Сиагрия.  На  ладонь  высыпались  шесть
золотых и горсть серебра. Фостий пересыпал деньги в свой кошелек. - А теперь
давай отсюда сматываться.
   - Хорошо. Но если у тебя есть  какой-нибудь  план,  то  поторопись.  Один
благой бог знает, сколько он еще пролежит здесь спокойно, а за то, что мы  с
ним сделали, он нас хвалить не станет.
   Фостий не сомневался, что это еще мягко сказано.
   - Пошли, - сказал он. Они торопливо вышли. Когда они спустились в  пустую
общую комнату, сидящий там трактирщик приподнял бровь, но промолчал.  Фостий
подошел к нему, достал из кошелька золотой и положил монету на стойку.
   - Вы не видели, как мы выходили. Вы были в задней комнате.  И  не  видели
нас. Рука трактирщика накрыла монету.
   - Разве кто-то что-то сказал? - спросил он, глядя мимо  Фостия.  -  Здесь
так пусто, что мне уже мерещатся голоса духов.
   - Надеюсь, этого окажется  достаточно,  -  сказал  Фостий,  когда  они  с
Оливрией торопливо шагали к гавани.
   - Я тоже, - отозвалась Оливрия. - Но будет лучше, если  нам  не  придется
это проверять. Надеюсь, хоть какой-нибудь план у тебя есть.
   - Есть.
   Фостий глубоко и радостно наполнил легкие морским воздухом.  Его  соленый
вкус и запах гнилой рыбы почти подсознательно напомнили  ему,  как  пахло  в
окрестностях дворца. Впервые за прошедшие месяцы он ощутил себя дома.
   Из небольшой лодки, только что привязанной к пирсу, вылез рыбак. Улов его
оказался невелик - пара ведер макрели и ведро другой, менее ценной рыбы.
   - Добрый день, - обратился к нему Фостий. Рыбаку было скорее  шестьдесят,
чем пятьдесят, и выглядел он смертельно усталым.
   - Для тебя он, может, и добрый, - ответил рыбак. - А для  меня  день  как
день. Прошел, и ладно.
   - Я дам тебе два золотых за эту лодку и еще золотой, чтобы ты забыл,  что
продал ее мне. - Лодка стоила никак не более половины  золотого,  но  Фостия
это не волновало. Деньги у него были, а самое главное - ему требовалось  как
можно быстрее убраться из Питиоса. - Не станет ли от этого день  получше,  а
то и вовсе хорошим?
   Он выудил из кошелька три блестящие  золотые  монеты  и  протянул  их  на
ладони рыбаку. Тот посмотрел на них так, словно не  верил  своим  глазам,  и
опустил ведро с рыбой.
   - Юноша, - медленно произнес он, - я человек старый,  но  ежели  ты  надо
мной издеваешься, то я задам тебе  хорошую  взбучку.  Клянусь  тебе  в  этом
владыкой благим и премудрым.
   - Я не издеваюсь, - ответил Фостий. - У тебя  в  лодке  остались  гамаки,
лески и сети?
   - Гамак только один - потому что в море я хожу один, - ответил  рыбак,  -
но есть пара одеял, так что второй сможет спать в лодке.  А  снасть  вся  на
месте.
   Пойди проверь сам, пока не купил, - не хочу, чтобы ты  говорил,  будто  я
тебя надул, хотя ты наверняка понимаешь, что сам себя надуваешь.  В  бочонке
пресная вода - я набирал ее вчера. Так что если ты хочешь  плыть  долго,  не
приставая к берегу, то у тебя все есть.
   - Неважно, чего я хочу. - Чем меньше Фостий расскажет рыбаку, тем лучше.
   Он прошел по  пирсу  и  заглянул  в  лодку.  На  корме  лежали  аккуратно
свернутые сети; на колышки, вбитые в стенку крошечной каютки  позади  мачты,
были намотаны лески с крючками. На палубе лежали два длинных  весла.  Фостий
кивнул и отдал рыбаку золотые. - Лодку ты держишь в порядке.
