охранники наблюдали с нескрываемым любопытством: римлянин  имел
куда больше сходства с ними, чем с видессианами. Появление иноземца  вызвало
разговоры между солдатами. Пока евнух вел Марка в покои, трибун слышал звуки
гортанной речи. Он уловил  слово  "Намдален",  произнесенное  вопросительным
тоном.
   Покои все еще  носили  следы  давней  схватки,  которая  произошла  здесь
весной, когда Баан  Ономагул  подослал  наемных  убийц,  чтобы  покончить  с
Туризином Гавром. В тот день легионеры  возвращались  с  маневров  и  успели
предотвратить злодеяние.
   Скавр бросил беглый взгляд  на  портрет  Императора-завоевателя  Ласкаря.
Ласкарь лежал в  могиле  уже  семьсот  пятьдесят  лет.  Как  всегда,  трибун
невольно отметил, что этот владыка Империи больше смахивает  на  центуриона,
нежели на Автократора Видессиан. Пятно крови было  заметно  на  портрете,  а
удары меча разбили мозаичный пол, украшенный сценами охоты.
   Марк увидел эти сколы - и мгновенно в его  памяти  всплыли  события  того
далекого дня: Алипия, смерть Квинта Глабрио...
   Евнух остановился:
   - Подожди здесь. Я доложу о твоем прибытии.
   Марк прислонился  к  стене,  рассматривая  алебастровые  панели  потолка.
Теперь, когда стояла ночь, они были темными, но он знал, что в светлом камне
прорезаны тонкие оконца. Днем вся палата была залита белым жемчужным светом.
   Евнух исчез за углом, однако ушел он недалеко:  Скавр  услышал,  как  тот
называет его имя. Вслед за тем прозвучал нетерпеливый ответ Туризина:
   - Ну так зови же его!..
   Евнух вновь предстал перед Марком. Объявил трибуну, что можно входить.
   Сидящий в кресле Император слегка наклонился вперед навстречу Марку,  как
бы впуская его. На диване позади  Туризина  сидела  его  племянница.  Сердце
Марка болезненно сжалось. Лицо Алипии сохраняло  отсутствующее  выражение  -
после всего перенесенного ею в дни правления Вардана она редко бывала  иной.
Однако теперь, когда она взглянула на входящего Марка, ее  чудесные  зеленые
глаза потеплели.
   Трибун поклонился сперва Туризину, затем принцессе.
   Евнух нахмурился, увидев, что Марк позволил себе пренебречь  проскинезой.
Туризин, как  и  Маврикий,  всегда  терпимо  относился  к  этому  проявлению
республиканства. Но только не сейчас.  Указав  на  Скавра  пальцем,  Туризин
рявкнул:
   - Взять его!
   Из-за   двойных   дверей   выскочили,    как    по    волшебству,    двое
охранников-халогаев.  Они  схватили   Скавра   за   руки,   будто   клещами.
Сопротивляться было бесполезно:  двое  халогаев  были  шире  в  плечах,  чем
трибун, и выше его ростом. Свои густые волосы они заплетали в косы, падавшие
им на плечи, но ничего женственного в их облике не  было.  Руки  у  халогаев
были как лопаты, а хватка железная.
   Изумление и тревога уничтожили  обычное  благоразумие  Марка,  и  у  него
вырвалось:
   - Это не лучший способ добиваться уважения к себе.
   На  лице  Алипии  мелькнула  улыбка,  но  Туризин  по-прежнему   сохранял
суровость.
   - Молчи. - Он повернулся к кому-то, кто скрывался пока в  тени.  -  Нейп,
твое дьявольское зелье готово?
   Марк даже не заметил  поначалу  невысокого  толстенького  жреца,  который
перетирал в  ступке  порошок,  -  внимание  трибуна  было  сперва  поглощено
Алипией, а затем гигантами-халогаями, повергшими его на пол.
   - Да, почти все готово. Ваше Величество, - отозвался  Нейп.  Встретившись
глазами с римлянином, он просиял улыбкой:
   - Привет, чужеземец. Всегда рад тебя видеть.
   - Только вот к добру ли?.. - пробормотал Скавр. Ему совсем не понравились
слова "дьявольское зелье".
   Нейп был магом в той же мере, в какой был жрецом. Он настолько преуспевал
в  магическом  искусстве,  что  ему   доверили   преподавание   на   кафедре
теоретической тавматургии в Видессианской Академии.
   "Неужели так легко найти замену командиру  римского  легиона,  -  подумал
Марк в смятении, - что они решили превратить меня  в  подопытное  животное?"
Скавр не слишком цеплялся за жизнь после того, как Хелвис  предала  его,  но
смерть ведь тоже может быть разной...
