бо за помощь, - коротко сказал он.
   Площадь Ставракиоса - район ремесленников, где уже громко стучали молотки
и зубила, площадь Быка, где в зданиях из красного гранита находились  архивы
и располагалась тюрьма, больше десятка храмов Фоса -  все  это  промелькнуло
перед глазами легионеров, бегущих ко дворцу. Затем Средняя улица  влилась  в
форум Паламас, самую большую площадь города.
   Скаурус бросил беглый взгляд на Майлстоун, колонну из  красного  гранита,
такого же, какой был использован и при строительстве императорских покоев.
   У ее основания торчали десять кольев, на которых,  словно  жуткие  плоды,
красовались человеческие головы. Почти все они были  отрублены  недавно,  но
производимого ими ужаса оказалось  недостаточно  для  того,  чтобы  удержать
Сфранцезов на престоле.
   Лотки на рыночной площади  были  открыты,  но  блокада  Туризина  нанесла
торговцам большой урон. Булочникам, продавцам вина, масла и мяса нечего было
предложить своим покупателям - все,  что  еще  оставалось,  было  собрано  и
упрятано на склады чиновниками Ортайяса. Зато, по иронии судьбы, в городе во
время осады процветала торговля дорогими товарами,  золотыми  и  серебряными
украшениями. Драгоценные камни, редкие  лекарства,  амулеты,  шелк  и  шитая
золотом ткань легко находили покупателей.  Внезапное  появление  на  площади
Паламас тысячи вооруженных  солдат  испугало  торговцев,  и  они,  торопливо
рассовав добро по карманам, бросились бежать, в панике опрокидывая лотки.
   - Нет, вы только посмотрите, сколько добра уплывает! - с завистью  сказал
Виридовикс.
   - Заткнись! - рявкнул Гай Филипп. - У моих  парней  и  без  того  каша  в
голове! Не добавляй туда свои идеи!
   Виноградная трость центуриона треснула по плечу легионера, который ступил
было в сторону.
   - Ты куда это собрался, Патеркул? Нам совсем в другую  сторону!  И  кроме
того, дурак, во дворце добычи куда больше!
   Эти слова заставили солдат загудеть в предвкушении трофеев.
   Они прошли мимо громадного овального амфитеатра, расположенного  в  южной
части площади Паламас, и очутились в дворцовом  квартале.  Изящные  строения
утопали в зелени чудесных садов и парков.  Красиво  подстриженные  газоны  и
клумбы ярких цветов были насажены перед каждым дворцом.
   Внезапно один из легионеров выругался и, выронив щит, схватился за плечо.
Высоко на кипарисе сидел лучник. С довольной ухмылкой он положил  на  тетиву
новую стрелу, однако торжество его длилось недолго.  Двойной  топор  Зеприна
Красного был создан для того, чтобы крушить головы, а не деревья, но могучий
халога доказал, что при случае может быть неплохим дровосеком.
   Топор вгрызался в древесину, щепки летели  под  мощными  ударами  во  все
стороны. Кипарис, качнувшись, повалился на землю. Лучник в ужасе закричал  и
тут же умолк, придавленный рухнувшим деревом.
   -  Садовники  разозлятся,  -  заметил  Зеприн  Красный.  Старый   ветеран
императорской гвардии  считал  дворец  своим  домом  и  искренне  сожалел  о
разрушении, которое причинил. Жалости к погибшему врагу он не испытывал.
   - Даже и не думай об этом, милый мой халога, - отозвался Виридовикс.
   - Им будет не до этого.
   Он махнул рукой,  указывая  на  сломанные  скамьи,  бревна  и  флагштоки,
составлявшие баррикаду, которая преграждала им путь. За баррикадой виднелись
шлемы  солдат,  а  перед  ней,  отмечая  самую  дальнюю  точку,  до  которой
докатилось восстание, лежали тела горожан. Наскоро сделанное укрепление было
достаточно надежным, чтобы удержать мятежную толпу, но не солдат Скауруса. К
тому же, внимательно оглядев баррикаду, Марк отметил, что защитников не  так
уж много.
   - Становись в цепь! - скомандовал он.
   Солдаты рассеялись по газону, разрывая подбитыми гвоздями  калига  мягкий
дерн. Марк встретился глазами с Гаем Филиппом, и они кивнули друг другу.
   - Вперед! - крикнул трибун, и римляне затопили баррикаду.