   - А кто о ней станет заботиться, кроме меня? - отозвался рыбак.
   Фостий помог Оливрии спуститься в лодку,  затем  залез  сам  и  установил
весла в уключины.
   -  Будь  добр,  отвяжи  конец,  -  крикнул  он  рыбаку.  Старик  все  еще
рассматривал золотые монеты и слегка вздрогнул,  услышав  голос  Фостия,  но
выполнил его просьбу.  Лодка  медленно  удалилась  от  причала.  Ее  прежний
владелец, казалось, был рад увидеть ее в последний раз. Подхватив ведра,  он
зашагал в город, даже не обернувшись.
   Удалившись от причала на достаточное расстояние,  Фостий  опустил  парус,
привязанный к поперечной мачте. Как и у большинства видесских судов, то  был
простой квадратный лоскут, не очень-то пригодный для плавания против  ветра,
но вполне подходящий, если ветер попутный. Ветер  сейчас  дул  с  запада,  а
Фостий хотел плыть на восток. Так что, пока ветер не переменится, проблем не
возникнет. Он повернулся к Оливрии:
   - Ты знаешь что-нибудь о рыбной ловле?
   - Совсем немного, да и о лодках тоже. А ты?
   - Достаточно. С лодкой я справлюсь, если только погода не  станет  совсем
скверной. И рыбу я ловить умею, хотя снасть  не  совсем  такая,  к  какой  я
привык.
   Я у отца научился. - Фостий подумал, что он впервые просто  признал,  что
отец научил его чему-то стоящему.
   - Тогда спасибо ему и спасибо тебе. -  Оливрия  обернулась,  наблюдая  за
тем, как удаляется за кормой Питиос. - Значит, с голоду мы не умрем?
   - Надеюсь. Хотя никогда нельзя загадывать, когда имеешь дело с рыбой.  Но
если нам придется приставать к берегу, чтобы раздобыть еды, то немного денег
Сиагрия у меня осталось. - И он похлопал по висящему на поясе кошельку.
   - Вот и прекрасно, - кивнула Оливрия. - Так каков твой план? Плыть  вдоль
берега, пока не обнаружим имперский флот?
   - Нет. Я хочу приплыть сразу в столицу. Там я гораздо больше узнаю о том,
что происходит, а потом сразу направлюсь к главным силам  армии.  Там  будет
мой отец, а я должен находиться рядом с ним. Если бы я  не  намеревался  так
поступить, то какой смысл в побеге от фанасиотов?
   - Полагаю, никакого. - Оливрия вновь  посмотрела  на  Питиос.  Город  уже
казался игрушечным, а дома в нем - словно вырезанными столяром для ребенка.
   Не оборачиваясь, она тихо спросила:
   - А что ты собираешься делать со мной?
   - Как это - что?.. - Фостий резко закрыл рот. Вопрос был  слишком  важен,
чтобы отвечать, не подумав. Через несколько секунд он продолжил:
   - Настолько далеко я еще не загадывал. Единственное, что приходит  мне  в
голову, так это то,  что  несколько  ближайших  дней  мы  сможем  заниматься
любовью, не опасаясь, что нас застанут врасплох.
   Она улыбнулась, но не повернулась к нему.
   - Да, мы сможем этим заниматься, если захочешь. Но что потом? Что  станет
со мной, младшее величество, когда ты вернешься во дворец?
   В Эчмиадзине никто не называл его титула, разве только  в  насмешку  или,
что еще хуже, из фальшивой вежливости. Теперь Оливрия напомнила  Фостию  обо
всем, что ждет его после возвращения: о  евнухах,  церемониях,  титулах.  Он
вспомнил также, о чем давно уже не вспоминал - что именно Оливрия похитила и
унизила его. Очевидно, она этого тоже не забыла. Так что вопрос  она  задала
воистину острый.
