й человек или величайший дурак  из
всех, которых я когда-либо встречал.
   - Ты всегда говоришь загадками? - спросил Марк.
   - Почти все время - это хорошая практика для дипломата. Забудь  обо  мне,
лучше посмотри на себя. Когда ты встал с мечом против Авшара, я был  уверен,
что наше знакомство на этом и прекратится. На ты победил, и, кажется,  знал,
что делал. А теперь - это!
   - Что - это? - переспросил трибун в полном недоумении.
   - Ты и твои солдаты победили намдалени в учебном бою. Прекрасно. Этим  ты
польстил Нефону Комносу и сделал приятное Императору.  Солдаты  Княжества  -
хорошие воины; Маврикиос будет рад узнать, что теперь у него есть  преданные
солдаты, которые могут выстоять против них  в  случае  необходимости.  -  Он
поднял палец в предостерегающем жесте и ткнул в грудь Скаурусу. -  А  предан
ли Императору ты? Ты разбил их, что же дальше? Ты хвастался  своей  победой?
Нет. Ты уселся с ними за один стол,  ты  пьешь  их  вино,  как  будто  вы  с
намдалени - лучшие друзья. Ты хочешь заставить Императора  волноваться?  Или
ты думаешь, Сфранцез будет теперь относиться к тебе лучше? После той  рыбки,
которой он угостил тебя на банкете сомневаюсь! Да-да, я видел, как ты  тогда
мялся, а ведь пищеварение, кажется, не доставляет тебе особенных хлопот.
   - Какое отношение Сфранцез имеет к... - начал Скаурус и тут же  замолчал,
не закончив вопроса, потому что уже понял, каким будет ответ.
   Намдалени были наемниками, и это говорило о  многом.  Иностранных  солдат
принимает на службу не Император и не те, кто поддерживает его.  Это  работа
чиновников и высшей столичной знать Они  использовали  наемников  для  того,
чтобы сдерживать Гавраса и самим управлять Империей. Во главе же этих  людей
- Варданес Сфранцез.
   Он выругался по-видессиански - для Тасо Ванеса, а потом по-латыни,  чтобы
отвести душу.
   - Я вижу, теперь ты меня понял, - сказал Ванес.
   - Но ведь это всего лишь пирушка... - запротестовал Скаурус.
   Тасо Ванес удивленно поднял брови. Комментариев  больше  не  требовалось.
"Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты!" - трибун прекрасно помнил эти
слова. Сам Цезарь, когда был молодым, попал под подозрение, потому  что  был
знаком с Марием, возглавлявшим побежденную фракцию. А ведь Марк  не  отрицал
своей симпатии к намдалени. Их подход к жизни напоминал тот, что был  принят
у римлян. Они смотрели  на  вещи  по-деловому,  не  страдали  чувствительной
гордостью и не носились с религиозными фантазиями, как видессиане. Не было у
них и мрачных мистических воззрений, как у  халога.  Люди  Княжества  делали
свое дело как можно лучше, а их взгляды  хорошо  согласовывались  с  учением
стоиков, столь близким Марку. Были и другие причины, которые он  держал  про
себя.
   Он ответил:
   - Сейчас уже слишком поздно тревожиться, не правда ли? И потом, почему ты
предупреждаешь меня? Ведь мы с тобой почти не знакомы.
   Ванес громко рассмеялся; как и  у  Патриарха  Бальзамона,  смех  его  был
веселым и немного ироничным.
   - Я занимаю свой пост в этом городе вот уже восемь лет. Это, конечно,  не
самый большой срок. Гавтруз, например, здесь на два года дальше. Но  я  знаю
всех, и все знают меня. Мы, послы, давно все постигли:  как  играть,  какими
трюками пользоваться, как торговаться, когда уступать, и в большинстве своем
мы страшно скучаем. Во всяком случае, я. А  с  другой  стороны,  ты  и  твои
римляне (он увидел, как Марк вскинул  брови)  -  новые  кости  на  игральной
доске. Тяжелые кости, к тому же.. Многое будет  зависеть  от  того,  что  вы
выбросите: единицы или двойные шестерки. - Он почесал свою куцую бородку.  -
Пора нам возвращаться. Сотэрик, я полагаю, не может вечно говорить о  гончих
собаках с кривым носом.
   Он пошел к пирующим, оставив за Скаурусом выбор - возвращаться или уйти в
свою казарму. И Марк решил возвратиться. Тасо Ванес удовлетворенно  хмыкнул,
когда они подошли к столам.
