в день
Зимнего солнцеворота, - поклонился супружеской  паре  средних  лет,  сидящей
рядом за  столом,  за  которым  они,  несомненно,  ели  уже  много  лет.  На
столешнице лежал ломтик черного хлеба и стояли две чашки вина.
   - Мы собрались здесь сегодня с Лаоником и Сидериной,  дабы  отпраздновать
их последнюю трапезу, их последнее соприкосновение с  материальным  миром  и
начало их нового путешествия на светлом пути Фоса, - произнес священник.
   Кроме  Фостия,  Оливрии  и  Сиагрия,в  домик  набилась  толпа  друзей   и
родственников, среди которой  легко  было  различить  двух  сыновей  и  дочь
супругов и двоих братьев Лаоника. Все, включая Лаоника и Сидерину, выглядели
счастливыми и гордились происходящим.
   Фостий тоже выглядел счастливым, но во дворце он давно научился напускать
на лицо нужное выражение. По сути же, он даже не знал, что и думать. Сидящие
за столом мужчина и женщина были явно в здравом рассудке, и им столь же явно
не  терпелось  начать  то,  что  они   считали   последним   шагом   земного
существования и первым шагом к небесам. "Ну как я должен к этому относиться,
- гадал Фостий, если сам никогда не сделаю такой выбор?"
   - Помолимся, - сказал священник. Фостий склонил голову и очертил на груди
солнечный круг. Все начали нараспев произносить молитву Фосу. Фостий, как  и
тогда  в  храме,  почувствовал,  что  молитва  звучит  более  трогательно  и
искренне, чем когда-либо в столичном Соборе. Эти люди  молились  от  чистого
сердца.
   С таким же пылом прозвучали и фанасиотские гимны. Фостий знал их не столь
хорошо, как остальные собравшиеся; он спотыкался на словах,  но  подхватывал
через строчку-другую.  Мелодии  гимнов  были  другими  -  правда,  некоторые
одолжены у ортодоксальных гимнов, - но вложенный в них смысл  оставался  тем
же: любовь к благому богу превыше  всего,  следующий  мир  важнее  этого,  а
всякое земное удовольствие проистекает от Скотоса, и его следует избегать.
   Повернувшись к Лаонику и Сидерине, священник спросил:
   - Готовы ли вы отбросить злобность этого мира,  сосуда  темного  бога,  и
отправиться к свету во владения божьи по ту сторону солнца?
   Супруги переглянулись, руки их соприкоснулись.  То  был  жест  любви,  но
любви не чувственной; этим жестом они подтверждали, что  свой  поступок  они
совершают вместе.
   - Готовы, - без  колебаний  ответили  они.  Фостий  даже  не  понял,  кто
произнес это слово первым.
   - Как это прекрасно, - прошептала Оливрия, и Фостию пришлось кивнуть. Еще
больше понизив голос, так что ее услышал только он, Оливрия добавила:
   - И так страшно. - Он снова кивнул.
   - Возьмите хлеб, - велел священник. - Разделите и съешьте его.
   Потом выпейте вино. Никогда больше приманка Скотоса не  должна  коснуться
ваших губ. Скоро тела ваши, которые сами есть грех, умрут; скоро  души  ваши
познают истинную радость воссоединения с владыкой благим и премудрым.
   Лаоник  был  крепким  мужчиной  с  гордым  крючковатым  носом  и  густыми
кустистыми бровями. Сидерина же в девушках наверняка  слыла  красавицей;  ее
лицо до сих пор сохраняло красоту и силу.
   "Скоро, - подумал Фостий, - они станут похожи на Страбона".
   Эта мысль ужаснула его, но Лаоника и Сидерину,  казалось,  она  вовсе  не
пугала.
   Лаоник разрезал кусочек хлеба  и  отдал  половинку  жене,  а  свою  съел,
откусив три-четыре р