   Навстречу им было выпущено несколько стрел, но это  не  могло  остановить
атакующих. С криками: "Гаврас!", "Туризин!" они перемахнули через укрепление
высотой по грудь человека. Некоторые противники  римлян  остались  оборонять
обломки баррикады, но большинство защитников, видя, что численный перевес на
стороне легионеров, бежали с поля боя.
   - Не подходите к ним слишком близко!  Пусть  себе  бегут!  -  заорал  Гай
Филипп по-латыни. чтобы враги не могли его понять. - Они  покажут  нам,  где
прячутся их друзья!
   Это была настоящая проверка дисциплинированности римлян,  так  как  враги
кричали не только "Сфранцезы!" и "Ортайяс!", но также и "Ршавас!".
   Старший центурион старался удержать солдат от мести, которую  подогревали
пыл боя и это ненавистное имя.
   Точный  и  вовремя  отданный  приказ  Гая  Филиппа  принес   свои   плоды
незамедлительно. Враг отступил не  в  казармы,  куда,  как  ожидал  Скаурус,
побегут люди Сфранцеза, а через церемониальные здания дворцового комплекса к
Палате Девятнадцати Диванов, в Тронный Зал,  который  располагался  рядом  с
Великим Храмом, самым великолепным храмом Фоса в городе.
   В Палате Девятнадцати Диванов стены были облицованы зеленым  мрамором,  а
двери обиты позолоченной бронзой и могли выдержать даже удар тарана.
   Однако использовать Палату в качестве форта не  имело  смысла  -  в  него
легко было проникнуть через дюжину низких широких окон.
   Марку оставалось лишь пожалеть, что то же самое нельзя сказать о  Тронном
зале. Не слишком большое помещение это  взять  штурмом  было  непросто.  Два
выступающих крыла здания делали его почти квадратным. На остроконечном шпиле
засели лучники, другие стрелки застыли в поисках удобной мишени возле  окон.
Узкие и немногочисленные окна эти, прорезанные в толстых  стенах,  сложенных
из золотистого песчаника, помещались высоко над землей и свидетельствовали о
том, что, создавая здание, архитектор не исключал  возможности  использовать
его как цитадель.
   - Зеприн! - позвал Скаурус, и халога с огромным топором в  сильных  руках
тут же возник около трибуна. - Ты уже неплохо поработал дровосеком.
   Не вырубишь ли мне теперь пару деревьев для тарана?
   - Тараны для Великих ворот? - В голосе Зеприна Красного прозвучал ужас.
   - Я знаю, эти ворота сами по себе - сокровище, - терпеливо сказал Марк. -
Но ты ведь не думаешь, что ублюдки Сфранцезов выйдут отсюда по доброй воле?
   Халога поколебался с минуту, а потом вздохнул и пожал плечами.
   - Ты прав. Иногда приходится делать вещи, которые тебе совсем не по душе.
   Бугристые мышцы его напряглись под кольчугой, и он атаковал толстые ели с
такой злостью, что всем и каждому было ясно - вся эта затея  ему  совершенно
не нравится. Как только деревья упали, римляне стали обрубать сучья и ветки,
готовя тараны.
   - Отлично, а теперь - вперед! - скомандовал Гай Филипп.
   Солдаты поволокли свою тяжелую ношу к Великим воротам. Самодельные тараны
не имели, конечно, никаких защитных устройств, и Марк мог  надеяться  только
на то, что у врагов, пойманных в ловушку и засевших в Тронном зале, не  было
времени принести на крышу ничего более существенного, чем луки и стрелы.
   Команда с таранами подошла к самим воротам, прикрываемая  лишь  поднятыми
щитами своих товарищей. Ворота  застонали  от  удара,  словно  были  живыми.
Бревна скользнули в руках  римлян.  Отскочив  в  сторону,  чтобы  тараны  не
придавили их, люди попадали на  землю.  Неловко  поднялись  на  ноги,  опять
взялись за тараны и приготовились ко второму удару. Между тем легионеры,  не
вошедшие в команды таранов, прикончили несколько дюжин врагов,  не  успевших
удрать в глубину Тронного зала.  Во  дворе  здания  остались  одни  римляне.
Ярость легионеров была столь велика, что никто из людей  Ршаваса  не  просил
пощады.
   Уголком глаза Марк заметил, что верхние этажи дворца  послов  переполнены
людьми, внимательно наблюдающими за боем. У трибуна  было  несколько  друзей
среди иноземных послов, и он надеялся, что сейчас они в безопасности, хотя и
получили  возможность  наблюдать  за  развитием  видессианской  политики   с
расстояния куда более близкого, чем им бы того хотелось.
