е хуже дворцовой мебели.
   Саркис отдал Зайду честь, тот  ответил  тем  же.  Оба  они  процветали  в
услужении Криспу; если кто из них и ревновал другого, то умело это скрывал.
   - Что нам предстоит, ваше величество? - спросил Саркис и тут же  добавил:
Здесь есть что-нибудь пожевать? Есть хочется.
   Крисп указал на миску с солеными маслинами. Генерал набрал горсть  маслин
и стал забрасывать по одной в рот,  сплевывая  косточки  на  пол.  Прикончив
первую порцию, он взял еще.
   - Смотри сюда. - Крисп ткнул пальцем в карту.  -  Мне  кое-что  пришло  в
голову - возможно, поздновато, но лучше поздно, чем никогда.  Проблема  этой
кампаний в том, что фанасиоты всегда знают, где мы находимся.  Если  они  не
желают дать нам открытое сражение, то нам  их  и  не  заставить.  Они  могут
попросту разделиться на небольшие отряды  и  совершать  бесконечные  налеты:
даже если мы разгромим несколько банд, то хребет бунтовщикам таким  способом
не сломить.
   -  Верно,  -  пробормотал  Саркис,  пережевывая  маслины.  -  В  этом   и
заключается проклятие войны с людьми, которые почти не отличаются от  горных
бандитов. Мы передвигаемся медленно, под звуки  горнов  и  с  развевающимися
знаменами, а они  прыгают  с  места  на  место,  как  блохи  на  раскаленной
сковородке. К тому же  у  них  наверняка  есть  среди  нас  шпионы,  и  наше
местонахождение они знают в любое время дня и ночи.
   - В этом я не сомневаюсь, - согласился Крисп. - Но вот что мне  пришло  в
голову: предположим, мы выделим из армии отряд, скажем, в  пятнадцать  сотен
человек, переместим их на побережье и посадим на корабли. Не станем говорить
им заранее, куда они поплывут; пусть командующий  флотом  дрангарий  выберет
один из прибрежных городов - Тавас, Наколею или Питиос - уже после выхода  в
море. Такой отряд будет достаточно крупным, чтобы оказать  нам  существенную
помощь после высадки, а может, и достаточно большим, чтобы вынудить  Ливанил
быстро сосредоточить против него свои главные силы... а в таком случае, если
благой бог пожелает, мы уже будем достаточно  близко  от  него  с  остальной
армией. Что скажешь?
   Крисп знал, что как стратег он действует на  уровне  любителя,  и  потому
никогда не имел привычки отдавать приказы на  перемещение  крупных  сил,  не
посоветовавшись с профессионалами.
   Саркис рассеянно бросил в рот очередную маслину:
   - Это не позволит шпионам узнать, что происходит, а такое  мне  нравится.
Но  порт  назначения  необходимо  выбрать  заранее,  а   дрангарию   вручить
запечатанный приказ...
   - И запечатать его также магически, - вставил Заид, -  чтобы  в  него  не
могли заглянуть, не вскрывая.
   - Да, запечатанный и магически, если угодно, - согласился Саркис. -  Этот
приказ не увидит никто, кроме  тебя  и,  скажем,  одного  спафария...  -  он
взглянул на Катаколона, - ...пока его не вскроет дрангарий. И таким способом
мы добьемся того, что главные силы окажутся в нужном месте и в нужное время.
   -  Спасибо,  почтенный  господин;  ты  запечатал  глазок,  через  который
подсматривал враг. Мы поступим так, как ты  предлагаешь.  Больше  всего  мне
хочется, чтобы фанасиоты начали наконец реагировать на наши действия,  а  не
наоборот,  как  было  до  сих  пор.  Теперь  ради  разнообразия  пусть   они
разгадывают наши хитрости.
   Крисп перевел взгляд  с  Саркиса  на  Заида,  потом  на  Катаколона.  Оба
кивнули.
   - А какой город ты выберешь для высадки? - спросил сын.
   Саркис  отвернулся  от  Катаколона,  чтобы  юноша  не  заметил,  как   он
улыбается.
   Однако от Криспа это не укрылось, и он мягко ответил сыну:
   - Этого я тебе не скажу, потому что у моего шатра тонкие стенки, а  я  не
знаю, кто ходит снаружи в пределах слышимости. Чем меньше мы станем болтать,
тем меньше узнают наши враги.
   -  А-а,  -  протянул  Катаколон,  до  которого  еще  не  дошло,  что  все
происходящее не есть сложная и  запутанная  игра.  -  Но  разве  ты  не  мог
попросить Заида создать вокруг шатра зону неслышимости?
