о он - Патриарх Видессоса, и был достаточно глуп, чтобы  оставить
его на этом месте.
   - Отец!.. - перебила его Алипия, но в голосе ее не было гнева.
   Поклонившись, Марк изучающе посмотрел в лицо Патриарха, думая найти в нем
черты той фанатичности, которую он видел в  Апсимаре.  Но  ее  не  было.  Он
заметил только мудрость и присутствие чувства юмора. Несмотря на годы, карие
глаза  священника  были  все  еще  ясными  и  куда  более  твердыми,  чем  у
большинства более молодых людей.
   - Благословляю тебя, мой неверующий друг, -  сказал  он  чистым  тенором,
дружески, без намека на превосходство. - Садись, я не  опасен,  это  я  могу
тебе обещать.
   Совершенно растерявшись, Марк сел в кресло.
   - Тогда к делу,  -  произнес  Гаврас  и  укоризненно  ткнул  в  римлянина
пальцем. - За нападение на посла каганата  Казд  и  нанесение  ему  большого
оскорбления ты лишаешься недельного жалованья. Свидетелями  этого  приговора
пусть станут моя дочь Алипия и Патриарх Бальзамон.
   Трибун кивнул. Лицо его было неподвижно: он  ожидал  чего-нибудь  в  этом
роде. Палец Императора опустился, и на его лице появилась улыбка.
   - Ну, а теперь я хочу сказать тебе  вот  что:  молодец!  Вчера  мой  брат
ворвался сюда, разбудил меня и показал мне каждый удар,  каждую  подробность
боя.  Вулгхаш  намеренно  отправил  сюда  Авшара  -  это  было  рассчитанное
оскорбление, и я не очень опечален, что шутка вышла ему боком.  -  Он  вдруг
стал серьезен. - Казд - это болезнь, а не нация, и я хочу стереть ее с  лица
земли. Видессос и то, что когда-то  было  Макураном,  всегда  воевали  между
собой. Они - чтобы установить контроль над морями, а мы -  чтобы  заполучить
их богатые речные долины, караванные пути, их знаменитые  рудники,  а  также
для  того,  чтобы  быть  ближе  к  нашим  союзникам,  отличным  солдатам  из
Васпуракана. В течение столетий удача, я бы сказал, делилась поровну.
   Слушая Императора, Скаурус грыз печенье. Печенье было  очень  вкусное,  с
орешками и изюмом, и недурно шло под вино  со  специями.  Трибун  постарался
забыть прокисшую дрянь, которую пил перед этим в трущобах города.
   - Однако сорок лет назад,  -  продолжал  Император,  -  казды  из  степей
Шаумкиила сожгли Машиз и завоевали весь Макуран от васпураканских границ  до
Империи. Они кровожадны, они любят убывать.  Они  забирают  все,  что  могут
унести их кони, а что им не по зубам - разрушают. Эти кочевники предают огню
поля и деревни. Наши крестьяне гибнут или бегут, а от них  Империя  получает
основную часть налогов. Наши западные города голодают, потому что некому  их
кормить.
   - Но хуже всего то, что казды поклоняются Скотосу, - вставил Бальзамон.
   Марк на это ничего не ответил, и Патриарх поднял брови, усмехаясь.
   - Ты, вероятно, подумал, что от меня и не дождешься иных слов? Что я буду
обращать тебя в свою веру? Ты, должно быть,  уже  видел  немало  жрецов,  не
слишком-то мягких с неверующими?
   Марк пожал плечами, не желая высказываться откровенно. Он подозревал, что
Патриарх играет с ним в какую-то  игру,  и  было  неприятно  сознавать,  что
Бальзамон в этой игре намного искуснее. В ответ на ничего не  значащий  жест
трибуна Патриарх рассмеялся. У него был хороший, заразительный, добрый смех.
   - Маврикиос, да он придворный, а не солдат! - Смеющиеся глаза жреца снова
обратились к римлянину. - Боюсь, что я не совсем обычный  священнослужитель.
Было время, когда макуране воздавали почести  своим  Четырем  Пророкам,  чьи
имена я уже позабыл. Думаю, что их вера была ложной и глупой, но не  считаю,
что они были прокляты и что мы не могли иметь с ними дела. Теперь  же  казды
поклоняются своему злому божеству, расчленяя пленников и принося их в жертву
демонам, пожирающим тела убитых. Вот это дьявольское отродье, которое должно
быть уничтожено.
   Если что-то и убедило Марка в правоте слов Бальзамона,  то  это  глубокое
сожаление, звучавшее в  его  голосе...  и  воспоминание  о  леденящем  смехе
Авшара, о его жутком бормотании, когда князь-колдун произносил заклинание.
