коил его навеки.
   Пеший наемник ударил Скауруса мечом, и трибун успел вовремя поднять  свой
щит - тяжелый большой скутум. Римский щит был больше  и  тяжелее,  чем  тот,
которым закрывался островитянин. Марк нанес врагу сильный удар своим  щитом.
Солдат из Княжества оступился, споткнувшись о ногу убитого, и  Марк  пронзил
его горло мечом.
   Хотя атака намдалени была остановлена, бились они с умением и  мужеством,
столь хорошо известными Марку.
   - Эй, кто-нибудь, киньте мне новый меч!  -  крикнул  Луциллий,  известный
остряк и сквернослов, отбросив свой разбитый ударом  копья  гладий.  Однако,
прежде чем кто-либо успел прийти ему на помощь, лошадь наемника втоптала его
в землю.
   - Во имя богов, почему бы этим ублюдкам не воевать на нашей стороне?
   Нам так нужны хорошие солдаты! - пропыхтел Гай Филипп. На правой  стороне
его шлема появилась вмятина, а лицо  заливала  кровь,  текущая  из  глубокой
царапины над бровью.
   Волна битвы разделила их, прежде чем Скаурус успел ответить.
   Намдалени выбросил вперед руку с мечом,  стараясь  поразить  упавшего  на
землю солдата Туризина. Он промахнулся, выругался и занес  меч  для  второго
удара. Наемник бил настолько занят своей  жертвой,  что  не  заметил  Марка,
напавшего на  него  сзади.  Выдернув  меч  из  тела  намдалени,  Марк  помог
подняться упавшему и уставился на солдата, все еще не веря своим глазам.
   - Спасибо, - сказала Неврат и поцеловала его в губы.
   Марк покачнулся, словно от удара. Взмахнув узкой  саблей,  девушка  снова
бросилась в битву, оставив его стоять с раскрытым от изумления ртом.
   - Слева, командир! - крикнул кто-то.
   Трибун машинально вздернул скутум. Наконечник  копья  скользнул  по  краю
щита,  а  намдалени  помчался  дальше,  не  нанося  повторного  удара.  Марк
встряхнулся - удивление едва не стоило ему жизни.
   С диким воем Виридовикс прыгнул на лошадь позади врага  и  стащил  его  с
седла на землю. Он взмахнул мечом и перерубил горло неудачливому наемнику.
   Кровь   брызнула   фонтаном,   кельт   торжествующе   вскрикнул,   поднял
окровавленную голову и бросил в ряды намдалени, которые в ужасе закричали  и
попятились.

***

   Когда началось отступление, барон Дракс  был  не  слишком  опечален.  Эти
пехотинцы Туризина, кем бы они ни были, воевали  как  настоящие  солдаты.  С
такими воинами он прежде не встречался. Ряды их гнулись, но не ломались, они
так умело перебрасывали солдат с места на  место,  заполняли  образовавшиеся
бреши так быстро и своевременно, что прорвать их строй было невозможно.  Это
настоящие профессионалы, подумал Дракс с невольным одобрением.
   На левом фланге намдалени катриши осыпали усталых солдат барона  стрелами
и тут же уносились прочь,  точь-в-точь  как  он  хотел  поступать  с  людьми
Туризина, бросив  на  них  отряд  кочевников.  Но  легкая  кавалерия  Дракса
оказалась зажата между его солдатами и приближающимся противником.
   Очень скоро они бросятся бежать -  стоять  и  ждать  разгрома  каморы  не
будут.
   С кривой усмешкой барон из Намдалена понял, что  если  кавалерия  Гавраса
пробьет ряды кочевников и обрушится на его увязших в атаке солдат, результат
будет трагическим. В конце концов, командир наемного  отряда  должен  больше
заботиться о себе, чем о тех, кто ему платит. Если он потеряет своих  людей,
ему нечего будет предложить покупателю.
   Барон резко повернулся на вздыбленной лошади.
   - Трубите отступление! - крикнул он. - Всем назад, в лагерь! И сохраняйте
порядок, во имя Игрока!

***

   Марк слышал приказ, который Дракс отдал своим людям, но  не  был  уверен,
что правильно понял его. Между собой намдалени говорили на диалекте, который
резко отличался от видессианского языка, употребляемого в Империи. Но  скоро
трибун понял, что не ошибся, - натиск противника ослабел, солдаты  Княжества
оставляли поле битвы. Они делали это мастерски.