   Оливрия смотрела назад поверх  морской  глади  на  то,  что  оставляла  в
прошлом, а Фостий, глядя вперед, заглядывал  в  свое  будущее.  Он  медленно
произнес;
   - Да, ты украла меня из лагеря. Но если бы не твоя помощь, то я  не  смог
бы сегодня бежать из Питиоса. Насколько мне  кажется,  в  этом  мы  с  тобой
квиты, но остальные наши отношения еще предстоит выяснить.
   - А это означает?..
   Быстро  подумав,  Фостий  решил,  что  ее  голос  прозвучал  тревожно.  И
неудивительно. Пока рыбацкая лодка не направилась в Видесское  Море,  она  и
командовала, и устанавливала условия  их  отношений.  Она  похитила  его,  в
Эчмиадзине за ее спиной была власть ее отца и всех фанасиотов...  но  теперь
она плыла с ним буквально в его будущие владения. И если Фостий желал мести,
то она находилась в полной его власти.
   - Если хочешь, - предложил он, - я высажу тебя на любом пустынном  берегу
и отпущу. Клянусь владыкой благим и премудрым, я  сделаю  все,  что  в  моих
силах, чтобы удержать отца от мести тебе. Или...
   - Или что? - - едва не крикнула  она.  Да,  ситуация  изменилась,  и  это
заставляло ее нервничать. Фостий глубоко вдохнул.
   - Или ты можешь остаться со мной, пока  мы  не  доберемся  до  Видесса  и
сколько захочешь после этого. Надеюсь, до конца наших жизней.
   Она пристально посмотрела на него, гадая, несомненно, не ловушка ли  это,
предназначенная для того, чтобы сделать окончательную месть еще слаще.
   - Ты говорил это серьезно, - сказала она наконец. - Конечно, я останусь.
   Но... но что скажет твой отец?
   - Наверное, ругаться станет, - радостно сообщил Фостий.  -  Ну  и  что  с
того?
   Я человек взрослый, и он не сможет заставить меня отказаться от  тебя.  К
тому же - люди сейчас не всегда об этом вспоминают, это было давно, в  конце
концов, но моя мать была  женой  Анфима,  прежде  чем  вышла  за  Криспа.  А
поскольку я родился менее чем через год после того, как отец взошел на трон,
то сама видишь, что и он не всегда вел себя безупречно.
   Фостий мысленно повторил последнюю фразу. Фактически родился  он  гораздо
меньше  чем  через  год  после  того,  как  Крисп  стал   Автократором.   До
сегодняшнего . дня он никогда всерьез об этом не задумывался.  Так  кто  был
его отцом, Крисп или... Анфим? Судя  по  дате  его  рождения,  возможны  оба
варианта.
   Наверное, он нахмурился, потому что Оливрия спросила:
   - Что случилось?
   - Ничего, - ответил он и повторил, на сей раз тверже:
   - Ничего.
   Анфим уже не сможет предъявить на него права,  и  пусть  даже  Крисп  всю
жизнь не был с ним особо ласков - Фостий внезапно увидел  возможную  причину
такой нелюбви, - он объявил его младшим  Автократором,  еще  когда  первенец
лежал в пеленках. Отец не откажет ему в престоле и сейчас, особенно  раз  он
избежал опасности собственными усилиями - и с помощью Оливрии.
   Сейчас она снова смотрела  направо.  Земля  уже  превратилась  в  зеленую
полоску с редкими коричневыми пятнышками  на  горизонте;  они  ушли  слишком
далеко в море, чтобы разглядеть детали. Улыбнувшись, девушка  повернулась  к
Фостию:
   - А раз все в порядке, ты можешь это доказать. Фостий уже хотел спросить:
   "Как ты это представляешь?", но Оливрия опередила его.  Сняв  шляпу,  она
тряхнула  волосами,  а  затем  стянула  через  голову  тунику.   И   Фостий,
разумеется, смог доказать ей, что все хорошо.