   - И я их уничтожу, - вмешался Маврикиос Гаврас. Он  возбужденно  постучал
кулаком по колену. - В первые два года моего правления я только удерживал их
в прежних границах. В прошлом году по  ряду  причин,  -  тут  Император  так
помрачнел, что Марк не осмелился спросить о деталях, - я не мог выступить  в
поход. Мы много на этом потеряли. Но в этом году, с  благословения  Фоса,  я
сумею набрать достаточно солдат, чтобы раздавить  Казд  раз  и  навсегда.  В
твоем появлении здесь, мой гордый  друг  из  другого  мира,  я  вижу  доброе
предзнаменование.
   Он остановился, ожидая ответа римлянина.  Скаурус  вспомнил  свою  первую
встречу с Императором и снова подумал, что лучше сказать ему правду.
   - Я думаю,  -  осторожно  начал  он,  -  что  правильнее  всего  было  бы
восстановить ополчение, которое вы когда-то имели,  чем  тратить  деньги  на
иностранных солдат.
   Император замер. Челюсть у него отвисла. Мельком  глянув  на  Бальзамона,
Марк  с  удовольствием  отметил,  что  сумел  ошеломить  даже  Патриарха.  А
Принцесса Алипия, спокойно слушавшая мужчин  и  за  время  их  разговора  не
проронившая ни слова, взглянула на трибуна с одобрением.
   Наконец Патриарх пришел в себя.
   - Будь счастлив, Гаврас, что он на твоей стороне. Он  видит  вещи  яснее,
чем многие из твоего окружения.
   Маврикиос все еще качал головой в удивлении. И заговорил он не с  Марком,
а с Бальзамоном.
   - Кто он? Сколько дней он пробыл здесь? Два? Три? У меня есть придворные,
которые провели во дворце больше лет, чем он прожил  на  свете,  но  они  не
видят так далеко... Скажи мне... Марк Аврелий Скаурус... Император знал  его
полное имя - трибуна это порадовало, но не удивило.
   - ...каким образом ты узнал о наших бедах так быстро?
   Марк рассказал, как встретил Фостиса Апокавкоса.  Он  не  назвал  его  по
имени и не сказал, что отправил его к римлянам. Когда он закончил, Император
пришел в ярость:
   - Чтоб Фос изжарил всех чиновников! До того как я стал  Императором,  эти
проклятые бюрократы правили Империей почти пятьдесят лет,  и  провинциальная
знать, несмотря на все старания, не могла помешать им. У них были деньги для
найма солдат, они удерживали  в  своих  руках  столицу,  и  этого  оказалось
достаточно для императоров-марионеток, которых  чиновники  сажали  на  трон.
Чтобы уничтожить соперников  в  борьбе  за  власть,  они  превратили  солдат
местного ополчения в крепостных и обложили их непосильными налогами.  С  тех
пор ополченцы воевать не могли. Чтоб чума их всех взяла - всех, от Вардакеса
Сфранцеза до самой низкой чернильной душонки!
   - Это все не так просто, отец, и ты это  очень  хорошо  знаешь,  заметила
Алипия. - Около ста лет назад крестьяне были  по-настоящему  свободны  и  не
связаны знатью. Когда магнаты начали скупать  крестьянскую  землю  и  делать
крестьян зависимыми от  нас,  это  стоило  Империи  слишком  многого.  Разве
Император, каким  бы  простаком  он  ни  был,  хочет,  чтобы  частные  армии
выступали против него? Разве он хочет, чтобы  его  налоги  перекачивались  в
карманы людей, которые сами мечтают о троне?
   Маврикиос глянул на нее, и в  его  взгляде  странно  смешались  любовь  и
раздражение.
   - Моя дочь хорошо знает историю, - сказал он Марку, как бы извиняясь.
   Римлянин не думал, что трезво оценить эту ситуацию  мог  только  историк.
Слова Алипии попадали в самую точку. Она была, безусловно, очень умна,  хотя
и говорила немного. Трибун был благодарен за любые сведения, которые он  мог
получить. Видессос, новый для него мир, был клубком,  где  различные  партии
боролись друг с другом,  завязанные  в  узел  интриг,  в  тысячу  раз  более
запутанный, чем в Риме.
   Принцесса повернулась к отцу, и Скаурус увидел ее чудесный профиль.
   Лицо принцессы  было  мягче,  чем  у  Маврикиоса,  а  гордый  взгляд  она
унаследовала  от  своей  матери.  Это  была   необыкновенная   девушка.   На
повелителей смотреть не возбраняется, но как насчет их дочерей? "Ну что ж, -
сказал он сам себе, - за мысли еще никого не убивали, и  это  очень  хорошо,
потому что иначе в мире осталось бы совсем немного людей".