   - Мог, - ответил Крисп. - Но не стал, потому что хлопот много, а толку от
нее  мало.  Кстати,  любой  маг  легко  обнаружил  бы  эту   зону   и   стал
любопытствовать, что мы затеваем под ее прикрытием. А без нее  все  выглядит
тихо, мирно и обычно, и никто не подозревает, что мы что-то  затеваем,  -  а
это  наилучший  способ  провернуть  что-либо  хитроумное,  если  тебе  этого
хочется.
   - А-а, - повторил Катаколон.
   Сиагрий без предупреждения распахнул дверь и вошел в каморку Фостия.
   - Вытаскивай свою императорскую задницу из постели, - прорычал он. - Тебя
ждет работа.
   Первой, еще сонной, мыслью Фостия стало  облегчение  -  рядом  с  ним  на
тюфяке не лежала Оливрия. Следующей, когда  в  голове  немного  прояснилось,
стало любопытство.
   - Работа? Какая еще работа?
   Он выбрался из-под одеяла, потянулся и попытался  разгладить  складки  на
тунике. Голова во сне тоже лежала неудачно: борода разлохматилась и  местами
стояла торчком.
   - Спускайся, залей в себя немного вина и закуси кашей, тогда и поговорим,
- буркнул Сиагрий. - Сейчас с тобой нет смысла разговаривать  -  у  тебя  до
завтрака думалка не работает.
   Поскольку это более или менее было  правдой,  Фостий  ответил  молчанием,
постаравшись вложить в него как  можно  больше  достоинства.  Его  могло  бы
оказаться и больше, если бы Фостий  по-дурацки  не  замешкался,  сражаясь  с
застежкой сандалии. Сиагрий нагло расхохотался.
   - Как рука? - спросил он, когда они спускались вниз.
   Фостий вытянул руку, потом  согнул  ее  под  разными  углами  и  внезапно
задержал дыхание от острой боли.
   - Еще не зажила и заживет не скоро, но все идет к тому, что скоро я смогу
ею достаточно хорошо пользоваться.
   - Нормально, - отозвался Сиагрий и хранил молчание весь путь до кухни.
   Если он надеялся возбудить у Фостия любопытство, это ему вполне  удалось.
Юноша справился бы с утренней порцией каши вдвое быстрее, если бы не  терзал
Сиагрия вопросами, но бандит, который больше пил свой завтрак, чем  ел  его,
зловеще молчал, пока к ним за  стол  не  подсела  Оливрия.  Фостий  перестал
сыпать вопросами, но есть от этого быстрее не стал.
   - Ты ему уже сказал? - спросила Оливрия.
   - Нет, он мне ничего не сказал, -  возмущенно  ответил  Фостий;  если  бы
любопытство было зудом, он сейчас чесался бы обеими руками.
   Прежде чем ответить Оливрии, Сиагрий метнул в Фостия злобный взгляд:
   - Не сказал ни слова. Пусть еще немного поварится в собственном соку.
   - Все, с меня хватит, - заявил Фостий.  -  Что  тут  происходит,  во  имя
владыки благого и премудрого? Что ты мне должен был сказать, Сиагрий?  -  Он
знал, что проявляет слишком большое нетерпение, но ничего  не  мог  с  собой
поделать.
   - Ладно, мальчик, коли тебе настолько не терпится все узнать, то  слушай,
смилостивился Сиагрий. Однако, вместо того  чтобы  начать  рассказывать,  он
встал и нарочито неторопливо нацедил себе еще кружку вина.  Фостий  с  немым
возмущением взглянул на Оливрию, но  та  отмолчалась.  Пошатываясь,  Сиагрий
вернулся, снова уселся, шумно хлебнул из кружки и лишь после  этого  изложил
суть:
   - Твой отец, парень, стал слишком умен.
   Фостий слышал, как его отца называли по-всякому, но так - в первый раз.
   - И что же он сделал? - осторожно поинтересовался Фостий.
   - В том-то и дело - мы этого не знаем. - Судя по  нахмуренной  физиономии
Сиагрия, можно было подумать, что он имеет полное право знать обо всем,  что
делает Крисп. - Он послал часть своего войска через Видесское  Море,  совсем
как в прошлом году, когда мы тебя похитили. Однако на сей раз  мы  не  знаем
заранее, в каком городе он намерен высадить солдат.
   - А-а, - протянул Фостий, надеясь, что отозвался глубокомысленно.  Однако
глубокомысленности ему не хватило, потому что пришлось задать второй вопрос:
А какое это имеет отношение ко мне?
