а  стало
озабоченным.
   - Их много, очень  много  на  этот  раз,  -  сказал  он,  натягивая  лук.
Остальные хаморы сделали то же самое.
   - Значит, подеремся, да? - возбужденно спросил  кельт.  Рамбехишт  бросил
ему:
   - Они здесь не для того, чтобы поменяться с нами одеждой. - И закричал:
   - Всем растянуться цепью! Быстрее, пока еще есть время! Октамас,  отступи
с запасными лошадьми! И отгони в сторону коров, они больше не нужны!
   Всадники быстро  приближались.  Вот  уже  видны  стали  фигуры  людей  на
лошадях... Команда Рамбехишта "растянуться"  слегка  озадачила  Виридовикса.
Привыкший к пехотным сражениям, он инстинктивно стремился собрать все силы в
кулак.
   Затем первая стрела свистнула возле  его  уха.  Виридовикс  вдруг  понял:
прямая атака сомкнутым строем привела бы к тому, что их почти сразу перебили
бы стрелами.
   Кочевники  посылали  стрелы  во  все  стороны   с   невозможно   большого
расстояния.  Люди  кричали,  кони  рушились  на  полном  скаку,   пораженные
насмерть. Это была смертельная и прекрасная игра.
   Кельт, неопытный наездник, вооруженный только мечом, не  слишком  помогал
сейчас своим товарищам. Виридовикс не  знал  маневренного  степного  боя.  В
первые минуты стычки это едва не стоило ему жизни.
   Воины Варатеша численностью превосходили разъезд Рамбехишта  в  несколько
раз. Хаморы Таргитая быстро отступили.
   В представлениях Виридовикса отступление и поражение были одним и тем же.
Поэтому он не двигался с места и только с вызовом рычал  на  бандитов,  пока
Батбайян не крикнул ему:
   - Отходи же, болван! Ты что, не хочешь больше увидеть Сейрем?
   Это имя вразумило кельта как ничто иное. Было уже почти поздно отступать.
Один из бандитов обогнал кельта и  повернулся  в  седле,  желая  выстрелить.
Виридовикс ударил коня пятками и быстро помчался вперед. Стрела свистнула  у
него за спиной.
   - Попробуй еще, паршивец! - крикнул Виридовикс, внезапно развернув лошадь
прямо на кочевника.
   У того уже не было времени вынуть из колчана вторую стрелу. Он отскочил в
сторону. Теперь кельт быстро настигал его, немилосердно  подгоняя  лошадь  и
низко нагнувшись к ее гриве. Стрела краем наконечника  ударила  в  бронзовый
шар на вершине его медной шапки. От этого удара кельта бросило в  дрожь.  Он
почувствовал, как напряглись мышцы спины.
   Но колчаны постепенно пустели, на  смену  стрелам  пришли  сабли,  быстро
выхваченные из ножен. Завязался ближний бой. Но даже и  сейчас  стычки  были
короткими: нанести стремительный удар и скрыться. Удар, укол, снова удар - и
всадник изворачивается юлой. Внезапно у  Виридовикса  с  его  длинным  мечом
появилось преимущество.
   Затем он услышал,  как  один  из  врагов  выкрикнул  его  имя.  Он  резко
повернулся на крик, сразу узнав голос.
   Варатеш бросился вперед:
   - Никаких фокусов! Никакой пощады!
   - А, щенок Авшара! Сорвался с привязи! - завопил в ответ кельт.
   Красивое смуглое лицо Варатеша передернулось от ярости. Дикий в гневе, он
нанес первый удар. Виридовикс отбил его, но его собственный  выпад  оказался
слишком медленным. Варатеш развернул лошадь быстрее,  чем  это  мог  сделать
Виридовикс.