   - Несколько рано, - сказал он. - Но не слишком. Слишком рано  лучше,  чем
слишком поздно, иначе мы не сможем найти места для игры или же ставки  будут
уже не по карману.
   Наблюдая за сценами, которые предстали их взору, Марк еще раз  подумал  о
характере  намдалени.  Почему  они  любили  игру  -  потому  что  верили   в
игрока-Фоса, которого придумали их теологи, или просто потому, что  родились
для азарта? Сейчас он мог держать пари  на  последнее  -  и,  скорее  всего,
нашелся бы намдалени, готовый поспорить с ним.
   Большая часть столов и скамей  исчезла,  а  вместо  них  прямо  на  земле
начертили круг для игры в кости,  рулетку,  расставили  мишени  для  метания
ножей, а также кегли. Как и ожидал Скаурус, он увидел здесь Горгидаса.
   Грек был мастером игры в коттабос,  в  которой  требовались  опытность  и
практика. Марк сунул руку в свой кошелек  и  посмотрел,  много  ли  при  нем
денег. Как он и думал - несколько бронзовых монет странной формы, с  десяток
серебряных и шесть золотых, последние чеканились размером с ноготь  большого
пальца. Более старые, потертые  монеты  были  сделаны  из  хорошего  чистого
золота, а новые - с добавками  серебра  или  меди.  Формально  курс  их  был
одинаков, но трибун знал, что на рынке старые ценились куда больше.
   Видессианские правила игры в  кости  (как  он  узнал  за  долгую  зиму  в
Имбросе) отличались от тех, что были приняты в Риме. Две единицы  ("солнышки
Фоса", как их называли) были самыми высокими номерами в игре.
   Можно бросать кости, пока не придут противоположные номера ("демоны") или
двойная шестерка - тогда ты проиграл. Были и маленькие ставки - сколько  раз
ты сможешь выкинуть кости, какие очки наберешь и так далее,  в  общем,  все,
что только сможет изобрести ум игрока.
   Первый бросок был удачным. Скаурус бросил  кости  еще  три  раза,  дважды
получив "солнце", пока наконец не выбросил "демонов". Ставка возросла, и  он
выиграл, правда, почти тут же все спустил - на него с усмешкой  глядели  две
шестерки.
   Крики одобрения и  хлопки  ладоней  донеслись  из  круга,  где  играли  в
коттабос. На мгновение Марк оторвался от костей  и  увидел  то,  что  ожидал
увидеть: Горгидас стоял, широко расставив ноги, и готовился швырнуть палку в
кегли, выигрывая, наверное, уже в десятый раз, никак не меньше. Если  бы  он
не был сейчас навеселе, половина намдалени ходили бы в его должниках еще  до
того, как закончится ночь.
   Скаурус немного выиграл и немного проиграл. Он  полностью  сосредоточился
на своем круге для игры в кости, на деньгах, лежащих  рядом,  и  на  костях,
которые бросали мужские руки - руки, берущие фишки или  сгребающие  выигрыш.
Неожиданно в круг потянулась  нежная,  тонкая  в  запястье  женская  рука  с
крашеными ногтями и изумрудным перстнем на длинном пальце.
   Ошеломленный Марк поднял глаза и увидел Комитту  Рангаве.  За  спиной  ее
стоял Туризин Гаврас. Севастократор был одет в простую  тунику  и  штаны  и,
видимо, находился здесь довольно долго. Комитта истолковала удивление римлян
по-своему. Весело улыбаясь, она произнесла:
   - Я знаю, это не принято, но я так люблю играть. Вы не  возражаете?  Судя
по ее тону, лучше было бы не возражать.
   Он пожал плечами.
   - Разумеется, моя госпожа.
   Да и как он мог отказать подруге Севастократора?.. Она  выиграла  дважды,
на  третий  раз  проиграла  все,  сердито  бросила  кости  и  выругалась   а
необычайной для женщины легкостью. Игроки  ухмыльнулись.  Кто-то  нашел  еще
пару костяшек, и с этого момента она была безоговорочно принята  в  компанию
игроков.
   Имея при себе немало денег, и постоянно повышая ставки, Туризин мог легко
вытеснить остальных игроков. Памятуя о том, как он поставил  сто  золотых  в
споре с Варданесом Сфранцезом, Марк знал, что  Севастократор  был  не  прочь
играть очень крупно. Но имея дело с людьми, ограниченными  в  средствах,  он
довольствовался тем же, что и  они  -  тут  рискнуть  золотым;  там  горстью
серебра. Он проигрывал с таким  серьезным  видом,  как  будто  игра  шла  по
меньшей мере на целые провинции. Все, что делал Туризин, он делал умело.  Он
был хитрым игроком, и вскоре хорошая кучка золотых выросла перед ним.
