л  признать  достойным  руки  своей  сестры  лишь  Царя
Царей... Нет, даже Царь Царей не годится - ведь макуранский  престол  сейчас
занимает седобородый старик Смердис.
   Началась церемония бракосочетания. Птардак  изъявил  свое  желание  взять
Динак в жены. Служитель Господа повернулся к Абиварду:
   - Желаешь ли ты, Абивард,  сын  Годарса,  чтобы  помолвка  сестры  твоей,
одобренная твоим отцом, преобразилась днесь в истинный брачный союз?
   - Желаю, - сказал Абивард настолько твердо, насколько мог.
   Служитель Господа спросил Динак, согласна ли она на заключение брака. Она
ответила увереннее, чем отвечала Рошнани, но ненамного.
   Священнослужитель дал ей и Птардаку по  ритуальному  финику,  которые  им
надлежало съесть в залог своего союза и плодородия. Динак отдала свой  финик
мужу, он сделал то же самое. Как и Рошнани, она изловчилась съесть плод,  не
показывая Птардаку лицо. "Пусть потерпит, - подумал Абивард. - Я же терпел".
   Служитель Господа взял косточки от фиников и  положил  их  в  мешочек  на
поясе, чтобы позже посадить в землю. Потом он взял руки Динак и вложил их  в
руки Птардака. Жители Налгис-Крага разразились приветственными возгласами  и
принялись забрасывать новобрачных пшеничными зернами.
   А потом - теперь он имел на это законное право - Птардак приподнял  чадру
своей невесты, чтобы поглядеть, что за женщину он получил  согласно  давнему
договору его отца с Годарсом. Абиварду потребовалось напрячь всю свою  волю,
чтобы от волнения не сжать кулаки. Если Птардак сейчас унизит его  сестру...
Он не знал, что в таком случае сделает, но это  будет  нечто  ужасное.  Ради
Динак он был готов на все.
   Но Птардак улыбнулся и кивнул Абиварду:
   - Сегодня я стал счастливым человеком, зятек.
   - Да будете вы с моей сестрой счастливы вместе много-много лет, - ответил
Абивард любезностью на любезность и добавил:
   - Теперь, когда дома наши объединились,  позволь  мне  задать  тебе  один
вопрос, никак не связанный с этой свадьбой.
   - Только короткий, - сказал Птардак, не сводя глаз с Динак.
   - Очень короткий; не стану тебя задерживать Только ответь мне  -  ты  уже
присягнул на верность Смердису, Царю Царей?
   Птардаку  пришлось  отвлечься  мыслями  от  брачного  ложа.  Он  медленно
произнес:
   - Истинно так. Я не нашел сколько-нибудь  убедительных  причин  поступить
иначе, ибо Шарбараз отрекся от престола. А ты?
   - Точно так же, - сказал Абивард, - и по той же причине. Спасибо, зятек.
   - Как ты и обещал, вопрос был краток, - сказал Птардак. - Теперь  у  меня
есть двойной повод поскорее прилечь - жена и больная нога.
   - Можешь опереться на меня, если так тебе будет легче, -  сказала  Динак.
Разве я не должна быть тебе опорой до конца дней?
   - Должна, - согласился Птардак, - но только не  на  людях.  Этот  путь  я
совершу без посторонней помощи, дабы потешить свою  гордость.  Если  хочешь,
иди рядом со мной.
   Динак стрельнула глазами в сторону Абиварда, - возможно, в последний раз,
с болью подумал он, - словно спрашивая, как ей поступить.  Он  чуть  заметно
кивнул. Нельзя унижать гордость человека, особенно в день  свадьбы,  и  если
Птардак сумел самостоятельно прийти сюда, то, скорее всего, сможет проделать
и обратный путь в жилую часть.
   Так Птардак и поступил, правда, медленно.  Динак  шла  рядом  с  ним,  не
касаясь его. Собравшаяся во дворе толпа, которая в ином случае всей  гурьбой
ринулась бы за новобрачными, была вынуждена продвигаться медленно, и у входа
образовалась пробка. Попав в  помещение,  большинство  повернуло  налево,  в
направлении аппетитных запахов, доносившихся с кухни. Другие последовали  за
Птардаком и Динак направо, к спальне  дихгана,  выкрикивая  советы  того  же
рода, что Абиварду довелось выслушивать совсем недавно.