   Намдалени хорошо знали свое дело и  неплохо  прикрывали  отступление,  не
давая легионерам возможности обратить их  бегство.  Трибун,  впрочем,  и  не
собирался  преследовать   их.   Частично   он   руководствовался   теми   же
соображениями, что и барон Дракс, не желавший  терять  солдат  попусту.  Еще
более важным обстоятельством было то,  что  преследовать  кавалерию  пехотой
весьма опасно: если во время погони намдалени решат нанести удар, то  смогут
отсечь и уничтожить большую часть  его  немногочисленного  отряда.  В  таком
беспорядке римляне были  достаточно  уязвимы  для  тяжеловооруженных  конных
копейщиков.
   Катриши и кавалерия  Гавраса,  преследуя  отступающих  солдат  Сфранцеза,
сделали все возможное, чтобы обратить  их  в  бегство,  однако  намдалени  и
кочевники все еще численно превосходили армию Туризина и отступали в  полном
порядке.
   Скаурус взглянул на небо и издал удивленный  возглас.  Солнце,  казалось,
всего несколько минут назад светившее прямо им в глаза, ушло уже  далеко  на
запад.  Марк  только  сейчас  понял,  что  устал,  голоден,   иссушен,   как
видессианское плато в жаркий летний день.  Ему  необходимо  было  отдохнуть.
Рана на правой руке, не замеченная им в пылу сражения,  дала  о  себе  знать
пульсирующей болью. Попавший в нее пот еще больше усиливал боль. Трибун сжал
и развел пальцы - все в порядке, сухожилия не повреждены.
   Легионеры обыскивали трупы убитых врагов, приканчивали раненых лошадей  и
тех намдалени, которых  уже  невозможно  было  спасти.  Противники  с  более
слабыми ранениями получали ту же  быструю  грубоватую  помощь,  что  и  сами
римляне, - их можно было обменять на пленных или вернуть за выкуп, и  потому
жизни их ничего не угрожало.
   Тяжело раненных римлян перенесли на носилках в лагерь, где их уже  должны
были ждать Горгидас и Нейпос. Толстенького жреца  Марк  заметил,  когда  тот
давал указания десятку женщин, занятых обработкой ран и повязками. Горгидаса
поблизости видно не было, и, удивленный этим, Скаурус  поинтересовался,  где
находится врач.
   - Разве ты не знаешь? - обернулась к трибуну одна из  женщин,  помогавших
Нейпосу. Марк глупо уставился на нее. Нейпос мягко сказал:
   - Ты все узнаешь в своей палатке, Скаурус.
   - Что? Почему он?.. Ох! - Марк бегом бросился к палатке, хотя еще секунду
назад  еле  стоял  на  подкашивающихся  ногах.  Он  едва  не  столкнулся   с
Горгидасом, появившимся из-под брезентового полога.
   - Привет. Как прошла твоя глупая битва? - приветствовал врач трибуна.
   - Мы победили, - машинально ответил Марк  и,  заикаясь,  спросил:  Как?..
Хелвис, я... - больше он не смог выдавить из себя ни слова.  Сейчас  у  него
были более важные дела, чем война.
   - Все в порядке, мой друг. У тебя родился сын,  -  сказал  Горгидас.  Его
суровое лицо разгладилось, а глаза сияли. Врач взял трибуна за руку.
   - А.. а Хелвис? Как она? - спросил Марк, хотя, судя по улыбке грека,  все
было в порядке.
   - Как следовало ожидать и даже лучше. Пожалуй, это были самые легкие роды
из тех, что я принимал. Заняли всего полдня. У нее широкие бедра, к тому  же
это не первый ребенок. Да, с ней все хорошо.
   - Благодарю тебя, - сказал трибун.
   Горгидас все еще держал его за локоть. Он по-прежнему улыбался, но  глаза
его печально смотрели куда-то вдаль.
   - Я завидую тебе, - медленно произнес он. - Должно быть, это прекрасно  -
быть отцом.
   - Так и есть, - ответил Марк, удивленный грустью, прозвучавшей  в  голосе
грека. Он подумал, что Горгидас, должно быть, очень ранимый человек,  и  был
тронут его доверием.
   - Благодарю тебя, - повторил он снова.
   Их глаза встретились, и на  какое-то  мгновение  они  почувствовали,  что
понимают друг друга полностью. Это длилось  недолго,  а  потом  к  Горгидасу
вернулась его обычная невозмутимость.
   - Некогда мне болтать, - сказал он, слегка подтолкнув трибуна к  палатке.
- У меня много дел. Нужно поставить кучу заплаток на дырявые шкуры  дураков,
которые предпочитают отнимать жизни, вместо того чтобы творить их.
   С Хелвис была подруга Муниция, Ирэн, со своей двухмесячной девочкой.
