выступил вперед и  преклонил  перед  Аргуном
колено - не полная проскинеза, какой приветствовали  Автократора  Видессиан,
но первый шаг к тому. Столь же низко поклонился Гуделин Аригу и  незнакомому
принцу, стоящему слева от трона.
   Скилицез, на  котором  лежала  обязанность  толмача,  последовал  примеру
Гуделина.
   - Ваше Величество, величайший и могущественный каган, владыка Аргун, Ваше
Высочество, достойный отпрыск и  наследователь,  принц  Ариг,  владыка...  -
Титулы с дивной легкостью срывались с губ Гуделина. Затем  он  запнулся,  не
зная, как титуловать стоящего слева от Аргуна юношу.
   Ариг тихо произнес несколько слов.  Юноша  наградил  Гуделина  улыбкой  -
немного кислой -  и  ответил  короткой  фразой.  Его  голос  был  высоким  и
приятным, но в нем звучали самоуверенные нотки.
   - Его зовут Дизабул, он сын Аргуна, - перевел Скилицез.
   - Младший сын, - прямо и с нарочитым презрением добавил Ариг,  метнув  на
Дизабула неприязненный взгляд.
   Брат - видимо, великолепно сознающий свою  красоту,  -  сделал  вид,  что
Арига вообще не существует.  Младший  сын  Аргуна  держался  с  подчеркнутой
уверенностью.
   Не  обратив  внимания  на  эту  маленькую  семенную  перепалку,   Гуделин
представил Аргуну  и  его  сыновьям  членов  имперского  посольства.  Горгид
удивился сам себе, когда склонился перед Дизабулом  в  низком  поклоне.  Ему
хотелось снова и снова видеть это лицо, хотя красивые черты и были  отмечены
печатью заносчивости. Давно он не видел таких прекрасных лиц.
   Пока каган обменивался приветствиями с посланцами Автократора,  остальные
кочевники из клана Серой Лошади наблюдали за происходящим из юрт, стоящих на
некотором расстоянии  от  обиталища  их  повелителя.  Когда  Скилицез  начал
переводить  слова  Гуделина  на  язык  аршаумов,  множество  любопытных  лиц
показалось у пологов юрт и закрытых от солнца соломенными циновками окон.
   -  Его  Императорское  Величество  Автократор  Видессиан   Туризин   Гавр
присылает великому кагану эти дары.
   Несколько солдат  Агафия  Псоя  выступили  вперед  и  поднесли  правителю
аршаумов подарки Императора. Псой подчеркнул торжественность момента  с  той
грубой простотой, которая живо напомнила Горгиду Гая Филиппа. Один за другим
солдаты подходили к трону Аргуна и клали дары перед ним на пол юрты, а затем
тотчас же отходили.
   - В знак нашей будущей дружбы Его  Императорское  Величество  преподносит
тебе золото.
   Маленький, но тяжелый кожаный мешочек мелодично звякнул.
   Ариг заговорил с отцом. Скилицез чуть дернул уголком  рта  в  полуулыбке,
когда перевел:
   - Это старые золотые монеты, Ариг сам их проверял.
   Ариг был достаточно умен, чтобы настоять на качестве золотых монет: войны
и  восстания,  захл„стывавшие  Видесс  на  протяжении  последних  нескольких
десятилетии, заставили имперские власти чеканить золотые  с  добавками  меди
или серебра. Судя по улыбке Аргуна, каган тоже знал об этом.
   Дизабулу церемония явно начала приедаться.
   Гуделин слегка замешкался, но быстро пришел в себя.
   - Серебро для великого кагана!
   Превалий, сын  Хараваша,  принес  большой  мешок  и  положил  его  позади
первого. Металлическое пение монет было высокого тона, но не менее приятным.
   - Украшения для прекрасных женщин кагана, пополнение в его  сокровищницу:
рубины, топазы, опалы, горящие, как огонь, жемчуг,  сияющий,  словно  лунный
свет!
