при мысли о пропасти с кольями на дне. - Ты почти прав. На свете есть места,
куда более страшные, чем Аморион.

***

   Ровные ряды кожаных палаток на восемь человек каждая располагались позади
насыпи, квадратной в плане. Лагерь легионеров  разительно  контрастировал  с
царившим вокруг хаосом. Тут высился шатер из белого  шелка;  там  сгрудилась
куча юрт; еще дальше вырос целый  лес  палаток  и  укрытий,  разбросанных  в
полном беспорядке. Одни палатки были маленькими, в других  мог  укрыться  от
непогоды целый отряд в сто - сто пятьдесят человек...
   Часовой  у  ворот  римского  лагеря,  смуглый,  плотно  сбитый  солдат  в
кольчуге-безрукавке,     пристально     вглядывался     поверх      большого
полуцилиндрического щита в приближающихся всадников, одетых как кочевники  в
меха и кожу. Подняв тяжелое копье, он крикнул:
   - Стойте! Что вы здесь делаете?
   - Привет, Пинарий. Не слишком хорошая погода, а? - сказал Марк по-латыни.
Ошеломленный легионер со звоном выронил копье...
   - Нет, вы только поглядите  на  этого  несчастного  дурня!  -  проговорил
Виридовикс, печально качая головой. - Если  он  не  сможет  назвать  нас  по
именам, значит, с ним все кончено. Похоже, он, бедняжка, рехнулся. Не  может
даже отличить друга от врага.
   Пинарий уже собрался было броситься со всех ног в лагерь, когда разглядел
Гая Филиппа... и не посмел  оставить  свой  пост.  Вместо  этого  он  громко
крикнул:
   - Клянусь всеми богами! Наш трибун вернулся и все вместе с ним!
   Подхватив свое копье,  он  отступил  в  сторону  и,  отдав  Марку  салют,
пропустил гостей в лагерь.
   И в тот же миг хваленая римская дисциплина с  грохотом  рухнула.  Римляне
выскакивали из палаток, бросали свои тренировки на мечах и копьях и со  всех
ног мчались к трибуну. Марк и его товарищи не успели соскочить с  лошадей  -
их сняли с  седел  десятки  рук.  Легионеры  облепили  их  со  всех  сторон,
обнимали, пожимали им руки, хлопали по спине, чтобы убедиться, что  все  это
происходит, наяву.
   - В Галлии вы приветствовали меня  далеко  не  так  горячо,  -  жаловался
Виридовикс.
   Горгид слишком настороженно воспринимал прикосновения чужих рук. Для него
буйная радость легионеров была в  некотором  роде  испытанием.  Ракио  стоял
рядом. Кто-то заметил незнакомца.
   - Кто это?
   - Друг, - ответил грек.
   С этого мига Ракио приветствовали с таким  же  восторженным  энтузиазмом,
как и всех остальных. В отличие от Горгида, ирмидо получал от этого  большое
удовольствие.
   - Отойдите же в сторону! - К вновь прибывшим, расталкивая легионеров, шел
Секст Муниций. Но  продвигался  он  медленно,  поскольку  толпа  была  очень
плотной. В конце концов он все же подобрался к трибуну.
   Месяцы, проведенные Муницием в командирской должности, не прошли для него
даром. Молодой солдат возмужал на  глазах;  на  его  широком  красивом  лице
появилось серьезное, слегка суровое  выражение,  которого  Скавр  прежде  не
видел.
   Муниций отдал Скавру четкий салют.
   - Рад передать тебе отряд и командование!
   Марк покачал головой:
   - Отряд мне не принадлежит. Гавр разжаловал меня.
   Легионеры разразились сердитыми криками. Муниций сказал так:
   - Мы слышали об этом. Я тебе  так  скажу:  мы  сами  выбираем,  кто  нами
командует.
   Он снова отдал трибуну честь. Римляне одобрительно загудели.
   - Он прав, черт подери! Мы же не указываем Гавру, как ему поступать, и он
пусть тоже не лезет в наши дела! Если бы не мы, он все еще сидел бы у себя в
Видессе. Мы пробили в рядах йездов  брешь,  через  которую  может  пройти  и
слепой!
   И в толпе все громче поднимался возбужденный хор голосов:
   - Скавр, Скавр, Скавр!!!
   Тронутый до глубины души, не находя слов, чтобы  выразить  свои  чувства,
трибун отдал ответный салют. Радостные вопли стали оглушительными.
   Виридовикс тронул Гая Филиппа за плечо.
   - Ты, должно быть, заметил,  что  никто  из  них  не  обрадовался  твоему
появлению?
