ибо  те  уже  ждали  прибытия  императора.
Криспа провели в комнату этажом  выше  собственно  тюрьмы,  над  землей,  и,
стоило ему сесть, тюремщики приволокли скованного горожанина.
   - На пол перед его величеством! - рыкнул один из стражников.
   Горожанин опустился на колени и неуклюже бухнулся на живот.
   - Ваше величество, - пояснил стражник, - это некий Копризиан,  пытавшийся
разбить череп нашему солдату.
   - И разбил бы, ваше величество, - пробасил Копризиан, - да ублюдок был  в
шлеме. - Лицо у него было до удивления  уродливое,  даже  если  не  обращать
внимания на разбитую губу и пару свежевыбитых зубов.
   - Неважно, - отмахнулся Крисп. - Я хочу знать, с чего началась драка.
   - Так и я хочу, - ответил Копризиан. - Я что - кто-то мне врезал сзади. Я
обернулся и ему звезданул - то есть, я думаю, что  ему,  потому  как  вокруг
толпа народу бегала, все орут про еретиков, скотосолюбцев и Фос знает о  чем
еще. Ну, тут я разошелся. А  потом  какой-то  сволочной  кольчужник  обломал
копье о мою башку, и очнулся я уже тут.
   - Ясно. - Крисп повернулся к тюремщикам:
   - Уведите его.
   Похоже, он влез в драку  и  получил  массу  удовольствия.  Приведите  мне
человека, который был при начале бунта, или кто его начал, если такой  дурак
признается. Я хочу добраться до корней.
   - Слушаемся, ваше величество, - хором ответили стражники.  Пошли,  ты,  -
добавил один из них, выводя Копризиана. Через некоторое время они вернулись,
ведя человека средних лет в лохмотьях шикарной некогда туники.
   - Это некий Миндей,  -  сказал  стражник.  -  Схвачен  на  площади  перед
Собором. На пол, ты!
   Миндей пал ниц с ловкостью человека, который делает это не в первый раз.
   - С позволения вашего величества, - произнес он, вставая, - я имею  честь
служить старшим письмоводителем гипологофета Грипа.
   Казначейский чиновник средней руки, подумал Крисп.
   - Мне очень не нравится, Миндей, что  люди,  давшие  клятву  поддерживать
государство, начинают мятежи, - сказал он. - Как ты мог так опозориться?
   -  Я  лишь  хотел  выслушать  проповедь  пресвятого  отца   Пирра,   ваше
величество, - ответил Миндей. - Его слова всегда просвещают меня, а  сегодня
он был особенно красноречив. Он говорил  о  благородном  рвении  в  изгнании
Скотоса из наших жизней и  из  нашего  города.  Даже  некоторые  священники,
сказал он, слишком долго терпели соседство зла.
   - Да ну? - Под ложечкой у Криспа засосало.
   - Да, ваше величество, и в этом немалая доля правды. - Миндей,  как  смог
со скованными руками, начертил на груди солнечный круг.
   - Выходя из Собора, люди, как всегда бывает, обсуждали проповедь.  Кто-то
помянул нескольких священников, известных своим  попустительством.  А  потом
кто-то заявил, что Скотос получит свое и от избыточного рвения святых отцов.
Кто-то счел это намеренным оскорблением отца Пирра, и... - Цепи  звякнули  -
Миндей пожал плечами.
   - А ты, значит, совершенно невинен? - спросил Крисп.
   - Совершенно, - ответил Миндей с подкупающей искренностью.
   Один из тюремщиков прокашлялся.
   - При поимке у сказанного Миндея были найдены пять кошельков, помимо  его
собственного.
   - Действительно казначейский чиновник, - заметил Крисп.
   Тюремщики  расхохотались.  Миндей  изобразил  невинность  -  с  ловкостью
человека, который делает это не в первый раз.
   - Ладно, - сказал Крисп, - отведите его в камеру и приведите другого.
   Следующий рассказал ту же историю. Чтобы  увериться  окончательно,  Крисп
приказал привести еще одного заключенного и выслушал тот же рассказ в третий
раз. Потом, вернувшись в императорские палаты, он всю ночь размышлял, что же
делать с Пирром. Хорошо было бы приказать  патриарху  носить  намордник,  но
Крисп подозревал, что Пирр найдет теологическое обоснование не подчиниться.
   - А может, и нет, - заметила Дара, когда он высказал эту мысль  вслух.  -
Он может решить, что это замечательная новая аскеза, и попытается ввести  ее
в церковный обиход. - Она хихикнула.
   Крисп тоже улыбнулся - на секунду. Зная Пирра, он подозревал,  что  права
окажется Дара.