   Вероятно, в ожидании Горгидаса, она начала открывать боковую часть тента,
когда Марк, все еще разгоряченный, в пыльных и грязных доспехах, ввалился  в
палатку. Здесь было душно, пахло потом и кровью, как на поле битвы,  и  Марк
подумал, что у женщин свои сражения, не менее тяжелые, чем у мужчин.
   - Что с Муницием? Он не ранен? - спросила Ирэн тревожно.
   - Нет, цел и невредим. Он толковый боец и получил всего одну царапину.
   Голос трибуна разбудил дремавшую в постели Хелвис. Марк склонился над ней
и нежно поцеловал ее. Ирэн,  успокоенная  тем,  что  ее  Муниций  жив,  тихо
выскользнула  из  палатки.  Хелвис  устало  улыбнулась  трибуну.  Ее  мягкие
каштановые волосы растрепались и были мокрыми от пота, глубокие тени  лежали
под глазами. И все те лицо ее сияло торжеством, когда она подняла закутанный
в одеяло из шерсти ламы сверток и проглянула его Скаурусу.
   - Дай, дай мне посмотреть на него, - сказал Марк, осторожно  принимая  из
ее рук легкую ношу.
   - На него? Ты уже видел Горгидаса? - спросила Хелвис обличающим  голосом,
но Марк не слушал ее, глядя в лицо своего новорожденного сына.
   - Он похож на тебя, - мягко сказала Хелвис.
   - Что? Глупости.
   Ребенок был красный, в морщинках, с плоским носиком и почти безволосый. В
нем едва можно было признать человека, а уж о каком-то сходстве  говорить  и
вовсе не приходилось. Большие серо-голубые глаза  остановились  на  трибуне.
Ребенок задвигался. Скаурус, непривычный к таким вещам, чуть не уронил  его.
Сморщенная ручка вылезла из-под одеяла, и показался крошечный кулачок.  Марк
осторожно подставил палец, и малыш схватил его с удивительной силой.  Трибун
поразился идеальной миниатюрности создания. Ручки, ножки, крошечные  коготки
- все это умещалось на двух его ладонях.
   - Он полностью  завершен,  -  сказала  Хелвис,  не  правильно  истолковав
пристальный взгляд трибуна. - Десять пальцев на  руках  и  ногах.  Все,  как
полагается.
   Они рассмеялись, а ребенок заплакал.
   - Дай его мне, - сказала Хелвис и  прижала  сына  к  груди.  Малыш  сразу
успокоился. - назовем его, как договаривались?
   - Да, наверное, - вздохнул трибун. Ему не слишком  нравилась  заключенная
несколько месяцев назад договоренность, он предпочел бы чисто  римское  имя,
хорошо звучавшее по-латыни, чтобы продолжить род Скаурусов.
   Но Хелвис протестовала, считая, что в этом случае будет  обойден  ее  род
Договорились на том, что мальчика в честь ее отца  назовут  Дости,  а  когда
будет необходимо, добавят к нему латинское имя Скауруса.
   - Дости, сын Амелия Скауруса, - сказал Марк с удовольствием и усмехнулся,
взглянув на малыша - А знаешь, имя нашего сына длиннее, чем он сам.
   - Ты сумасшедший, - сказала Хелвис, но тоже улыбнулась.

Глава 5

   Летнее солнце стояло высоко в небе.  Город  Видессос,  столица  и  сердце
Империи, носящей его имя,  сверкал  в  ярких  лучах.  Белый  мрамор,  темный
песчаник, красные кирпичи и, конечно же, мириады  золотых  шаров  на  храмах
Фоса - все это было так близко, что, казалось, протяни руку и дотронешься до
них. Но  между  армией,  стоящей  на  западном  берегу  пролива,  называемом
видессианами Бычий Брод,  и  таким  желанным  и  близким  городом  неутомимо
сновали патрульные корабли Ортайяса Сфранцеза. Он, правда,  потерял  дальние
береговые  пригороды,  но  его  боевые  корабли  по-прежнему  контролировали
пролив. Когда армия Сфранцеза отступила, она  не  оставила  Гаврасу  ничего,
кроме десятка рыбачьих баркасов. Даже Туризин, кипящий от желания схватиться
с предателем, не решался пересечь пролив с такой жалкой "флотилией"  -  ведь
его  ждали  боевые  корабли.  Вынужденный  остановиться,  он  изливал   свое
раздражение на армию.