   Нейп явно не  помышлял  обо  всех  этих  вещах.  Он  осторожно  вытряхнул
содержимое ступки в золотой  бокал  с  вином  и  размешал  порошок  коротким
стеклянным стержнем.
   - Для этой цели не подходят ни дерево,  ни  бронза,  -  проговорил  жрец,
обращаясь не то к Туризину, не то к Марку, а может быть, просто по  привычке
все объяснять. - После этого они будут уже негодными к употреблению.
   Римлянин судорожно втянул в себя воздух. Император  сверлил  его  тем  же
испытующим взором, какой Марк уже чувствовал на себе  во  время  офицерского
совета в Палате Девятнадцати лож.
   - Когда ты позволил мятежникам  скрыться,  я  поначалу  хотел  без  затей
бросить тебя в тюрьму и  оставить  там  покрываться  пылью.  Ты  всегда  был
слишком близок с намдалени, чтобы я мог доверять тебе до конца.
   Горькая ирония этих слов едва не сорвала у Скавра смешок. Но Туризин и не
думал шутить:
   -  Но  тут  нашлись  некоторые...  Они  полагают,  что  ты   предан   мне
по-настоящему и все, что ты говоришь, - искренне. Что ж, сегодня  мы  узнаем
это наверняка.
   Алипия Гавра не решалась посмотреть Марку в глаза.
   Нейп поднял бокал за изящную ножку.
   - Помнишь того авшарова щенка? - спросил Марка толстенький жрец.  -  Того
хамора, что напал на тебя  с  заколдованным  кинжалом  после  того,  как  ты
победил Авшара в поединке на мечах?
   Трибун кивнул. Он помнил.
   - Ну так вот, - продолжал Нейп, - это та самая настойка, которая вытянула
из него всю правду.
   - Пока ты его допрашивал, он умер, - резко произнес Марк.
   Нейп махнул рукой:
   - Его убило колдовство Авшара, не мое.
   - Давай бокал, - сказал трибун, - и покончим с этим.
   По кивку Туризина халогай, державший Скавра за правую руку, выпустил его.
   Авктократор предупредил:
   - Если ты разольешь вино, тебе это не поможет. Нейп приготовит  еще  один
состав, и его вольют тебе в глотку через воронку.
   Взяв бокал в руки, Марк спросил Нейпа:
   - Здесь ровно столько, сколько нужно, или чуть больше?
   - Возможно, чуть больше. А что?
   Трибун отлил несколько капель на пол.
   - В честь великого и добросердечного Туризина, - произнес он.
   Видессиане нахмурились: они ничего  не  поняли.  Марк  слышал,  как  один
халогай хмыкнул. Откуда им знать?.. Это был тост Ферамена Афинского в  честь
тирана Крития, когда тот заставил Ферамена принять яд.
   Марк проглотил содержимое бокала одним глотком. К сладкому вину назойливо
примешивался терпкий привкус волшебного порошка. Скавр ожидал, что сейчас он
задрожит всем телом, забьется в судорогах и рухнет на пол,  как  отравленный
пес...
   - Ну?.. - зарычал Туризин.
   - Эффект настойки  проявляется  различно,  в  зависимости  от  силы  воли
человека, - ответил жрец. - Одним нужно больше времени, другим меньше.
   Скавр слышал эти слова как будто с большого  расстояния.  Рассудок  Марка
был теперь заключен в светящийся золотой круг. Выпивая яд,  он  ожидал  чего
угодно, только не этого: ему  казалось,  что  он  чувствует  близость  Бога,
невесомость, взлет. Ощущение напоминало оргазм, но  -  длящийся  бесконечно.
Разница была лишь в том, что исчезло физическое наслаждение и осталась  лишь
невесомость и ирреальность происходящего.
   Кто-то (Туризин, но для Марка это не имело никакого  значения)  о  чем-то
спрашивал. Марк услышал свой голос - он отвечал. Почему бы  и  не  ответить?
Каким бы ни был вопрос, он оставался совершеннейшим пустяком по сравнению  с
туманом покорности и безразличия, в котором блаженно плыл рассудок.
   Марк услышал, как Туризин выругался. Но  и  это  не  имело  ни  малейшего
значения...
   - Что за ерунду он бормочет? - спросил Автократор. - Не понимаю ни слова.
   - Это его родной язык, - тихо сказала Алипия Гавра.
   - Что ж. Тогда будем говорить на нашем.
   Марк повиновался. Один язык не хуже другого. Никакой разницы он не видел.
   Вопросы посыпались один за другим.