***

   Тронную палату отапливала та же система несущих горячий воздух  труб  под
полом, что и императорские палаты. Но натопить огромное пространство было не
так просто. В тепле оставались разве что ноги.
   Трон Криспа стоял на помосте, на высоте человеческого  роста  над  полом.
Ноги у императора тоже мерзли. Кое-кто из придворных, занимавших места среди
колонн, откровенно ежился. Лучше всех приходилось стражникам-халогаям  -  те
носили штаны. В родной деревне в такую погоду Крисп тоже надел бы штаны.  Он
безмолвно проклинал традиции, потом  улыбнулся,  представив,  какую  гримасу
состроил бы Барсим, предложи император явиться в  Тронную  палату  в  чем-то
кроме предусмотренной обычаем алой туники.
   Когда в дальнем конце зала показался Пирр, улыбка исчезла с лица  Криспа.
Патриарх подошел к помосту упругим шагом  юноши.  По  рангу  ему  полагались
одеяния из синего шелка и золотой  парчи,  почти  столь  же  роскошные,  как
императорские. Однако одет он был в простую монашескую рясу, потемневшую  от
влаги. Когда Пирр приблизился, Крисп отчетливо уловил хлюпанье  воды  в  его
синих башмаках - патриарх отказывался признавать капризы  стихии,  защищаясь
от них.
   Он простерся перед Криспом ниц, ожидая, пока ему не разрешат встать.
   - Чем могу служить вашему величеству?  -  осведомился  он,  поднимаясь  и
спокойно глядя Криспу в глаза. Если его и мучила совесть, он скрывал это как
нельзя лучше. Крисп решил, что это  не  так,  -  в  отличие  от  большинства
видессиан Пирр не был склонен к обману.
   - Пресвятой отец, мы вами недовольны, - ответил Крисп формальным тоном, в
котором долго практиковался на досуге, и  подавил  ухмылку  -  он  не  забыл
назвать себя во множественном числе.
   -  Как   так,   ваше   величество?   -   удивился   Пирр.   -   Смиренный
священнослужитель, я лишь пытаюсь нести  истину  в  народ;  кто  может  быть
недоволен истиной, кроме того, кто ее боится?
   Крисп стиснул зубы. Можно было и догадаться, что  Пирр  окажется  крепким
орешком. Патриарх носил собственную праведность, как солдат - броню.
   - Неспокойствие в храмах не  служит  на  благо  ни  церкви,  ни  империи,
особенно теперь, когда на наших сварах наживется лишь Арваш Черный Плащ.
   - Ваше величество, у меня и в мыслях не было сеять раздоры, ответил Пирр.
- Я лишь стремлюсь очистить клир от недостойных людей, пробравшихся  в  него
за долгие годы небрежения и попустительства.
   " Не сейчас, идиот! ", - хотелось заорать Криспу. Вместо  того  император
заметил:
   - Поскольку обычаи, столь неодобряемые вами,  прорастали  много  лет,  не
разумнее ли было бы вытаскивать их из земли постепенно, а не выдергивать?
   - Нет, ваше величество, - твердо ответил Пирр. - То  паутина,  сплетенная
Скотосом, мелкие грешки, что становятся все  больше  и  серьезнее  месяц  за
месяцем, год за годом, покуда в ранг обыденного не  возводятся  гнусность  и
порок.  Так  я  скажу  вам,  ваше  величество:  благодаря   Гнатию   и   его
приспешникам, темный бог свободно разгуливает по городу Видессу! - Он плюнул
на полированный мрамор и очертил на груди солнечный круг.
   Несколько придворных  благочестиво  повторили  жест.  Некоторые  опасливо
покосились на Криспа, видно, изумляясь, как тот  осмеливается  требовать  от
патриарха остановить изгнание извечного зла.
   - Вы  ошиблись,  пресвятой  отец,  -  твердо  и  сурово  произнес  Крисп.
Прозвучавшая в его словах уверенность заставила Пирра широко раскрыть глаза;
он привык изрекать истину таким тоном, а не  выслушивать.  -  Без  сомнения,
Скотос вползает в город Видесс, как ползает он по всей вселенной. Но я видел
город, где он разгуливал  свободно;  до  сих  пор  я  вижу  Имброс  в  своих
кошмарах.
   - Воистину так, ваше величество. И я стремлюсь лишь оборонить  Видесс  от
судьбы, постигшей Имброс. Изначальное зло со  временем  поглотит  нас  всех,
если только, говоря вашими словами, не выдернуть его с корнем.