   - Ваше величество!  -  закричал  Заид,  побежав  к  императорскому  шатру
незадолго до того, как армия тронулась маршем в очередной  удручающе  жаркий
день. - У меня новости, ваше величество!
   Находящийся в шатре Крисп был облачен лишь в льняные  подштанники  весьма
неимператорского вида. "В лед церемонии", - решил он и крикнул в ответ:
   - Тогда заходи и рассказывай. - Он  улыбнулся,  увидев  выпученные  глаза
мага. - Можешь  не  утруждаться  поклонами,  чародейный  господин.  Отодвинь
москитную сетку и рассказывай, что узнал.
   Заид набрал полную грудь воздуха и выдал:
   - Да возрадуется ваше величество, магия показывает, что  ваш  сын  Фостий
выехал из Эчмиадзина и добрался до Питиоса.
   - Вот  как?  -  прорычал  Крисп.  Как  и  обычно,  новости,  начинающиеся
подобными словами, не приносили ему ни малейшей радости. - В таком случае  я
очень рад, что приказал флоту отправиться в Тавас. На мой взгляд, есть  лишь
одна причина, из-за которой он направился в порт, - попытка  опередить  Нас.
Но Ливаний, хвала Фосу, отправил его не в то место. - Крисп  ударил  кулаком
по ладони. - У фанасиотов, конечно, есть среди нас шпионы, но на сей раз они
не сумели разнюхать все досконально.
   - Не смогли, ваше величество, - согласился Заид. Помедлив, он  продолжил:
Могу добавить, ваше величество, что магический след Фостия, если вы простите
мне столь расплывчатое выражение, сам по себе стал расплывчатым.
   - Проклятый макуранец поставил новые помехи. -  Крисп  произнес  это  как
утверждение, а не вопрос. Однако Заид покачал головой.
   - Я так не считаю, ваше величество. Создается впечатление, будто его след
ослаблен -  возможно,  водой.  Я  теряюсь,  не  в  силах  подобрать  другого
объяснения, но вряд ли еретики могли послать Фостия в  другой  город  морем,
разве не так?
   - Никогда и ни за что, - уверенно произнес  Крисп.  -  Ливаний  не  такой
дурак, а Фос свидетель, мне этого очень хотелось  бы.  Продолжай  следить  и
искать. Если владыка благой и премудрый пожелает,  тебе  удастся  обнаружить
нечто более  логичное.  И  поверь  мне,  чародейный  господин,  я  и  сейчас
полностью в тебе уверен.
   - Больше, чем иногда я уверен сам в себе. - Заид покачал головой.  -  Для
вас я сделаю все, что в моих силах.
   Едва  надев  позолоченную  кольчугу,  Крисп  начал  обильно  потеть.   Он
вздохнул;  казалось,  лето  наступило  уже  давным-давно.  Выйдя  из  шатра,
Автократор присоединился к солдатам, стоящим в очереди за  утренней  порцией
каши. Повара не знали,  чей  котел  выберет  император,  и  предпочитали  не
рисковать. Сегодня утром, например,  ячменная  каша  была  густо  заправлена
луком и дольками чеснока, а почти в  каждой  зачерпнутой  ложке  отыскивался
ароматный кусочек копченой свинины.
   Крисп с аппетитом умял свою миску.
   - Если бы я так хорошо ел в своей деревне, то не захотел бы отправиться в
столицу, - заметил он.
   Некоторые солдаты кивнули. Крисп прекрасно знал, что  крестьянская  жизнь
редко бывала легкой. Голод был одной из причин, из-за которых  люди  уходили
из  деревень:  солдаты,  по  крайней  мере,  регулярно  питались.  Но   если
крестьянский труд был просто тяжел  изо  дня  в  день,  то  солдатам  иногда
приходилось платить за полный желудок гораздо дороже, чем тем, кто жил своим
трудом на земле.