   - Ты можешь говорить, что хочешь, - сказал Император  Алипии,  -  о  всех
этих делах вековой давности. Но  десять  лет  тому  назад,  когда  Стробилос
Сфранцез сел своим толстым седалищем на трон..
   - Обычно ты произносишь "задница". Ты говоришь это всем,  кроме  меня,  а
напрасно. Я слыхала это слово и раньше.
   - И боюсь, что от меня, - вздохнул Гаврас. - Я стараюсь следить за  своей
речью, но после стольких лет солдатской жизни...  Слишком  много  времени  я
провел в сражениях.
   Марк пропустил этот небольшой диалог мимо ушей. До  того,  как  Маврикиос
силой захватил трон, Империей правил  Сфранцез?  Тогда  почему  же,  во  имя
Юпитера (или даже во имя Фоса!), Варданес Сфранцез занимает сейчас должность
главного министра?..
   - О чем это я? - нахмурился Гаврас. - Ах да, об этом кретине  Стробилосе.
Это был еще больший дурак, чем его драгоценный племянничек.
   Стробилос одним мановением руки превратил  пятьдесят  тысяч  крестьян  на
границе с Васпураканом  в  крепостных.  Он  содрал  с  них  все  мыслимые  и
немыслимые налоги. Так что же удивительного  в  том,  что  теперь  они  наши
враги? Знаешь, Алипия, когда глядишь на землю с большой высоты,  то  слишком
многое невозможно разглядеть.
   "Дьявольщина, - думал Скаурус, - как  бы  поделикатнее  задать  не  очень
деликатный вопрос?" Любопытство снедало его. Он ерзал на  стуле,  мучительно
обдумывая свои слова, и даже не заметил, что Бальзамон внимательно наблюдает
за ним. Патриарх пришел на помощь Марку.
   - Ваше Величество, вы не смогли бы  пояснить,  почему  Сфранцез  все  еще
служит вам? Я чувствую, наш бедняга гость скоро взорвется от любопытства.
   - А, Скаурус!.. Кое-чего ты все-таки не знаешь. Это хорошо.
   Бальзамон, расскажи ему сам - ты же влип в наши интриги по самые брови.
   Бальзамон принял вид оскорбленной невинности.
   - Я?! Да я всего лишь намекнул кому следовало, что  Стробилос,  возможно,
не самый идеальный правитель в такое смутное время.
   - Это означает, римлянин, что наш друг-священник  пробил  такую  брешь  в
рядах бюрократов, что  даже  такой  толстяк,  как  наш  Бальзамон,  смог  бы
пролезть в нее. А это много значит. Половина чиновников поддержала меня,  но
и  от  нас  потребовались  кое-какие  уступки.  Пришлось  сделать   молодого
Сфранцеза Севастосом. Наверное, дело стоило того, но теперь Варданес  и  сам
хочет носить пурпурные сапоги.
   - А еще он хочет меня, - сказала  Алипия.  -  Но  это  чувство  не  нашло
взаимности.
   - Знаю, милая, знаю. Конечно, согласившись на ваш брак, я мог  бы  решить
целую кучу проблем, но не в моих правилах заставлять тебя. Его  жена  умерла
как нельзя кстати. Бедная Ефросин!  Не  успели  ее  оплакать,  как  Варданес
прискакал,   до   отказа   набитый   высокими   фразами   о    необходимости
"сцементировать два великих рода". Я не доверяю ему.
   Марк  решил,  что  тоже  с  удовольствием  "сцементировал"  бы  Сфранцеза
замуровал его в крепостной стене, и еще одна вещь пришла ему на ум.
   Маврикиос, похоже, был человеком, который предпочитал слушать и  говорить
правду. Трибун чувствовал, что может задать ему щекотливый вопрос.
   - Могу ли я спросить, что случилось со Стробилосом Сфранцезом?
   - Ты хочешь знать, не разрезал ли я его на куски, как он того заслуживал?
Нет, это тоже было  частью  договора,  который  составил  Бальзамон.  Бывший
Император прожил остаток своей никчемной  жизни  в  монастыре  к  северу  от
Имброса и умер два года назад. Надо отдать ему должное,  Варданес  поклялся,
что не будет служить мне, если я убью его дядю, а он был нужен мне, черт  бы
побрал такого помощничка. Но  хватит  об  этом.  Я  забыл  свои  обязанности
хозяина. Возьми еще печенья.