   - Зло, которое несет Арваш Черный Плащ, поглотит  нас  немедля,  если  не
выдернуть его с корнем, - ответил Крисп. - Как вы собираетесь  проповедовать
посаженному на кол? Подумайте, пресвятой отец, какая победа для нас важнее в
данный момент.
   Пирр подумал.
   - У вас свои заботы, ваше величество, - неохотно  произнес  он,  наконец;
судя по всему, он не ожидал, что Крисп заставит его признать хоть это,  -  у
меня же свои. Если я, узрев зло, не попытаюсь избавить  от  него  мир,  грех
падет и на мои плечи. Я не могу пройти мимо него, не обрекая  свою  душу  на
вечный лед.
   - Даже если другие люди, добрые священники, не видят в том никакого  зла?
- осведомился Крисп. - Или вы хотите сказать, что каждый, кто не согласен  с
вами, одним этим обречен на вечный лед?
   - Так далеко я не могу зайти, - ответил Пирр, хотя, судя по его  взгляду,
именно так он и думал. - Принцип икономии применим к  некоторым  воззрениям,
чья греховность не может быть доказана впрямую.
   -  Тогда,  покуда  мы  воюем  с  Арвашем,  применяйте  этот  принцип   по
возможности шире. Если бы вы не создавали себе врагов в клире, то  нашли  бы
немало друзей, пресвятой отец. Но подумайте еще раз и ответьте мне: может ли
принцип икономии оправдать деяния Арваша?
   Снова Пирр честно подумал.
   - Нет, - признал он без малейшего выражения. Несмотря на тщетные  попытки
сохранять лицо спокойным, патриарх все равно выглядел, как человек, которого
обманули при игре в кости. Он чопорно поклонился. - Да  будет  так.  Я  буду
применять указанный принцип по мере возможности широко,  покуда  этот  Арваш
угрожает спокойствию империи.
   Пара придворных захлопала  в  ладоши,  потрясенная,  очевидно,  тем,  что
Криспу удалось выбить из Пирра хоть какое-то соглашение.
   Крисп тоже был потрясен собственным успехом,  но  виду  не  подал;  он-то
заметил, какими гладкими фразами патриарх урезал свои уступки.
   - Превосходно, пресвятой отец, - сказал он. - Я знал, что могу положиться
на вас.
   Патриарх снова поклонился, еще более  механически,  и  вознамерился  было
вновь упасть ниц, дабы  покинуть  потом  Тронную  палату,  но  Крисп  жестом
остановил его.
   - Прежде чем вы уйдете, пресвятой отец, - произнес он, - еще один вопрос.
Не подавал ли вам монах Гнатий прошения об освобождении из монастыря?
   - Да, ваше величество, подавал, - сознался Пирр и неохотно добавил, -  по
всей форме. Но я, тем не менее, отверг его просьбу. Как бы он не обосновывал
ее, истинная причина одна он стремится причинить стране и церкви еще  больше
зла.
   - Вот и я так подумал, пресвятой отец.
   Лицо Пирра дернулось,  словно  он  хотел  улыбнуться,  но,  как  подобает
аскету, ограничился коротким кивком. Он опустился  ниц,  поднялся  и  пятясь
отошел от трона - повернуться к императору спиной  значило  бы  нанести  ему
оскорбление. Как только патриарх удалился, прибежал слуга и вытер натекшую с
рясы лужу.
   С широкой благостной улыбкой Крисп оглядел Тронную палату.
   Придворные не кричали: "Ты побдилъ еси, Крисп!", но он и  так  знал,  что
одержал победу.

***

   Фостий перекатился со спины на животик, потом опять на  спину.  Он  решил
было повторить процедуру, но Крисп перехватил его, чтобы  малыш  не  упал  с
кровати.
   - Больше так не делай, - приказал император. -  Ты  ведь  у  нас  слишком
умный, чтобы стать крестьянином.
   - Стать крестьянином? - переспросила удивленная Дара.
   - Чтобы  запомнить  что-нибудь,  крестьянин  вбивает  это  себе  в  башку
молотком, - пояснил Крисп.
   Он поднял Фостия. Малыш тут же ухватился обеими ручонками за его бороду и
дернул. "У!!", - выдавил Крисп и осторожно отцепил  от  себя  сначала  левую
руку Фостия, потом правую - а потом снова левую. Отвязаться  от  малыша  ему
удалось только со второй попытки. Крисп уложил  Фостия  на  кровать,  и  тот
немедленно попытался с нее свалиться. Крисп снова поймал его.
   - Я же велел тебе больше так не делать, - посетовал он. - Ну  почему  все
дети такие непослушные?
   - Ты с ним очень мягок, - заметила Дара. - Это хорошо, особенно... -  Она
прервалась.
