мерти, он не стеснялся придушить их подушкой.
   -  Отвратительно,   -   пробормотал   Катаколон.   Заид   же,   напротив,
встрепенулся, словно охотничья собака, взявшая след.
   - Расскажите еще, - нетерпеливо попросил он. Оливрия удивленно  взглянула
на Фостия.
   - Ты мне прежде об этом не рассказывал, - сказала она.
   - Да, не рассказывал. Мне даже думать об этом не хотелось. К  тому  же  я
полагал, что говорить на эту тему в Эчмиадзине  небезопасно.  Слишком  много
ушей вокруг. - Фостий не доверял ей, даже когда  они  стали  любовниками,  и
доверял не полностью, пока она не ударила Сиагрия горшком. Впрочем, об  этом
он умолчал.
   - Продолжайте, - сказал Заид. - Здесь все друзья.
   И Фостий, направляемый четкими вопросами мага,  очень  подробно  поведал,
как крался следом за Артапаном по  улице,  как  стоял  в  вонючем  переулке,
подслушивая его разговор с Цепеем, и как фанасиот встретил преждевременную и
насильственную смерть. - Но то был не единственный раз, когда  я  видел  его
поблизости от умирающих людей, - добавил он.  -  Помнишь,  Оливрия?  Он  все
околачивался вокруг дома Страбона, пока тот умирал.
   - Верно, - кивнула девушка. - И возле Страбона, и возле других.  Тогда  я
об этом не задумывалась - мало ли что нужно волшебникам?
   Заид поерзал, но промолчал. Фостий подумал, что  выглядит  он  совершенно
нормальным для своего возраста мужчиной  -  если  забыть  о  его  магическом
таланте.
   Но все же он был единственным из волшебников, кого  Фостий  знал  хорошо.
Поди узнай, как выглядят другие?
   - А молился ли он... оборвав... жизнь того еретика? - спросил Заид.  -  Я
имею в виду, Фосу или Четырем Пророкам?
   - Он говорил что-то на макуранском, но я ничего не понял, потому  что  не
понимаю этого языка. Извини.
   - Тут делу не поможешь, - заметил маг. - Вероятно, это в любом случае  не
имеет значения. Вы сами отметили, что переход от  жизни  к  смерти  является
мощным источником магической энергии. Нам, верящим  в  Фоса,  запрещено  его
использовать, иначе мы начнем настолько стремиться к  этому  источнику,  что
утратим  справедливость  и  примемся  убивать  исключительно   ради   магии.
Насколько мне известно, подобный запрет распространяется и на последователей
Четырех Пророков, хотя я могу и ошибаться. С другой стороны, Артапан  -  его
ведь так зовут? - может оказаться таким же еретиком  по  стандартам  Машиза,
какими являются фанасиоты по нашим.
   - Все это представляло бы большой интерес  для  дискуссии  в  Чародейской
коллегии, чародейный господин, но как это может повлиять на нас здесь, за ее
стенами?  Предположим,  Артапан  использует  магию,  которая   подпитывается
энергией смерти. Делает ли это его более опасным? И если да, то что мы можем
противопоставить его магии?
   - Твой отец движется прямиком к сути дела, - прошептала Оливрия,  прикрыв
ладонью рот.
   - Да, он таков. - Фостий почесал щеку. - Его просто бесит,  когда  другие
не поспевают ухватить суть, как  это  частенько  случается.  -  Быть  может,
именно это объясняет те вспышки нетерпения, которые  случались  у  отца  при
общении с ним? Но как может едва  возмужавший  юноша  поспевать  за  мыслями
взрослого мужчины, за плечами  которого  опыт  всей  его  жизни,  да  еще  с
репутацией одного  из  лучших  мастеров  интриги  во  всем  Видессе,  стране
интриганов?
   Заид не заметил их перешептывания и ответил напрямую Криспу:
   - Ваше величество, известно, что маг, использующий  в  своей  тавматургии
энергию смерти, приобретает силу, но одновременно становится более  уязвимым
для внешней магии. В подобного рода компенсации  нет  ничего  удивительного.
Искусство волшебства, что бы ни говорили по этому поводу невежды,  не  знает
бесплатных чудес. Если в одной области что-то  приобретается,  то  в  другой
теряется.
   - И не только в волшебстве -  такова  жизнь,  -  заметил  Крисп.  -  Если
человек решил заработать, разведя большое  стадо  овец,  он  уже  не  сможет
посадить на своей земле столько же ячменя, как прежде.