   И Император Видессоса, как любой другой  гостеприимный  хозяин,  протянул
блюдо римлянину.
   - С удовольствием, - сказал Скаурус, взяв печенье. - Оно восхитительно.
   - Благодарю за комплимент, - произнесла Алипия.  Марк  удивленно  вскинул
брови, а она продолжала слегка обиженная:
   - Меня воспитывали не во дворце, и  слуг  у  меня  не  было.  Я  неплохая
хозяйка... И кроме того, - она улыбнулась своему отцу, нельзя же  всю  жизнь
только и делать, что читать исторические книги.
   - Ваше Высочество, я похвалил это печенье  раньше,  чем  узнал,  кто  его
приготовил, - заметил Марк. - Но теперь оно нравится мне куда больше...
   Он тут же  пожалел  о  сказанном.  Во  всем,  что  касалось  его  дочери,
Маврикиос  был  страшно  подозрителен.  Алипия  опустила  глаза.  Даже  если
последняя реплика разозлила Императора, он не подал вида.
   - Да, Бальзамон, он и вправду прирожденный царедворец, - хмыкнул Гаврас.
   Уходя из комнаты, Марк  подумал,  что  солдат,  не  владеющий  искусством
дипломатии, недолго продержится в Видессосе.

Глава 5

   По длинной лестнице Мизизиос провел римлянина к выходу  из  императорских
покоев и куда-то исчез.  Гонец,  который  привел  трибуна  во  дворец,  тоже
пропал. Видессиане, видимо, уделяли больше внимания  входу,  чем  выходу.  У
дверей стояли те же часовые, и их беспечность снова покоробила Марка.
   На этот раз они просто спали перед самой дверью, их пояса с  мечами  были
отстегнуты, а копья лежали позади шлемов. Это разгильдяйство вывело  трибуна
из себя. В кои-то веки  в  Видессосе  появился  Император,  которого  стоило
защищать, а эти разини решили хорошенько выспаться на посту. Такого римлянин
стерпеть не мог.
   - Встать! - рявкнул он и поддал ногой их шлемы.
   Часовые вздрогнули и подскочили, лихорадочно отыскивая оружие.  Марк  зло
засмеялся. Он осыпал ошеломленных бездельников всеми известными ему местными
ругательствами и жалел, что с ним нет Гая  Филиппа,  который  обладал  даром
жалить, как ядовитая змея.
   - Если бы вы были моими подчиненными, вас бы  здорово  отхлестали,  и  не
только словами, смею заверить, - заключил он.
   За время этой тирады видессиане от замешательства перешли к  раздражению.
Старший  из  них,  кряжистый  ветеран,  исполосованный  шрамами,  пробурчал,
обращаясь к своему напарнику:
   - Что этот грубый варвар тут строит из себя?  -  И  с  этими  словами  он
ударил Марка по скуле. Через секунду солдат уже лежал на земле. Марк  прижал
его ногой, готовый еще раз проучить в случае необходимости. Он потер скулу и
посмотрел на другого часового - не вздумает ли тот сделать  движение  в  его
сторону. К счастью для часового, тот оставался недвижим.
   Успокоившись на этот счет, Марк рывком поднял своего противника на ноги.
   Часовой тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Синяк уже  затягивал  его
подбитый глаз.
   - Когда придет смена? - рявкнул Скаурус.
   - Через час, господин, - ответил молодой, более трусливый стражник.
   Он отвечал спокойно - как отвечал бы тигру, которому вздумалось  спросить
у него "который час".
   - Так, отлично. Доложишь смене о том, что здесь произошло И дай им знать,
что их тоже будут проверять. Молите  вашего  Фоса,  чтобы  никто  больше  не
заснул на часах!
   Он повернулся к солдатам спиной и зашагал в сторону казармы,  не  дав  им
времени ответить или возмутиться. На самом деле он не  собирался  устраивать
никаких проверок. Просто эта угроза заставит их быть настороже.
   Проходя мимо здания, где располагались наемники  из  княжества  Намдален,
Марк вдруг услышал, как кто-то окликнул его.
   В окне второго этажа он увидел Хелвис. Молодая женщина что-то  держала  в
руках. Римлянин был слишком далеко, чтобы  разглядеть,  что  это  такое,  но
солнце неожиданно вышло из-за туч, и в окне сверкнуло золото - вероятно, это
была какая-то безделушка, которую она купила  на  выигранные  вчера  деньги.
Хелвис улыбнулась и помахала ему рукой. Он с улыбкой махнул ей в  ответ,  на
миг забыв и  свою  злость,  и  бестолковых  часовых.  Она  была  приветливой
девушкой и вовсе не забыла об их первой встрече.  Хемонд  был  тоже  славным
парнем, он сразу, еще у Серебряных Ворот, понравился Марку.