   Кельт вдруг понял, что ему не слишком нравится  сражаться  конным.  Пешим
он, без сомнения,  быстро  изрубил  бы  Варатеша  на  куски  -  несмотря  на
несомненную ловкость бандита и обуревавшую  его  ярость.  Но  конь  оказался
таким же оружием, как и меч. И этим степным  оружием  кочевник  владел  куда
лучше.
   Варатеш внезапно опять бросил коня к  Виридовиксу,  нанося  удар  саблей.
Будь противником Варатеша хамор, тот был бы убит этой неожиданной атакой. Но
Виридовикс привык держать куда более тяжелый щит, чем тот маленький  круглый
щит из вываренной кожи, которым его вооружили хаморы. Он удержал удар,  хотя
враг чуть было не отсек ухо его лошади.
   Несмотря на то что атака Варатеша не удалась, кельт хорошо понял:  он  не
может позволить бандиту взять инициативу в свои руки.  Варатеш  был  слишком
опасным противником.
   - А ну, иди сюда, ты, червяк, наживка для  рыбы!  -  проревел  он,  резко
повернув лошадь направо. Животное протестующе заржало, но  повиновалось.  На
этот раз Виридовикс был так же быстр, как и его враг.
   Глаза Варатеша расширились от изумления, когда кельт надвинулся на  него.
Сабля бандита взметнулась вверх  достаточно  быстро,  чтобы  отразить  удар,
направленный в голову. Но Виридовикс выбил оружие из рук противника.  Бандит
громко выругался и взмахнул рукой. Рука страшно болела. Удивительно еще, что
она не сломана.
   Выхватив из-за пояса кинжал, Варатеш метнул  его  в  кельта.  Бросок  был
неудачным - рука у запястья словно онемела. Как  и  любой  другой  кочевник,
Варатеш не находил ничего позорного в том, чтобы спастись бегством.
   - Вернись назад! Трус! - вопил Виридовикс. Он бросился было  преследовать
врага, но затем обернулся и увидел, что друзья не спешат поддержать  погоню.
- Куда они все запропали?
   Он оторвался от воинов Рамбехишта почти на  полкилометра.  Те  продолжали
отходить  от  превосходящих   сил   врага.   Кельт   помедлил,   раздираемый
противоречивыми чувствами. С одной стороны, безоружный  Варатеш  был  совсем
близко.
   Будь у Виридовикса лошадь побыстрее, он давно бы настиг бандита и зарубил
его. Но в таком случае он окончательно оторвется от своих товарищей.
   Размышлял Виридовикс, впрочем, недолго.  Двое  бандитов  уже  неслись  на
помощь к своему вожаку. Один был  вооружен  луком.  После  небольшой  стычки
уважение Виридовикса к этому опасному оружию кочевников возросло еще больше.
Он резко отвернул коня. Хамор выпустил одну за другой две последние  стрелы.
Одна просвистела у плеча  кельта,  другая  впилась  в  толстую  кожу  седла.
Виридовикс моргнул: лучник казался отсюда всего  лишь  маленькой  точкой  на
горизонте.
   - Ну, - обратился кельт к стреле, выдергивая ее из седла, - ты  прилетела
сюда сама или тебя кто-то прислал?
   Стрела не дала ответа. Виридовикс бросил ее на землю.
   Потребовался еще час непрерывных стычек, прежде чем  Рамбехишт  избавился
от  наседавших  на   него   бандитов   Варатеша.   Наконец   те   прекратили
преследование. Лошади бандитов не были такими свежими,  как  у  разъезда,  а
Варатеш  был  слишком  опытным  вожаком,   чтобы   позволить   своим   людям
преследовать врага, имея под седлом уставших коней. Выполнив основную задачу
- остановив продвижение врага, - они повернули назад.
   - Самая лучшая вещь  на  свете  -  это  битва!  -  крикнул  разгоряченный
Виридовикс своим товарищам, которые медленно приходили  в  себя  после  боя.
Сражение в степи не было тем рукопашным боем, к которому привык  Виридовикс,
но новизна делала степную стычку только более захватывающей.