   - Ты что, приставляешь им меч к горлу, или они нарочно проигрывают  тебе?
- спросил кто-то.
   Марк удивился, увидев нависшего над Севастократором  Маврикиоса  Гавраса.
Император был одет так же просто, как и его брат, и сопровождали его  только
двое телохранителей-халога.
   - Ты никогда не научишься ценить опыт,  -  возразил  Туризин  и  радостно
ухмыльнулся, выиграв  еще  одну  ставку:  его  соперник  намдалени  выбросил
"демонов".
   - Подвинься и дай своему старшему брату показать тебе, как это  делается.
Я слушал своих счетоводов и сборщиков налогов весь день и сыт  по  горло  их
замечаниями. "Прощу прощения, Ваше Величество, но в  настоящее  время  я  не
могу порекомендовать вам этого". Ба! Иногда я думаю, что дворцовые церемонии
- это  медленный  яд,  придуманный  бюрократами  для  того,  чтобы  доводить
императоров до смерти. - Он усмехнулся Марку. - Моя дочь говорит, что это не
так, но я ей больше не верю.
   Он пробормотал "спасибо, милая" и взял кружку вина из рук  прислуживавшей
девушки. Девушка чуть не споткнулась, когда увидела,  кому  она  протягивает
вино.
   Маврикиос мог  не  доверять  намдалени,  когда  дело  касалось  интересов
Империи, но он совершенно не боялся оставаться среди них.
   Гаврасы, разумеется, ставили на разных игроков. Туризин, как и раньше,  с
легкостью выигрывал.
   - Возвращайся к своим чиновникам  и  чернильным  крысам  и  оставь  кости
людям, которые знают в них толк, - сказал он.  -  Ты  скорее  услышишь,  как
мертвец пукнет, чем выиграешь у меня медяк.
   Маврикиос фыркнул:
   - Даже слепая свинья  иногда  спотыкается  о  желудь...  Ага,  ну  что  я
говорил!
   Марк, против которого ставил Туризин, выбросил два "солнца".
   Император протянул брату раскрытую ладонь. Пожав плечами,  Туризин  отдал
ему деньги.
   Вскоре Марк пришел к выводу, что этим двоим не стоит играть  друг  против
друга. Они настолько остро переживали свои удачи и  неудачи,  что  принимали
выигрыш как личное оскорбление. Их шутки  быстро  стали  злыми.  Оба  игрока
нервно облизывали губы, ожидая броска кубиков; ставки их были намного  выше,
чем у любого из игравших. Вскоре наступила очередь Туризина лезть в кошель -
он проиграл весь свой выигрыш.
   Маврикиос ошеломленно уставился на монеты.
   - Что это? - спросил он, бросая часть своего  выигрыша  на  землю.  -  Ты
платишь мне деньгами Казда?
   Туризин опять пожал плечами.
   - Для меня это просто золото, к тому же более чистое, чем наше,  если  уж
на то пошло.
   Он подобрал монеты с земли и бросил их в толпу. Судя по радостным крикам,
щедрость его не пропала даром. Увидев  на  лице  брата  странное  выражение,
Туризин сказал:
   - Если я не имею права оплатить проигрыш, то на что мне тогда деньги?
   От раздражения Маврикиос побагровел.
   Все, кто стали свидетелями этой стычки между братьями,  поспешно  сделали
вид, что ничего не заметили. Тем не менее  дружеские  взаимоотношения  между
игроками рухнули, и Марк не слишком огорчился, когда через  несколько  минут
игра прекратилась. Из ссоры  Императора  с  братом  люди  сделали  не  очень
веселые выводы, и Маврикиос знал, что  скоро  их  словесный  поединок  будет
преумножен и разукрашен слухами.

***

   Неторопливо поднимаясь по широкой лестнице большого дворца,  который  был
частью дворцового комплекса, Марк с любопытством думал  о  том,  сколько  же
сплетен разошлось по городу за эти дни.  Впереди  него  быстро  шагал  худой
писец, который принес Скаурусу приглашение явиться сюда - и вот он здесь,  в
помещении, куда даже и не думал попасть, в кабинете Варданеса Сфранцеза.
   - Сюда, пожалуйста, - сказал  писец,  когда  они  поднялись  наверх.  Они
прошли мимо нескольких больших комнат, через открытые двери которых  Скаурус
мог увидеть целые отряды писцов, склонившихся над табличками, пергаментом  и
дощечками  с  костяшками,  на  которых  видессиане  считали  с   невероятной
быстротой. В казарме он чувствовал себя намного лучше. Сейчас, увидев в этом
нервном центре Империи чиновников за работой, трибун не мог не признать  его
средоточием власти и силы.