   Но тут римлянин вспомнил, что обе видессианки, которые  пришлись  ему  по
душе в чужой стране, - и Хелвис, и дочь Маврикиоса, - так же недоступны  для
него, как родной Рим, и улыбка сбежала с его лица.
   Впрочем, стоит ли отчаиваться: ведь он жил в городе не больше недели.
   И тут Марк снова увидел высокую фигуру в белом покрывале. Это был  Авшар.
Рука трибуна непроизвольно легла на  рукоять  меча.  Авшар  был  погружен  в
беседу с кривоногим толстяком, одетым в меха и кожу и похожим на  кочевников
Пардрайи. Трибуну показалось, что он видел этого человека прежде. Но когда и
где? Может быть, на вчерашнем банкете?..
   Он был так занят мыслями об Авшаре, что шел,  не  глядя  по  сторонам,  и
сразу же поплатился за свою  невнимательность,  чуть  было  не  сбив  с  ног
встречного.
   - Прошу прощения! - извинился Марк, оторвав  наконец  взгляд  от  Авшара,
чтобы посмотреть, кого он толкнул.
   Жертвой его рассеянности оказался  невысокий  полный  человек,  одетый  в
голубой плащ жрецов Фоса. В возрасте священника было  трудно  судить,  но  в
бороде его пока не сверкало серебро, а лицо не портила ни одна морщина.
   - Ничего, ничего, - сказал жрец. - Это моя вина. Я не заметил  того,  кто
погружен в свои мысли.
   - Очень любезно с вашей стороны, но отнюдь не извиняет мою неуклюжесть.
   - Не беспокойтесь об этом. Скажите мне, не вы ли  капитан  нового  отряда
наемников?
   Марк сказал, что это так.
   - Так я вас давно ищу. - Жрец  прищурился.  -  Хотя  и  не  ожидал  столь
внезапной встречи.
   - У вас есть определенное превосходство предо мной, -  заметил  Марк.  Вы
знаете мое имя...
   - Хм... Ах да, конечно!.. Меня зовут Нейпос. Не  могу  сказать,  что  мой
интерес  к  вам  совершенно  бескорыстен.  Я  ведь  состою  в  Палате  магии
Видессианской Академии.
   Скаурус кивнул. В стране, где магия  и  колдовство  имели  такое  большое
значение, что могло быть логичнее, чем включить их  в  число  предметов  для
изучения в Академии наряду с математикой и философией? Все прекрасно знали о
том, каким именно образом римляне прибыли в Видессос, и маги Империи, должно
быть, сгорали от любопытства, мечтал увидеть  пришельцев.  Возможно,  Нейпос
сможет вполне разумно объяснить ему, что же произошло на  самом  деле.  Марк
взглянул на солнечные часы.
   - Время для моих людей собираться к ужину. Не согласитесь ли вы разделить
нашу трапезу? После ужина вы сможете вполне удовлетворить свое любопытство.
   - Ничто другое не обрадовало бы меня больше, - сияя, ответил Нейпос.
   - Покажите мне дорогу, а я постараюсь идти с вами в ногу. Хотя это  будет
на так просто!..
   Однако, несмотря на свою полноту, жрец быстро следовал за римлянином.
   Его  сандалии  так  и  мелькали.  По  пути  он  начал  разговор.  Нейпоса
переполняли вопросы, его интересовали не  только  религиозные  и  магические
учения Галлии и Рима, но и политика, социальная структура, быт этих стран.
   Римлянин был поражен глубиной его интересов.
   - Мне кажется, - сказал он, - что у вас религия играет куда большую роль,
чем у нас.
   - Я тоже пришел к такому выводу, - согласился жрец. - В Видессосе и  вина
без божьего имени не выпьешь. Каждый торговец на рынке заявит тебе, что  Фос
в конце концов победит, но зайди в ювелирную  лавку,  и  ювелир  из  Катриша
опровергнет их, говоря, что борьба Добра со Злом  -  вечна.  В  этом  городе
каждый считает себя теологом. - Он покачал головой в шутливом негодовании.
   У римских казарм их  встретили  часовые,  стоящие  в  полной  готовности,
внимательные и бдительные, Марк был бы  удивлен,  если  бы  застал  что-либо
иное. Для легионеров гнев Гая  Филиппа  был  куда  страшнее  приближающегося
врага. К лентяям старший центурион был беспощаден.
   Большинство легионеров  уже  подкрепилось  своим  обычным  густ