   Туризин собрал своих офицеров в  бывшей  резиденции  губернатора,  совсем
недавно удравшего к  Ортайясу.  В  окно,  выходящее  на  восток,  открывался
великолепный вид на Бычий Брод и Видессос, и  Марк  подозревал,  что  Гаврас
выбрал эту комнату, чтобы подтолкнуть  своих  военачальников  к  решительным
действиям.
   - Туризин, без кораблей мы состаримся здесь, - сказал Баанес  Ономагулос.
- Мы можем набрать армию в десять раз больше этой, но стоить  она  будет  не
больше фальшивого медяка. Нам нужно взять под контроль море.
   Баанес ударил палкой по столу. Рана изувечила и укоротила его левую ногу,
но  не  укротила  дух.  Туризин  гневно  сверкнул   глазами,   его   взбесил
покровительственный тон Баанеса. Низкорослый, худой и лысый, Ономагулос  был
другом Маврикиоса Гавраса с детства и до сих пор не считал, что младший брат
Императора занял место, полагающееся ему по праву.
   - Я не могу создать флот мановением руки,  -  буркнул  Туризин.  Сфранцез
хорошо платит  своим  капитанам,  он  прекрасно  знает,  что  только  это  и
удерживает его голову на плечах.
   Марк полагал, что это преувеличение. Отсюда были хорошо видны  не  только
великолепные здания и чудесные сады  города,  но  и  его  укрепления,  самые
мощные из всех, которые римлянин когда-либо видел. Даже  если  они  каким-то
образом переберутся через Бычий Брод, перспектива брать штурмом эти  двойные
стены может устрашить любого военачальника. Ну что ж, сначала разрешим  одну
проблему, потом другую, подумал трибун.
   - Думаю, Ономагулос  прав.  Без  кораблей  мы  проиграем.  Почему  бы  не
получить их из Княжества? - впервые подал голос Аптранд, сын  Дагобера.  Его
островной акцент был так силен, что мог сойти  за  диалект  халога,  родичей
намдалени. Солдаты Аптранда, прошедшие путь от Фанаскерта до побережья через
западные равнины, были новичками в Видессосе.
   - Так, новая идея, - сухо сказал Туризин. Предложение это  явно  пришлось
Гаврасу не по душе, но силы Аптранда превышали его собственные  на  треть  и
ему приходилось выбирать выражения.
   Намдалени ответил ему ледяной улыбкой. Зима стояла в его холодных голубых
глазах, где,  казалось,  отражался  лед  его  родины,  завоеванной  предками
Аптранда двести лет назад. Отвечая иронией на иронию, он спросил:
   - Ты ведь не можешь сомневаться в нашей лояльности, верно?
   -  Разумеется,  нет,  -  ответил  Туризин,  и   фраза   эта   вызвала   у
присутствующих приглушенные смешки. Княжество Намдален было колючкой в  теле
Видессоса с момента  своего  бурного  рождения.  Завоеватели-халога  недолго
оставались грубыми пиратами и многому научились у своих более цивилизованных
подданных. Это сделало  их  потомков  грозными  воинами.  Они  сражались  за
Империю, это правда, но как сами намдалени, так и те, кто платил им,  хорошо
знали,  что  островитяне  разорвали  бы  Видессос  на   части   при   первой
возможности.
   - Так вы наймете наши корабли? - требовательно спросил у Гавраса Сотэрик,
сын Дости. Брат Хелвис сидел по правую руку от Аптранда - молодой  намдалени
многого достиг с тех пор, как трибун видел его в последний раз.
   - Вы скорее выиграете войну с нашей помощью, чем проиграете ее  без  нас,
а?
   Скаурус моргнул: Сотэрик всегда спрашивал так, чтобы можно было  ответить
только "да". Длинный гордый нос  намдалени  напоминал  о  его  видессианских
предках, но в остальном он очень походил на свою сестру.
   Туризин  посмотрел  на  Сотэрика,  перевел  взгляд  на  трибуна  и  снова
уставился на намдалени. Марк сжал губы - он  знал,  что  Император  все  еще
подозрительно относится к дружеским и  кровным  связям,  существующим  между
островитянами и римлянами.
   - Возможны и другие варианты. - Гаврас прямо  взглянул  на  трибуна.  Что
скажешь ты? Пока что я не слышал от тебя ни слова.
   Трибун был рад, что ему удалось ответить спокойно.
   - Корабли нам необходимы, но, где их достать, я  не  знаю.  Мы,  римляне,
всегда лучше сражались на суше, чем на море. Высади меня  на  другом  берегу
Бычьего Брода, и, клянусь, ты услышишь обо мне.