   Сам он тоже двинулся направо, но не из похотливого любопытства,  а  чтобы
показать, что он уверен в Динак, И оказаться поблизости в  случае  возможных
осложнений. Если квадратная простынка  покинет  спальню  без  следов  крови,
Птардак имеет право, при желании, объявить  брак  недействительным.  Абивард
этого не ожидал, но долг  требовал,  чтобы  он  находился  поблизости,  если
возникнут проблемы.
   Дверь в спальню закрылась. Он услышал глухой стук деревянного засова.
   После этого за дверью воцарилась тишина. Некоторые из мужчин пустились  в
скабрезные рассуждения о том, что же там происходит. Абиварду очень хотелось
схватиться за меч и проучить их, но он сдержался  -  в  день  свадьбы  такие
шуточки позволительны. Томительно тянулись минуты,  народ  уставал  ждать  и
потихоньку откочевывал в сторону кухни.
   Бух! - это в спальне сняли  засов.  Дверь  отворилась.  Под  восторженные
возгласы тех, кто еще  оставался  в  коридоре,  и  не  в  последнюю  очередь
Абиварда, Птардак гордо продемонстрировал окровавленную простынку.
   - Воистину мой  зять!  -  воззвал  он  к  Абиварду,  тем  самым  устранив
последние сомнения.
   Абивард поклонился в ответ и вслед за остальными отправился на кухню.
   Динак же сейчас удалится на женскую  половину,  откуда  с  этого  момента
будет выходить очень редко. Это казалось не совсем справедливым.
   - Все в порядке? - спросил с набитым ртом Фрада. В одной руке  он  держал
свернутую лепешку с начинкой из баранины и  кедровых  орешков,  а  в  другой
кружку с вином.
   - Все в порядке, - ответил Абивард. - А ты ожидал  чего-то  иного?  -  Он
подождал, пока Фрада покачает головой, и продолжил:
   - Дай-ка и мне чего-нибудь поесть.  То,  что  у  тебя  в  руке,  выглядит
аппетитно. Из вежливости побудем здесь еще немного, а потом я хочу побыстрее
отправиться домой.
   - Что такое? - нахмурившись, спросил Фрада. - Птардак  нанес  обиду  тебе
или сестре? - Рука  его  скользнула  к  рукоятке  меча.  -  Если  только  он
посмел...
   - Нет-нет, - поспешно проговорил Абивард. - Ничего подобного. И все же  в
этой крепости мне как-то не  по  себе.  Чем  скорее  я  вновь  увижу  родной
Век-Руд. тем счастливее буду.

***

   Местами земля Макурана была  поразительно  плодородной.  Но  между  этими
участками лежала пустыня. Даже  ящерицы  не  переползали  каменистую  тропу,
ведущую от владений Птардака к Абивардову наделу.
   Он и его спутники выехали рано на рассвете, чтобы  преодолеть  как  можно
большее расстояние до полуденной жары.  Восходящее  солнце  окрасило  холмы,
лежащие к северу и  западу  от  Налгис-Крага,  всеми  оттенками  розового  и
кораллового, и некоторые  всадники  показывали  на  них  пальцами  и  громко
восхищались их красотой.
   Но когда солнце поднялось выше и лучи его утратили рассветный алый блеск,
на холмах проступили их истинные краски - бурая и пепельно-серая.
   - Все равно как женщины, - заметил Фрада. - Сотри с них  краску,  и  куда
делась красота?
   Большинство всадников отозвались на эту шуточку громким смехом. В  других
обстоятельствах Абивард присоединился  бы  к  ним.  Но  он  был  погружен  в
раздумья.
   Он думал о том, каково теперь Динак - не только в объятиях Птардака, но и
на женской половине крепости. И кстати, каково сейчас  Рошнани  в  Век-Руде?
Когда он выехал в путь, сопровождая Динак, все вроде бы было хорошо, но  кто
знает, что могло произойти за эти дни?
   Фрада спросил его:
   - Думаешь, когда мы вернемся в нашу крепость, кузнецы уже  закончат  хоть
одни доспехи? Я знаю, что первые будут твоими - ты же как-никак  дихган.  Но
вторые я надену сам.
   - Ох, не торопись влезать в доспехи, даже когда они будут готовы, ответил
Абивард. - Если бы в крепости нашлись латы для седьмого  воина,  ты,  скорее
всего, увязался бы за нами в степь, а это значит, что вряд  ли  вернулся  бы
домой.
   Фрада на это только фыркнул. Он не  верил,  что  с  ним  может  случиться
что-нибудь  плохое.  Когда-то  Абивард  тоже  не  верил,  но  лишь  до  того
мгновения, когда на его глазах знамя Пероза, Царя Царей, рухнуло в хаморский
ров. После этого он не сомневался,  что  несчастье  может  выпасть  на  долю
каждого, от царя до простолюдина.
