ьствия  по  этому  поводу,  -
многообещающий знак. А то, что его чувства, возможно (нет,  наверняка),  уже
стали предметом сплетен среди  солдат  Видессоса,  больно  уязвило  трибуна,
который никому, кроме друзей, не раскрывался. Когда Гай  Филипп  вернулся  к
прерванному разговору, он вздохнул с облегчением.
   - Надо усилить строй копейщиками и дать им  хорошие  длинные  копья.  Как
только  всадники  подъедут  ближе,  твои  расчудесные  намдалени   согреются
по-настоящему. Лошади не настолько глупы, чтобы мчаться на острие.
   Виридовикс с выражением посмотрел на центуриона.
   - Ты - самый занудливый из всех людей, что я видел. Если ты не прекратишь
болтать о каких-то жалких копьях, чтоб их взяла  Эпона,  мы  утопим  тебя  в
бочке с пивом.
   - Когда-нибудь я утоплю тебя в бочонке с  пивом,  -  сказал  Гай  Филипп,
глядя ему прямо в глаза. - И тогда ты увидишь, хорошо ли я умею менять  тему
разговора.

***

   Маврикиос готовился покончить  с  Каздом  раз  и  навсегда,  но  западный
противник  Империи  тоже  не  сидел  сложа  руки.  Как  обычно,  орды  диких
кочевников передвигались по степи и через реку Егирд в северо-западную части
страны - той, что когда-то была Макураном. Эту территорию Казд  занял  около
ста пятидесяти лет назад. Каган Вулгхаш отнюдь не был дураком.
   Вместо того чтобы дать поселенцам осесть и начать нормальную  жизнь,  что
могло помешать Казду, он постоянно изматывал их рейдами,  обещая  кочевникам
добычу, славные битвы и помощь армии Казда. Кочевники, более подвижные,  чем
их  противники,  просачивались  через   горы   Васпуракана,   спускались   в
плодородные долины и внезапно нападали  на  крестьян,  грабили,  насиловали,
убивали. Конница, словно поток воды, просачивалась в любые  щели  обороны  и
умела отступать там,  где  все  пути  к  отступлению  были  отрезаны.  И,  к
сожалению, это происходило слишком часто...
   Во главе их стоял Авшар.
   Марк ругался, а Нефон Комнос уверял, что  первые  донесения  о  нем  были
ложью. Но очень скоро им пришлось убедиться в том, что это  правда.  Слишком
много беженцев, прибывших в Видессос, имея с собой только то, что они смогли
унести на плечах, рассказывали о том, что с ними произошло,  и  это  уже  не
оставляло места для сомнений.  Князь-колдун  даже  не  пытался  скрыть  свое
присутствие. Наоборот, он  выставлял  себя  напоказ,  чтобы  запугать  своих
врагов. В белых одеждах он ехал ка черном скакуне, который был  в  два  раза
больше обычных степных  лошадей  его  солдат-кочевников.  Меч  его  приносил
гибель каждому, кто осмеливался сразиться с ним, а его большой  лук  посылал
стрелы дальше, чем любой другой.  Говорили,  что  тот,  кого  коснулись  эти
стрелы, умирал, даже если рана была совсем незначительна.
   Говорили также, что ни одно копье, ни одна стрела не могут коснуться  его
тела и один только вид колдуна повергает в ужас любых храбрецов. Марк вполне
верил этому. Он помнил заклинания, разрушенные его мечом.
   Лето вступило в свои права. Вожди на западе вели боевые  действия  против
Казда, не получая поддержки из столицы.  Никто  из  римлян  не  мог  понять,
почему Маврикиос, человек  дела,  ничего  не  предпринимает.  Когда  Скаурус
заговорил об этом с Нэйлосом Зимискесом, тот ответил:
   - Слишком скоро - хуже, чем слишком поздно. Шесть недель назад, даже  три
недели назад, я согласился бы с тобой. Но если все не уладится, то боюсь, не
будет уже Империи и нечего будет спасать. Поверь мне, мой друг, все  не  так
просто, как кажется.
   Но когда Марк захотел  узнать  поближе  о  том,  что  происходит,  Нэйлос
ответил ему туманными заверениями, что все будет хорошо и уладится как надо.
Римлянин понял одно: Нэйлос знает больше, чем собирается ему рассказать.
   На  следующий  день  Скаурус  сообразил:  нужно  поговорить  с   Фостисом
Апокавкосом.  Он  даже  хлопнул  себя  по  лбу.  По  правде  говоря,  бывший
крестьянин так основательно влился в ряды римлян, что трибун часто забывал о
том, что он не был с легионерами в лесах Галлии. Новое "подданство" служба в
римском легионе - сделало его более разговорчивым, чем Зимискеса.
