епоток облетел отряд. Но несмотря на все старания, крестьяне  не  сумели
оставить свое присутствие в тайне так долго, как хотели.
   До кочевников оставалось еще больше сотни ярдов,  когда  тон  их  голосов
внезапно переменился. Идалк ощерился, точно лисица, которая поняла, что заяц
учуял ее дух.
   - Вперед, мужики! - сказал он. - Они знают, что мы здесь. Фос!
   Последнее слово прозвучало оглушительным боевым кличем.
   "Фос!" - дружно заорали сельчане и бросились через кусты на врага. "Фос!"
- крикнул Крисп так же громко, как и другие. Мысль об атаке возбудила его до
предела. Скоро, подумалось ему, он станет героем.
   Кусты внезапно кончились. Крисп едва успел  увидеть  кубратов,  как  мимо
лица его просвистела стрела, а другая слегка задела руку.
   Он услышал плотоядный "чмок" копья, пронзившего кого-то сзади.
   Крестьянин с воплем упал, корчась и хватаясь руками за древко.
   Страх и боль вдруг стали более реальны, нежели слава.
   Но ради славы или нет, а сражаться было нужно. Глядя поверх  щита,  Крисп
бросился к  ближайшему  дикарю.  Кубрат  схватился  за  стрелу  -  а  потом,
сообразив, что выстрелить не успеет, бросил ее и вытащил саблю.
   Крисп ударил копьем - и промазал. Кубрат накинулся на него.
   Благодаря скорее везению, чем искусству, Крисп отбил первый  удар  щитом.
Кочевник замахнулся снова. Крисп отпрыгнул назад, стараясь  увеличить  между
ними дистанцию, чтобы проткнуть противника острием копья. Кубрат настиг  его
и, сделав ложный выпад саблей, выбросил вперед ногу и нанес жестокий удар.
   При падении Крисп ухитрился  поднять  над  собою  щит.  Двое  односельчан
отвлекли кубрата на себя, не дав ему прикончить Криспа. Крисп встал на ноги.
Пара кубратов и двое или трое деревенских уже валялись убитые. Крисп  увидел
дикаря  с  северных  гор,  сражавшегося  с  Варадием.  Схватка  с  ветераном
поглотила все внимание кочевника. Он не заметил приближения Криспа, пока тот
не ткнул ему копьем в бок.
   Дикарь закряхтел и уставился в нелепом недоумении на окровавленный кончик
копья, торчащий у него из живота. И тут Варадий мечом снес ему голову. Кровь
брызнула фонтаном, заляпав Криспу лицо. Кубрат сложился пополам и рухнул.
   - Вытаскивай скорей копье, малыш! - крикнул Варадий Криспу в самое ухо. -
Думаешь, они будут тебя дожидаться?
   Крисп, сглотнув, наступил ногой на бедро кочевника и рванул к себе копье.
Мягкое сопротивление плоти кубрата напомнило ему о  сезонах  забивки  скота.
"Какая уж тут слава!" - подумал он опять.
   По всему небольшому полю деревенские нападали на кубратов - где  по  двое
на одного, где по трое. Поодиночке каждый кубрат превосходил врагов воинским
искусством. Но дикарям никак не удавалось это продемонстрировать. Вскоре  на
ногах из них осталось только четверо или пятеро человек. Крисп заметил,  как
один кочевник обернулся и что-то крикнул своим товарищам.
   Хотя Крисп так и не выучился кубратскому языку, он был уверен, что  понял
правильно.
   - Не давайте им сесть на коней! - завопил он. - Они еще могут удрать!
   Не успел он докончить фразу, как кубраты побежали  к  привязанным  коням.
Крисп вместе с односельчанами кинулся в погоню. "Почему дикари сразу не сели
на лошадей и не ускакали, заслышав  наше  приближение?"  -  мельком  подумал
Крисп. Наверное, решил он, потому, что  сочли  деревенских  легкой  добычей.
