анешь щадить меня.
   Марку даже в голову не пришло простереться перед Императором на полу, как
это делали видессиане. Республиканцы не преклоняли колен перед людьми - даже
перед самыми могущественными.
   - Упрямый и гордый ублюдок, - повторил  Туризин.  -  Однако  недостаточно
гордый, чтобы не спать тайком с дочерью моего брата.
   - Хорошо сказано! - воскликнул Марзофл.
   Скавр почувствовал, как лицо у него запылало. На все эти обвинения он  не
находил ответа.
   Алипия проговорила:
   - Все это не вполне  так,  как  ты  думаешь,  дядя.  К  этим  встречам  я
стремилась больше, чем он.
   - А ты шлюха, подстилка грязного варвара! - усмехнулся  Марзофл.  -  Твои
признания не делают чище ни его, ни тебя, гулящая девка.
   - Провк, - резко оборвал Император, - с ее высочеством  я  разберусь  без
твоей помощи.
   Кавалерист захлопнул  рот,  громко  лязгнув  зубами.  Он  не  осмеливался
преграждать путь гневу Туризина Гавра.
   - Я люблю Марка, - сказала Алипия.
   - А я - Алипию, - эхом повторил Марк.
   Марзофл готов был лопнуть от злости.
   Туризин заорал:
   - Навозные  черви  Скотоса!  Любовь!  Какое  это  имеет  значение?  -  Он
повернулся к своей племяннице:
   - Я-то думал, у тебя хватит здравого смысла не валять в грязи  имя  нашей
семьи и не делать его предметом сплетен в пивных!
   - Ах вот оно что... - протянула Алипия. Ее голос зазвучал опасно.  -  Так
это я валяю в грязи имя нашей семьи?  А  как  насчет  сладенькой  потаскушки
Комитты Рангеве, которая кидалась на все, что двигалось? Эта  вечно  текущая
сучка не пропускала только трупы, и  то  сомнительно!  Интересно,  кому  это
перемывали кости на глазах у всего города прошлой зимой в Амфитеатре?
   У Императора был такой  вид,  словно  его  оглушили  дубиной.  Сперва  он
побагровел. Потом побелел как мел.
   Провк Марзофл, судя по всему, сейчас  истово  мечтал  провалиться  сквозь
землю. Оказаться в эпицентре ссоры в  императорской  семье!  Проклятие,  это
дурно сказывается на здоровье, не говоря уж о карьере.
   Алипия продолжала еще громче:
   - А если тебя так беспокоят мои встречи с  мужчинами,  дорогой  дядя,  то
почему ты не оставил свою  драгоценную  любовницу,  когда  взошел  на  трон?
Почему не женился, не получил наследника?
   Отважная Алипия напоминала сейчас Марку воина, окруженного превосходящими
силами врагов, который бросается в последнюю атаку, собираясь  победить  или
пасть со славой.
   Туризин наконец пришел в себя:
   - Все, что делаешь ты, касается меня! Эй, Бизолин! Доменциол! Коркон!
   Несколько слуг вбежало в зал. Гавр распорядился:
   - Проводите ее высочество в ее апартаменты. Проследите за тем, чтобы  она
оставалась там, пока я не позволю ей выйти. За это отвечаете жизнью.
   - Я все вижу! - закричала Алипия. -  Когда  ты  не  находишь  ответа,  ты
прячешься от вопроса, чтобы только не думать!
   Слуги вывели ее из зала. Она бросила на Скавра последний взгляд -  однако
промолчала, боясь ухудшить его положение.
   - Уф-ф! - выдохнул Император,  вытирая  ладонью  вспотевший  лоб.  -  Ты,
должно быть, большой колдун, римлянин. Никогда еще я не  видел  ее  в  таком
гневе. - Туризин невесело рассмеялся:
   - Да уж, вот истинная дочь  Гавров.  Она  скрывает  темперамент  за  этой
маской спокойствия, которую таскает, не  снимая.  -  Взгляд  Туризина  вновь
сделался суровым. - Так. Теперь - к делу. Что мне с тобой делать?
   - Я предан вашему величеству, - отозвался Марк.
   Марзофл испустил громкий смешок, но затих, точно мальчишка, под  взглядом
Туризина.
   -  Так  ты  предан  мне?  Проклятие!  У  тебя  своеобразная  манера   это
доказывать! - Туризин поскреб  подбородок.  Борода  младшего  Гавра  заметно
поседела за те немногие годы, что Марк знал его. - Будь ты видессианином,  я
нашел бы тебя смертельно  опасным.  Ты  хороший  солдат  и  совсем  недурной
чиновник, а это значит, что обе партии тебя бы поддержали. Но даже  несмотря
на то, что ты - варвар, ты очень опасен. Ну-ка скажи мне прямо в  лицо,  что
ты не честолюбив.