   Лучники Ршаваса по-прежнему посылали  в  легионеров  стрелу  за  стрелой,
причем один из них - наиболее меткий  -  стрелял  не  переставая.  Вдруг  он
вздрогнул, скользнул по  огненно-красной  черепице  и  рухнул  на  землю,  с
большой высоты пронзенный стрелой.  Расстояние  и  угол,  под  которым  была
пущена в него стрела, делали этот выстрел почти невероятным..
   - Великолепный выстрел! - крикнул Марк, оглядываясь по сторонам и пытаясь
отыскать  глазами  удивительного  стрелка.  Он   заметил,   что   Виридовикс
одобрительно хлопает по спине худого, похожего на  подростка,  мужчину.  Это
был Ариг, сын Аргуна, посол Аршаума  при  дворе  Императора  видессиан.  Его
кочевники предки жили в степях к западу от Камора, и он всегда носил с собой
короткий, укрепленный гнутым рогом лук. Горький опыт боев с  каздами  научил
Скауруса бояться этого оружия. Он знал, как далеко и  точно  могут  посылать
свои стрелы эти луки. Мертвый бандит служил тому еще одним подтверждением.
   - Разве не славный малыш? - весело крикнул  Виридовикс,  радостно  хлопая
Арига по плечам. Могучий краснощекий кельт и  невысокий  кочевник  с  тонким
лицом и черными волосами составляли странную пару, но  во  время  пребывания
римлян в столице они постоянно проводили время вместе. Каждый из них смотрел
на жизнь простым и яростным взглядом варвара, и это  особенно  нравилось  им
друг в друге, когда вокруг плелись интриги и  кипела,  бурлила  многосложная
столичная жизнь.
   Раздумье трибуна было прервано  диким  криком,  донесшимся  из-за  дверей
Тронного зала. Кричала женщина, и кричала не просто от боли. В ее крике было
столько ужаса, что волосы на голове у Марка встали дыбом.
   На миг римляне и их отчаянно сопротивлявшиеся противники остановились как
замороженные. Первой мыслью Марка после того, как он  пришел  в  себя,  была
мысль об Алипии Гавре - она вполне могла находиться в осажденном  здании.  И
если это кричала она...
   - Быстрее, черт бы вас побрал! - заорал он и сунул меч в ножны, собираясь
помочь замешкавшимся у ворот легионерам.
   Команды таранов не нужно было подгонять - крик  женщины  словно  прибавил
людям сил. Они бросились вперед, и  Великие  ворота  загудели,  как  большой
колокол. Задыхаясь, Скаурус упал, оцарапав до крови колени и локти.  У  него
было такое чувство, что сквозь ворота пронесли не бревно, а его  самого.  Он
вскочил на ноги и вернулся к тарану, не  заметив,  что  камень  величиной  с
кулак обрушился на то место, где он только что лежал.
   Удары повторялись снова и снова. Жестокая кора бревен до крови  рассадила
самые  твердые  и  мозолистые  ладони.  В  высоту   ворота   превышали   два
человеческих роста, и казалось, ничто не в состоянии пробить толстые  доски,
из которых они были сделаны. Но это только казалось. Удар. Еще один.  Ворота
стали подаваться и через несколько минут  наклонились,  потом  повисли,  как
пьяные, на толстом поперечном брусе.
   Рядом зазвенел чистый голос Квинта Глабрио:
   - Еще раз! Еще!
   С громким треском брус раскололся надвое.  Ворота  распахнулись  настежь,
как будто их открыли изнутри. С радостными криками римляне бросились вперед.
Навстречу им злыми пчелами полетели стрелы,  их  встретил  град  дротиков  и
копий,  но  Скаурус,  ожидая  этого,  послал  вперед   щитоносцев,   которые
прикрывали команды  таранов.  У  пробитых  ворот  началась  дикая,  яростная
схватка. Сражающиеся не знали пощады. Пролом был слишком маленьким,  это  не
давало римлянам возможности атаковать всеми своими силами, а бандиты Ршаваса
дрались с отчаянием людей,  которым  уже  нечего  терять.  И  все  же  лучше
обученные и вооруженные легионеры шаг за шагом теснили врагов  от  двери  во
внутреннюю часть здания.
   Минуя Великие ворота, Марк  почувствовал  ту  же  горечь,  что  и  Зеприн
Красный, которому так не по душе было бить тараном по этому чуду  искусства.