Десять лет назад так оно и было. Но не теперь.
   Крисп вонзил копье в спину бегущего кубрата. Тот раскинул руки в стороны.
На него навалилось трое крестьян. Вопль его резко  оборвался.  Через  минуту
остальных кубратов стащили с  коней  и  зарубили.  Несколько  крестьян  были
ранены в эти последние лихорадочные секунды схватки,  но  ни  одна  рана  не
выглядела серьезной.
   Крисп поверить не мог, что сражение  окончилось  так  быстро.  Он  стоял,
озираясь по сторонам и выискивая взглядом врагов, которых еще  нужно  убить.
Но увидел лишь односельчан, озиравшихся с не меньшим недоумением.
   - Мы победили! - сказал он. И рассмеялся, удивляясь тому,  как  удивленно
прозвучал его голос.
   - Мы победили! Фосом клянусь, мы победили! Мы  побили  их!  -  подхватили
победный клич сельчане.
   Они обнимались, хлопали друг друга по  спинам,  показывали  свои  раны  и
синяки. Крисп обнаружил, что пожимает руку Ифантию, -  а  тот  улыбается  во
весь рот.
   - Я видал, как ты прикончил  двух  гадов,  Крисп,  -  сказал  Ифантий.  -
Клянусь благим богом, я тебе завидую. Мне удалось только ранить одного, да и
то я не уверен.
   - Да, он славно сражался, - подтвердил Идалк.
   Крисп так и просиял,  услыхав  похвалу  ветерана.  Он  также  нашел,  что
похвалы Ифантия ему не неприятны. Ревновал ли к нему муж  Зоранны  или  нет,
самого Криспа ревность уже  не  мучила.  Зоранна  навсегда  осталась  в  его
памяти, но только потому, что была первой. Чувства, которые он  испытывал  к
ней в четырнадцать лет, казались теперь, три года спустя, далеким прошлым.
   Все эти мысли тут же улетучились из  головы,  когда  Крисп  увидел  отца,
сжимавшего правой рукой левое плечо. Между пальцами Фостия, заливая рубашку,
сочилась кровь.
   - Отец! - воскликнул Крисп. - Ты...
   - Я выживу, сынок, - оборвал его Фостий. - Серпом я себя не раз  уродовал
гораздо хуже. Я же говорил, что не создан для солдатского дела.
   - Главное, что ты жив, - сказал Идалк. - И хоть  ты,  Фостий,  не  хочешь
быть солдатом, сын у тебя явно не лишен бойцовской жилки.
   Он видит, что надо делать, и делает, что надо, а  когда  отдает  приказы,
люди слушаются его. Это особый дар небес, и  Фос  награждает  им  далеко  не
каждого: уж я-то навидался бездарных офицеров! Если твой сын решит  податься
в город Видесс, в армии его встретят как родного.
   - Я? В город? - Крисп даже мечтать не  смел  о  путешествии  в  имперскую
столицу. Он посмаковал эту мысль - и через минуту затряс головой:
   - Лучше уж я буду пахать. Это я умею. К тому же убивать  мне  так  же  не
нравится, как и отцу.
   - Мне тоже, - отозвался Идалк. - Но  иногда  приходится.  И,  как  я  уже
сказал, по-моему, из тебя бы вышел хороший солдат.
   - Нет, спасибочки.  Больше  всего  мне  хочется  собрать  хороший  урожай
бобовых, чтобы зимой не пришлось  голодать.  -  Крисп  сказал  это  со  всей
возможной твердостью, чтобы убедить Идалка - а заодно и себя самого,  -  что
он говорит серьезно.
   - Воля твоя, - пожал плечами ветеран. - Хотя если  ты  хочешь  продолжать
пахать, нам не мешало бы удостовериться, что банда  кубратов  действовала  в
одиночку. Но сначала разденем трупы. - Несколько сельчан  уже  приступили  к
этому занятию. - Доспехи и стрелы у них лучше наших, -  продолжал  Идалк.  -
Сабли больше годятся для конного боя, к которому привычны кубраты, но их  мы
тоже прихватим.