   - Представь, что ты имперский солдат, - сказал Сиагрий. -  Уже  одно  то,
что ты им стал, означает, что ты тупица, верно? Ладно, а  теперь  представь,
что ты сходишь с корабля на берег и готов выполнить то, что тебе прикажут, и
тут появляется сын Автократора и говорит:  ребята,  в  лед  ваших  офицеров,
идите ко мне и становитесь на светлый путь. Что ты в таком случае сделаешь?
   - Я... все понял, - протянул Фостий. И он действительно понял; окажись он
и в самом деле настолько привержен светлому пути, как  полагал  Сиагрий,  то
мог причинить  отцу  немало  вреда.  Впрочем,  он  сразу  заметил  и  другую
проблему:
   - Ты сказал, что не знаешь, в каком порту высадятся солдаты?
   - Нет, этого мы не знаем. - Судя по его раздраженному  виду,  Сиагрий  не
лгал. - Но мы думаем - но только думаем, - что он попробует  высадить  их  в
Питиосе. Так поступил бы на его месте Ливаний. А он любит  наносить  удар  в
самое сердце.
   Фостий кивнул; рассуждения Сиагрия показались логичными и ему.
   - Значит, вы пошлете меня в Питиос? И я поеду один?
   Сиагрий и Оливрия дружно рассмеялись.
   - Нет, Фостий, - ответила она. - Хоть мы и достаточно  убедились  в  том,
что ты шагаешь по светлому пути, мы еще не настолько уверены в  тебе,  чтобы
посылать одного. К тому же мы должны быть уверены и в том,  что  ты  скажешь
именно то, что должен сказать. Поэтому я поеду с тобой в Питиос... и Сиагрий
тоже.
   - Хорошо, - мягко отозвался Фостий. Он понятия не имел,  как  развернутся
события, когда он окажется в Питиосе; он теперь не был даже уверен, на  чьей
стороне находится Оливрия, но предположил, что со временем  выяснит  и  это.
Зато в любом случае он твердо решил  бежать.  Эчмиадзин  находился  в  самом
сердце территории фанасиотов - даже если Фостий сумеет выбраться из  города,
его поймают очень быстро.
   Но Питиос - совсем другое  дело,  Питиос  находится  на  морском  берегу.
Фостий не считал себя  великим  моряком,  но  с  маленькой  парусной  лодкой
справится. И если благой бог пожелает, до этого может дело и не дойти.  Если
в порт направляются имперские солдаты, ему надо будет лишь перебежать к  ним
вместо того, чтобы уговаривать их  переходить  на  сторону  фанасиотов.  Все
казалось настолько просто, что даже не верилось.
   - Когда мы уезжаем? - спросил он, стараясь теперь  говорить  небрежно.  -
Мне надо немного  подумать  насчет  того,  что  я  буду  говорить  солдатам.
Полагаю, с офицерами мне много толковать не придется?
   - Уж это точно, - согласился Сиагрий, раскатисто хохоча. -  Толковать  ты
будешь с беднягами, что зарабатывают себе на жизнь -  и  на  паршивую  жизнь
солдатчиной. Если повезет, они взбунтуются и сами прикончат гордых сволочей,
которые ими командуют.
   На вопрос Фостия ответила Оливрия:
   - Мы хотим выехать завтра. До побережья несколько дней езды; свою речь ты
сможешь обдумать по дороге.
   - Как тебе больше  нравится,  -  рассмеялся  Фостий.  -  Вещичек  у  меня
немного, и владыка благой и премудрый тому свидетель.
   - Так и должно быть, если человек шагает по  светлому  пути,  -  заметила
Оливрия.
   Фостий сделал над собой усилие, чтобы не вытаращить на нее глаза.  Теперь
она заговорила как в тот день, когда они приехали в Эчмиадзин. И куда только
подавались все ее чувства к Фостию?  Может,  она  притворяется,  потому  что
рядом с ней сидит Сиагрий? Или же она обольстила Фостия, чтобы  завлечь  его
на светлый путь, когда более честные методы не удались?
   Он просто не мог получить ответ сейчас. В некотором смысле он сейчас и не
имел значения. Добравшись до Питиоса, Фостий собрался бежать несмотря ни  на
что. Если Оливрия встанет ему поперек пути, он убежит один. Но Фостий  знал,
что некая часть доверия к людям покинет его навсегда,  если  выяснится,  что
девушка, которую он любил, всего лишь использовала его в своих целях.
   Он надеялся, что она придет ночью в его каморку, - и потому что желал ее,
и потому что хотел задать  вопросы,  которые  нельзя  было  произносить  при
Сиагрий.
   Но Оливрия так и не пришла. Когда наступило утро, Фостий  сунул  в  мешок
запасную тунику, надел пояс с мечом, который остался в его комнатушке  после
набега на Аптос, и спустился вниз.