   Вытирая вспотевший лоб, Виридовикс заметил наконец  рану.  Он  так  и  не
понял, когда ее получил. Была ли причиной задевшая  его  стрела  или  сабля,
ударившая вскользь? Несколько хаморов также были ранены, но  даже  кочевник,
которому стрела пробила бедро,  улыбнулся  сквозь  стиснутые  зубы,  услышав
слова кельта.
   Как и Виридовикс, степняки наслаждались войной. Она приносила им  горячую
радость. У них есть все причины гордиться собой,  подумал  Виридовикс.  Хотя
враги явно превосходили их численностью  во  много  раз,  хаморы  Рамбехишта
потеряли только одного человека (его  тело  привязали  к  запасной  лошади).
Бандиты Варатеша получили хороший  отпор.  Даже  хмурый  Рамбехишт  выглядел
удовлетворенным, когда разъезд в сгустившихся сумерках разбивал лагерь.
   - Сегодня они заплатили за все,  -  сказал  он,  откусив  кусок  мяса  от
провялившейся говядины, которую держал под седлом.
   - И хорошо заплатили! - добавил Батбайян.  Он  накладывал  мазь  на  рану
лошади, спину которой задела стрела. Голос молодого  хамора  еще  дрожал  от
возбуждения. Он был горд, что сумел хорошо проявить себя в бою.
   Виридовикс улыбнулся его горячности.
   - Жаль только, что эти олухи все-таки сообразили, в чем дело, и испортили
нам потеху.
   - Любая хитрость годится  только  до  тех  пор,  пока  ее  кто-нибудь  не
разгадает, - пожал плечами Рамбехишт. - Мы зашли на территорию врага гораздо
дальше, чем могли бы без нашей  уловки.  И  отбросили  бандитов  лучше,  чем
рассчитывали. Да  и  наш  лагерь  передвинулся  вперед.  -  Он  взглянул  на
клубившиеся на небе тучи. - Все равно скоро польет дождь, и пыли  больше  не
будет.

***

   Момент выбора союзников был  отсрочен  смертью  шамана  Оногона.  Женщины
клана громко оплакивали мудрого старца.  Мужчины  переживали  горе  молча  и
выражали свою печаль без слов, сделав на щеках надрезы.
   - Что до меня, то я лучше бы полоснул себя по горлу, -  заметил  Пикридий
Гуделин. Потеря Оногона сильно помешает теперь победе Видесса.
   Ариг навестил имперское посольство на следующий день после смерти шамана.
Раны на его лице уже не кровоточили. Он хмуро  отхлебнул  кумыса  и  покачал
головой, словно до сих пор не верил случившемуся.
   - Да. Его действительно больше нет с  нами,  -  проговорил  Ариг,  словно
размышляя вслух. - В глубине души я думал, что он вообще никогда  не  умрет.
Всю жизнь я помнил его таким. Он как будто родился старцем. Казалось, легкий
ветерок может опрокинуть его. Но он был самым мудрым, самым добрым человеком
из всех, кого я знал.
   Ариг едва не рыдал. Возможно, причиной этой  несдержанности  были  долгие
годы, проведенные в Видессе, а может быть -  глубокая  и  искренняя  скорбь.
Старший сын кагана был близок к тому, чтобы  нарушить  обычаи  кочевников  и
дать волю слезам.
   - В шатре Боргаза  об  Оногоне  не  плачут,  -  заметил  Гуделин.  Он  не
переставал думать об интересах Империи.
   - Это так, - бесцветным голосом отозвался Ариг. Личное горе поглотило все
остальные его тревоги и заботы.
   Более чуткий к чувствам кочевника, чем Гуделин, Скилицез сказал:
   - Я надеюсь, он отошел легко.