   - Меня здорово удивило бы, случись иначе, - не остался  в  долгу  старший
центурион. - Мне положено  быть  черствым,  бессердечным  ублюдком,  который
делает свое дело. На моем фоне командир выглядит просто ангелом.
   Видессиане  и  другие  не-римляне  среди  легионеров  поначалу  стояли  в
стороне, чтобы подпустить к Марку его соотечественников,  но  вскоре  и  они
присоединились к торжеству. Суровые коренастые  васпуракане  сжимали  его  в
своих медвежьих объятиях, выкрикивали приветствия по-латыни, и все это  было
сдобрено   веселыми   и   грязными   ругательствами   на   ридессианском   и
васпураканском.
   - Значит, ты все-таки уцелел, - прогудел Гагик Багратони, стиснув трибуна
так, что тот едва не задохнулся.  Накхарар  с  его  широким  крепким  лицом,
густыми волнистыми волосами и черной копной бороды всегда  напоминал  Скавру
льва. - Мы мчались со всех ног. Клянусь,  сделали  все,  что  было  в  наших
силах! Когда мы не нашли тебя, то решили уж, что ты мертв.
   - Я поражаюсь, что вы вообще добрались до этих мест, - сказал Марк.
   -  Хорошо  поставленная  разведка,  -  хитро  отозвался   Багратони.   Он
оглянулся. - Сенпат, Неврат, идите-ка сюда!
   Молодые "принцы", растолкав легионеров локтями, пробились к  накхарару  и
Скавру. Сенпат Свиодо был единственным  человеком  в  легионе,  который  мог
носить в любое время дня и ночи свою традиционную васпураканскую  треуголку,
украшенную цветными лентами.  Красивое  лицо  и  веселый,  добродушный  нрав
позволяли ему делать многое из того,  за  что  любой  другой  давно  бы  уже
поплатился выбитыми зубами. Сенпат топнул ногой и громко запел первый куплет
солдатской песенки: "Хей, хей, хей! Мы встретиться хотели поскорей! И  лучше
поздно, чем никогда, как говорила старая и ржавая пила..." Улыбка  его  была
неотразима; Скавр почувствовал, что  невольно  растягивает  рот  в  ответной
ухмылке.
   Марк повернулся к Неврат. Лица большинства васпураканок  были  грубоваты,
но Неврат была счастливым исключением; как и у ее мужа, часть  этой  красоты
заключалась  в  ее  сильном  характере.  Она  даже   не   захотела   слушать
благодарностей трибуна.
   - Сущие пустяки. Несколько дней прогулки по приятной местности из Видесса
в Гарсавру. Не о чем говорить. Разве ты не спас меня от намдалени, когда  мы
сражались с Драксом во время первой гражданской войны? Ты  заколол  его  как
раз вовремя.
   - А ты помнишь, кик ты отплатила мне за это?
   Легионеры взвыли и засвистели. Что-то в глазах Неврат сказало Марку,  что
помнила она и другие  вещи,  но  в  ее  больших  черных  глазах  сверкало  и
озорство.
   - Очень хорошо помню, - ответила она просто и прямо.
   - Что ж, тогда сравняем счет, - заявил Марк. Крики и улюлюканье стали еще
громче. Трибун обратился к Багратони:
   - Смотри внимательно, Гагик, я собираюсь поцеловать замужнюю женщину.
   И обнял Неврат.
   - Ты не возражаешь? - прошептала она ему в ухо.
   Он кивнул.
   Неврат поцеловала  его  на  этот  раз  по-настоящему,  более  нежно,  чем
собиралась. Губы ее были уверенными и сладкими.
   - Если ты делаешь что-то, то лучше делать это, как полагается, - заметила
она.
   - Возможно, мне следовало оставить тебя в Видессе, - зарычал Сенпат, но и
он весело смеялся.
   Легким кивком Неврат дала понять  Марку,  что  Сенпат  ничего  не  знает.
Впрочем, не было ничего такого, что он должен был бы "знать".
   Багратони подтолкнул трибуна локтем.
   - Так что же такого особенного я должен был увидеть? Такие вещи  я  знал,
когда мне было только двенадцать лет.
   Шум в римском лагере привлек  и  других  имперских  солдат  -  видессиан,
хатришей,  халогаев,  хаморов,  нескольких  намдалени.   Они   бросились   к
укрепленной насыпи, чтобы посмотреть, что же  привело  в  такое  возбуждение
обычно спокойных, невозмутимых легионеров.
   - Ну вот, а мы хотели,  чтобы  наше  прибытие  осталось  незамеченным,  -
сказал Горгид.