   - Знаю ли я, почему мы еще не выступили в поход? А ты хочешь сказать, что
не знаешь этого? - Апокавкос уставился на трибуна.  Он  пощипал  подбородок,
как будто хотел дернуть себя за бороду и усмехнулся сам над собой. - Все еще
не могу привыкнуть к  этому  бритью.  Ответ  на  твой  вопрос  очень  прост:
Маврикиос не уйдет  из  города,  пока  не  убедится  в  том,  что  останется
Императором, когда придет пора возвращаться домой.
   - Чума на эту  политическую  борьбу!  Вся  Империя  в  опасности,  а  они
разбираются, кто должен сидеть на троне!
   - Ты бы думал иначе, если бы сам сидел на троне!
   На это Скаурус пытался возражать, но вовремя вспомнил  историю  последних
десятилетий Рима. Слишком часто такое случалось и у него  на  родине.  Войны
против  понтийского  царя  Митридата  продолжались   гораздо   дольше,   чем
необходимо, только потому  что  легионы,  сражавшиеся  с  ним,  поддерживали
партию Суллы  или  партию  Мария.  Но  не  только  отсутствие  общих  вождей
разобщало солдат, легионы часто возвращались из Малой Азии в  Италию,  чтобы
принять участие в очередной вспышке гражданской войны.
   Видессиане были такими же людьми, как и  все.  И,  видимо,  не  следовало
требовать от них слишком многого. Они не могли не быть такими  же  глупцами,
что и остальные.
   - Похоже, ты понимаешь, что происходит, -  сказал  Апокавкос,  видя,  что
Марк, скрепя сердце, вынужден был согласиться с ним. - Кроме того,  если  ты
все еще сомневаешься в моих словах, то как ты  объяснишь,  почему  Маврикиос
оставался в городе весь год и не отправился воевать с Каздом? Тогда все было
намного опаснее - он просто не осмеливался уехать.
   Это многое объяснило римлянину. Неудивительно, что Маврикиос выглядел так
мрачно, когда говорил, что раньше не мог напасть на  Казд!  В  прошлом  году
сила Империи возросла, а перед лицом опасности со стороны Казда  возросло  и
ее единство. Трибун понимал  теперь,  почему  у  Маврикиоса  такие  усталые,
налитые кровью глаза - было странно, что он вообще мог спать.

***

   Но власть и единство в Видессосе отнюдь не шли рука об руку. Марк еще раз
убедился в этом через несколько дней.  Трибун  просил  Апокавкоса  время  от
времени узнавать, что делается на улицах города. Марк видел,  как  намдалени
оставались в неведении относительно того, что  происходит  в  городе  вокруг
них, как они питались неверными слухами. Он  не  хотел,  чтобы  с  римлянами
происходило то же самое. Донесение Фостиса заставило его благословить  богов
за свою предусмотрительность.
   - Если бы это не касалось нас, то я, наверное, не стал бы  говорить  тебе
все, - пробормотал  Апокавкос.  -  Но  я  думаю,  что  в  течение  следующих
нескольких дней нам лучше без особой нужды не показываться в городе.
   Поднимается недовольство против проклятых островитян,  а  слишком  многие
здесь считают, что римляне и намдалени идут в одной упряжке.
   - Недовольство против намдалени? - спросил  Марк.  Фостис  кивнул.  -  Но
почему? Они иногда вздорили с Империей, это правда, но сейчас они  пришли  в
город для того, чтобы воевать с Каздом.
   - Их слишком много, и они слишком задирают нос, эти наглые  варвары.  То,
что Фостис так привязался к римлянам и перенял их обычаи, еще не говорило  о
том, что его симпатии распространяются на людей Княжества. - Но  мало  того,
они заняли дюжину храмов для своих  служб,  проклятые  еретики.  Не  успеешь
оглянуться, как они начнут обращать добрых людей в свою веру.  Так  дело  не
пойдет.
   Марк сжал зубы, чтобы не закричать. Неужели никто в этом фанатичном  мире
не может хотя бы ненадолго забыть о религии ради дела? Если Фос  и  в  самом
деле  одержит  победу  над  дьявольским  наваждением,  которому  поклонялись
намдалени, над Фосом-игроком,  то  эта  победа  в  конце  концов  достанется
Скотту. Когда римлянин сказал об этом Апокавкосу, тот ответил:
   - Я ничего не знаю,  но  я  скорее  соглашусь,  чтобы  Вулгххаш  завладел
Видессосом, чем отдал бы столицу князю Томонду из Намдалена.