   - Столько лет на троне, ваше  величество,  а  вы  все  еще  говорите  как
крестьянин, - усмехнулся Саркис. - Император из романа сказал бы, что нельзя
воевать одновременно на западе и востоке, или что-нибудь в таком духе.
   - В лед эти романы! - вмешался Фостий.  -  Если  в  каком-нибудь  из  них
окажется хоть на медяк правды, то он станет первым из всех, что я прочитал.
   Крисп взглянул на сына, вопросительно приподняв  бровь,  и,  поразмыслив,
трезво кивнул:
   - А ты кое-чему научился, парень.
   - А я выскажусь в пользу романов, - сказала Оливрия.  -  Где,  как  не  в
романе, пленнику удается сбежать при помощи дочери ересиарха, которая в него
влюбилась?
   Теперь Саркис расхохотался:
   - Клянусь благим богом, а ведь девочка поймала и отца и сына в одну и  ту
же сеть. - Он хлебнул вина, заново наполнил свой кубок и хлебнул еще раз.
   Когда  Крисп  посмотрел  на  Оливрию,  в  его  глазах  блеснула   искорка
изумления.
   Император склонил голову, словно та сделала умный ход за игровой доской:
   - В твоих словах есть кое-что, девушка.
   - А вот и нет, - заупрямился Фостий. - В каком романе женщина  изображена
иначе, чем дрожащим от страха ничтожеством,  и  спасти  ее  способен  только
отважный герой? И в каком романе она спасает героя, шарахнув  злодея  ночным
горшком?
   - Он мне показался самым подходящим оружием в комнате, - пояснила Оливрия
среди всеобщего смеха. - Кстати, никто и не ждет, что в  романе  все  детали
окажутся достоверными.
   - Остерегайся своей красавицы,  брат,  -  предупредил  Катаколон.  -  Она
быстро соображает.
   В своих подружках Катаколон ценил лишь внешность и сговорчивость.
   Неудивительно, подумалось Фостию, что он менял их одну за другой,  словно
пьяница кувшины вина в винном погребе. Но сегодня у него не было  настроения
ссориться с Катаколоном.
   - Придется рискнуть, - ответил он, завершив разговор на эту тему.
   Саркис заглянул в стоящий перед ним кувшин,  зевнул  и  покачал  головой,
затем встал.
   - Я иду спать, ваше величество, - объявил он и повернулся в Фостию:
   - Рад, что вы вернулись, да еще с такой сообразительной  дамой.  -  И  он
вышел в ночь.
   Заид также поднялся:
   - Я тоже пойду спать. Жаль, что не в моей власти запасать сон впрок,  как
садовая соня запасает жирок для зимней спячки. Полагаю, мне скоро  предстоит
серьезно заняться волшебством  -  в  немалой  степени  благодаря  тому,  что
сообщили сегодня  вечером  вы,  ваше  младшее  величество,  -  а  для  этого
потребуется вся моя выносливость. Если благой бог пожелает, мне ее хватит.
   - Как стало уютно - теперь мы остались в кругу  семьи,  -  сказал  Крисп,
когда маг ушел. Он сказал это совершенно  искренне  и  с  улыбкой  переводил
взгляд с Катаколона на Фостия и Оливрию. Этот взгляд  снял  тяжесть  с  души
Фостия.
   Затем Катаколон тоже поднялся. Он хлопнул Фостия по  спине,  постаравшись
не задеть раненого плеча.
   - Просто замечательно, что ты снова с нами и почти в целом виде, - сказал
он. Кивнув Оливрии и Криспу, он вышел из шатра.
   - А этот проныра ничего не сказал про сон, - заметил Крисп,  издав  нечто
среднее между смешком и  вздохом.  -  Сейчас  он,  наверное,  пойдет  искать
сговорчивую бабенку из обозниц. И почти наверняка найдет.
   - Теперь я знаю,  что  вы  поверили  нашему  рассказу,  ваше  величество,
сказала Оливрия.
   - Почему ты так решила? - спросил Крисп.  Фостий  узнал  этот  тон;  отец
всегда пользовался им, когда хотел проверить, усвоили ли  сыновья  очередной
урок.
   - Если бы не поверили, то не сидели бы сейчас ближе к нам,  чем  к  своим
телохранителям, - ответила она. - Мы, в конце концов, люди  отчаянные  и  уж
если сумели превратить в оружие ночной горшок, то кто знает, что  мы  сможем
натворить при помощи ложки или чернильницы?