   Сиагрий уже завтракал на кухне. Он метнул Фостию  широкополую  соломенную
шляпу - такую же, как та, что уже криво сидела на его голове.  Когда  к  ним
присоединилась Оливрия, на ней тоже была такая же шляпа,  а  также  мужского
покроя туника и шаровары, в которых удобнее ехать верхом.
   - Хорошо, - одобрительно кивнул Сиагрий, осмотрев девушку. - Мы прихватим
здесь достаточно еды, чтобы хватило до самого Питиоса, сложим ее в седельные
сумки и отправимся в путь. Хлеб зачерствеет, да только не все ли равно?
   Фостий прихватил несколько буханок хлеба, немного сыра, несколько луковиц
и палку твердой копченой  свиной  колбасы,  приправленной  сладким  укропом.
Увидев  несколько  круглых   булочек,   посыпанных   сахарной   пудрой,   он
нерешительно замер.
   - Из чего они сделаны? - спросил он.
   - Возьми несколько штук, они вкусные, - ответила Оливрия. - Их делают  из
рубленых  фиников,  орехов  и  меда.  Должно  быть,  у  нас  появился  новый
повар-васпураканин, потому что придумали их в Васпуракане.
   - Верно говоришь, - согласился  Сиагрий.  -  Когда  видессианину  хочется
такую булочку, он идет в  лавку  и  спрашивает  там  "яйца  принцев".  -  Он
расхохотался.
   Фостий улыбнулся, а Оливрия притворилась, будто ничего не слышала.
   Надеясь завоевать расположение своего норовистого  коня,  Фостий  скормил
ему одну из булочек. Жеребец попытался куснуть его за руку,  и  Фостий  едва
успел ее отдернуть. Сиагрий снова расхохотался. Если бы Фостий ехал в  более
подходящей компании, он наверняка назвал бы свою клячу его именем.
   Поездка в Питиос растянулась на пять  приятных  дней.  Материковое  плато
было еще яркого зеленого цвета  от  молодой  травы  и  недавно  зазеленевших
кустов; еще месяц-другой, и на безжалостном солнце все выгорит  и  побуреет.
Птицы порхали с одного куста красного или желтого стальника на другой, время
от времени соблазняясь покрытым  белыми  цветками  пажитником.  Жаворонки  и
ласточки гонялись за насекомыми.
   Примерно в середине первого дня пути Сиагрий  спешился,  чтобы  зайти  за
придорожный куст. Не поворачивая к Фостию головы, Оливрия тихо произнесла:
   - Все будет хорошо.
   - Будет ли? - прошептал в ответ Фостий. Ему хотелось ей верить, но  он  с
детства привык никому не доверять. Если она имела  в  виду  именно  то,  что
говорила, ей придется это доказать.
   Она не успела ответить, как вернулся Сиагрий, застегивая верхнюю пуговицу
ширинки, надевая пояс с мечом и  насвистывая  походную  песенку,  в  которой
похабных куплетов было больше, чем пристойных слов.
   - И снова в путь, - объявил он, с кряхтеньем забравшись в седло.
   Последние полтора дня они ехали по прибрежной низине. На  полях  работали
крестьяне - пахали, сажали и обрезали виноградную  лозу.  Здесь  приближение
лета чувствовалось сильнее, потому что воздух был уже жарок и влажен. В этих
краях раненое плечо Фостия ныло больше, чем в сухом климате плато.
   Едва вдали показался Питиос, путешественники разом прищурились и прикрыли
глаза ладонями, вглядываясь вперед. Еще по дороге  Фостий  гадал,  какое  он
испытает чувство, увидев в гавани Питиоса лес мачт. Но если его  не  подвели
глаза, то среди многочисленных рыбацких лодок он так  и  не  увидел  большие
имперские торговые корабли, на которых перевозили солдат и лошадей.
   Сиагрий подозрительно хмыкнул.
   - Твой папаша задумал что-то хитрое, - бросил он Фостию, словно  во  всем
был виноват именно он. - Может, корабли стоят сейчас в море, и причалят  они
ночью, чтобы застать людей врасплох, а может,  он  все-таки  решил  высадить
солдат в Тавасе или Наколее.
   - Макуранский маг Ливания должен был узнать, куда они направятся, заметил
Фостий.
   - Не-а. - Сиагрий презрительно рубанул воздух рукой. - Ливаний нанял его,
потому что его колдовство пудрит мозги видесским волшебникам, но, если  магу
не повезет, оно может обернуться и против него самого, так что  когда-нибудь
он сможет назвать себя счастливцем, если сумеет встать с постели. - Он смолк
и пристально посмотрел на Фостия:
   - А как ты узнал, что он из Макурана?