   Когда солдат поднес очередной дар, Гуделин открыл мешочек  и  показал  на
ладони сверкающую жемчужину. Горгид мысленно поставил  ему  высший  балл  за
сообразительность: Аргун, который всю жизнь провел вдали от  моря,  вряд  ли
когда-нибудь видел жемчуг. Каган наклонился вперед,  разглядывая  жемчужину,
удовлетворенно кивнул и снова откинулся на спинку стула.
   - Превосходные одеяния для величайшего кагана!
   Одни  халаты  были  расшиты  золотыми  нитями,  другие  -  бархатные  или
белоснежные, батистовые - украшены золотом и серебром,  богатым  орнаментом,
драгоценными камнями.
   На этот раз подарки  пробудили  интерес  Дизабула.  Его  отец  остался  к
одеждам равнодушен.
   -  И,  наконец,  последний  дар,  высочайший  знак  уважения.  Автократор
Видессиан преподносит великому кагану  сапоги,  окрашенные  в  императорский
пурпур.
   Только Император Видесса имел право носить сапоги пурпурного цвета.  Если
он приглашал кого-то разделить с ним этот символ  могущества,  то  только  в
знак величайшего уважения. Князь  Томонд  Намдаленский  не  носил  пурпурных
сапог.
   Переводя свои слова через Арига, Аргун отвечал:
   - Прекрасные дары. Сопровождают ли их какие-либо слова?
   -  Слова?  Будет  ли  петух  кукарекать?  Станет  ли  ворона  каркать?  -
пробормотал Скилицез по-видессианскя,  пока  Гуделин  набирал  полную  грудь
воздуха, готовясь к  новому  извержению  риторического  вулкана.  Ариг  тоже
усмехнулся,  но,  будучи  сторонником  Видесса,  не  стал  переводить   отцу
язвительную шутку Скилицеза.
   Гуделин зло покосился на своего  товарища  и  приступил  к  торжественной
речи, коею приготовлял не единый уж день:
   - О мужественный и наиславнейший Аргун! Наш великий Император, Автократор
Видессиан, державный Туризин Гавр, через меня,  своего  посланника,  желает,
дабы удача всегда и вечно сопутствовала тебе во всех начинаниях твоих, равно
как желает он и того, чтобы вечные узы дружбы соединяли тебя и наиславнейший
клан твой с Империей Видесс! Сокровеннейшее желание моего владыки - дабы  ты
выказывал свою доброту также нам, посланникам великой Империи.  Да  поразишь
ты смертью и поражением великим всех твоих врагов! Да наградишь  ты  любовью
друзей своих! Пусть никогда не проляжет злая вражда между  народами  нашими,
ибо неприязнь губительна для уз дружбы, в то время как...
   - Помедленнее, дьявол по твою душу! - отчаянно прошептал  Скилицеэ.  -  Я
давно уже перестал соображать, что ты там несешь. Как же мне переводить,  да
еще так, чтобы и они это поняли?
   - Им не обязательно понимать все это в  точных  деталях,  -  ответствовал
Гуделин и торжественно взмахнул рукой. - Я  всего  лишь  произношу  то,  что
необходимо в подобных случаях. - Он снова поклонился Аргуну.  -  Люди  клана
Серой Лошади и все  чада  твои  и  домочадцы,  какие  только  есть  у  тебя,
величайший каган, - все они приятны сердцам  нашим  и  близки  душам  нашим.
Пусть же неприязнь никогда не закрадывается в наши отношения, равно как и  в
отношения между нашими державами.
   Он отступил на шаг в знак того, что речь его закончена.
   - Очень красиво, - произнес Ариг. Годы, проведенные  в  Видессе,  помогли
старшему сыну кагана лучше оценить  риторические  перлы  Гуделина,  чем  это
могли сделать его отец или брат.
   - Я... - перебил его каган.