   Армейская дисциплина, неплохая уже в  тот  день,  когда  армия  вышла  из
столицы, с тех пор неуклонно улучшалась. Каждый знал свое место и делал свое
дело без лишней  суеты.  Котлы  поваров  отправились  в  фургоны  снабжения,
солдаты забрались в .седла, и армия тронулась в путь по прибрежной низине  в
направлении Таваса.
   Крисп ехал во главе  основных  сил,  в  нескольких  сотнях  ярдов  позади
авангарда. Когда он проезжал мимо полей,  крестьяне  провожали  его  долгими
взглядами, словно он был неким существом,  совершенно  не  похожим  на  них.
Крисп подумал, что если бы Раптею, отцу Анфима, довелось проехать  во  главе
войска мимо деревни, где Крисп вырос и возмужал, то он наверняка  точно  так
же смотрел бы ему вслед, разинув рот.
   Незадолго до полудня армейскую колонну догнал посыльный на тяжело дышащей
взмыленной лошади. Животное жадно глотало воздух,  когда  гонец  пустил  его
медленной трусцой рядом с конем Автократора. Он извлек  запечатанную  трубку
из промасленной кожи и вручил ее Криспу.
   - Из столицы, ваше величество.
   На печати из небесно-голубого воска было оттиснуто лучистое солнце, а это
означало, что депешу послал Эврип. Крисп мог придумать только одну  причину,
побудившую сына выслать срочное сообщение. Он сломал  печать,  переполненный
дурными предчувствиями.
   Почерк Эврипа еще сохранил ученическую четкость, которая  сотрется  через
несколько лет скорописи. Слова оказались столь же ясными, сколь неприятными:
   "От Эврипа отцу привет. Позавчера вечером в городе вспыхнули бунты,  и  с
тех  пор  ситуация  скорее  ухудшилась,  чем  улучшилась.  Войска  под  моим
командованием делают все что могут для восстановления порядка. Буду сообщать
тебе новости, как только  они  появятся.  Фос  да  хранит  тебя  и  столицу.
Прощай".
   - Ты знаешь что-нибудь об этом? - спросил Крисп гонца, махнув пергаментом
в его направлении.
   - Нет, ваше величество. Извините, но я ничего не знаю. Я лишь последний в
цепочке гонцов. Но я слышал от парня, передавшего мне письмо, что в  столице
какие-то неприятности. Это так?
   - Да, это так, - мрачно подтвердил Крисп. Он знал,  что  фанасиоты  могли
подстроить этот бунт, чтобы нарушить его планы, и подготовили его  настолько
хорошо,  насколько  смогли.  И  очень  скоро  станет  ясно,  превратится  ли
"настолько хорошо" в "достаточно хорошо".
   Затем императору пришла новая мысль, заставившая его похолодеть: не вышел
ли Фостий в море именно для того,  чтобы  добраться  до  столицы  и  повести
бунтовщиков против лояльных ему войск? И если это так, то он мог заварить  в
столице гораздо более крутую кашу, чем Крисп предполагал. "Надо предупредить
на этот счет Эврипа", - подумал Автократор.
   - Будет ли ответ, ваше величество? - спросил гонец.
   - Да, клянусь благим богом, ответ будет, - сказал Крисп. Однако не  успел
он  сообщить  ответ,  как  показался  второй  гонец  на  измученной  лошади,
размахивающий трубкой с письмом. Криспу не понравился его испуганный взгляд.
Успокойся, парень, - проговорил он. - У меня нет привычки  винить  гонца  за
вести, которые он мне сообщает.
   - Да, ваше величество, - отозвался второй гонец, но не очень уверенно,  и
протянул ему трубку с письмом так, словно в ней находился яд.