   - Действительно, кто? -  подтвердил  Крисп  со  смешком  и  повернулся  к
Фостию:
   - А она умна - так что заботься о ней  получше.  -  Крисп  сам  соображал
быстро, и от него не укрылось, как Оливрия украдкой зевает. -  Отведи-ка  ты
ее лучше в вашу палатку. Скакать по курьерскому маршруту тяжело - сам помню.
   - Хорошо, отец, - ответил Фостий. - Но можно мне потом вернуться на  пару
минут? - Оливрия и Крисп удивленно взглянули на него. - Хочу тебя кое о  чем
спросить, - добавил он, хотя и понимал, что это не объяснение.
   Крисп тоже это понимал, но все же кивнул;
   - Конечно. Приходи, если хочешь.
   Весь путь до палатки Оливрия забрасывала его вопросами, но Фостий  упорно
отмалчивался. Он понимал, насколько это ее оскорбляет, но тем  не  менее  не
отступался от своего, сказав лишь одну фразу:
   - К тебе это не имеет ни малейшего отношения. Он  вошел  в  императорский
шатер почти с той же тревогой, с какой входил в подземный туннель в столице.
   То, что он узнает здесь, может оказаться не менее опасным,  чем  то,  что
таилось там.
   Приветствия халогаев не помогли ему успокоиться, когда  он  шагнул  через
порог. Крисп ждал его за столом с развернутой картой; в  руке  у  него  была
чаша с вином, а  на  лице  любопытство.  Но,  несмотря  на  любопытство,  он
терпеливо дождался, пока Фостий тоже наполнил чашу и сделал  долгий  глоток.
Вино сладкой струйкой полилось ему  в  горло,  но  храбрости  не  прибавило.
"Скверно", - подумал Фостий.
   - Ну, - поинтересовался Крисп, когда Фостий отвел чашу от губ, -  что  же
это за столь страшный и мрачный секрет, что ты  не  посмел  раскрыть  его  в
присутствии своей возлюбленной?
   Если бы в его голосе прозвучал сарказм, Фостий развернулся бы и вышел  из
шатра, не ответив. Но отец выглядел лишь любопытным - и дружелюбным, к  чему
Фостий тоже не привык. Он перебрал  в  голове  десяток  формулировок  своего
вопроса, однако когда тот сорвался с его  губ,  то  прозвучал  прямо  и  без
обиняков:
   - Ты действительно мой отец?
   Крисп внезапно застыл -  весь,  кроме  широко  распахнутых  глаз.  Затем,
словно давая себе время подумать, Автократор поднес чашу к губам и осушил ее
до дна.
   - Я все гадал, чего же ты хочешь, - произнес он наконец. - Но не  ожидал,
что спросишь меня об этом.
   - Да или нет?
   Как и многие молодые люди, Фостий считал своего отца - или того, кого  он
считал своим отцом,  -  стариком,  но  стариком  в  смысле  консерватизма  и
физической силы, а не истинной  старости.  Теперь,  когда  морщины  на  лице
Криспа резко углубились, Фостий со зловещей уверенностью увидел,  что  перед
ним и в самом деле сидит старик.
   - Да или нет? - повторил Фостий. Крисп вздохнул, его  плечи  поникли.  Он
коротко, еле слышно хохотнул. Фостий едва не ударил его, когда Крисп подошел
к кувшину с вином, наполнил  свою  чашу  и  заглянул  в  ее  темно-рубиновую
глубину.
   Потом он взглянул на Фостия и почти шепотом ответил:
   - С того дня когда я надел корону, думаю, не проходило и недели, когда  я
не задавал себе тот же вопрос... и я до сих пор не знаю на него ответа.
   Фостий ожидал услышать "да" или "нет", нечто такое, во что он мог так или
иначе вонзить зубы. И то, что его оставили в еще  большей  неопределенности,
едва не свело его с ума.
   - Да как ты можешь этого не знать? - воскликнул он.
   - Если уж ты додумался до подобного вопроса, сын, то и ответ должен стать
для тебя очевиден, - произнес Крисп и глотнул вина - возможно, он тоже искал
в нем мужество. - Твоей матерью была жена императора Анфима; если бы не она,
то Анфим погубил бы меня с помощью магии в ту самую ночь, когда  я  захватил
трон.
   Прежде чем стать моей женой, она уже несколько лет была императрицей,  но
ни разу не беременела. Ни одна из других женщин Анфима тоже не зачала - а уж
он, поверь мне, перетрахал их целую толпу. Но что это доказывает? А  ничего.
Я думаю, что ты, вероятнее всего, мой сын, но это самое большое, что я  могу
сказать хоть с какой-нибудь надеждой на истину.