   Ариг кивнул, немного растерявшись. В присутствии Аргуна он был всего лишь
почтительным сычом - от чего также немного отвык, находясь в столице Империи
в качестве высокого посла могущественного народа аршаумов.
   - Мой отец желает отвечать вам через меня. Не обижайся, Ланкин. Ты хорошо
говоришь на нашем языке, но...
   - Разумеется, - быстро согласился Скилицез.
   - Это высокая честь для нас - услышать ответ кагана,  -  добавил  Гуделин
изысканно.
   Горгид приготовился  выслушать  еще  одну  высокопарную  речь.  Но  Аргун
произнес две лаконичные фразы и замолчал.
   Его сын перевел:
   - Приношу свою благодарность за подарки. Я  приму  окончательное  решение
после того, как выслушаю слова, присланные мне из Иезда.
   Гуделин разинул рот.
   - И это все? - пискнул он. Чиновник  растерялся  до  такой  степени,  что
разом позабыл и манеры, и риторику,  и  красивые  слова.  Он  выглядел  так,
словно его пырнули ножом. Затем, опомнившись, Гуделин медленно, с поклонами,
отступил в сторону.
   - "Приношу свою благодарность за подарки". И все!  -  Бюрократ  выругался
так сочно, словно всю жизнь провел в казарме.
   - Ты говорил очень хорошо. Аргун ответил  тебе  так  кратко,  потому  что
стиль кочевников отличается от  имперского,  -  сказал  Гуделину  Горгид.  -
Кочевники умеют наслаждаться видессианским красноречием  не  хуже  имперцев.
Вспомни Олбиопа! Аргун, как мне кажется, умный и хитрый  вождь.  А  ты  что,
ждал, что он сразу скажет тебе "да" или "нет",  не  выслушав  предварительно
обе стороны?
   Гуделин, немного утешенный, покачал головой.
   - Я бы очень хотел этого, - сказал Скилицез.
   Боргаз, посол из Иезда, уже сходил в юрту кагана. Скилицез  провожал  его
таким гневным взглядом, будто они встретились на поле битвы.
   Как и Гуделин, посол Иезда преклонил перед  Аргуном  колено,  но  величие
момента немного нарушила мелкая неприятность: черная шелковая шапочка  упала
с головы Боргаза. Однако йезд быстро пришел в себя и заговорил с каганом  на
языке аршаумов.
   - Чума! - одновременно произнесли Горгид и Гуделин. Затем грек сказал:
   - Но одного этого недостаточно, чтобы заставить Аргуна склониться на  его
сторону.
   - Ш-ш!.. - Скилицеэ послушал немного и добавил:
   - Все не так уж плохо. У негодяя довольно жесткий хаморский акцент. Этого
вполне достаточно, чтобы заставить любого аршаума смотреть  на  него  сверху
вниз.
   - О чем он говорит? - спросил Гуделнн.
   - Та же  чушь,  что  молол  ты,  Пикридий.  Дружба,  приязнь...  А,  нет,
подожди-ка. Что-то новенькое. Он говорит, что Вулгхаш - чтоб  его  заморозил
Скотос! - знает, какой великий воин -  вождь  Аргун,  и  посылает  ему  дар,
достойный воина.
   Повинуясь властному, отточенному жесту Боргаза, один  из  йездов  положил
перед каганом ножны из полированной бронзы, украшенной разноцветной  эмалью.
Бросив взгляд на лучников-аршаумов, посол Иезда вытащил из ножен кривой  меч
и показал его Аргуну.
   Это было прекрасное, смертоносное оружие, великолепное изделие  искусного
мастера. Рукоять меча была обвита золотым шнуром,  оканчивающимся  у  самого
основания сверкающей стали.
   После долгой цветистой речи Боргаз снова вложил меч в  ножны  и  протянул
его кагану. Аргун вынул меч, посмотрел, удобно ли он лежит в руке, хорошо ли
сбалансирован, а затем улыбнулся и пристегнул ножны к поясу.