   Разговор был бесполезен. Марк махнул рукой  и  ушел,  чтобы  предупредить
Сотэрика. Но в казарме его не оказалось.
   - Он у своей сестры, - сказал один из солдат, койка которого была рядом с
койкой Сотэрика.
   - Спасибо, - поблагодарил трибун и пошел вверх по лестнице.  Как  обычно,
возможность увидеть Хелвис заставила его радоваться и волноваться.
   Он уже несколько раз находил предлог встретиться с Сотэриком  только  для
того, чтобы увидеть и Хелвис, если она окажется неподалеку. "Но на этот раз,
- напомнил он себе, - встреча с намдалени действительно была очень  срочной.
И очень важной".
   -  Клянусь  Богом-Игроком!  -  воскликнул  Сотэрик,  когда  увидел,   кто
постучался в дверь Хелвис. - А мы только что говорили о тебе.
   Это походило на вежливое приглашение, и Марк не знал, что об этом думать.
   - Ты не возражаешь против глотка вина? - спросила Хелвис. -  Может  быть,
хлеба с сыром?
   Она уже  не  была  той  ослепительной  женщиной,  которую  Марк  встретил
несколько недель назад, но  время,  как  это  всегда  бывает,  оказало  свое
целительное воздействие. Выражение боли и печали на ее лице почти исчезло.
   Изредка ее прекрасные черты даже оживляла улыбка.
   Из спальни в  гостиную  вбежал  мальчик.  В  руках  он  сжимал  маленький
деревянный меч.
   - Убей казда! - произнес он сурово и взмахнул мечом.
   Хелвис схватила его и подбросила в воздух. Он взвизгнул от удовольствия и
выронил свой меч.
   - Еще! - крикнул мальчик. - Еще!
   Но мать вместо этого сжала его в своих объятиях - он  опять  напомнил  ей
Хемонда.
   - Иди погуляй, малыш, - сказал Сотэрик, когда племянник  встал  на  ноги.
Схватив меч, мальчуган умчался с такой же  скоростью,  с  какой  только  что
ворвался в комнату.
   Вспомнив своих сестер, Скаурус подумал, что все дети этого  возраста  или
крепко спят, или носятся как угорелые - середины не бывает.
   Когда Мальрик ушел, Скаурус  рассказал  Сотэрику  то,  что  он  узнал  от
Фостиса Апокавкоса. Первой  реакцией  островитянина  была  не  тревога,  как
ожидал трибун, а, скорее, глухая злоба.
   - Пусть они приходят, эти  дурни!  -  сказал  он  в  возбуждении,  ударяя
кулаком по колену. - Мы очистим город от этих ублюдков и получим возможность
воевать с Империей. Тогда Намдален,  наконец,  получит  мантию  Видессоса  -
почему бы и нет?
   Скаурус поперхнулся, ошеломленно уставившись на него. Он знал,  что  люди
Княжества недолюбливали Видессос, да и всю Империю, но себялюбие  и  чувство
превосходства,   прозвучавшие   в   голосе   Сотэрика,    были    совершенно
ненормальными.
   Хелвис тоже в недоумении смотрела на брата.
   Как можно мягче Марк пытался возвратить его к реальности.
   - Ты хочешь захватить и удержать город, имея шесть тысяч солдат?  спросил
он вежливо.
   - Восемь тысяч! И некоторые из каморов присоединятся к нам, я уверен.
   Они любят пограбить.
   - В этом я не сомневаюсь. И когда вы избавитесь от остальных  кочевников,
от императорских гвардейцев-халога, от сорока  тысяч  видессианских  солдат,
размещенных в городе, то все, что вам нужно будет сделать -  это  держать  в
узде  целый  город.  Они  возненавидят  вас  вдвойне  как  еретиков  и   как
завоевателей. Желаю тебе удачи: она тебе очень пригодится.
   Офицер-намдалени вдруг стал похож на Мальрика с его деревянным мечом.
   - Значит, ты пришел сюда не для того, чтобы предложить свою помощь в этом
деле?
   - Союзники? - В той битве, о которой  грезил  Сотэрик,  Скаурус  надеялся
видеть римлян на другой стороне. Если бы Сотэрик это услышал, он  разъярился
бы еще больше. Трибун с усмешкой подумал  о  том,  какие  чувства  обуревают
сейчас намдалени. В латинском языке даже не было такого слова.