   - По акценту, - невинно ответил Фостий. -  А  когда  опознал  акцент,  то
вспомнил макуранских послов, которых видел при дворе, - они  тоже  ходили  в
похожих халатах.
   - А, тогда все в порядке. -  Сиагрий  расслабился.  Фостий  тоже  задышал
легче; если бы он сдуру назвал Артапана по имени, то сам сунул бы  голову  в
капкан.
   Часовые,  слоняющиеся  перед  воротами  Питиоса,  оказались  фанасиотами,
которых  более  заботил  их  грозный  вид,  чем  дисциплина.  Когда  Сиагрий
поприветствовал часовых именем светлого пути,  их  угрюмые  рожи  украсились
улыбками, и они пропустили путников в город, помахав им руками.
   Питиос оказался меньше Наколеи; поскольку Фостий  считал  Наколею  чем-то
вроде большой деревни, он ожидал, что в Питиосе ему также  покажется  тесно.
Но после  нескольких  месяцев,  которые  он  почти  безвылазно  проторчал  в
крепости Эчмиадзина, даже Питиос показался ему достаточно просторным.
   Сиагрий снял в припортовой таверне комнату на втором этаже, откуда  можно
было следить за морем и заметить имперские корабли прежде, чем они пристанут
к берегу и высадят десант. Пока Сиагрий вдохновенно  торговался  с  хозяином
из-за комнаты, Оливрия молчала; Фостий так и не понял, принял ли  ее  хозяин
за безбородого юношу или же догадался,  что  она  женщина,  но  ему  на  это
оказалось наплевать.
   Когда мальчик-слуга принес в комнату третий соломенный тюфяк,  там  стало
тесновато, но все равно просторнее, чем в каморке Фостия, которую он занимал
один. Фостий сбросил с плеча лямки связанного спального мешка и,  облегченно
вздохнув, уронил его на выбранный для себя тюфяк.
   Сиагрий высунулся в окно,  чтобы  разглядеть  гавань  вблизи,  и  покачал
головой:
   -  Пусть  меня  трахнут  сосновой  шишкой,  если   я   знаю,   куда   они
запропастились. Они должны быть здесь, или я совсем утратил свой нюх.
   Оливрия взяла ночной горшок, который задвинули  в  угол,  когда  принесли
третий тюфяк,  заглянула  в  него,  скривилась  и  подошла  к  окну,  словно
намереваясь вы лить его содержимое на улицу -  и  на  любого  ни  о  чем  не
подозревающего прохожего. Но вместо этого, оказавшись за спиной  у  Сиагрия,
она высоко подняла горшок и обрушила его ему на голову.
   Горшок был глиняный и тяжелый; она, несомненно,  надеялась,  что  Сиагрий
потеряет  сознание  и  упадет.  Но  Сиагрий   оказался   крепче,   чем   она
рассчитывала.
   Он пошатнулся, застонал и повернулся к Оливрии. По его лицу текла кровь.
   Фостий, разинув рот, ошеломленно наблюдал за происходящим, ощущая  каждый
удар своего сердца. После третьего удара  он  очнулся,  схватил  Сиагрия  за
плечо и изо всех сил ударил его в лицо левым кулаком. Сиагрий отшатнулся. Он
пытался поднять руки, чтобы защититься,  а  может,  и  схватить  Фостия,  но
двигался медленно, словно во  сне.  Фостий  ударил  его  еще  дважды.  Глаза
Сиагрия закатились, и он рухнул на пол.
   Оливрия выхватила кинжал из-за его пояса и поднесла лезвие к шее Сиагрия.
   Фостий перехватил ее запястье.
   - Ты что, с ума сошел? - крикнула она.
   - Нет. Мы заберем у него оружие и свяжем, - ответил он. - Но я ему должен
достаточно много за это, - он коснулся своего  заживающего  плеча,  -  и  не
собираюсь резать ему глотку.
   Оливрия поморщилась, но  спорить  не  стала,  а  вместо  этого  принялась
вырезать кинжалом полоски ткани из льняного тюфяка. Когда Фостий  перевернул
Сиагрия лицом вниз, чтобы  связать  ему  за  спиной  руки,  тот  застонал  и
шевельнулся. Фостий ударил его еще раз,  потом  крепко  завязал  ему  рот  и
тщательно связал лодыжки.
   - Дай мне кинжал, - неожиданно попросил он. Оливрия сунула оружие  ему  в
руку.
   - Передумал?
   - Нет. - Фостий разрезал кошелек