   Честолюбие. Скавр знал, что Император станет обвинять его именно в этом.
   - Разве честолюбие - грех? - спросил Марк.
   - Для офицера-наемника - да. Грех, и  непростительный.  Вспомни  хотя  бы
Дракса.
   Скавр возразил:
   - Честолюбие не имеет никакого отношения к моим  чувствам  к  Алипии.  Уж
ты-то достаточно хорошо ее знаешь. Она сразу распознала бы  фальшь,  вздумай
какой-нибудь тщеславный или корыстолюбивый человек поволочиться за ней  ради
укрепления своей карьеры.
   - Что может распознать глупая девка, изнемогающая от  похоти?  -  ядовито
фыркнул Марзофл.
   Туризин на мгновение задумался. Кавалерист мог считать слова Марка ложью.
Однако  Император  действительно  хорошо  знал  свою  умную,  рассудительную
племянницу.
   - Будь я предателем, - продолжал настаивать Марк, - разве я остался бы  с
тобой  во  время  гражданской  войны  со  Сфранцезами?  Разве  я   стал   бы
предупреждать о замыслах Дракса, когда ты послал его против Баана Ономагула?
Разве стал бы я воевать с намдалени, когда они захватили западные провинции?
   - Волочиться за принцессой из  императорской  семьи  -  для  видессианина
тяжкое преступление. А ты еще и чужеземец, - сурово ответил Туризин.  Сердце
трибуна сжалось. - Значит, ты у нас  чист  душой  и  сердцем?  А  почему  ты
собирался бросить меня? Я знаю, что  ты  встречался  с  вожаками  намдалени,
когда после неудачного штурма вам показалось, будто я не смогу отнять  Город
у Сфранцезов. Что доказывает твоя  болтовня  о  Драксе?  Любой  отомстил  бы
сопернику, если уж подвернулась возможность. Значит, ты подозревал Дракса  в
измене? Почему же тогда ты позволил ему удрать и строить против  меня  новые
заговоры?
   - Ты хорошо знаешь, как все случилось, - отозвался Скавр,  но  уже  вяло.
Было очевидно, что Туризин не желает слушать никаких оправданий.
   Несправедливость обвинений Гавра тем  больнее  уязвила  трибуна,  что  он
искренне поддерживал правление Туризина и предпочитал его любому другому.  В
тревожное для Видесса время Марк не мог представить себе лучшего  правителя,
нежели Туризин. А Империя постепенно стала для Марка второй родиной.
   - Я знаю только одно, - сказал Гавр. - Доверять тебе я не могу. Для  меня
этого достаточно.
   Трибун почувствовал, что это  -  окончательное  решение  Туризина.  Враги
вторглись в Видесс с запада, рвались с востока. В такой  ситуации  Император
не мог рисковать, коль скоро речь заходила о его безопасности. Будь Скавр на
месте Туризина, он поступил бы точно так же.
   - Кстати, голова этого распутного ублюдка - или иная часть тела - была бы
подходящим украшением для Вехового Камня, - предложил Марзофл.
   Веховой Камень - красная гранитная  колонна  на  площади  Паламы  -  была
точкой отсчета, от которой измерялось расстояние по  всей  Империи.  Там  же
выставляли на кольях головы мятежников и преступников.
   - Не сомневаюсь, - сказал Туризин. - Но боюсь, что если я его  казню,  то
его проклятый отряд восстанет. А эти легионеры - опасные люди. К тому же они
сидят в Гарсавре, а Гарсавра - ключ к западным провинциям. Полагаю, ничего с
ним не случится, если я брошу его на недельку в тюрьму, как ты считаешь?
   Марзофл казался разочарованным.

***

   - Скавр и принцесса? Просто поверить не могу!  -  сказал  Сенпат  Свиодо,
театрально взмахнув руками. Этот широкий жест чуть было не  сбросил  на  пол
кружку вина, стоявшую перед женой молодого васпураканина. Быстрым  движением
Неврат успела схватить ее.
   - Расскажи подробнее, братец, - попросила Неврат, откидывая прядь густых,
волнистых черных волос, упавшую ей на лицо.
   - Да  тут  не  слишком  много  остается  добавить,  -  ответил  Артаваст,
оглядевшись.