   - О да. Это случилось при мне. Мы говорили о тебе, кстати. - Ариг  устало
улыбнулся Гуделину. - Он закончил пить кумыс и вышел  освежиться.  Когда  он
вернулся, то сказал, что ноги у него  гудят  от  усталости.  Будто  налились
свинцом. Дизабул, будь он проклят, посмеялся над ним. Дизабул сказал: ничего
удивительного - после крепкого кумыса! Оногон в ответ только усмехнулся.  Но
ему становилось хуже. Онемение пошло выше. Оно перекинулось на бедра. Он уже
не чувствовал своих ног, даже когда сильно ущипнул себя!  Тогда  он  лег  на
спину. Через некоторое время живот у него похолодел. Тогда  он  закрыл  лицо
покрывалом. Он чувствовал, что конец уже близко. Потом он  слегка  дернулся.
Когда мы сняли покрывало, его глаза не  мигали.  На  лице  не  было  никаких
признаков боли. Его старое сердце просто остановилось. Вот и все...
   - Как  жаль,  -  молвил  Скилицеэ,  качая  головой.  Со  стороны  глубоко
верующего видессианина это был самый большой знак почтения  по  отношению  к
язычнику-шаману.
   Горгид еле сдерживался, чтобы не закричать от бессилия и ярости. Оболочка
историка слетела, как пустая шелуха,  обнажив  душу  врача.  Смерть  Оногона
просто вопила об отравлении. Горгид мог даже  точно  назвать  яд  -  мышьяк.
Описание Арига было точным, симптомы ясны, как белый день. А для тех, кто не
знал о страшном яде, смерть  старика  казалась  делом  вполне  естественным.
"Старое сердце просто остановилось, вот и все..."
   Когда аршаум вышел из посольской юрты, грек рассказал товарищам  о  своем
подозрении.
   Скилицез хмыкнул:
   - Вполне могу поверить.
   - Боргаз хотел избавиться от него, - произнес Гуделин, - нет сомнений. Но
что нам толку от того, что мы это знаем? Если мы заявим об  отравлении,  кто
поверит нам? Нас просто назовут клеветниками, лгунами  и  негодяями.  В  чем
лично я не вижу ничего хорошего. Если только, - добавил чиновник с надеждой,
обращаясь  к  Горгиду,  -  у  тебя  есть  при  себе  этот  яд  и  ты  можешь
продемонстрировать его действие на животном.
   - Отличная идея, Пикридий, - сказал Скилицеэ. - Он покажет,  как  убивает
яд, и все немедленно решат, что это мы задули свечу  жизни  старика.  Ну  ты
просто молодец, старина! Это как раз то, что нам сейчас необходимо.
   - В любом случае, у меня нет яда, - сказал Горгид. - Когда я стал врачом,
то дал клятву никогда не иметь дела со смертоносными ядами. С тех пор  я  ни
разу ее не нарушил.
   Он сидел с подавленным, несчастным  видом,  уронив  лицо  в  ладони.  Яды
Горгид ненавидел -  особенно  потому,  что  надежных  противоядий  почти  не
существовало. Большинство из тех, о которых он слышал, были рождены женскими
пересудами и ни на что не годились.
   Женщины, которых Аргун предоставил видессианскому  посольству,  не  знали
языка Империи. Однако худенькая девушка Горгида по имени Хелун  поняла,  что
ее господин расстроен. Она нежно коснулась его опущенных плеч, но  он  резко
оттолкнул ее. Когда Хелун молчаливо  и  покорно  отошла  в  сторону,  Горгид
устыдился собственной грубости. Впрочем, о женщине он думал лишь  мгновение.
Желание отомстить Боргазу снедало  грека.  Старый  шаман  заслуживал  лучшей
участи, нежели быть предательски умерщвленным из-за какой-то войны,  которая
шла за сотни миль отсюда. Горгид даже засмеялся, когда ему в  голову  пришла
одна особенно изощренная и кровавая месть. Виридовикс был бы доволен,  узнав
о столь кровожадных затеях, - какая гордая ирония...