   Посреди каменистой безводной равнины, где на протяжении многих  фарсангов
не росли даже колючки, колышущийся голубой мираж - Годарс называл его озером
призраков - порождал иллюзию водного изобилия. Терзая своей  недоступностью,
озеро плыло параллельно с всадниками, не давая приблизиться ни на шаг.
   Измученный  жаждой  человек,  не  знающий,  что  перед  ним  лишь  мираж,
определенно погиб бы, пойдя на зов озера.
   - Во имя Господа, - сказал Абивард, - если хаморы  все  же  вторгнутся  в
наши земли, да возжаждут они напиться из озера призраков  и  пойдут  по  его
следу себе на погибель.
   Фрада сказал:
   - Может, они останутся на  своем  берегу  Дегирда.  Если  они  собираются
двинуться на Макуран, что ж они до сих пор этого не сделали?
   - - Кто может сказать, что у кочевника на уме? - ответил  Абивард.  -  Мы
воюем со степью еще с тех незапамятных времен, когда по земле ходили  герои.
То одна сторона побеждала, то другая. - И мысленно  добавил:  "Однако  редко
какая-то из сторон добивалась столь решительной победы, как ныне".
   День клонился к закату, и путники стали присматривать место для ночлега.
   Посоветовавшись взглядом с теми, кто был старше и  опытнее  его,  Абивард
выбрал вершину небольшого холмика, где даже росло несколько кустиков, годных
на топливо для караульных костров. Он не нуждался ни в чьих  советах,  чтобы
выставить посты треугольником вокруг лагеря. Всякому, будь то разбойник  или
кочевник, кто пожелал бы, воспользовавшись темнотой, захватить его врасплох,
пришлось бы изрядно потрудиться.
   Он не знал, были ли его предосторожности причиной того, что  ночь  прошла
совершенно мирно, но не намеревался пренебрегать ими, когда вновь  опустятся
вечерние сумерки. Позавтракав блинами, испеченными на большой  сковороде,  и
кислым вином, кортеж двинулся далее в сторону Век-Руда.
   Так прошло несколько дней, до родной крепости  оставалось  все  меньше  и
меньше. Потом, примерно за час до полудня, когда Абивард начал подумывать  о
дневном привале, пока не спадет жара, он заметил вдали группу приближающихся
всадников.
   - Это не караван, - с любопытством в голосе произнес Фрада. - Все  лошади
под седоками. Интересно, чего им здесь надо. - Он ладонью прикрыл  глаза  от
солнца, надеясь разглядеть получше.
   - Не сомневаюсь, что им тоже интересно. - Абивард проверил, легко ли  меч
выходит из ножен, надежно ли держится копье в своей опоре в седле.
   Приближавшиеся к ним всадники могли,  как  и  они  сами,  возвращаться  с
торжества или направляться туда. Но это могли быть и разбойники.  Тогда  они
скоро свернут в сторону - численность обоих отрядов была примерно равной,  а
разбойники редко решались испытывать судьбу в таких случаях.
   Фрада вновь пристально всмотрелся в марево:
   - Ну и жалкие же у них клячонки. Вроде  того  недомерка,  на  котором  ты
вернулся из... - Он резко замолчал, открыв рот и вытаращив глаза.
   Абивард понял, о чем подумал его брат; та же  мысль  вспыхнула  и  в  его
мозгу.
   - Хаморы! - крикнул он, да так громко,  что  и  сам  вздрогнул  -  Боевым
порядком вперед! Клянусь Господом, отомстим им, пусть даже в малой мере.
   Его спутники разъехались по обе  стороны  дороги.  Они  не  были  обучены
сражаться слаженной боевой единицей, но каждый из них знал, что надо делать.
   Когда Абивард дал знак скакать вперед, они пустили своих  коней  рысью  -
нет смысла переходить на полный галоп, пока не сблизишься с противником.
   - Держать строй! - скомандовал Абивард, не сводя глаз с кочевников.
   Некоторое время те сновали в замешательстве, словно их удивило то, что их
распознали. Но потом они тоже  построились  в  боевую  колонну,  чуть  менее
ровную, чем у их противников-макуранцев. Они наступали с той же  решимостью,
что и люди Абиварда.
   - Макура-ан! - заорал Фрада. И весь кортеж мигом подхватил боевой клич.
   Никто, как заметил Абивард, не  выкрикнул  имени  Смердиса,  Царя  Царей.