   Трое васпуракан сидели  у  маленького  столика  в  полупустой  таверне  и
переговаривались  на  своем  родном  языке,  и  все  же   Артаваст   казался
встревоженным. Неврат не могла винить его за это. Новости, которые принес ее
двоюродный  брат,  были  неплохим  топливом  для  бунта  -   а   вспыльчивым
видессианам только дай повод, чтобы начать громить все подряд.
   - Как вышло, что ты арестовал Скавра? - спросил Сенпат, погладив бородку,
обрамлявшую его красивое смуглое лицо.
   - Очень просто, - ответил Артаваст. - Марзофл пришел  в  нашу  казарму  и
забрал мой взвод. Звание у него высокое, должность солидная, никто  не  стал
возражать. Он до самого постоялого двора не говорил нам, куда мы идем.
   - Но принцесса... М-да... - протянул Сенпат, все еще качая головой.
   Марзофл утверждал, будто они встречались не меньше двух месяцев.  В  этом
он был уверен. Возможно, и дольше. Судя по тому, что мы  увидели,  он  прав.
Когда мы ворвались в комнату, эти двое больше беспокоились друг  о  друге...
если ты понимаешь, что я имею в виду.
   - Похоже на Марка, - кивнула Неврат.
   - Я знаю, что ты и твой муж - близкие друзья этого человека, сестра.  Вот
я и подумал, что вам лучше бы узнать обо всем. - Артаваст немного  помедлил.
- Быть может, сейчас небезопасно оставаться его друзьями.  Не  исчезнуть  ли
вам из города на некоторое время?
   - Неужели все так плохо? - встревоженно спросила Неврат.
   Артаваст задумался.
   - Возможно, и нет. Туризин слишком умен. Он не станет убивать людей  лишь
за то, что они знали кого-то, кто впал в немилость.
   - Надеюсь, - сказала Неврат. - Иначе у Туризина - при его-то  вспыльчивом
нраве - останется не слишком много подданных.
   Молодая васпураканка не слишком беспокоилась за себя или Сенпата.  Скорее
всего, ее брат правильно судил о здравомыслии Туризина. Но это вряд ли могло
помочь Скавру. Он-то был виновен!
   - Я до сих пор не могу поверить, - повторил Сенпат.
   Неврат тоже с трудом верила услышанному, но по другой причине. Сенпат  не
знал,  что  Марк,  погруженный  в  одиночество  и  горькое  отчаяние,  начал
осторожно ухаживать за Неврат. Это было прошлой  осенью.  Неврат  не  видела
необходимости рассказывать мужу об этом кратком эпизоде. Трибун  понял,  что
отказ васпураканки был искренним, и ни на чем не настаивал.
   Но это! Как же долго росло  чувство  между  Марком  и  Алипией?  Конечно,
Неврат никто не был нужен, кроме ее любимого мужа... И все  же  она  ощутила
легкий укол самолюбия, когда узнала, что Марк, получив от Неврат отказ,  так
быстро нашел ей замену.
   - Над чем ты смеешься, дорогая? - спросил Сенпат.
   Краска смущения залила лицо Неврат.  К  счастью,  в  таверне  было  почти
темно.
   - Над собой, - ответила Неврат, но больше ничего объяснять не стала.

***

   Забранная  решеткой  дверь  в  дальнем  конце   коридора   со   скрежетом
раскрылась. Ржавые петли завизжали.  Двое  стражников  втолкнули  в  коридор
скрипучую тележку. Еще двое встали по обе стороны со стрелами наготове.  Все
четверо откровенно скучали.
   - Поднимайтесь, лежебоки! - гаркнул один из лучников.
   В  окрике  не  было  необходимости:  заключенные  уже  сгрудились   перед
решетками  в  ожидании  кормежки.  Еда  была   единственным,   что   приятно
разнообразило унылую тюремную жизнь. Марк поспешил вместе с остальными.  При
одной только мысли о похлебке в животе заворчало.
   Неподалеку затрещал и почти погас факел. Марк закашлялся от едкого  дыма.
Эти факелы и без того давали  совсем  немного  света.  Тюрьма  располагалась
глубоко под землей, в  подвальных  помещениях  здания  архива  на  Срединной
улице.  Над  головами  заключенных,  в  верхних  этажах,  кипела  оживленная
административная деятельность.  Скрытая  система  вентиляции  уносила  часть
дыма, так что можно было дышать, но  воздух  все  равно  оставался  спертым.
Темницу насквозь пропитала нестерпимая вонь гнилой  соломы,  немытых  тел  и
испражнений.
   Эти ядовитые миазмы едва не свели Скавра с ума,  когда  солдаты  Марзофла
бросили трибуна в темницу. Но прошло четыре или  пять  дней,  и  Марк  почти
привык к вони.