   Крисп взял ее и спросил:
   - Ты знаешь, что там написано? -  Гонец  кивнул.  -  Тогда  расскажи  мне
кратко, в чем дело. Клянусь владыкой благим и премудрым, я не  причиню  тебе
вреда и ни в чем не стану тебя винить.
   Он  никогда  не  видел  человека,  которому  столь  откровенно   хотелось
очутиться где угодно, но  только  не  там,  где  он  стоял.  Гонец  облизнул
пересохшие губы, огляделся по сторонам, но выхода не нашел. Тогда он  набрал
в грудь побольше воздуха и произнес четыре роковых слова:
   - Ваше величество, Гарсавра пала, -  Что?  -  ахнул  Крисп  -  больше  от
изумления, чем от ужаса. Так же поступили и все находящиеся рядом. Гарсавра,
расположенная в месте слияния  Эризы  и  Аранда,  была  одним  из  двух-трех
крупнейших городов в западных  провинциях.  Армия  находилась  уже  западнее
города; позавчера она перешла вброд северный приток Эризы.
   Крисп вскрыл и прочитал послание. Оно  подтвердило  слова  гонца,  только
добавило подробностей. Опередив  известия  о  своем  приближении,  фанасиоты
обрушились на город на рассвете. Они  жгли,  убивали  и  калечили;  местного
прелата сбросили вниз головой с крыши храма на центральной площади, а  затем
подожгли сам храм. Немногие уцелевшие могли несколько лет не опасаться,  что
их души будут отягощены излишним богатством.
   Крисп разглядывал пергамент, держа его  в  левой  руке,  и  ему  хотелось
разорвать его на  тысячи  кусочков.  Огромным  усилием  воли  он  сдержался:
кое-какая информация в послании могла оказаться  ценной.  Стараясь  говорить
спокойно, он обратился к гонцу:
   - Благодарю тебя за то, что у тебя хватило мужества доставить это мне.
   Какое у тебя звание?
   - В списках я значусь как замыкающий колонны, ваше величество, -  ответил
солдат.
   - Отныне ты головной колонны, - сообщил ему Крисп.
   К главным силам армии прискакал разведчик из  авангарда.  Подождав,  пока
Крисп его заметит, он доложил:
   - Да возрадуется ваше величество, мы задержали фанасиота, ехавшего к  нам
со щитом перемирия. Он сказал, что у него для вас послание от Ливания.
   На  Криспа  обрушилось  слишком  много  событий  сразу.  Он  ощутил  себя
жонглером из таверны, успевшим поймать одну подброшенную тарелку, в то время
как остальные разбились о его голову, потому что руки оказались заняты.
   - Приведи ко мне этого фанасиота, - мрачно приказал он. - Скажи ему,  что
я уважу его символ перемирия, хотя вряд ли  они  стали  бы  уважать  наш.  И
передай ему мои слова в точности.
   Разведчик отдал честь и ускакал. Через  несколько  минут  он  вернулся  с
одним из солдат Ливания. В левой  руке  фанасиот  держал  выкрашенный  белой
краской круглый щит. Увидев озабоченное лицо Криспа, он улыбнулся и сказал:
   - Полагаю, до тебя уже дошли новости. Я прав, друг?
   - Я тебе не друг, - огрызнулся Крисп. - Где послание твоего хозяина?
   Фанасиот протянул ему точно  такую  же  трубку,  какой  пользовались  его
гонцы.
   Отличалась лишь печать: языки пламени, оттиснутые на красном воске. Крисп
сломал ее и раздраженно швырнул кусочки воска  на  землю.  Пергамент  внутри
футляра был запечатан такой же печатью. Крисп сорвал ее, развернул пергамент
и прочел послание:
   "От Ливания, идущего  по  светлому  пути,  ложному  Автократору  и  слуге
Скотоса Криспу привет. Знай, что я пишу это на развалинах Гарсавры, ибо эт