   - Почему Скавр дал Метрикию Зигабену возможность укрыться в монастыре?
   -  Скавр  думал  так:  если  Туризин  сохранил  жизнь  этому  напыщенному
ничтожеству Ортайясу Сфранцезу, который заслужил худшего,  то  Скавр  вполне
может сделать то же самое для Метрикия Зигабена, который заслужил лучшего.
   Туризин хмыкнул.
   - Слушай, жрец, а он действительно полностью находится во  власти  твоего
напитка, а?
   Нейп заглянул Скавру под веко, помахал рукой у него перед глазами.
   - Полностью, Ваше Величество.
   Гавр рассмеялся:
   - Полагаю, я заслужил подобного ответа. Зигабен не располагал  и  десятой
долей могущества Сфранцезов. Только мой страх перед их хитростью спас щуплую
шею Ортайяса от петли...  Ладно.  Почему  Скавр  только  сделал  вид,  будто
ослепил командиров намдалени в  Гарсавре?  Почему  он  сохранил  им  зрение?
Почему помиловал их?
   - Скавр не хотел делать ничего такого, что нельзя было исправить позднее.
У Туризина могли быть какие-нибудь свои планы относительно  главарей.  Скавр
мог не знать этих планов.
   Туризин хмыкнул снова, на этот раз удовлетворенно.
   Марк добавил:
   - Сотэрик - брат Хелвис. Скавр был уверен в том, что Хелвис  бросит  его,
если он причинит Сотэрику непоправимый вред. А Скавр не хотел, чтобы  Хелвис
оставила его.
   Осматривая Марка, Нейп открыл ему веки. После этого Марк не закрыл  глаза
и потому видел, как Гавр бросил торжествующий  взгляд  на  свою  племянницу.
Видел - но это никак не запечатлелось у него в памяти.
   - А, вот мы кое до чего и докопались! - произнес Император. - Значит,  ты
не хотел, чтобы эта шлюха тебя бросила?
   - Нет.
   - Ну так как же случилось, что  она  удрала  и  увела  все  свое  змеиное
гнездо? Расскажи! Пусть  Скавр  расскажет.  Пусть  расскажет  все:  что  она
делала, что он думал, что он делал, о  чем  думал,  пока  делал  это.  Пусть
расскажет все. Будь ты проклят, Скавр, наконец-то я  загляну  на  дно  твоей
души.
   Несмотря на действие напитка, трибун долго стоял,  не  говоря  ни  слова.
Туризин коснулся слишком больной раны. Страдание поколебало то  божественное
спокойствие, в которое был погружен рассудок Марка.
   - Пусть отвечает! - рявкнул Император.
   Скавр, воля которого была пересилена чужой волей, заговорил снова.
   В то время как одна часть  его  души  кровоточила,  другая  в  мельчайших
подробностях рассказывала о том, как Хелвис утомила  его,  чтобы  он  крепко
заснул.  Он  знал,  что  будет  помнить  все  это,  когда  действие  напитка
прекратится и не будет больше сковывать его волю.
   Но он говорил  и  говорил.  Нейп  смущенно  покраснел.  Охранники-халогаи
шепотом переговаривались на своем языке.
   Алипия Гавра гневно повернулась к своему дяде:
   - Во имя Фоса, останови эту пытку! Почему бы тебе  заодно  не  содрать  с
него кожу? Ведь ты все равно почти уже это сделал.
   При слове "останови" Марк послушно замолчал.
   Туризин ответил Алипии ледяным тоном:
   - Насколько я помню, это была твоя идея - узнать от него всю правду. Имей
мужество слушать - или убирайся отсюда.
   - Я не желаю смотреть, как честного человека  выворачивают  наизнанку.  -
Она побледнела как мел и добавила шепотом:
   - Я слишком хорошо знаю, какой вкус у публичного позора...
   Бросив на Марка печальный взгляд, она выбежала прочь.
   - Продолжай, ты!.. - заорал Туризин.
   Скавр покорно продолжил. Он рассказал о погоне, о костре, который привлек
внимание корсара, о Хелвис, ее сыновьях и четырех пленных, которые  ушли  на
корсаре в море.
   - Что же сделал Скавр после этого? - спросил Император,  но  очень  тихо.
Рассказ Марка об отчаянной погоне лишил Туризина охоты торжествовать.
   - Он заплакал.
   Туризин вздрогнул.
   - Чтоб мне провалиться под лед, если  я  стану  винить  тебя  за  это,  -
заметил он.  -  Алипия  была  права:  я  вывернул  наизнанку  душу  честного
человека. - Очень мягко, почти ласково он обратился к Скавру:
   - А что делал Скавр потом и почему?