Рельефные изображения, украшавшие створки ворот, были  исключительно  тонкой
работы.  Здесь  можно  было  видеть  бесконечную  хронику  побед  императора
Ставракиоса  -  завоевание  королевства  Агдер,  расположенного  далеко   на
северо-востоке, которое произошло примерно тысячу сто лет тому назад.
   Одна картина изображала императорские войска, ведущие на веревках  рабов;
на лицах пленниц, идущих с опущенными головами, застыло выражение отчаяния и
печали. Немного выше мастер изобразил дорогу над крутым обрывом; запряженный
мул оступился на крутом склоне и едва не рухнул в пропасть. Тут же  во  всех
деталях можно было видеть картину боя Ставракиос ведет войско на  халога.  И
над  всем  барельефом  распростер   руки   Фос,   явивший   победное   Чудо,
заключавшееся в том, что в середине зимы горячее  солнце  растопило  лед  на
реке и варвары попали в ловушку - им некуда  было  отступать.  Видессианский
Бог стоял во всем своем великолепии,  глядя  сверху  вниз  на  избранный  им
народ.
   Но Агдер был потерян для Империи вот уже восемьсот лет, и теперь рельефы,
запечатлевшие его падение, сами стали жертвой войны. Тараны  сплющили  горы,
равнодушно и грубо смяли лица и тела. Бронзовое ухо валялось в траве  у  ног
трибуна. Ничто не могло быть вечным и неизменным, сказал он сам себе, но это
не слишком утешило его.
   Он отбил удар одного из солдат Ршаваса и вонзил меч в его грудь там,  где
кольчуга бандита была  порвана.  Противник  Скауруса  застонал,  метнулся  в
сторону и оттого рана его стала еще глубже. Скаурус вырвал из рук умирающего
щит, чтобы заменить скутум, оставленный им во дворе.
   Глазам Марка потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть  к  легкому
полумраку, царившему внутри помещения. Он  ожидал  увидеть  у  дверей  Отиса
Ршаваса, но его не было -  неужели  негодяй,  предводитель  людей  Ортайяса,
сбежал? Нет, он стоял в центре комнаты  у  треножника  с  бурлящим  варевом,
распространявшим странный запах. Под  треножником  горел  небольшой  костер,
разложенный прямо на полу красного полированного  дерева.  Сам  этот  грубый
костер в императорском доме казался уже чем-то кощунственным.
   Несколько солдат жались вокруг треножника, пытаясь окунуть  рукава  своих
туник в бурлящее  варево.  Рядом  лежал  труп  обнаженной  женщины.  Символы
друидов на мече трибуна загорелись в тусклом свете, но он и без  того  знал,
что имеет дело с колдовством.
   Битва эта не была  тем  классическим  сражением,  в  котором  так  сильны
легионеры и которое было предметом гордости Гая  Филиппа.  Бросившись  через
Великие ворота, римляне  смешали  ряды,  и  теперь  в  Тронном  зале  кипели
яростные стычки, один на один, трое против двоих. Люди убивали друг друга на
всем  пространстве  длинного  узкого  помещения,  украшенного   базальтовыми
колоннами винного цвета.  Полосы  шитой  золотом  материи  падали  со  стен,
окутывая сражающихся драгоценной паутиной.
   Марк пробивался к Ршавасу. Он двигался  осторожно,  ноги  не  чувствовали
надежной опоры, как на траве; ему казалось, что он идет по льду. Когда  один
из солдат Ршаваса прыгнул на него, оба они тяжело рухнули на пол.
   Бандит был так близко, что Скаурус ощущал страх своего врага. Он  не  мог
ударить его мечом, так  как  галльский  клинок  был  слишком  длинным.  Марк
несколько раз стукнул врага рукоятью, пока тот наконец не ослабил объятия  и
не упал на пол без сознания. Трибун поднялся на ноги.
   Снаружи доносился глухой шум -  солдаты  Туризина  выбрались  наконец  из
лабиринта видессианских улиц и шли ко дворцу. Но у Скауруса не было  времени
встречать их. Всем своим могучим телом, подобно каменной статуе,  навис  над
ним Отис Ршавас. В закрытом шлеме и кольчужных сапогах, он  напоминал  башню
из железа Большинство  видессиан  воевали  конными  и  поэтому  предпочитали
сабли, но Ршавас сражался широким длинным мечом. Громадный  рост  и  могучие
руки бандита делали этот меч весьма опасным оружием, и даже высокий Скаурус,
чтобы избежать удара, подался назад.