   - Не стоит лупить его, пока он не подрос достаточно, чтобы понять, в  чем
провинился.
   Крисп намеренно не обратил внимания  на  прерванную  фразу.  Дара  хотела
сказать: "Особенно зная, что он может быть и не твоим  сыном".  Значит,  она
тоже не уверена. А Фостий, как нарочно, не походил ни на кого  из  возможных
отцов.
   Малыш попытался еще раз скатиться с постели и почти преуспел.
   Крисп ухватил его за лодыжку и выволок обратно.
   - И больше так не делай! - строго сказал он.
   Фостий залился смехом. Ему казалось, что спасение - очень веселая игра.
   - Я рада, что ты будешь с ним всю  зиму.  Когда  ты  все  лето  провел  в
походах, он успел тебя позабыть ко времени твоего возвращения.
   - Знаю.
   Часть разума Криспа стремилась держать Фостия рядом днями  и  ночами,  не
дать ребенку, да и самому Криспу ни малейшего сомнения в том, что они - отец
и сын. А другая  часть  не  хотела  иметь  с  кукушонком  ничего  общего.  И
переносить это раздвоение становилось с каждым днем все труднее.
   Фостий заныл и полез пальцами в рот.
   - Зубки режутся, бедненький, - вздохнула Дара. - Да и проголодался он.  Я
сейчас кормилицу позову. - Она потянула за зеленый шнурок, шедший в  комнаты
служанок.
   Минутой позже кто-то вежливо постучал в двери покоев. Когда Крисп открыл,
на пороге стояла не кормилица, а Барсим.
   - Вам письмо, - проговорил вестиарий с поклоном.
   - Благодарю, почитаемый господин. - Крисп принял запечатанный свиток. Тут
примчалась и кормилица, улыбнулась,  пробегая  мимо  Криспа,  и  ринулась  к
всхлипывающему младенцу.
   - От кого письмо? - спросила Дара, когда кормилица взяла у нее Фостия.
   Криспу не понадобилось разворачивать свиток, чтобы ответить. Он  узнал  и
печать, и изящный, ровный почерк.
   - От Танилиды, - ответил он. - Ты помнишь - мать Мавра.
   - Конечно. - Дара повернулась к кормилице:
   - Илиана, унеси его пока куда-нибудь, хорошо?
   Анфим умел вести себя так, словно слуги - это предмет  обстановки,  когда
это его устраивало. У Дары это получалось с трудом, а у Криспа едва выходило
- до последних лет он и сам  был  слугой.  Илиана  ушла;  Барсим,  идеальный
служитель, удалился еще раньше.
   - Прочти вслух, будь добр, - попросила Дара.
   - Конечно. - Крисп сломал печать,  снял  перетягивавшую  свиток  ленту  и
развернул пергамент. - "От Танилиды его  императорскому  величеству  Криспу,
Автократору видессиан привет. Благодарю вас за сочувствие моему горю. Как вы
сказали, мой сын и  умер,  как  жил,  -  двигаясь  вперед  без  колебаний  и
оглядки".
   Слова эти настолько  точно  передавали  судьбу  армии  Мавра,  что  Крисп
запнулся, прежде чем вспомнил загадочное ясновидение Танилиды. Он собрался и
продолжил:
   - "Не сомневаюсь я, что вы сделали все, чтобы отвратить его от  подобного
неразумия, но спасти человека от него самого никому не дано. В том и состоит
великая опасность Арваша Черного Плаща, что, познав  добро,  он  отверг  его
ради зла. Если б только была я мужем, чтобы встретить его  в  поле  бранном,
хотя и знаю я, что враг сильней. Однако, волей Фоса,  мы  с  ним  еще  можем
сразиться.
   Да благословит Фос вас, вашу супругу и сыновей. Прощайте".
   Дара вцепилась в единственное слово:
   - Сыновей?
   Крисп проверил.
   - Тут так написано.
   Дара очертила над сердцем солнечный круг.
   - Ты говорил, она провидица?
   - Так было. - Протянув руку, Крисп погладил живот Дары.
   Выпуклость еще не ощущалась, даже когда Дара была обнажена, а  тем  более
теперь, через теплые зимние одежды. - Как мы его назовем?
   - Ты для меня слишком практичен - я еще не  подумала.  -  Дара  нахмурила
лоб. Легкие морщинки показались над бровями  и  вокруг  рта  -  когда  Крисп
начинал служить вестиарием, их не было. Дара была почти его ровесницей; и ее
старение, пускай почти незаметное, напоминало Криспу, что он тоже не молод.