   Трибун пожал плечами. Халогаи все еще стояли у него за спиной, но  больше
не удерживали за руки.
   - Потом он прибыл сюда,  в  Город.  К  Туризину.  Ему  больше  ничего  не
оставалось. Разве он мог укрыться в монастыре? Он не верит в вашего  Доброго
Бога. Дракс не должен был становиться мятежником. Скавру это  тем  более  не
пристало. Кроме того, Скавр хорошо знает, что он проиграл бы эту игру.
   Туризин посмотрел на Марка очень странным взглядом.
   - Любопытно... Ох как любопытно...

Глава двенадцатая

   Сейрем нежно поцеловала Виридовикса в губы. В ответ он крепко прижал ее к
себе.
   - Ты слишком высокий, - пожаловалась она. - У меня шея  немеет,  когда  я
тебя целую.
   - Привыкай, девочка, потому что  тебе  придется  делать  это  часто.  Вот
прихлопнем эту блоху - Варатеша...
   То, что в  ответ  на  слова  Сейрем  Виридовикс  отшутился,  лучше  любых
признаний показывало: эта девушка стала очень дорога ему. Им не  нужно  было
говорить лишнего. Они любили друг друга такими, какими были.
   - Ты возвращайся. Знаешь -  возвращайся  скорей!  -  проговорила  Сейрем,
передразнивая галльский акцент Виридовикса так искусно, что оба рассмеялись.
   - Эй, в седло! - раздался хриплый голос Таргитая. - Ты  что,  думаешь,  у
нас есть время на твои любовные шашни?
   Но каган не был сердит -  он  тоже  скрывал  улыбку.  Батбайян,  стоявший
рядом, открыто ухмылялся.
   - Чтоб тебя взяли вороны, - проворчал Виридовикс. Еще раз  обняв  Сейрем,
он выпустил ее из рук и вскочил в седло. Приземистая степная лошадка жалобно
фыркнула: кельт был куда тяжелее, чем хаморы.
   Таргитай бросил взгляд на энари Липоксая.
   -  Ты  обещал  нам  десять  дней  хорошей  погоды,  -  заметил  вождь   с
полуугрозой.
   Первые осенние дожди уже прошли. Война  в  степи  была  в  руках  погоды:
мокрая тетива превращала в жалкую насмешку грозные боевые качества лука.
   Энари пожал плечами. Его живот заколыхался под желтым шерстяным плащом.
   - Я видел то, что видел.
   - Хорошо бы ты еще увидел, кто победит, - сварливо  сказал  Таргитай.  На
самом деле он не  жаловался.  Возбуждение,  охватившее  его  перед  решающей
битвой, заставило отойти на второй план даже чудесное ясновидение энари.
   - В таком случае мы сами узнаем это! - сказал вождь и крикнул:
   - Вперед!
   Батбайян поднял над головой волчий штандарт клана. Хаморы  ударили  коней
пятками. Впереди скакали разведчики, а на флангах армию Таргитая  прикрывало
несколько отрядов.
   - Давай, давай, глупая скотина, - обратился Виридовикс к своей лошадке  и
ударил ее сапогами. Он повернулся, чтобы махнуть на прощание Сейрем, и  чуть
не свалился с лошади, когда та внезапно остановилась.  Виридовикс  ухватился
за круп, чувствуя себя полным дураком.
   Возможно, последние  несколько  лет  незаметно  приучили  его  к  римской
дисциплине - о чем кельт даже не подозревал  до  поры.  Ибо  армия  Таргитая
выглядела  в  его  глазах  беспорядочным  сбродом.  Казалось,  сам  Таргитай
командовал ею лишь потому, что за его штандартом  следовало  больше  воинов,
чем за штандартами других вождей. Но вряд ли  даже  Таргитай  мог  заставить
других вождей подчиняться, если только те сами  не  желали  этого.  Все  они
воевали с Варатешем, но причина у каждого была своя.
   Их путь лежал на  северо-запад.  Навстречу  врагу  неслось  около  дюжины
разрозненных  отрядов  кочевников.  Размеры   этих   отрядов   были   самыми
различными: от двадцати воинов в белых шапках из лисьего меха, что следовали
за Ойтоширом, до нескольких сотен человек  под  командой  Анакара  из  клана
Пятнистых Котов.
   Пятнистые Коты уступали численностью только клану  Таргитая.  Как  только
Кробуз, ненавистный сосед Анакара, присоединился  к  Варатешу,  вождь  клана
Пятнистых Котов мгновенно принял решение:
   - Коли Кробуз, козлиная задница, выступает заодно с бандитом...