   Скрипя, тележка медленно катилась  по  длинному  узкому  коридору.  Перед
каждой камерой она останавливалась. Один из  стражников  передавал  глиняный
кувшин с водой в камеру слева; второй совал в камеру справа  хлеб  и  жидкую
похлебку в миске. Затем стражники менялись местами и проталкивали тележку на
несколько шагов вперед.
   Трибун вернул пустой кувшин и миску. Ему налили воды и  положили  дневную
порцию похлебки. Вода была тухловатой,  а  хлеб  -  выпеченным  из  проса  с
соломой. С тех пор как куски  рыбы,  плававшие  в  похлебке,  были  свежими,
утекло немало воды. Но Марк доел похлебку и обтер миску хлебом дочиста.
   Он все  время  хотел  есть,  однако  старался  не  обращать  внимания  на
постоянное голодное бурчание в животе. Марк не был  истинным  стоиком  -  во
всяком случае, не настолько, чтобы держать в узде эмоции. Однако  физические
неудобства не причиняли ему слишком большого беспокойства.
   Стражники обошли все камеры и удалились. Теперь оставалось лишь  коротать
время в беседе. Марк  почти  не  участвовал  в  разговорах  заключенных.  На
вопрос, за что  он  попал  в  тюрьму,  Скавр  ответил:  "За  государственную
измену". Раздались свистки и  ядовитый  смех.  Воры,  составлявшие  основную
массу населения тюрьмы,  презрительно  относились  к  "политическим".  Кроме
того, Марк не мог научить их ничему новому.
   Один из воров без конца рассказывал, как  открывать  замки  и  запоры  на
дверях.
   - Если у тебя достаточно времени,  можешь  бросать  в  замочную  скважину
горстки песка, пока стержень не поднимется и ты не сможешь его вытащить. Это
очень медленная, кропотливая и тихая работа. Если замок находится  в  темном
помещении, сделай сеточку и привяжи ее к тонкой веревочке, а потом протолкни
ключ. Когда ключ упадет на пол - протащи его под дверью. Дело  сделано!  Еще
неплохая штука - тонкие щипчики... Эх, дурни, ведь здесь такие же замки, как
везде! Да только до них не  дотянуться.  Клянусь  Скотосом,  я  вырвался  бы
отсюда через минуту, если бы мог коснуться хоть одного замка.
   Скавр вполне верил этому. В голосе взломщика звучала  деловая,  спокойная
уверенность человека, отлично знающего свое ремесло.
   Едва в камере Скавра настала тишина, как издалека донесся  чей-то  важный
голос, рассказывающий, как надлежит  окрашивать  стекло,  дабы  придать  ему
видимость драгоценного камня и потом с выгодой продать.
   - Ха! - выкрикнул кто-то. - Если ты  такой  умный,  то  почему  ты  здесь
сидишь?
   Ответом было оскорбленное молчание.
   Разговор перешел на женщин - еще одна  тема,  которую  заключенные  могли
обсасывать целыми днями. У трибуна имелась своя история, которая потрясла бы
его собратьев по  несчастью,  однако  Марк  не  имел  ни  малейшего  желания
рассказывать ее.
   Несколько часов Марк  проспал.  Раза  три  его  будили  укусы  насекомых.
Тюремные камеры - настоящий рай для вшей и блох, гнездившихся  в  соломенных
матрасах. Марк потерял счет тараканам, которых  прибил  на  кирпичном  полу.
Некоторые заключенные ловили их и ели. Однако Марк был не настолько голоден,
чтобы питаться тараканами.
   Незадолго  до  очередной  кормежки  по  коридору  загрохотали  солдатские
сапоги. Командир взвода видессиан показал пропуск. Начальник  стражи  прошел
вместе с офицером  по  ряду  камер,  пока  не  остановился  возле  той,  где
находился трибун.
   - Этот, что ли?
   - Дай взглянуть. Да, он самый.
   - Забирай.
   Стражник вытащил ключ, открыл засов и распахнул решетчатую дверь.
   - Выходи, ты! - рявкнул он римлянину.
   Марк кое-как вылез наружу. Увидев  командира  взвода,  трибун  постарался
взять себя в руки. Лучше уж идти на смерть с высоко поднятым  знаменем,  чем
сдаться и погибнуть ни за что. Так говорили римские офицеры.
   - Куда ты меня ведешь? - спросил Скавр резко. - К Императору?
   Если мужество трибуна и удивило  видессианина,  то  тот  довольно  удачно
скрыл свои чувства. Его лицо осталось невозмутимым.