   Он нашел его в греческом -  хабрис.  "Как  там  писал  поэт-трагик?  Боги
лишают разума тех, кого хотят уничтожить. Горгидас процитировал бы  точнее",
подумал он.
   Жестокий блеск в глазах Сотэрика немного потускнел, когда он увидел,  что
Марк не разделяет его радости. Он посмотрел на сестру, желая найти поддержку
у нее, но Хелвис не глядела на него. Она была предана Намдалени  не  меньше,
чем ее брат,  но  слишком  хорошо  видела  реальное  положение  дел  слишком
сложное, не оставляющее камня на камне  от  радужных  надежд  на  завоевание
города.
   - Я пришел остановить мятеж, а не начать войну, - произнес Марк в  полной
тишине. Он искал хоть какую-нибудь причину, которая  бы  позволила  Сотэрику
достойно отказаться от своего безумного замысла. - Перед нами  во  всеоружии
стоит Казд. В этой ситуации ни Намдален, ни Империя не могут позволить  себе
роскоши завести внутренние распри и биться на два фронта.
   В его словах было достаточна горькой  правды,  и  Сотэрик,  усмехнувшись,
задумался. Но его задумчивость не имела ничего общего с  замешательством,  а
усмешка его больше напоминала рычание.
   - Ну и что мы должны делать, по-твоему?  Скрывать  наши  убеждения,  нашу
веру? Убегать от толпы, как последние трусы, - это  вместо  того  чтобы  как
следует дать им по зубам? Видессиане не стыдятся тыкать  нам  в  нос  своими
религиозными догмами. Я скорее буду драться, чем поклонюсь грязной толпе,  и
к черту все, что случится потом!
   Гордость в его голосе смешивалась с отчаянием - в этой схватке  поражение
было неизбежным.
   Марк попытался взывать к его здравому смыслу.
   - Никто не требует от тебя, чтобы ты вставал на колени, - сказал он.
   - Прояви немного сдержанности, это убережет нас от больших  неприятностей
в будущем.
   - Пусть проклятые индюки будут сдержанными, - злобно буркнул Сотэрик.
   "Индюками" в Княжестве называли фанатичных видессиан.
   Горячность намдалени начала выводить из себя Марка.
   - Это как раз то, о чем я  тебе  говорил,  -  сказал  он.  -  Называй  их
"индюками" почаще, и у тебя появится повод для драки.
   До этого момента Хелвис слушала спор  брата  с  римлянином,  не  принимая
ничьей стороны. Но теперь она сказала:
   - Мне кажется, что вы оба видите только одну сторону вопроса.
   Городские жители, возможно, относились бы к нам  лучше,  если  бы  мы  не
тыкали им в лицо своей религией, до которой им нет дела. Но  всему  же  есть
предел!.. Если Император хочет, чтобы мы служили ему, то пусть  он  публично
засвидетельствует свое расположение  к  нам.  Тогда  никто  не  посмеет  нас
оскорблять!
   - Должен, должен, должен, - насмешливо повторил Сотэрик. - Он  и  пальцем
не шевельнет ради каких-то наемников!
   Нет, у Сотэрика на этот счет имелось другое мнение. Маврикиос или Туризин
без колебания пожертвуют  воинами  Княжества,  если  намдалени  помешают  им
воевать против Казда. Нефон Комнос тоже, не моргнув глазом, пожертвует  ими:
ведь они не видессиане. Намдалени были частью  той  силы,  которую  Варданес
Сфранцез хотел использовать против  Гаврасов,  что  правда,  то  правда,  но
популярность Севастоса была в городе слишком низкой, чтобы его желания могли
что-то значить.
   Но Хелвис нашла ответ, причем, такой умный, что  Марк  почувствовал  себя
дураком: и как он сам не додумался до этого!
   - А как насчет Бальзамона? - спросила она.  -  Мне  кажется,  он  честный
человек, к тому же это один из тех, к кому прислушиваются видессиане.
   - Индюшачий Патриарх, - презрительно сплюнул Сотэрик. - Любой жрец  лучше
пошлет нас сразу в ад, чем станет помогать нам.
   - Когда речь идет о других жрецах - да. Но ведь  Бальзамон  не  похож  на
других жрецов. Он никогда не преследовал нас, и ты  знаешь  это,  -  сказала
Хелвис.
   - Я думаю, что твоя сестра права, - поддержал  ее  Марк  и  рассказал  об
удивительной терпимости Патриарха Видессоса, в которой убедился во время  их
встречи в личных покоях Императора.