   Скавр отлично понял, что он имел в виду.
   - Это уже не имеет значения, - ответил он. -  Когда  Гуделин  и  Скилицез
доложат Императору обо всем, он и так узнает, кто прибыл вместе с аршаумами.
   И очень скоро, подумал Марк, последует официальный вызов к Туризину.
   Виридовикс нахмурился.
   - Тебе-то он, по крайней мере, дал хоть какие-то обещания,  -  сказал  он
Марку. - А меня он точно изрубит на кусочки, как собаку, за то,  что  я  мял
его любовницу в постели.
   Ничто не могло убедить Виридовикса в том,  что  Туризин  был  только  рад
избавиться от Комитты Рангаве.
   Трибун, в свою очередь,  размышлял  над  тем,  много  ли  стоят  обещания
Автократора. Он знал Гавра как  человека,  который  держит  слово,  но  знал
также, как велик будет соблазн нарушить клятву.
   Ну что ж, тут уж  ничего  поделать  нельзя.  И  не  имеет  значения,  что
собирается делать Туризин. У Авшара тоже имеются свои  планы,  и  эти  планы
могут разрушить намерения всех остальных.
   - Нам нужно узнать побольше о том, что здесь происходит, - сказал  трибун
Гаю Филиппу.
   - Муниций и Багратони  будут  твоей  правой  и  левой  рукой,  -  ответил
ветеран. - И я уже послал за Пакимером.
   - Отлично.
   Муниций провел их к командирской палатке, которая стояла в центре главной
"улицы" лагеря. Он посторонился, пропуская Скавра вперед.
   - Похоже, мне нужно  снова  привыкать  к  маленькой  палатке,  -  заметил
Муниций.
   Палатка действительно была  просторной.  Но,  если  не  считать  постели,
нескольких циновок и простого походного мешка, она была  совершенно  пустой.
Муниций был солдатом.
   Оглядевшись по сторонам, Виридовикс сказал:
   - Какая разница, сколько у тебя свободного места? Ты мог спокойно жить  и
в бочке. Все равно у тебя нет вещей.
   - Не думаю, что Ирэна будет этим довольна, - сказал Муниций. - Она  снова
ждет ребенка.
   - Она в Гарсавре? - спросил Марк.
   - Да. Все женщины там, за исключением Неврат, но она настоящий  воин.  Мы
бросились на запад в необычайной спешке. Мы не пытались прогнать  йездов,  а
просто прошли сквозь них. Гавр поступил точно так же. Эти  ублюдки  все  еще
роятся, как мухи, между Гарсаврой и Аморионом.
   - Вот и ответ на один из моих вопросов, - сказал Гай  Филипп.  -  Это  не
совсем то, что я хотел бы слышать, но именно этого я и ожидал.
   Лаон Пакимер прибыл, едва они уселись  на  циновки.  Хатриш  тоже  сел  и
кивнул Скавру и Гаю Филиппу так спокойно  и  непринужденно,  как  будто  они
расстались несколько часов назад.
   - Ты пришел довольно быстро, - нехотя признал старший  центурион.  Трудно
было сказать наверняка, что больше раздражало его: быстрота и  эффективность
действий Пакимера или его  легкомысленный,  ребяческий  стиль  командования.
Командир хатришей знал, что выводит ветерана из себя, и решил подшутить  над
ним.
   - У нас есть свои обычаи, - сказал он весело.
   - Пакимер переговорил с Кононом прежде, чем  римский  гонец  добрался  до
лагеря хатришей, - пояснил Горгид.
   Пакимер обиженно надулся:
   - Ты опять испортил мне фокус!
   - Ладно, давай о серьезном, - сказал Марк.
   Хатриш внезапно стал деловитым, как и остальные собравшиеся.  Он  сообщил
Скавру подробности: легионеры и  хатриши  вместе  пробились  к  Амориону  из
Гарсавры. Когда Туризин увидел, что их поход увенчался удачей, он последовал
за ними с остальной частью армии, которая теперь базируется в Аморионе. Гавр
не сумел полностью взять под свой контроль  долину  реки  Аранд,  но  послал
отряд к северу от порта Наколея на побережье Видесского моря.
   - Это разумно, - сказал трибун. - Таким образом, мы не  будем  совершенно
отрезаны от Империи.
   После этого разговор  перешел  к  вопросам  обеспечения  продовольствием,
готовности солдат к походу и войне, о планах Гавра.
   Секст Муниций сказал:
   - Вряд ли у него вообще были какие-то планы,  когда  он  пошел  за  нами.