   Туризин мрачно улыбнулся:
   - Охотно верю. В тот день, когда ты не скажешь того, что думаешь, я начну
подозревать тебя. Молодец, что молчал. Лучше уж молчать, чем. молоть ерунду,
когда сказать нечего.
   Марк кивнул, соглашаясь с приговором Императора, и неожиданно для  самого
себя произнес:
   - Когда-то мы вели войну со страной, которая называлась Карфаген.  У  нее
был сильный флот, в то  время  как  у  нас  не  было  никакого.  Мы  изучили
выброшенный на берег карфагенский корабль и построили такой же. Очень  скоро
Рим стал сражаться с Карфагеном на море. Почему бы и нам не построить флот?
   Эта мысль не приходила в голову Гаврасу - он рассчитывал  только  на  уже
существующие корабли. Марк подумал, что морщины вокруг  его  рта  год  назад
были менее резкими. Наконец Император спросил:
   - Сколько времени потребовалось вам на то, чтобы построить свои корабли?
   - Историки пишут, что первый корабль строили шестьдесят дней.
   - Слишком долго, слишком долго, - пробормотал Туризин, обращаясь больше к
себе самому, чем к своим офицерам. - Я не могу терять и дня. Один Фос знает,
что творят у нас за спиной казды.
   - Не только один Фос знает это, -  сказал  Сотэрик,  но  так  глухо,  что
Гаврас не расслышал его слов.
   Новости,  принесенные  намдалени  из   путешествия   по   Империи,   были
невеселыми. Они не слишком любили Туризина Гавраса, но  предпочитали,  чтобы
он скорее выиграл гражданскую войну - тогда у них появится  надежда  вернуть
занятые врагом западные провинции.
   Император наполнил свою кружку вином из красивого серебряного с позолотой
кувшина, принадлежавшего бывшему губернатору. Гаврас плюнул на темный пол  в
знак презрения к Скотосу и его злу,  затем  поднял  глаза  и  руки  вверх  и
помолился Фосу. Этот ритуал при питье вина Скаурус видел в  первый  день  их
прибытия в Империю и сейчас с некоторым удивлением осознал, что молитва  ему
понятна. Горгидас был прав: постепенно Видессос  накладывает  на  него  свой
отпечаток.

***

   В получасе верховой езды от пригорода, который видессиане называли просто
"Напротив", цитрусовые плантации спускались прямо к морю,  оставляя  у  воды
лишь тонкую  полоску  песка.  Скаурус  привязал  свою  лошадь  у  небольшого
лимонного дерева и тихонько выругался, уколов в темноте руку о жесткие шипы.
Близилась полночь, и луна не светила. Люди, спрыгивавшие с лошадей  рядом  с
римлянином, были едва различимы под странным звездным небом Видессоса. Свет,
исходящий от великого города, раскинувшегося на  восточном  берегу  пролива,
был бы очень кстати, но его почти полностью закрывал силуэт военной галеры.
   - Чума на эти стремена, - пробормотал  по-латыни  Гай  Филипп,  слезая  с
коня. - Я знал, что забуду об этих проклятых штуках.
   - Тихо там, - сказал Туризин Гаврас, подходя к песчаному пляжу.
   Разглядеть следовавших за ним людей было трудно, в глаза бросались бритая
голова и толстая фигура Нейпоса. Хромающего Ономагулоса тоже  было  нетрудно
узнать,  но  большинство  офицеров  были  высокого  роста  и  в  темноте  не
отличались друг от друга.
   Гаврас вытащил из-под плаща потайной фонарь и трижды просигналил им.
   Рядом затрещал сверчок, и это было так похоже  на  ответный  сигнал,  что
люди вздрогнули и засмеялись быстрым, нервным, почти беззвучным  смехом.  Но
Туризин ждал другого ответа.
   - Нас здесь слишком  много,  -  беспокойно  сказал  Ономагулос  и  спустя
несколько секунд добавил:
   - Твой драгоценный друг давно уже удрал.
   - Тсс, - сказал Гаврас, сделав движение, почти незаметное в темноте.
   На   корме   неподвижной   галеры   дважды   мелькнул   огонек.   Туризин
удовлетворенно хмыкнул и в свою очередь два раза приоткрыл фонарь. В течение
нескольких секунд все было тихо, затем Марк услышал  плеск  воды  похоже,  с
галеры спустили лодку. Рука трибуна сжала рукоять меча, и он вспомнил  слова
о "других вариантах", произнесенные Императором неделю назад.  Эта  операция
казалась Скаурусу самоубийственно глупой, если адмирал, находящийся на борту
этой галеры (дрангариос флота,  таково  было  его  полное  звание),