   - Хм-м, -  протянул  Сотэрик.  -  Нетрудно  быть  терпимым  за  закрытыми
дверями. Но сделает ли он такой шаг в открытую - вот в чем вопрос.  -  И  он
поднялся из-за стола. - Что ж, тогда нам следует поскорее найти  Бальзамона.
Я поверю вам только тогда, когда сам смогу убедиться в его терпимости.
   Энергия, которую Сотэрик хотел выплеснуть на Видессос, теперь  обратилась
на его сестру и трибуна.
   Хелвис задержалась лишь для того, чтобы позвать сына.
   - Пойдем, Мальрик, нам нужно кое с кем встретиться.
   Но и это было недостаточно  быстро  для  Сотэрика,  который  продолжал  с
ворчанием выталкивать их из казармы.
   Он шел так быстро, что вскоре их уже окружала городская суматоха.
   Резиденция Патриарха помещалась в северной части Видессоса, на территории
Великого Храма Фоса. Римлянин, не будучи верующим, не сумел там побывать, но
некоторые  из  легионеров,  которые  стали  поклоняться  Фосу,   восхищались
великолепием этого святилища. Шпили  Великого  Храма,  завершенные  золотыми
шарами, были видны из любой точки  города,  но  дорога  к  нему  вела  через
немыслимый лабиринт узеньких улиц. Сотэрик уверенно показывал путь.
   Марк видел, что жители  города  стали  относиться  к  чужеземцам  гораздо
враждебнее. Ему показалось даже, что горожане демонстративно игнорируют  их.
Ни один торговец не вышел из лавки навстречу наемникам, бродячие  разносчики
еды  и  питья  обходили  их  стороной,  даже  мальчишки  не  предлагали   им
остановиться в харчевне  родителей.  Трибун  с  улыбкой  вспомнил,  как  его
раздражало назойливое внимание людей после  схватки  с  Авшаром.  Теперь  он
получил то, о чем мечтал тогда, и это ему совсем не нравилось.
   Мальрик был возбужден красками, звуками, запахами большого города, так не
похожего на унылую казарму. Он старался идти в ногу со взрослыми,  но  очень
уставал, поэтому они по очереди несли его на плечах. Он постоянно  повторял:
"Подсади меня! Спусти меня на землю! А это что такое?"
   Все вокруг было для него интересно: серая  в  яблоках  лошадь,  прилавок,
маляры, уличная девка в цветастых одеждах.
   - А это что такое?
   - Хороший вопрос,  -  хмыкнул  Сотэрик,  скользнув  глазами  по  девушке,
проходивший мимо. Племянник не слушал - маленький черный  щенок  с  большими
ушами уже завладел его вниманием.
   Великий Храм Фоса стоял в гордом одиночестве посреди большой площади.
   Как и амфитеатр в дворцовом комплексе, эта площадь  была  главным  местом
собраний. Когда возникала необходимость, жрецы менее  высокого  ранга  могли
говорить с народом перед стенами храма, в то время как Патриарх обращал свою
речь к немногочисленной группе избранных в самом храме.
   Резиденция патриархов Видессоса находилась прямо у  храма.  Это  было  на
удивление скромное  здание.  Зажиточные  купцы  возводили  себе  куда  более
просторные виллы. Но оно производило впечатление стабильности,  уверенности,
чего не скажешь о других постройках. Даже ели, посаженные  полукругом  перед
резиденцией,  высились  внушительно  и  непреклонно  и,  несмотря  на   свой
почтенный возраст, все еще зеленели и давали побеги.
   Прибыв из юного, всего  лишь  трехвекового  Рима,  Марк  так  и  не  смог
побороть восхищения, которое вызывал в нем древний Видессос.  Для  него  эти
старые, но крепкие  деревья  были  олицетворением  всей  Империи.  Когда  он
высказал свои мысли вслух, Сотэрик безжалостно рассмеялся.
   - Так оно и есть, но мне сдается,  что  первый  же  ураган  вырвет  их  с
корнем.
   - Они выдержали немало штормов, - заметил Марк.
   Сотэрик только отмахнулся от него.
   Дверь перед ними открылась,  и  важный  жрец  подвел  к  выходу  знатного
видессианина, одетого в льняные штаны и тунику из зеленого шелка.
   - Я надеюсь, Его Преосвященство сможет помочь вам, господин Драгацез?
   - вежливо спросил жрец.
   - Надеюсь, - ответил  тот,  но  его  лицо,  темное,  с  густыми  бровями,
осталось суровым и озабоченным. Драгацез быстро прошел мимо Марка, Хелвис  и
Сотэрика, даже не заметив их. Жрец долго и задумчиво смотрел вслед  высокому
гостю, и лишь сп