   Фостий сделал в уме быстрые подсчеты. Если его отец  -  Крисп,  то  Дара,
скорее всего, забеременела еще до того, как он свергнул Анфима... и  раньше,
чем вышла за Криспа замуж. Другими словами, у  Криспа  с  его  матерью  была
внебрачная связь.
   Он прогнал прочь эту мысль; она была слишком неуютной,  чтобы  размышлять
над ней дальше. Вместо этого он произнес:
   - Ты всегда говорил, что я похож на мать.
   - А ты и в самом деле похож - особенно глаза. У нее была точно  такая  же
складочка во внутреннем уголке глаза. И форма лица у тебя такая же, и нос.
   Скажи ей спасибо, что тебе не достался мой клюв. - Крисп коснулся кончика
своего носа.
   - Но может оказаться и так, что ты не имеешь никакого отношения  к  форме
моего носа, - возразил Фостий.
   - Есть такая вероятность, - согласился Крисп. - Но если ты и не  пошел  в
меня, то на Анфима тоже не похож. Будь это не так, ты выглядел бы  красивее,
чем сейчас, - уж его Фос красотой не обделил. Однако ты  похож  на  Дару.  И
всегда был похож, еще с пеленок.
   Внезапно Фостий ярко представил, как Крисп всматривается в  него,  совсем
младенца, отыскивая следы сходства с Анфимом.
   - Теперь я не удивляюсь,  почему  ты  иногда  обращался  со  мной  как  с
кукушонком.
   - Разве? - Крисп вновь заглянул в чашу с вином и глубоко вздохнул. - Если
это  так,  то  прости  меня,  сын.  Я  всегда  старался  относиться  к  тебе
справедливо, отбросив всякие сомнения, хотя они у меня были.
   - Справедливо? Верно, в  справедливости  тебе  не  откажешь.  Но  ты  так
редко... - Фостий смолк. Ну  как  ему  объяснить  отцу,  что  справедливость
хороша в суде, а в семье необходимо нечто большее? И он сказал  лучшее,  что
смог: Кажется, тебе всегда было легче с Эврипом и Катаколоном.
   - Может быть... может быть. Однако ты в этом не  виноват  -  проблема  во
мне.
   - Пусть Криспу  не  хватало  теплоты,  зато  ему  хватило  сил  встречать
проблемы лицом к лицу. - И куда мы теперь пойдем? - спросил он. - Чего ты от
меня хочешь?
   - Можешь ли ты воспринимать меня таким, какой я есть, не гадая при  этом,
чьим сыном я могу оказаться? Ведь во  всем  главном  я  твой  сын.  -  И  он
рассказал Криспу, как подражал ему, будучи  пленником,  и  сколь  многое  из
сказанного отцом приобрело впоследствии для Фостия новый смысл.
   - Я знаю, почему так получилось, - сказал Крисп. - Все дело  в  том,  что
человек по-настоящему  способен  научиться  чему-то  только  на  собственном
опыте.
   Наверное,  прежде  я  лишь  напрасно  сотрясал  воздух,  читая  вам  свои
проповеди: вы просто не могли ухватить  смысл  моих  слов.  Зато  когда  они
доказали вам свою полезность... ничто не может сделать меня более гордым.
   И он стиснул Фостия в медвежьих объятиях. На мгновение в юноше  вспыхнула
досада: где были его отцовские объятия, когда он был мальчиком и нуждался  в
них больше всего? Но Фостий сам догадался, каким должен быть ответ  на  этот
вопрос.
   То, как Крисп вел себя все эти годы, не доставляло ему  удовольствия,  но
теперь и такое его поведение обрело смысл.
   - Неужели у нас с  тобой  все  останется  по-прежнему?  Несмотря  на  все
сомнения, я, кроме тебя, никого, включая Анфима, не желаю называть отцом.
   - Это обоюдоострые слова... сын. Благодаря мне или  вопреки  мне,  но  ты
стал мужчиной. Давай надеяться, что наши отношения  станут  не  такими,  как
прежде, а лучше. И да будет так, потому что большая часть яда,  отравлявшего
нам жизнь, уже вытекла.
   - Да поможет нам в этом Фос... отец, - произнес Фостий. Сын и отец  вновь
обнялись. Когда они  разжали  объятия,  Фостий  зевнул.  -  А  теперь  я  со
спокойной душой пойду спать.
   - Ты расскажешь своей даме о том, что произошло  между  нами?  -  спросил
Крисп с хитрецой в глазах.
   - Может быть, когда-нибудь, - ответил Фостий, немного подумав.  -  Но  не
сейчас.