   - Да, но как же нам быть с дикарями?  -  спросил  Крисп.  -  Помнишь,  мы
думали, что они могут поставить часового возле деревни?  Если  он  удерет  и
предупредит остальных, нагрянет большая банда...
   - И тогда мечи и стрелы мало помогут, потому что  дать  отпор  большой  и
разъяренной банде мы не в силах. А значит, если часовой там есть,  отпускать
его нельзя. - Идалк склонил голову набок. - Ну, храбрый командир Крисп,  как
бы ты предложил его обезвредить?
   Скажи это ветеран чуть другим тоном, вопрос прозвучал  бы  насмешкой.  Но
Идалк, похоже, просто задал Криспу задачку, вроде  того  как  Варадий  порой
заставлял юношей писать длинные и трудные слова. Крисп задумался.
   - Если мы всем скопом двинемся в деревню по дороге, - сказал он  наконец,
- нас обязательно заметят. Всадник на  коне  запросто  сможет  объехать  нас
кругом,  но  потом  непременно  вернется  на  дорогу,  чтобы  выяснить,  что
стряслось с его товарищами. Может, посадим в засаде несколько лучников и  не
дадим ему это сделать?
   - Можно! - Идалк, улыбаясь, отдал Криспу видесский военный салют,  прижав
к сердцу кулак. А затем повернулся к Фостию: - Скотос тебя побери,  дружище,
почему твой сын так упорно хочет идти по стопам отца?
   - Потому что у него есть здравый смысл, - ответил отец  Криспа.  -  Лучше
пахать землю, чем лечь в нее костьми.
   Крисп с жаром кивнул.
   - Ладно, ладно, - вздохнул Идалк. - Но план тем не менее хорош.
   Думаю, у нас получится.
   Он начал скликать сельчан. Некоторые из них рубили ветки  и  плющ,  чтобы
соорудить  волокушу  и  оттащить  домой  погибших  и  троих   или   четверых
тяжелораненых. Кубратских лошадей оставили собиравшимся в  засаду  лучникам,
чтобы те забрали их на обратном пути, а трупы врагов - воронам на поживу.
   Глядя, как начинает осуществляться  его  план,  Крисп  испытал  такой  же
благоговейный трепет, какой вызывали в нем колосья, выраставшие из посеянных
семян. Как он и предполагал, одинокий кубрат  сидел  верхом  на  коне  двумя
милями ближе к деревне, чем остальная банда. При виде видессиан, бросившихся
к нему с копьями наперевес, всадник вздрогнул и пустил лошадь рысью, а потом
перешел на галоп. Крестьяне погнались за ним, но не поймали.
   Как Крисп и ожидал, кубрат вернулся на дорогу. Юноша с Идалком улыбнулись
друг другу, наблюдая за тем, как клубы  пыли,  поднятой  конскими  копытами,
тают вдали.
   - Ну все, ему конец, - радостно проговорил Крисп. - Теперь можно и домой.
   Домой они прибыли как раз после заката - чуть раньше, чем всадники напали
бы на деревню, останься они в живых. В сумерках были видны фигуры  женщин  и
детей, стоявших на улице и с тревогой гадавших, вернутся ли их мужья,  отцы,
сыновья и возлюбленные назад.
   Весь отряд, как один человек, дружно грянул: "Фос!" Не говоря уже о  том,
что кубраты не могли издать  такой  клич,  родные  узнали  их  голоса.  И  с
радостными  криками  помчались  навстречу  победителям.  Часть  восторженных
криков сменилась стенаниями, когда женщины увиделись, что не  все  вернулись
живыми и невредимыми. Но для большинства жителей деревни это все же был  миг
ликования.