   Боргаз улыбнулся в ответ и  с  поклоном  подал  такие  же  мечи  сыновьям
кагана. Они отличались от первого только тем, что шнур, обвивающий  рукоять,
был не золотым, а серебряным.
   Принимая оружие от иезда, Дизабул облизал сухие губы. Даже Ариг взял меч,
не колеблясь.  На  мгновение  все  забыли  о  видессианах.  Имперцы  ревниво
наблюдали за реакцией семьи кагана  на  дары  Вулгхаша.  Скилицез  скрежетал
зубами от злости.
   - Мы должны были подумать об этом.
   - Да, - горестно согласился Гуделин. -  Эти  простые  степные  варвары  -
суровый народ. Они с большей радостью видят оружие, нежели парадные одежды.
   Горгид, как всегда, пустился в рассуждения.
   - Не следует судить других по  себе.  Например,  мы,  греки,  обыкновенно
сжигаем своих умерших, в то время как в Индии...
   Он умолк на полуслове и покраснел: Индия, Греция - в этом мире  их  имена
были пустым звуком.
   Боргаз продолжал выкладывать перед  каганом  дорогое  оружие:  кинжалы  с
позолотой на лезвии, украшенные  чеканкой,  изображающей  охотничьи  сценки;
двойные луки, укрепленные рогом, отполированные и покрытые сверкающим лаком;
стрелы из кленовой  древесины,  украшенные  перьями  фазана  и  вложенные  в
колчаны  из   змеиной   кожи;   высокие   остроконечные   шлемы,   усыпанные
драгоценностями.
   Днзабул надевал на себя все доспехи и оружие, предложенное  ему.  К  тому
времени как Боргаз откланивался, младший сын кагана  был  похож  на  ходячий
оружейный склад.  Нежно  поглаживая  рукоять  нового  меча,  Дизабул  горячо
заговорил с отцом. Его голос звучал высоко и возбужденно: он явно пытался  в
чем-то убедить Аргуна.
   Боргаз ухмыльнулся видессианам. Он был  доволен.  Скилицез  стиснул  зубы
так, что на скулах у него выступили белые пятна. Он едва сдерживался,  чтобы
не броситься на йезда.
   - Этот щенок хочет выкинуть нас из земли  своего  отца,  а  еще  лучше  -
бросить в яму. Он ужасно доволен своими новыми  игрушками.  Он  именует  нас
самыми  бесполезными  дураками,  каких  только  сумел  откопать  в   Видессе
бездельник и неженка Ариг.
   Старший сын Аргуна в ответ на это оскорбление вспыхнул. Каган рявкнул  на
обоих сыновей. Дизабул пытался что-то говорить еще и  замолчал,  лишь  когда
Аргун привстал на троне. Боргаз сделал вид, что ничего  не  заметил.  Однако
самоуверенность йезда поутихла, когда Аргун отпустил его с таким же  кратким
"напутствием", что и Гуделина.
   - Подарки великолепны, говорит он, - доложил Скилицез,  -  но  для  того,
чтобы заключить союз, нужно некоторое время. Он хочет все серьезно обдумать.
   Видессианский офицер, казалось, едва верил собственным ушам.
   - Он действительно умный вождь, - сказал Горгид.
   - Да уж. Доит двух коровок, не отдавая предпочтения ни одной  из  них,  -
заметил Гуделин. В его тоне звучало облегчение. - Тем лучше. Игра  пока  что
идет на равных.

***

   Издав громкий  стон,  Виридовикс  неуклюже  спрыгнул  с  коня.  Три  дня,
проведенных в седле, утомили его так, что он готов был взорваться по  любому
пустяку. Как и прежде, он искренне восхищался выносливостью кочевников. Едва
они вскакивали в седло,  как,  казалось,  превращались  в  этих...  Как  там
называл их Горгид?.. Которые наполовину  лошадь,  наполовину  человек?..  Не
сумев вспомнить мудреное греческое слово, кельт пробормотал ругательство.