   У двери, к  которой  приближался  Марк,  стояли  на  часах  двое  плотных
невысоких кочевника из степей Падрайи. Их лица,  пустые  от  скуки,  приняли
настороженное выражение. Со дня своего прибытия в Видессос Скаурус не  хотел
иметь с каморами ничего общего. Было  очевидно,  что  они  чувствовали  себя
униженными из-за того, что один из них опозорил себя, став орудием  в  руках
Авшара. Мрачные взгляды, которые кочевники бросали  на  него,  лучше  всяких
слов  сказали  Марку  о  том,  что  каморы  скорее   предпочли,   чтобы   их
соотечественник всадил свой дьявольский кинжал с демоном на рукоятке в грудь
римлянина.
   - Господин хочет видеть этого? -  спросил  один  из  них  сопровождающего
чиновника, нарочито  пренебрежительно  указав  пальцем  на  Скауруса.  -  Ты
уверен?
   - Конечно, уверен, - сердито буркнул чиновник.  -  А  теперь  отойдите  в
сторону, вы, оба! Вмешиваясь в чужие дела, благодарности не заработаешь!
   Подчеркнуто медленно каморы отошли от двери. Когда Скаурус проходил  мимо
них, один из часовых странно булькнул, имитируя хрип умирающего, у  которого
перерезано горло. Это было настолько жутко и так походило на настоящий хрип,
что трибун невольно содрогнулся. Солдат ядовито ухмыльнулся.
   Разгневанный тем, что проявил  слабость  при  варваре,  Скаурус  вошел  в
кабинет Севастоса, готовый ко всему. Когда  чиновник  объявил  имя  трибуна,
Марк поклонился так же аккуратно и четко, как поклонился бы Императору он не
хотел, чтобы  малейшее  нарушение  этикета  дало  Сфранцезу  хоть  небольшое
превосходство.
   - Входи, входи, ты всегда желанный гость, - сказал Севастос. Как  всегда,
его  глубокий  мягкий  голос  не  выражал  ничего,  кроме  воспитанности   и
вежливости. Прежде чем Марк успел собраться с мыслями, второй находившийся в
кабинете человек неожиданно соскочил со своего кресла и  бросился  навстречу
трибуну.
   Он был высок, худощав и неуклюж; на вид ему было не больше двадцати  двух
- двадцати трех лет. Лицо его обрамляла курчавая  бородка.  Он  крепко  сжал
ладонь трибуна и дружески потряс ее.
   - Великолепный бой, просто великолепный! -  вскричал  молодой  человек  и
добавил:
   - Я видел, как ты побил намдалени. Если бы это была настоящая война, а не
спортивное состязание, земля превратилась бы в губку, пропитанную их кровью.
Великолепно, - повторил он.
   - Да, конечно... - пробормотал  Скаурус,  совершенно  растерявшись  и  не
понимал, как этот безнадежно штатский человек может говорить о войне, да еще
в таких выражениях.
   Варданес Сфранцез сухо кашлянул.
   - Одной из причин  приглашения,  мой  чужеземный  друг,  стало  искреннее
желание  познакомить  тебя  с  моим   племянником,   спафариосом   Ортайясом
Сфранцезом. После твоей победы он только и говорит, что об  этом,  и  умолял
меня пригласить командира римлян.
   В буквальном переводе звание "спафариос" означало "носитель меча", однако
на самом  деле  оно  соответствовало  секретарской  должности.  В  случае  с
Ортайясом именно так и было.  Казалось,  даже  просто  носить  меч  -  и  то
представляло для него  серьезное  испытание.  Однако  он  был  возбужден  до
предела.
   - Я был потрясен, увидев, как удачно ты  отразил  атаки  намдалени  пешим
строем, - заявил он. - В своем "Искусстве ведения  войны"  Миндес  Калокирес
рекомендует  сперва  осыпать  их  стрелами  со  значительного  расстояния  и
поясняет, что в рукопашном бою они непобедимы. К величайшему сожалению,  вот
уже сто лет, как он лежит в могиле. А  мне  было  бы  чрезвычайно  интересно
услышать его замечания по поводу твоего боя!