   Обняв свою мать, Крисп заметил, как  сильно  ему  приходится  нагибаться,
чтобы поцеловать ее. Еще более странным показался ему поцелуй Евдокии.  Живя
с ней бок о бок изо дня в день, он практически не замечал, как  выросла  его
сестренка - и вдруг в его объятиях оказалась настоящая женщина. Ему пришлось
напрячься, чтобы вспомнить, что ей исполнилось столько же лет, сколько  было
Зоранне в тот день Зимнего солнцеворота.
   Стоило ему подумать о Зоранне, как она тут же объявилась во плоти и  тоже
поцеловала его. Объятие их было неуклюжим; Крисп склонился над  ее  выпуклым
животом, где зрело дитя, и чмокнул в губы.
   Рядом с ними раздался женский вопль:
   - Где мой муж?!
   - С ним все в порядке, Ормсида, - сказал ей Крисп. - Он вместе с  другими
лучниками остался, чтобы поймать в ловушку дикаря, которому удалось  от  нас
ускользнуть. Все, кого здесь нет, сидят в засаде.
   - О, хвала Фосу! - воскликнула Ормсида и тоже поцеловала Криспа,  хотя  и
была втрое старше его. За следующий час его перецеловало столько народу -  и
его, и друг дружку, - что хватило бы на шесть праздников солнцеворота вместе
взятых.
   А потом, в  самый  разгар  ликования,  в  деревню  возвратились  лучники.
Односельчане встретили их радостными воплями -  Ормсида  чуть  не  размазала
Гермона по своей мощной груди, - однако вернувшиеся не  разделяли  всеобщего
восторга. Крисп сразу понял, что это значит.
   - Кубрат удрал, - сказал он.
   Это прозвучало как обвинение. Лучники повесили головы.
   - Мы выпустили в него и коня двадцать стрел, не меньше,  -  оправдываясь,
заметил один из них, - и даже попали, потому что он орал как резаный.
   - Кубрат удрал, - повторил Крисп. Хуже этого он ничего не мог  придумать.
Нет, мог. Через минуту его осенило:
   - Он приведет к нам толпы кочевников.
   После этого праздник быстро угас.

***

   Следующие пять дней Крисп провел в смутном ожидании. Такое же  настроение
царило и во всей деревне, но у Криспа были две причины для  тревоги.  Как  и
остальные сельчане, он  не  сомневался,  что  кубраты  жестоко  отомстят  за
убийство своих товарищей. Но для Криспа эта угроза отступила на второй план,
поскольку раненое плечо отца болело все сильнее.
   Фостий, как обычно, старался скрыть свою боль. Но левая рука у него почти
не двигалась, а вскоре он свалился в лихорадке.
   Никакие припарки, которые деревенские женщины  прикладывали  к  ране,  не
помогали.  Фостий  всегда  был  мужчина  плотный,  но  теперь,  с   пугающей
быстротой, плоть стаивала с его костей.
   Поэтому Крисп почувствовал чуть ли не облегчение, когда  на  пятый  вечер
дозорный, сидевший на высоком дереве, прокричал:
   - Всадники!
   Вместе с остальными Крисп помчался за оружием: с  кубратами,  по  крайней
мере, можно было бороться. А в пылу сражения некогда  будет  тревожиться  за
отца.
   - Сотни всадников! - крикнул дозорный.
   Голос его дрогнул от страха. Женщины с детьми  уже  устремились  к  лесу,
чтобы спрятаться в чаще.
   - Сотни сотен! - снова крикнул дозорный.
   Некоторые из  сельчан,  побросав  копья  и  стрелы,  помчались  вслед  за
женщинами. Крисп схватил одного из беглецов, но Идалк покачал головой.
   - Какой смысл? - сказал ветеран. -  Если  их  настолько  много,  то  пара
лишних рук для нас роли не играет. Победить мы не в силах; мы  можем  только
задать этим гадам жару перед смертью.