   Прощание с шаманом продолжалось несколько дней. Тело Оногона было предано
земле, а не сожжено. Огонь в степи слишком опасен, чтобы разводить  огромный
погребальный костер, и кочевникам это было хорошо известно.
   В центре большой квадратной могилы устроили  постель.  На  ней  покоилось
тело Оногона, одетого в украшенную  бахромой  одежду  шамана.  Над  покойным
воздвигли сооружение из кольев, накрытое плетеной крышей. Аршаумы бросили на
нее несколько золотых чаш.
   Преемник Оногона, ясновидящий Толаи,  зарезал  над  могилой  коня.  Кровь
хлынула на плетеную крышу.
   Когда труп животного был сброшен вниз, Ариг сказал:
   - У него будет добрый скакун в другом мире.
   Почти все старейшины клана стояли здесь, глядя,  как  могилу  забрасывают
землей. Горгид пытался понять, о чем они думают в эти минуты. Но  проникнуть
в мысли аршаумов было невозможно: горе словно покрыло их  лица  неподвижными
масками. Аршаумы в принципе были наиболее  непроницаемым  народом  из  всех,
какие когда-либо встречались греку.
   Боргаз пришел проводить Оногона вместе с остальными.  Облако  печали  как
будто окутывало йезда. Посланник Вулгхаша казался  вполне  искренним.  Точно
осьминог, который выбрасывает чернильное  облако,  чтобы  скрыться,  подумал
грек с  ненавистью.  Дизабул  стоял  рядом  с  йездом.  Аршаумы  обернулись,
услышав, как юный принц тихо засмеялся в ответ на какую-то реплику Боргаза.
   Посланник Иезда и Гуделин продолжали играть в бесконечную игру посулов  и
взяток, щедро раздавая обещания, обещания и еще раз обещания.
   - Ненасытный жадюга! - стонал Гуделин. - Уже трижды я платил этому Гуюку,
чтобы он сказал мне "да", и Боргаз  четыре  раза  побывал  у  него,  покупая
"нет". Все мое золото выброшено впустую!
   - Ужасно,  когда  не  можешь  доверять  человеку,  которого  подкупил,  -
пробормотал Горгид, вызвав своей репликой  грубый  жест  Гуделина  и  скупую
улыбку Скилицеза.
   Старейшины пришли к новому решению. Было ли оно вызвано тем, что  они  не
могли больше доить послов, или же оно  продиктовано  их  искренним  желанием
закончить дело, Горгид не знал. Вожди клана Серой Лошади разослали гонцов по
соседним кланам с приглашением на пир, где будет объявлено о выборе Аргуна.
   - Очень умно, - заметил Скилицез. Офицер знал обычаи аршаумов и  понимал,
как строятся их взаимоотношения с друзьями. - Аргун  сможет  еще  до  начала
пира дать понять, чью сторону он избирает. По обычаям аршаумов,  проигравшая
сторона не имеет права жаловаться и оспаривать решение, пока идет пир.
   Гости прибыли быстрее, чем предполагал Горгид.  Грек  все  еще  с  трудом
понимал, как это кочевникам удается покрывать  столь  большие  расстояния  в
такие короткие сроки.
   Двое из вновь прибывших, когда аршаумы захотели разделить их,  схватились
за  сабли,  однако  Аргун  приказал  держать  всех  гостей   под   неусыпным
наблюдением. Бдительно следил он и  за  соперниками-послами.  Даже  традиций
пира могло оказаться недостаточно.
   Аршаумы очистили от мусора широкую полосу земли и выкопали  три  ямы  для
костров: одну в центре для Аргуна,  его  сыновей  и  послов,  и  две  -  для
старейшин клана и приглашенных. У каждого костра кочевники развернули кошмы,
устраиваясь как можно теснее.