   Впрочем, то, что они увидели,  мало  располагало  к  размышлениям.  Ветер
доносил тошнотворно-сладкий густой запах тления. Смерть  смердела.  Таргитай
мрачно  смотрел  по  сторонам,  пока  кельт  прыгал,  стараясь  восстановить
кровообращение в онемевших ногах.
   - Еще один такой поход, и я стану кривоногим, как ваши хаморские дамы.
   Шутка не слишком позабавила вождя кочевников.
   - Побереги остроты для женщин. Тут не место смеяться.
   Виридовикс густо покраснел. Но Таргитай не заметил этого. Его взгляд  был
прикован к побоищу.
   Неделю назад, когда пастухи нашли это в степи, все  здесь,  должно  быть,
выглядело куда ужасней. Но даже теперь, когда вороны, грифы и гиены  вдоволь
насытились падалью, того, что еще оставалось, было достаточно,  чтобы  кровь
заледенела в жилах. "Бойня" -  слишком  мягкое  слово  для  обозначения  той
резни, что произошла здесь. Пятьдесят коров. Пятьдесят. Земля была  все  еще
темной от крови, вытекшей из перерезанных жил.
   Что-то зловещее, необъяснимое чудилось в этом бандитском налете на стадо.
Зачем убивать? Убивать так бессмысленно? Стада существуют  для  того,  чтобы
давать пищу и одежду. Их крали, но никогда не резали попусту. Жизнь в  степи
слишком скудна и сурова, чтобы убивать ради убийства. Даже  во  время  войны
победители лишь отбирали стада у побежденных врагов.  Коровы  и  овцы  -  не
мишень, а цель войны. Богатство. Так было всегда.
   Но не здесь и не сейчас. Несчастные животные, лежавшие там, где  застигла
их смерть, были зрелищем даже более горестным, чем павшие на поле боя воины.
У животных нет выбора. Они не имеют ни одного шанса уйти от злой  судьбы.  А
судьба их оказалась жестокой, невероятно жестокой. Трупы изрезаны, в большие
раны втерта грязь, чтобы  испортить  мясо.  Шкуры  облиты  каким-то  вонючим
маслом, чтобы и их нельзя было использовать. Клан Таргитая не сумел бы найти
применения заколотым животным даже в том случае, если бы обнаружил их  через
час после бойни.
   Сын вождя, Батбайян, переходил от туши к туше,  качая  головой  и  дергая
себя за бородку.  Он  безуспешно  пытался  осознать  увиденное.  Наконец  он
беспомощно повернулся к отцу.
   - Должно быть, они сошли с ума или заболели  бешенством,  как  собаки!  -
вырвалось у него.
   Вождь ответил печально:
   - Хотел бы я, чтобы ты был прав, сынок. Это  работа  Варатеша.  Он  хочет
запугать меня. Чтобы я пожалел, что мы взяли к себе чужеземца.
   Он мотнул головой в сторону Виридовикса. Этот жест был  общим  у  отца  и
сына.
   Холодная жестокость, которую увидел здесь  кельт,  вызвала  у  него  иное
воспоминание: тело убитого часового у стен Видесса во время  осады  столицы.
Тогда  легионеры  вместе  с  Туризином  Гавром  пытались  выбить  из  города
узурпаторов Сфранцезов. Изуродованное тело Дукицеза,  кроме  прочих  увечий,
несло на себе еще одну примету.  Имя,  вырезанное  на  лбу  ножом:  "Ршава".
Потребовалась простая перестановка букв, чтобы прочитать имя убийцы...
   - Авшар. Это дело рук Авшара, - сказал кельт. - Я пытался рассказать тебе
о нем раньше, но ты не слушал меня. Свидетели боги, не могу винить  тебя  за
это! Ты еще не встречался с ним. Выслушай меня теперь!