   Крисп сжал древко копья так сильно, что побелели костяшки пальцев. Теперь
ему не нужен был дозорный, чтобы  догадаться  о  приближении  всадников.  Он
слышал цокот копыт - приглушенный пока,  но  с  каждой  секундой  все  более
громкий.
   Крисп собрался с духом. "Одного проткнуть  копьем,  -  подумал  он,  -  а
второго стащить с коня и заколоть".  После  этого  -  если  после  этого  он
останется жив - будет видно, какой еще урон можно причинить врагу.
   - Уже недолго, ребята, - сказал  Идалк  так  спокойно,  словно  крестьяне
выстроились на парад. - Мы нападем с криком "Фос!", как и в прошлый  раз,  и
будем молить благого бога, чтобы он не оставил нас.
   "Фос!" Этот клич раздался не из уст односельчан, стоявших неровным строем
перед домами. Его выкрикнул дозорный. Выкрикнул так дико и пронзительно, что
Крисп подумал, уж не сошел ли он с ума. И тут опять донесся голос дозорного:
   - Да это же не кубраты! Это видесские конники!
   На мгновение деревенские уставились друг на дружку  так,  будто  дозорный
кричал на каком-то незнакомом языке. А потом  возликовали  еще  громче,  чем
после первой победы над кубратами.
   Зычный голос Идалка перекрыл оглушительный шум.
   - Станк! - гаркнул он. - Станк привел к нам солдат!
   - Станк! - подхватили остальные. - Ура Станку! Молодчина Станк!
   За пару минут на Станка обрушилось столько похвал, сколько он  не  слышал
за последние пять лет. Крисп выкрикивал его  имя  снова  и  снова,  пока  не
охрип. Только что он смотрел в лицо смерти. И научился не бояться ее. Теперь
он узнал также, какие чувства испытывает смертник при отмене приговора.
   Скоро видесские кавалеристы въехали в деревню. Станк скакал среди них  на
чьей-то лошади. Полдюжины крестьян стащили  его  с  седла,  словно  кубрата.
Увесистых хлопков ему досталось тоже не меньше.
   Крисп быстренько сосчитал кавалеристов. Семьдесят один человек.
   "Вот тебе и сотни сотен ! - подумал он. - Недаром говорят: у страха глаза
велики".
   Командир всадников озадаченно взирал на столпившихся вокруг крестьян.
   - Похоже, мы вам не очень-то нужны, - заметил он.
   - Да, господин! - Идалк вытянулся в струнку. - Мы думали, что потребуется
подмога, когда еще не знали, сколько там кубратов.
   Вы нас слегка ввели в заблуждение - наш  дозорный  принял  вас  за  банду
дикарей.
   - Судя по  количеству  трупов,  я  вижу,  вы  разделались  с  ними,сказал
командир. - Насколько мне известно, это  была  всего  лишь  небольшая  шайка
грабителей. Ни о каком широкомасштабном нападении сведений не поступало.
   Небольшая шайка, действующая на свой страх и риск, подумал Крисп. В день,
когда он впервые взял в руки меч, Варадий сказал ему, что  обучает  крестьян
именно для такого случая. Да, ветеран знал, о чем говорит.
   Видесский командир повернулся к жрецу, сидевшему на соседней лошади:
   - Что ж, Геласий, ты нам сегодня, наверное, не понадобишься.
   Разве что решишь отслужить благодарственный молебен.
   - Тем лучше, - ответил Геласий. - Я, конечно, умею исцелять  раненых,  но
как подумаю, какие страдания им пришлось перенести  до  моего  прихода,  так
только радуюсь, если в моем искусстве нет нужды.
   - Господин! - воззвал Крисп. Ему пришлось обратиться  к  жрецу  еще  раз,
прежде чем тот удостоил его взглядом. - Вы целитель, святой отец?