   - Какая жалость, что ты  уже  отскоблил  свою  рожу!  -  прошипел  Ршавас
голосом, полным яда. - Ты лишаешь меня наслаждения побрить твой  труп  перед
похоронами.
   Трибун не ответил. Он знал, что целью этой издевки было  отвлечь  его,  а
трибун не хотел ошибаться. Клинки столкнулись  с  громким  лязгом.  Как  уже
заметил Марк, Отис Ршавас был столь же силен, сколь и опытен.
   Стремительная атака его  заставила  римлянина  отступить.  Все,  что  мог
сделать сейчас Скаурус, - это отражать град обрушившихся на него ударов.
   После потери римского скутума он защищался маленьким видессианским щитом,
который быстро стал крошиться и вскоре превратился в простой кусок дерева.
   Но несмотря на всю мощь предводителя бандитов, люди его медленно отходили
назад под напором римлян. Они сражались так, как обычно дерутся  разбойники,
- яростно, но без всякого  порядка.  Хотя  манипулы  и  не  шли  развернутым
строем,  долгая  тренировка  приучила  легионеров  чувствовать  себя  единым
отрядом. Как удав, обвивающийся вокруг своей жертвы смертоносными  кольцами,
они теснили врага, шаг за шагом продвигаясь вперед.
   Заставляя Марка пятиться все дальше и дальше, Ршавас постепенно  оказался
в одиночестве, в то время как Виридовикс с дюжиной римлян бросился на помощь
трибуну. Лишенный  своей  добычи,  Ршавас  грязно  выругался.  Ему  пришлось
отступать, пока он  не  оказался  среди  немногочисленных  защитников  Зала,
столпившихся у котла, который все еще кипел,  выбрасывая  клубы  пара.  Даже
сквозь  дым  горящих  поленьев  Марк  уловил  сладкий  тошнотворный   запах,
исходящий от треножника. Около десятка солдат Ршаваса опустили рукава  туник
в кипящее варево.  Но  не  только  солдаты  делали  это.  Один  из  рукавов,
касавшихся бурлящей жидкости, был фиолетового света, дорогую ткань  украшало
серебряное и золотое шитье.
   - Варданес! - крикнул трибун, и старший  Сфранцез  вздрогнул,  словно  от
укола иглы.
   Скаурус всегда видел дядю Ортайяса с маской спокойствия  или  притворного
дружелюбия на лице, с маской, отражающей  то,  что  Севастос  считал  нужным
показать  людям.  Но  теперь  на  его  лице  появилось  виноватое  выражение
человека, которого не только загнали в угол, но и уличили  в  чем-то  крайне
постыдном.
   Битва продолжалась. Некоторые бандиты Ршаваса каким-то чудом оставались в
живых, будучи, казалось бы, уже смертельно ранеными.
   - Падай же, ублюдок, падай! - услышал Марк рычание Гая Филиппа.
   Вслед за этими словами последовал стремительный удар меча. Клинок вошел в
тело врага, но противник старшего центуриона только ухмыльнулся.
   Скаурус заметил желтоватое пятно на  рукаве  бандита.  Разбойник  в  свою
очередь неуклюже рубанул центуриона мечом. Ветеран с легкостью отразил  этот
неловкий выпад щитом, но сомнение мелькнуло  в  его  глазах:  как  же  можно
победить врага, если он не боится стали? Те же мысли начали появляться и  на
лицах других римских солдат.
   Уверовав в свою неуязвимость,  враги  явно  осмелели  и  стали  подходить
ближе. Не опасаясь за свою жизнь, они принимали на себя десятки  страшнейших
ударов,  чтобы  выждать  и  нанести  один  -  смертельный.  Бандиты  осыпали
легионеров злыми насмешками,  подобно  мальчишкам,  которые  потешаются  над
диким псом, сидящим в клетке за прочными решетками.
   Несколько человек упали под их ударами убитыми или ранеными.  Продвижение
римлян замедлилось.
   Издевательски  улыбаясь,  высокий  видессианин  с  узким  шакальим  лицом
подступил к Виридовиксу. Головорез держал свой меч обеими руками - зачем ему
щит? Великан-кельт уклонился в сторону, уходя от удара, и тут же  пружинисто
выпрямился. Меч-близнец меча  Скауруса  пропел  в  воздухе  победную  песню.
Клинок, на котором символы друидов горели золотым огнем, вошел в плоть врага
и перерубил кость. Прежде чем  выражение  ужаса  успело  появиться  на  лице
негодяя, голова его с