   - Ты дал имя Фостию, - произнесла она. - Если это  и  впрямь  сын,  давай
назовем его Эврипом, по моему деду?
   - Эврип. - Крисп раздумчиво подергал бороду. - Неплохо.
   - Тогда решено. Еще один сын. - Дара опять очертила знак солнца. -  Жаль,
что Мавр не унаследовал материнский дар. - Ее взгляд вернулся к пергаменту в
руках Криспа.
   - Да, сколько я знаю, ни капли. Если б у него был дар, он не вышел  бы  в
поход. За себя он не испугался бы: он прямо мечтал  стать  воином.  -  Крисп
улыбнулся, вспомнив, как по дороге в  Опсикион  из  поместья  Танилиды  Мавр
рубил кусты ножом. - Но он никогда бы не отправил на гибель армию.
   - Ты прав, конечно. - Дара поколебалась и спросила:
   - Ты собираешься назначить нового севаста?
   - Как-нибудь придется. - Назначение главного министра не казалось  теперь
Криспу таким важным, как перед тем, как он назвал  севастом  Мавра.  Теперь,
когда мятеж был  подавлен,  ему  уже  не  приходилось  быть  в  двух  местах
одновременно,  а  значит,  уменьшалась  и  нужда  в   столь   могущественном
чиновнике. - Скорее всего, - подумал он вслух, -  я  поставлю  Яковизия.  Он
хорошо служил мне, знает и город, и соседние земли.
   - О. - Дара кивнула. - Да, это хороший выбор.
   Что-то в тоне, каким была  произнесена  эта  ничего  не  значащая  фраза,
заставило Криспа бросить на супругу внимательный взгляд.
   - У тебя был кто-то другой на уме?
   Трудно было заметить, как краснеет смуглая Дара, но Криспу это удалось.
   - Не то чтобы на уме,  -  ответила  она  нарочито  небрежно,  -  но  отец
спрашивал, не принял ли ты решения.
   - Да ну? Или он спрашивал, не хочу ли я назначить его?
   - Ну, в общем, да. - Румянец на ее щеках стал ярче. - Я уверена,  что  он
ничего дурного не имел в виду.
   - Не сомневаюсь. Передай ему  вот  что:  из  него  получился  бы  хороший
севаст, если бы я мог ему без опаски спину подставить.
   Пока что я в этом не уверен, и его вопросы доверия к нему не  прибавляют.
Или я напрасно беспокоюсь? - Дара прикусила губу.
   - Неважно. Не говори. Этот вопрос ставит тебя в недостойное положение.
   - Ты же знаешь, что мой отец - человек с амбициями, напомнила Дара.  -  Я
передам ему твои слова.
   - Буду только признателен. - Крисп оставил тему, понимая, что  доведенная
до крайности Дара скорее отшатнется от него, чем привяжется.
   Он нашел себе безличное занятие - перечитал письмо Танилиды еще раз.  Ему
тоже хотелось, чтобы она сразилась с Арвашем. Если у кого-то  и  хватит  сил
справиться с колдуном, так у нее.
   Ясновидение предупредит ее о его планах, а скорбь  по  сыну  сосредоточит
чародейскую силу, как линза - солнечные лучи.
   Крисп отложил письмо. Сколько он  мог  покуда  судить,  ни  один  чародей
Видесса не мог сразиться  с  Арвашем  Черным  Плащом  один  на  один.  Перед
императором вставал тяжелый вопрос: как ему одолеть  халогаев  Арваша,  если
чары злого колдуна работали, а его волшебников - нет?
   Поставить вопрос было несложно. А вот  найти  ответ  пока  не  удавалось.
Кроме одного - "никак".

***

   Трокунд выглядел ошарашенным. Это выражение не сходило  с  его  лица  всю
осень и зиму. Крисп понимал его и даже сочувствовал насколько мог  себе  это
позволить. Он  продолжал  вызывать  чародея,  чтобы  разузнать  относительно
Арваша, и каждый раз Трокунд не обещал чудес.
   - Ваше величество, с тех пор как  мы  вернулись  из  похода,  Чародейская
коллегия гудит как улей, пытаясь  разгадать  секреты  колдовства  Арваша,  -
сказал Трокунд. -  Меня  самого  допрашивали  под  чарами  и  зельями,  дабы
удостовериться, что моя память не обманывает меня, в надежде,  что  какой-то
иной чародей, получив доступ к моим знаниям, сумеет найти  ускользнувший  от
меня ответ.
   Но...
   - Пчелы жужжали, да меда не дали, - заключил Крисп.
   - Именно так, ваше величество.  Мы  привыкли  почитать  себя  величайшими