   - То же сказал бы и я, окажись я в твоих сандалиях, -  согласился  Крисп.
Ты мыслишь как мой сын, уж это точно. Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, - ответил  Фостий.  Он  снова  зевнул  и  направился  к
палатке, где его ждала Оливрия. Войдя  в  нее,  он  обнаружил,  что  девушка
заснула,  хотя  почти  наверняка  собиралась  его   дождаться.   И   Фостий,
укладываясь рядом, очень старался ее не разбудить.
   - Итак, чародейный господин, - сказал Крисп Зайду, - как вы намереваетесь
извлечь для нас максимум пользы из сведений, полученных от моего сына?
   Он ощутил легкий укол, говоря так о Фостий, но то  был  не  обычный  укол
подозрительного страха, а простое любопытство. Он начал  понимать,  что  сын
стал мужчиной, с которым необходимо считаться, и  даже  если  из-за  нелепой
случайности в его жилах течет чужая кровь, он все равно его  сын  по  складу
ума. Чего еще мог желать любой правитель - и отец?
   - Я опишу то, что могу сделать, ваше величество. Не в  последнюю  очередь
благодаря  использованию  силы,  которую  он  обретал  во   время   перехода
фанатичных фанасиотов от жизни к смерти, этот макуранский волшебник  Артапан
усилил свою магию до такой степени, что сквозь нее трудно пробиться. Это,  к
моему прискорбию, вы видели собственными глазами.
   - Да, - подтвердил Крисп. Множество раз он принимал решение обращаться  с
Фостием так, словно не сомневался больше в своем отцовстве, и множество  раз
до сих пор - это ему не удавалось. Но сейчас он решил, что  сможет  добиться
успеха.
   - В каждой арке имеется запорный камень, - продолжал  Заид.  -  Если  его
вынуть, вся конструкция рухнет. То же самое и с магией Артапана. Если лишить
его незаконно полученной силы, то он станет гораздо слабее, чем до тех дней,
когда еще не манипулировал с  запретной  магией.  Именно  так  я  и  намерен
поступить.
   Крисп распознал в голосе волшебника дидактический  тон.  Это  его  вполне
устраивало: хотя он сам не  обладал  волшебным  талантом,  ему  всегда  было
интересно послушать, как  волшебники  проделывают  свои  манипуляции.  Более
того, нынешние планы Заида могут повлиять на ход всей кампании.
   - И каким образом вы станете это осуществлять, чародейный господин?
   - Противопоставив силе смерти силу  жизни,  -  ответил  Заид.  -  Все  уж
подготовлено, ваше величество. Я начну завтра на рассвете, когда солнце Фоса
самый мощный символ света, жизни и возрождения - усилит действие моей магии.
   Свою роль в ритуале должны сыграть и  ваш  сын  Фостий,  и  дочь  Ливания
Оливрия.
   -  Это  обязательно?  -  встревожился  Крисп.  -  Они   не   подвергнутся
опасности?
   Мне вовсе не хочется, вернув сына, потерять его всего через  два  дня  во
время поединка волшебников.
   - Нет-нет. - Заид покачал головой. - Если благой бог пожелает - а я верю,
что случится именно так, - то задуманная мною  процедура  застанет  Артапана
врасплох. И даже если он знает, что Фостий сбежал и прибыл сюда к вам, после
слов вашего сына у меня  возникло  сильное  впечатление,  что  макуранец  не
подозревает о том, что суть его тайных обрядов раскрыта.
   -  В  таком  случае,  до  рассвета,  -  согласился  Крисп.  Ему  хотелось
немедленных действий, но доводы Заида убедили его в  том,  что  имеет  смысл
подождать. Задержка также позволяла имперской армии продвинуться  глубже  на
центральное плато западных провинций - и если повезет, эта перестановка  сил
позволит развить успех, достигнутый Заидом.
   Крисп задумался над тем,  насколько  оправданны  его  надежды  на  своего
главного мага. До сих пор Зайду не везло в борьбе с  фанасиотами.  С  другой
стороны, прежде тот не  знал,  кто  ему  противостоит.  Но  теперь  ситуация
изменилась, и если Заид не сумеет извлечь пользу из этого преимущества...
   - Тогда он вообще ничем не сможет помочь, - закончил он вслух и,  обратив
глаза к небу, мысленно помолился за Заида.
   Красное, как кровь, солнце  показалось  над  восточным  горизонтом.  Заид
приветствовал его, воздев руки к небесам и произнеся нараспев молитву Фосу:
   - Будь благословен  Фос,  владыка  благой  и  премудрый,  милостью  твоей
заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится  великое