Разве что хотел убедиться, что мы не захватим Аморион.  Но  теперь  получено
донесение о том, что Авшар движется на нас через Васпуракан. Если  это  так,
то Аморион послужит хорошей базой.
   Трибун и его друзья обменялись торопливыми взглядами.
   - Этот проклятый высохший труп  передвигается,  на  мой  взгляд,  слишком
быстро, - заметил Гай Филипп.
   Никто не сомневался в том, что князь-колдун намерен сокрушить Видесс  раз
и навсегда. Они видели приготовления Авшара собственными глазами;  трибун  и
старший центурион слышали  похвальбу  и  угрозы,  срывавшиеся  с  сухих  губ
колдуна.
   Пакимер сказал:
   - Мне кажется, в прибытии Императора сразу вслед  за  нами  кроется  куда
больше смысла, чем говорил Муниций. - Хатриш замолчал  и  стал  ждать,  пока
Скавр и его друзья сами найдут ответ на эти слова.
   - Политика? - предположил Гай Филипп.
   Командир хатришей в замешательстве почесал голову. Пусть  его  религия  и
отличалась от ортодоксального видессианского учения, но Пакимер  был  частью
этого мира - в отличие от грека, римлян и Виридовикса.
   - Иногда мне кажется, - проговорил он, -  что  вы  родились  полуслепыми.
Попробуйте понять, если сможете: за  последние  несколько  лет  Аморион  был
заражен схизмой. Этот  город  выступал  против  жрецов  Фоса  и  официальной
столицы, за что спасибо Земарку. Вы, римляне, в большинстве своем язычники и
неверующие. Имперцы же считают мой народ  одним  сортом  еретиков,  а  народ
Багратони - другим. Туризин не мог доверить никому из нас  установить  здесь
власть; иначе зачем же он привез с собой  Бальзамона?  Разве  не  для  того,
чтобы вернуть схизматиков в лоно ортодоксальной веры?
   - Бальзамон здесь? - Марк насторожился. - Я ничего не слышал об этом.
   - Да, это так. Старый лысый человек проповедовал направо и налево - очень
здорово проповедовал, надо признать. Я сам слушал его  раз  или  два.  Очень
живой человек. По правде говоря, еще бы несколько таких жрецов, как он, и  я
сам обратился бы в веру имперцев. Он заставляет тебя поверить в Добро.
   - Я тоже слушал его, - подхватил Багратони. - Он куда лучше, чем  Земарк,
- да, в  тысячу  раз!  Но  переменить  веру?  Нет,  никогда.  Слишком  много
страданий претерпели "принцы" от Видесса, чтобы теперь принять веру Империи.
   После этого совещание быстро закончилось. Марк подумал, что даже  истовый
религиозный Скилицез не осмелился бы в эту минуту  спорить  с  накхараром  о
религии. Что касается самого Марка, то он вообще не следовал  вере  Фоса.  И
куда больше понимал  светского  владыку  Видесса,  чем  всех  его  жрецов  и
патриархов вместе взятых.

***

   На следующее утро двое стражников-халогаев уже поджидали Скавра у главных
ворот римского лагеря. Кое-чему халогаи от легионеров уже научились, подумал
Марк. Из четырех  ворот  лагеря  главные  были  самыми  близкими  к  палатке
командира.
   На самом деле Скавр пытался отвлечься от гнетущей тревоги, думая о  таких
обыденных вещах. Халогаи вызвали только его, а не Гая Филиппа,  Горгида  или
Виридовикса. Марк не был уверен, что это хороший знак.
   Наемники-северяне обливались потом под знойным видессианским солнцем. Это
были высокие белокурые люди, такие же рослые, как трибун, но более широкие в
плечах. У одного из них волосы свободно падали на плечи, другой заплел их  в
толстую косу, которая спускалась ему на спину. У обоих висели в ножнах мечи,
хотя основным оружием гвардейцев-халогаев  были  тяжелые  боевые  топоры  на
длинных рукоятях.
   Они кивнули Марку, узнав его. Халогаи с косой сказал:
   - Нам приказано отвести тебя к Автократору.
   Халогай говорил с сильным жестким акцентом, но трибун понял его. Он пошел
между двух стражников, которые подняли свои топоры на плечи  и  двинулись  к
императорскому шатру.
   Гавр не стремился к роскоши и  в  походе  жил  очень  просто  и  скромно.
Голубой флаг с золотым солнечным шаром в расходящихся лучах развевался перед
его палаткой. Это был единственный знак, свидетельствовавший о  его  высоком
положении. У многих офицеров были шатры куда богаче.
   Еще двое солдат-халогаев ходили взад-вперед перед входом. Они  напряженно
замерли, когда перед ними появились  Марк  и  его  сопровождающие.  Один  из
северян сказал:
   - Это командир римлян.