   Путая хаморские и видессианские слова, кельт поведал Таргитаю  обо  всем,
что знал: о Дукицезе, о поединке князя-колдуна со Скавром в первые дни жизни
римлян в столице, о битве под Марагхой, о том, что случилось после битвы,  о
голове Маврикия, о Тронной Палате и колдовстве  Авшара,  сделавшем  бандитов
неуязвимыми для стали...
   Грязь и жестокость последнего поступка потрясли кочевников.
   - Он сотворил чары, изувечив и убив женщину? - переспросил Таргитай,  как
бы сомневаясь в том, что понял правильно. Казалось,  вождь  не  верит  своим
ушам.
   - И ее нерожденное дитя, вырванное из чрева матери, - подтвердил кельт.
   Кочевник содрогнулся. Резня скота вызвала у него холодную  ненависть.  Но
теперь он понял, что столкнулся со злодеянием, хуже которого помыслить  было
невозможно.
   Батбайян закричал:
   - Так избавимся же от него! Спалим его в  шатре,  а  заодно  и  всех  его
прихвостней!
   Глядя на павшее стадо и думая  о  словах  Виридовикса,  которые  все  еще
звучали в ушах, хаморы согласно зашумели:
   - Смерть ублюдку!
   Наконец Таргитай тоже сказал "да", но  очень  тихо.  Там,  где  его  люди
видели только ужас, он увидел могущество.
   - Да, - сказал вождь и добавил:
   - Если сумеем. - Он мрачно поглядел на Виридовикса. - Вижу, настало время
поднимать кланы на Варатеша и этого твоего Авшара.
   - Давно пора, - тут же согласился Виридовикс.
   Батбайян яростно кивнул.
   Но, несмотря на громовые  обещания  Таргитая  выступить  в  поход  против
бандитского вожака, неделя проходила за  неделей,  а  никаких  изменений  не
происходило.
   - Ты - из Видесса, чужеземец, там каган... э-э... император,  он  говорит
людям: "Делайте так" - и они делают так. Иначе - теряют голову. В степях все
не так. Хорошо. Я пойду к Ариапиту из клана Реки Огл, я пойду к  Анакару  из
клана Пятнистых Котов, я пойду к Кробузу из клана Прыгающих Козлов. Я  скажу
им: надо подстричь шерсть у Варатеша. Сделаем  вместе!  Они  спросят  сразу:
"Кто поведет людей?" Я скажу: "Я поведу людей". Они скажут:  "Вот  Таргитай,
он хочет бросить волчью шкуру своего клана до Королевского Клана!" Никто  не
станет со мной разговаривать больше.
   - До Королевского Клана? - переспросил кельт.
   - А, не знаешь... Иногда один клан становится сильнее всех.  Правит  всей
степью - иногда долго, иногда целую человеческую жизнь. Потом  другие  кланы
сбрасывают иго его власти. - В глазах Таргитая затеплился  жадный  огонь.  -
Каждый каган мечтает основать Королевский Клан. Страшно, если сосед опередит
тебя. Все следят друг за другом, чтобы никто не стал слишком сильным.
   - Вот оно что...
   Виридовикс ступил на знакомую почву. В Галлии, до прихода римлян, племена
постоянно враждовали из-за главенства, вступая в схватки  и  плетя  заговоры
друг против друга. Клан эдуи прочно  удерживал  главенствующее  положение  в
Галин, пока племена секванов и юбов с Рейна не объединились...
   Глаза кельта  засияли  зеленым  огнем,  он  хлопнул  в  ладоши  и  громко
вскрикнул от радости.
   От неожиданности Таргитай резко повернулся к нему, хватаясь за меч.
   - Ну а если ты скажешь этому старому Карабузу и  его  Пятнистым  Хомякам,
что Варатеш хочет основать  Королевский  Клак?  Посадить  над  степью  своих
бандитов? Ведь это, кстати,