   Подобную причину Аракар счел вполне  достаточной,  чтобы  привести  своих
людей в орду Таргитая.
   Хаморы знали: нужно отыскать в степи  Варатеша  и  сразиться  с  ним.  Ни
общего плана, ни тактики у них не имелось. Когда Виридовикс предложил вождям
наметить хотя бы минимальную координацию действий и разработать какой-нибудь
согласованный план, Таргитай и другие вожди  посмотрели  на  кельта  как  на
умалишенного. Виридовикс расхохотался, вспоминая об этом.
   - Я стал совсем как римляне, которые тоже вечно мелют всякую  чепуху  про
тактику, - сказал он себе. Тем не менее ему было немного не по себе.
   - Дождь прибил пыль к земле, - обратился к нему Батбайян. - Хорошо.
   - Да уж, о  чем  я  ничуть  не  жалею,  так  это  о  пыли,  -  согласился
Виридовикс. Идти в бой, не задыхаясь при этом от  пыли,  поднятой  копытами,
было удовольствием, которого он не знал  с  тех  пор,  как  покинул  влажные
галльские  леса.  Иной  раз,  вышагивая  милю   за   милей   по   выжженному
видессианскому плато, Виридовикс думал, что вся эта страна состоит из  одной
пыли.
   Облака поминутно  закрывали  солнце.  По  степи  гуляли  тени.  День  был
холодным, воздух - чистым и прозрачным.
   Спустя минуту Виридовикс спросил:
   - Но если нет пыли, то как наши разведчики отыщут этих ублюдков?
   Батбайян моргнул. Об этом он даже не подумал. Виридовикса  охватил  гнев:
неужели на этом свете у всего обязательно должна быть темная сторона?
   Таргитай растянул рот в улыбке:
   - Для начала им тоже будет трудно обнаружить нас. И знай:  невнимательный
разведчик - мертвый разведчик. Наши разведчики это знают. Они хорошо смотрят
вперед.
   - Ты прав, - нехотя согласился кельт.
   Армия кочевников казалась в несколько раз больше, чем была на самом деле,
благодаря запасным лошадям, привязанным позади лошади каждого воина.  Грохот
тысяч копыт, ударяющихся о сырую  землю,  напомнил  Виридовиксу  вечный  гул
моря.
   - По крайней мере, это не заставляет меня плеваться завтраком,  -  весело
сказал он. Виридовиксу вспоминались шутки Арига  насчет  того,  что  укачать
может и на лошади. Кельт был рад, что это оказалось лишь шуткой.
   Хотя Виридовикс так и не преодолел отвращения  к  сырому  вяленому  мясу,
которое хаморы брали с собой в поход, он с удовольствием  закусывал  овечьим
сыром и лепешками, запивая их кумысом. Ему  только  не  хватало  сладкого  -
вина, фруктов или ягод. Когда Рамбехишт дал ему медовых сот, наполненных  до
краев пахучим медом, и кельт снова ощутил на губах вкус полевого клевера, он
понял: теперь он действительно обрел счастье в своей новой жизни.
   - Красивая девчонка, добрая драка и немного меда, когда ужасно захотелось
сладенького, - произнес Виридовикс, не обращаясь ни к кому в отдельности,  -
да разве можно ждать от жизни большего?
   Разбив лагерь на ночь, хаморы ходили от  костра  к  костру:  обменивались
новостями, рассказывали друг другу разные истории, играли в кости. В ходу  у
кочевников  была  самая  пестрая  коллекция  монет,   какую   только   можно
вообразить. Иные оказались настолько стертыми, что Виридовикс  не  мог  даже
определить, где они отчеканены: в  Видессе  или  в  Иезде.  Из  рук  в  руки
переходили также серебряные квадратики с изображениями драконов или топоров.
Таких галл еще не видывал.
   - Халуг, - пояснил кочевник.
   Галл выиграл несколько золотых и одну из  квадратных  монеток  "халуг"  -
халогаев. Эту он припрятал за пазуху: пусть принесет удачу.
   Следующий день похода  мало  отличался  от  предыдущего.  Степь  казалась
бесконечной, а люди Таргитая -  последними  живыми  существами  на  всем  ее
безмерном пространстве. Но когда в лагере снова запылали вечерние костры, им
словно бы ответили далекие отблески над северным горизонтом.
   Воины стали проверять доспехи  и  оружие.  Тут  и  там  было  видно,  как
кочевник застегивает  пояс,  подтягивает  подпругу,  оттачивает  наконечники
стрел. Кое-кто завязал поединки, готовясь к настоящему бою.
   Виридовикс проснулся на рассвете, дрожа от холода. В  Галлии  деревья  бы
уже оделись б