   - И что с  того,  юноша?  -  сказал  Геласий.  -  Благодарение  Фосу,  ты
выглядишь вполне здоровым.
   - Речь не обо мне, - нетерпеливо проговорил Крисп. - Мой отец.
   Сюда, пожалуйста.
   Не глядя, следует ли за ним Геласий, Крисп поспешил к дому.
   Когда он открыл дверь, в нос ударил новый запах,  смешанный  с  привычным
духом застоявшегося дыма  и  еды,  -  сладковатый,  тошнотворный  запах,  от
которого желудок начало выворачивать наизнанку.
   - Да, я  вижу,  -  пробормотал  Геласий  откуда-то  сбоку.  Ноздри  жреца
раздувались, пытаясь оценить по запаху разложения, насколько серьезным будет
вызов  его  искусству.  Он  вошел  в  комнату,  чуть  нагнувшись,  чтобы  не
стукнуться о притолоку.
   Теперь настала Криспова очередь следовать за ним.
   Геласий наклонился  над  Фостием,  лежавшим  на  краю  соломенного  ложа.
Блестящие от жара глаза раненого смотрели сквозь жреца.
   Крисп закусил губу. В этих ввалившихся глазах, в том, как  туго  натянута
была кожа на скулах, он видел черты приближавшейся смерти.
   Если Геласий тоже заметил их, то вида не подал. Он поднял рубашку Фостия,
снял последние  ненужные  припарки,  чтобы  обследовать  рану.  От  припарки
ударила густая волна смрада гниющей плоти. Крисп невольно отступил назад - и
тут же опомнился, ненавидя себя за это. Что же он делает  -  отступается  от
своего отца?
   - Все нормально, юноша, - рассеянно сказал Геласий, впервые после прихода
в дом дав понять,  что  не  забыл  о  Криспе.  Хотя  через  мгновение  жрец,
казалось, забыл не только о нем, но и о Фостии.  Глаза  у  него  закатились,
точно  он  пытался  увидеть  солнце  сквозь  соломенную  крышу   хижины.   -
Благословляем тебя, Фос, владыка благой  и  премудрый,  -  нараспев  затянул
жрец, - милостью твоей, защитник наш, да разрешится великое искушение  жизни
нам во благодать.
   Крисп эхом подхватил молитву. Она  была  единственной,  которую  он  знал
наизусть до конца; да и не нашлось бы человека во всей империи, кто не  знал
бы символ веры Фоса наизусть.
   Геласий повторил молитву еще раз, потом еще и еще. Дыхание у жреца  стало
замедленным, глубоким и ровным. Веки  опустились,  но  Крисп  почему-то  был
уверен, что жрец прекрасно осознает, что происходит в нем и  вовне.  И  тут,
без предупреждения, Геласий нагнулся и схватил Фостия за раненое плечо.
   Хватка жреца была отнюдь не нежной. Крисп ожидал, что отец  вскрикнет  от
такого  грубого  обращения,  но  Фостий  лежал   спокойно,   погруженный   в
лихорадочную дрему. Геласий перестал молиться вслух, хотя  дышать  продолжал
все в том же ритме.
   Крисп перевел взгляд с сосредоточенного лица жреца на его руки и рану под
ними. И вдруг почувствовал, как волоски на собственных руках  и  на  затылке
встают от благоговения дыбом: прямо на его глазах эта зияющая, полная  гноем
дыра начала закрываться.
   Когда от нее остался лишь тоненький бледный шрам, Геласий отнял  руки  от
плеча больного. Целительный поток, переливавшийся из него в  Криспова  отца,
иссяк с почти слышимой внезапностью.
   Геласий  попытался  встать  -  и  зашатался,  точно  ощущая  силу   этого
разъединения.
   - Вина, - прохрипел он. - Я устал.
   Только тут до  Криспа  дошло,  как  много  энергии  выкачало  из  Геласия
исцеление. Он понимал, что должен броситься выполнять прос