Слишком недавно тот сидел на троне, чтобы стать достойным  символом  страны,
которой правил.
   Хаморы тоже разразились резкими  криками.  Абиварду  их  невнятные  вопли
казались ревом диких зверей. Затем почти одновременно хаморы подняли руки  к
левому плечу, извлекли из колчанов по стреле, привстали  на  своих  коротких
стременах и, почти  стоя,  выстрелили.  Абивард  поднял  щит.  Рядом  с  его
головой, жужжа, как рассерженная оса, пролетела стрела.  Один  из  его  слуг
издал крик боли, но все остались в седлах.
   -  Галоп!  -  крикнул  Абивард  и  пришпорил  коня.   Хаморы   прекратили
наступление и поспешно  ретировались  тем  же  порядком,  что  и  наступали,
посылая стрелы через плечо. От этого их стрельба стала менее прицельной, что
позволяло преследователям, хотя и без железных  доспехов,  все  же  избегать
скользящих попаданий. А поскольку макуранцы были налегке, их мощные  скакуны
неслись значительно быстрее обычного. Они быстро настигали степняков.
   Это поняли и кочевники. Они разбились на несколько небольших горсточек  и
рассыпались по бесплодной равнине.
   Абивард с  Фрадой  бок  о  бок  погнались  за  двумя  хаморами.  Один  из
кочевников выхватил свой кривой шамшир, но слишком  поздно.  Копье  Абиварда
вонзилось ему в спину, как раз под левым плечом, и  Абивард  впервые  ощутил
мягкое сопротивление  плоти  и  костей  заостренному  железу.  Хамор  широко
раскинул руки, роняя клинок, завизжал и припал к седлу.
   Когда Абивард вырвал копье из спины кочевника, из раны  фонтаном  ударила
кровь. Наконечник, который был блестящим, когда входил в тело хамора,  вышел
мокрым и красным, как и часть древка. Абивард еле сдержал тошноту.  Конечно,
очень приятно беседовать об убиении  хаморов,  но  суровая  действительность
едва не вынудила его отдать земле свой завтрак.
   - Не время блевать, - вслух сказал он сам себе и  развернул  коня,  желая
увидеть, как дела у Фрады. Фрада тоже ударил копьем, но промахнулся и теперь
длинной пикой удерживал нападавшего на него степняка. Абивард  устремился  к
сражающимся; когда хамор обернулся,  чтобы  оценить  очередного  противника,
Фрада проткнул его горло наконечником копья.
   Вновь хлынула кровь. Ее противный, отдающий железом запах заполнил ноздри
Абиварда - как при забое овец. Он осмотрелся - надо узнать, как  справляются
с неприятелем остальные макуранцы из его отряда.
   Два коня лежали на земле, а третий носился по пустыне с пустым седлом. Но
хаморы потеряли шесть или семь человек, а остальные в  беспорядке  спасались
бегством. Недолго длилась эта маленькая баталия, но, какова бы она ни  была,
победа досталась Абиварду и его людям.
   Он ожидал, что они разразятся громогласным ликующим кличем,  коли  уж  не
пришлось провозглашать победу, когда они вторглись  в  степь.  Но  этого  не
произошло. Он и сам был не в настроении торжествовать победу.  Достаточно  и
приятного чувства, что остался жив.
   Он подъехал к бьющемуся в корчах человеку с клочковатой бородой,  одетому
в выворотную кожу,  обычную  одежду  степняков.  Одна  из  ног  хамора  была
изогнута под неестественным углом; обе руки он прижал к  животу,  безнадежно
пытаясь сдержать красный поток утекающей жизни. Абивард вторично  ткнул  его
копьем, на сей раз в шею. Кочевник несколько раз дернулся и затих.
   - Зачем ты это сделал? - спросил Фрада.
   - С такими ранами он все равно был не жилец, - пожал плечами Абивард. - Я
не захотел  обрекать  его  на  муки  просто  так,  без  причины.  Ничего  не
оставалось, как избавить его от страданий.  Дай  Господь,  чтобы  кто-нибудь
поступил так и со мной, если я окажусь в таком положении.
   - Понятно. - И все равно в голосе Фрады звучало  удивление,  особенно  от
слов брата, что в бою с ним может  приключиться  что-то  ужасное.  Это  было
очень понятно Абиварду. Он и сам испытывал такие же чувства всего  несколько
недель назад. Но не теперь. Теперь он стал умнее.
   Макуранцы перестроились. Некоторые спешились, чтобы снять  с  поверженных
соперников луки и стрелы, Кривые мечи и украшения.