   Часовые отошли в сторону, пропуская их внутрь.
   Склоняя голову под пологом и входя,  Скавр  делал  все  возможное,  чтобы
удивление никак не отразилось  на  его  лице.  Почему  халогаи  назвали  его
"командиром римлян"? Ведь Туризин отобрал у него звание!  Неужели  он  снова
вернул ему легион?
   Но у Марка было не слишком много времени для замешательства;  он  слышал,
как Гавр нетерпеливо говорит:
   - Давайте покончим с этим поскорее. У меня есть и другие дела.
   Какой-то офицер отсалютовал Императору и повернулся спиной к Скавру.  При
звуке его голоса трибун  сжался,  как  пружина.  Провк  Марзофл!  Когда  тот
повернулся, чтобы выйти из шатра, он налетел на Марка  и  вдруг  замер,  как
громом пораженный. Недоумение и злоба исказили его лицо.
   - Ты?! - вскрикнул он, хватаясь за меч.
   Рука Марка молниеносно метнулась к  оружию.  Один  из  халогаев  бросился
между Марзофлом и Скавром, другой железной хваткой стиснул руку римлянина.
   - Оставь оружие в ножнах, - приказал  он,  и  трибуну  оставалось  только
повиноваться.
   Туризин не двинулся с места. Он сидел за столом, заваленным свитками.
   - Выполняй приказ, Провк, - промолвил  он.  -  Могу  заверить  тебя,  что
поступлю с ним так, как он заслуживает.
   Тон и слова Императора не слишком понравились Скавру. Но и  Марзофла  они
не чересчур обрадовали.
   - Слушаюсь, - ответил кавалерист,  едва  не  задохнувшись  от  бессильной
злобы. Он надменно тряхнул волосами и вышел из палатки, процедив на прощание
сквозь зубы:
   - Между нами еще не все закончено, ты, осел в львиной шкуре.
   Единственное, что не позволило  римлянину  броситься  на  Марзофла,  была
железная рука стражника. Гнев Марка удивил даже его самого. Он  не  сердился
на кавалериста за то, что вытерпел сам: сделано и позабыто. Но Марзофл был в
ответе за все, что случилось в эти несколько  месяцев  с  Алипией.  А  этого
трибун никак не мог ни забыть, ни простить. Принцесса и так  уже  выстрадала
слишком много.
   -   Убирайтесь   отсюда,   Бьоргольф,    Харэк,    -    сказал    Туризин
стражникам-халогаям,  стоявшим  справа  и  слева  от  трибуна.  -  Эвинд   и
Скаллагрим останутся снаружи и проследят  за  тем,  чтобы  этот  человек  не
попытался умертвить меня. Впрочем, он ведь этого не сделает -  я  нужен  ему
живым. Не так ли, чужеземец?
   Туризин цинично посмотрел на  Марка.  Трибун  промолчал.  Халогаи  отдали
честь и вышли - у  них  не  было  ни  малейшего  желания  спорить  со  своим
повелителем.
   Трибун повернулся к слуге, который чистил его красные  сапоги,  и  бросил
ему серебряную монету.
   - Довольно, Гликий. Иди потрать ее на что-нибудь.
   Рассыпавшись    в    благодарностях,    видессианин     последовал     за
наемниками-халогаями. Когда он ушел. Император с удовольствием хмыкнул:
   - Теперь здесь не осталось никого, кто упал бы в обморок, увидев, что  ты
все еще отказываешься от проскинезы.
   Марк по-прежнему стоял молча. Ему уже приходилось видеть Туризина в таком
игривом настроении. Это беспокоило Марка, он не мог читать мысли Императора.
   Гавр поднял бровь:
   - Если ты не собираешься ложиться на брюхо, то, по крайней мере, садись в
кресло.
   Трибун повиновался.
   Скрестив пальцы,  Туризин  внимательно  рассматривал  его  целую  минуту,
прежде чем заговорить снова:
   - Что же мне делать с тобой, римлянин? Ты, как  фальшивый  медяк,  всегда
появляешься, когда тебя не ждут.
   Марку внезапно стало не по себе от этого неопределенного  начала  -  Гавр
обычно держался куда прямее и откровеннее. Наконец трибун сказал:
   - Мне кажется, возможны только два варианта. Или ты сдержишь  слово,  или
казнишь меня.
   Император тонко улыбнулся:
   - Пытаешься меня уговорить? Несколько раз мне и впрямь  страшно  хотелось
видеть твою голову на пике у Вехового Камня. Но не я буду решать сейчас твою