   - Нет, - ответил он кисло. - В баню. От тебя разит, как от выгребной ямы.
   Солдаты схватили Скавра за локти и потащили вон из тюрьмы.

***

   В свежей одежде (правда, она не вполне подходила по размеру), с  чистыми,
еще влажными волосами, Марк почувствовал себя  заново  родившимся.  В  конце
концов  солдаты  почти  силой  вытащили  его  из  теплого   бассейна.   Марк
намыливался дважды и тер себя  пемзой,  пока  кожа  не  покраснела.  На  его
подбородке еще росла колючая золотистая щетина;  побриться  в  Видессе  было
делом замысловатым -  бритвы  здесь  на  каждом  углу  не  валялись.  Щетина
невыносимо чесалась и делала лицо неопрятным, словно постоянно  напоминая  о
времени, проведенном в тюрьме.
   Марк почувствовал некоторое облегчение, когда стражники провели его не  в
Большую Тронную Палату, а в личную резиденцию Туризина. Что  бы  ни  ожидало
его  впереди,  это,  во  всяком  случае,  не  будет  публичным   проклятием.
Видессиане обставляли подобные церемонии с большой помпой.
   Марк, конечно, знал, что Алипии он у  Туризина  не  встретит.  И  все  же
отсутствие принцессы лишний раз напомнило трибуну о том серьезном положении,
в котором он очутился.
   Туризин  Гавр  облачился  во  все  императорские   регалии.   Обычно   он
ограничивался красными сапогами. Сегодня на нем красовался  пурпурный  плащ,
осыпанный драгоценностями, и порфира.
   Кроме стражников, самого Императора и Скавра, единственной живой душой  в
помещении был  один  из  императорских  слуг-евнухов  -  Коркон.  Он  держал
восковую табличку и стило.
   Гавр оглядел римлянина с головы до ног:
   - Ты готов выслушать приговор?
   - А у меня что, есть выбор?
   Дворецкий в ужасе уставился на Скавра. Император невольно усмехнулся.
   - Нет, - сказал  он  и  стал  суровым.  -  Знай.  Ты  осужден  за  измену
императорскому дому.
   Марк стоял безмолвно. Он только надеялся, что холодок, пробежавший у него
по спине, никак не отразился на выражении его лица.
   Слова Императора катились снежной лавиной:
   - Как изменник ты лишаешься своего  поста  в  финансовом  департаменте  и
должности эпаптэса.
   Конечно,  мысли  Скавра  не  ограничивались  только  армией,  но   потеря
должности эпаптэса не ввергла его в отчаяние.
   Туризин продолжал греметь:
   - Обманув наше доверие, ты лишаешься  права  командовать  своим  отрядом.
Тебе запрещены любые контакты с римлянами, дабы предотвратить  предательство
и мятеж. Твой заместитель, Гай  Филипп,  с  этого  мгновения  получает  твое
звание и твою должность.
   Окончательно порвать со всем,  что  осталось  от  его  народа...  от  его
мира... Трибун низко опустил голову, ногти больно впились в кожу ладоней.
   Очень тихим голосом Марк проговорил:
   - Гай Филипп - хороший солдат.  Ты  уже  сказал  ему,  что  отныне  он  -
командир римского легиона?
   - Скажу. Мы еще не закончили разговор, - ответил Император. -  За  измену
существует лишь одно наказание. Ты об этом  знаешь.  В  добавление  к  таким
мелочам, как потеря званий и титулов, ты должен положить  голову  под  топор
палача.
   По сравнению с вечной разлукой с римлянами топор палача не так уж страшил
Марка. По крайней мере, смерть наступит быстро и без мучений.
   Марк неожиданно выпалил:
   - Если ты с самого начала собирался приговорить меня к  казни,  то  зачем
вся эта словесная шелуха?
   Гавр не стал отвечать прямо.
   - На сегодня достаточно. Коркон, ты можешь быть свободен, -  распорядился
Император.
   Толстяк евнух низко поклонился и вышел. Тогда Император с кислой  улыбкой
повернулся римлянину:
   - Возможно, тебе польстит то забавное обстоятельство, что в  этом  городе
нашлись люди, которые не желают, чтобы приговор был приведен  в  исполнение.
Более того, они требуют, чтобы ты остался в живых.
   - Нашлись такие люди? - откликнулся Скавр.
   - Целая стая. И довольно крикливая, кстати. Во-первых,  Алипия.  Будь  ты
таким невинным,  как  она  утверждает,  ты  все  еще  оставался  бы  грудным
младенцем и уж всяк не лазил бы по чужим постелям. Алипия почти убедила меня
в э