   -  Эй,  смотрите-ка!  -  крикнул  кто-то,  показывая  на  золотую  брошь.
Макуранская работа, определенно трофей с поля боя после той битвы в степи.
   - В таком случае очень справедливо, что она возвращается домой, -  сказал
Абивард. Он огляделся и посмотрел, в каком виде  вышел  из  боя  его  отряд.
Кто-то только что сломал стрелу и вытащил обломок из  руки  Видарнага;  рана
была обмотана тряпицей, сквозь которую сочилась кровь, но не очень сильно. У
Фарнбага была рассечена щека, и сквозь разрез были  видны  зубы.  "Это  надо
заштопать прямо сейчас, - подумал Абивард, - а то будет ходить  с  дырой  до
конца дней".
   Не было Камбуджийи и Достана. В половине фурлонга от места, где находился
отряд, лежало тело, а рядом с ним - копье. С головы макуранца свалился шлем,
и обнажилась блестящая круглая плешь на макушке. Значит,  это  Достан.  А  в
противоположной стороне, раскинувшись, лежал Камбуджийа.
   - Упокой их Господь, - сказал Абивард и быстро проделал в  уме  кое-какие
вычисления. До надела Век-Руд оставалось самое большее  два  дня.  Последний
отрезок пути будет малоприятен, но... - Привяжем их к вьючным лошадям. Пусть
они лежат в той же земле, что и их отцы.
   - И пусть шакалы, вороны и сарычи передерутся из-за хаморских  мертвяков,
добавил Фрада.
   - Воистину так, - откликнулся Абивард. - И пусть им сладко  будет.  -  Он
почесал бородатый подбородок - этот жест он перенял у отца. - Теперь неплохо
бы выяснить, явились эти кочевники сюда  сами  по  себе  или  же  это  часть
большого отряда.  Коли  так...  -  Он  поморщился.  Если  это  так,  то  его
предположение, что степняки не сунутся  на  этот  берег  Дегирда,  оказалось
ошибочным.
   Привязав к лошадям трупы двух павших товарищей, микуранцы вновь двинулись
на северо-запад. Теперь они ехали, словно ожидая нападения с любой  стороны,
- в паре фурлонгов перед отрядом ехал впередсмотрящий, и  еще  один  всадник
ехал примерно на том же расстоянии позади.
   В этот день они больше не увидели  степняков.  Когда  приблизился  вечер,
Абивард начал присматривать удобное для обороны место стоянки и выбирал  его
куда более тщательно, чем прежде. Тогда он  беспокоился  о  том,  что  может
случиться. Теперь он твердо знал, что это случается.
   Наконец он остановил свой выбор на  крутом  холме,  на  вершине  которого
вполне можно было бы поставить крепость, если бы поблизости была вода. Как и
прежде, он расставил дозорных треугольником вокруг лагеря. В  полночь  он  и
сам заступил в караул, сменив Фраду.
   - Все спокойно, - позевывая,  сообщил  ему  брат  и,  перейдя  на  шепот,
добавил:
   - Я не хотел говорить при людях, но не нравится  мне  то,  что  мы  везем
домой, - это дурной знак.
   - И я об этом подумал, - так же тихо ответил Абивард. - Свадебный  кортеж
должен привозить домой радость и надежду.  Мы  же,  вернувшись  в  крепость,
будем встречены женским плачем и причитаниями. - Он развел руками:
   - Но выбора у нас нет.
   - Да уж, - согласился Фрада. - Только в этом году Макуран слышал чересчур
много женского плача.
   - Что отнюдь не значит, что мы не услышим еще больше. - Абивард  похлопал
брата по спине:
   - Ты славно бился. Теперь возвращайся к костру и отдохни.
   Фрада сделал два шага, остановился и обернулся.
   - Не такое это приятное дело, как я думал раньше.  Я  про  войну.  Кровь,
вонь, страх... - Последнее слово он произнес с  запинкой,  словно  опасаясь,
что его сочтут трусом.
   - Да уж, - сказал Абивард. Лица брата он не видел; было  темно,  а  Фрада
стоял между ним и светом догорающего костра, спиной к огню. Но он видел, как
у младшего сына Годарса и Барзои облегченно опустились плечи.
   Оставшись в дозоре, Абивард решительно и быстро расхаживал туда-сюда - не
ради пущей бдительности, а потому, что знал: если он будет сидеть на  месте,
его поведет в сон. Но ночь была  тиха  до  жути,  слышался  лишь  скрип  е