   - Скоро все будет кончено. Как хотите, а это само  по  себе  уже  большое
облегчение, -  сказал  Гуделин,  тщась  отскрести  жирные  пятна  с  халата,
расшитого золотыми нитями. Церемониальное одеяние хранилось в тюке  вот  уже
несколько недель.
   - Если только они не решат принести нас в жертву Скотосу, чтобы  скрепить
свою дьявольскую сделку, - утешил его Скилицез, похлопывая по мечу. - Что ж,
я отправлюсь под лед не один.
   Облачаясь в те немногие красивые одежды, какие  у  него  нашлись,  Горгид
размышлял о противоречиях человеческой  натуры.  Скилицез  неплохо  ладил  с
аршаумами. Во многом кочевники  нравились  суровому  видессианскому  офицеру
куда больше, чем Гуделин. Но во всем, что  касалось  религии,  Скилицез  был
агрессивен и нетерпим, как многие видессиане. Чиновник же, напротив, обладал
более широкими взглядами на религиозные проблемы, хотя сами  кочевники  были
для утонченного бюрократа лишь сборищем неумытых дикарей.
   - Ну что ж, пошли, - сказал Гуделин с напускной легкостью. Невозмутимость
придворного, которую он так тщательно культивировал  в  себе,  дала  наконец
трещину.
   Горгид почувствовал, как все глаза  обратились  на  видессиан,  когда  их
посольство вступило в шатер. Агафий Псой и его солдаты внимательно оберегали
посольство, в то время как аршаумы глядели на Гуделина и  его  товарищей  во
все глаза, пытаясь угадать, кто перед ними:  будущие  союзники  или  будущие
враги.
   Вечер был прохладным. В  воздухе  пахло  грозой.  Что  ж,  подумал  грек,
хорошо, что аршаумы сделали наконец свой  выбор.  Еще  неделя  -  и  зарядят
осенние дожди. Тогда  придется  надолго  забыть  о  пиршествах  на  открытом
воздухе.
   Языки пламени звали погреться у костра. Гуделин,  должно  быть,  прочитал
мысли Горгида, потому что сказал:
   - Сегодня я, наверное, не имел бы  ничего  против  того,  чтобы  войти  в
костер.
   Он потуже  затянул  пояс  своего  роскошного  халата.  Несколько  месяцев
чиновник носил штаны и тунику; сняв эту удобную и  плотную  одежду,  Гуделин
теперь мерз в богато расшитом, но легком церемониальном халате.
   Увидев Боргаза, выходящего из своей юрты, грек глухо заворчал,  как  пес.
Посланник Вулгхаша, изысканно вежливый, махнул видессианам рукой.
   - Если сие возможно, помедлите ради меня. Пусть наша судьба откроется нам
одновременно.
   Улыбка играла на его полных губах, но не  затрагивала  темных  глаз.  Эта
улыбка никогда ничего  не  говорила  собеседникам  Боргаза.  Краткая  тирада
дипломата из Иезда была, как всегда, изящна.
   - Снедает меня любопытство, сколь величавым и  пышным  будет  сегодняшний
прием, - добавил Боргаз. Усмешка в его тоне была столь тонкой,  что  Гуделин
завистливо приподнял бровь.
   Большинство аршаумов уже ждали в шатре. Некоторые приступили  к  трапезе.
Бурдюк с кумысом переходил от одного пирующего к другому. Аршаумы  притихли,
когда увидели,  как  из  темноты  выступили  бок  о  бок  два  соперничающих
посольства.
   Кивнув сыновьям, чтобы они следовали за ним, Аргун поднялся,  приветствуя
послов. Горгид пробежал глазами по плоским узкоглазым лицам,  пытаясь  найти
ответ  прежде,  чем  каган  скажет  свое  слово.  Лицо   Аргуна   оставалось
непроницаемым. Казалось, он смакует чужое  нетерпение.  Ариг  тоже  сохранял
невозмутимость. Он словно