   - Это было  бы  интересно,  ваша  светлость,  -  согласился  Скаурус,  не
уверенный в том, что правильно понял речь Ортайяса.  Юный  дворянин  говорил
очень быстро и вдобавок к этому - с сильным акцентом. К тому  же  он  обожал
пышные слова, что было  серьезным  испытанием  для  не  слишком  сильного  в
видессианском языке трибуна.
   - Калокирес - наш величайший военный  историк,  -  вежливо  пояснил  дядя
Ортайяса. -  Господа,  прошу  садиться.  Скаурус  (по-видессиански  это  имя
прозвучало как "Скаврос"), попробуй вина, если хочешь. Это чудесная лоза  из
западных провинций Рабан, в эти тяжелые времена она  попадает  к  нам  очень
редко.
   Бледно-розовое  вино  полилось  в   бокал   из   изящного   алебастрового
кувшинчика.  Марк  глотнул  в  знак  вежливости,  затем  еще  раз  -  уже  с
удовольствием, оценив прелесть букета, - это вино было, пожалуй,  лучшим  из
всех, что ему доводилось пробовать в Видессосе.
   - Я так и знал, что тебе понравится, - сказал  Варданес.  -  Оно  немного
пряно для меня, я больше люблю простые вина, но довольно приятно на  вкус  и
для разнообразия неплохо.
   Скаурус посмотрел на Севастоса взглядом, в котором смешались недоверие  и
восхищение. Севастосу было бы нелегко согласиться с  трибуном  в  вопросе  о
вкусе вина. Очевидно, Сфранцез просто хотел снять напряженность.
   Но Марк все больше терялся в догадках - чем же  вызвана  эта  неожиданная
встреча? Как  бы  то  ни  было,  Севастос  не  спешил  начинать  беседу.  Он
обаятельно-вежливо поболтал  о  сплетнях,  дошедших  до  него  за  несколько
последних дней, не пожалев даже своих знакомых-чиновников.
   - Есть такие, - заметил он, - кто думает, что отметка о получении  денег,
проставленная в бухгалтерской книге, сама по себе уже деньги. Поднеся  бокал
к губам, он продолжал:
   - Требуется только один глоток вина, чтобы убедиться, насколько глупы эти
люди!
   Трибун согласился с ним, но при этом  заметил,  как  властно  сжала  рука
Сфранцеза полированную поверхность бокала.
   Кабинет  Севастоса  был  украшен  богаче,  чем  личные  покои  Маврикиоса
Гавраса. Со стен  свисал  шелк,  расшитый  золотыми  и  серебряными  нитями,
дорогие диваны были  обиты  красивыми  тканями,  кресла  из  черного  дерева
инкрустированы костью  и  самоцветами.  И  все  же  главным  здесь  было  не
стремление к чистой роскоши. Это было жилище человека, который ценил комфорт
и удобства, но не стал их рабам.
   В Риме Марк знал людей, которые  устанавливали  на  своих  виллах  рыбные
пруды, но он никогда не видел такого  интересного  аквариума  как  тот,  что
стоял на столе Сфранцеза - круглый, с плоским основанием стеклянный  шар,  в
котором вверх-вниз сновали несколько ярких рыбок, терявшихся в зелени водных
растений. Глаза трибуна непроизвольно возвращались  к  стеклянному  шару,  и
Сфранцез  с  удовольствием  наблюдал  за  своими  маленькими  рыбками  в  их
невесомом на вид жилище. Он заметил взгляд Скауруса.
   - Один из моих слуг занимается только тем, что ловит мух на корм  рыбкам.
Он уверен, что его хозяин сошел с ума, но я плачу ему достаточно,  чтобы  он
молчал и делал свое дело.
   К этому моменту римлянин уже решил, что приглашение Сфранцеза было  ничем
иным,  как  обычным  официальным  визитом.  Он  уже   собирался   произнести
какое-нибудь вежливое извинение, сопроводив его жалобой на нехватку времени,
и откланяться, когда Севастос вдруг заметил:
   - Я рад, что после этого боя не начались трения между вами и намдалени.
   - О, да! Это очень, очень радует! - с энтузиазмом подхватил Ортайяс.
   - Их свирепость известна так же хорошо, как их нечувствительность к  боли
и лишениям. Но когда эти качества соединяются с хорошей  выучкой,  с  вашими
знаниями, ринллне...
   - Римляне, - поправил его дядя.
   - Прощу прощения, - сказал Ортайяс,  покраснев.  Немного  запнувшись,  он
закончил самой простой фразой, которую Скаурус услышал от него:
   - Вы будете прекрасно сражаться за нас!
   - Я надеюсь на это, ваша  светлость,  -  ответил  Марк.  Заинтересованный
репликой Варданеса касательно островитян,