атеш.
   Авшар снова засмеялся.

***

   - Благодарю тебя, от души благодарю, но - нет, - говорил Горгид Аргуну  -
вероятно, уже в двадцатый раз. - Когда  имперское  посольство  отправится  в
Видесс, я поеду с ним. Ты принадлежишь степи.  Я  же  создан  для  городской
жизни. Кочуя по степи со стадами, я буду так  же  несчастлив,  как  ты  -  в
Империи.
   - Мы еще вернемся к нашему разговору, - неизменно отвечал каган.
   Он повторял эти слова всякий раз после  того,  как  Горгид  отклонял  его
просьбу навсегда остаться в Аршауме.
   Аргун откинулся на мягкую кошму и  подушки  и  закутал  ноги  одеялом  из
заячьего меха. Онемение еще полностью не прошло. Аргун  ходил,  опираясь  на
две трости, а сесть на коня пока что не смог. Но его благодарность спасителю
не знала границ. Он осыпал грека поистине  императорскими  дарами.  Плащ  из
меха  куницы  -  такой  невесомый  и  вместе  с  тем  такой  теплый.  Десять
превосходных лошадей. Сокол с глазами цвета крови. Впрочем, этот дар Горгид,
ничуть  не  увлекавшийся  охотой,  с   легкостью   отклонил.   Великолепный,
отделанный богатейшим золотым орнаментом лук с двадцатью стрелами и  колчан,
покрытый золотом и бирюзой. И лук, и стрелы Горгид без лишнего  шума  всучил
Скилицезу. И еще - возможно, по предложению Толаи - набор всех лекарственных
трав, используемых в  степи.  Каждый  образец  лежал  в  маленькой  костяной
коробочке с искусной резьбой, изображающей скачущих лошадей.
   - Ты уже неплохо говоришь на нашем языке,  -  продолжал  улещивать  грека
Аргун.
   - Спасибо, - отозвался Горгид, но  не  очень  искренне.  Как  большинство
эллинов, он считал свой гибкий,  изящный  язык  единственно  приемлемым  для
цивилизованного человека. Латынь  была  условием  службы  в  римской  армии.
Видессианский - необходим для жизни в новом для него мире. Находясь в добром
расположении духа, Горгид мог даже признать, что у каждого языка  есть  свои
преимущества.  Но  речь  Аршаума,  на  взгляд  грека,  годилась  только  для
варваров. Он записал в своей книге: "В этом языке больше найдется  слов  для
характеристики коровьего копыта,  нежели  для  описания  души  человеческой.
Добавить же к такому нечего".
   Вдали прогремел гром. Аргун скрестил пальцы, охраняя себя от злого  духа.
Дождевые капли шумно застучали по крыше юрты.
   Обычно в это  время  года  кочевники  уже  направлялись  к  своим  зимним
становищам. Но в нынешнюю осень стада откочевывали на  юг  с  подростками  и
стариками. Воины намеревались отомстить за покушение на жизнь  кагана  клана
Серой Лошади.
   Расплескивая грязь, к юрте подскакала лошадь.  Всадник  вскочил  прямо  в
юрту. Стряхивая дождевые капли, перед отцом выпрямился Ариг.
   - Штандарт готов, - доложил он.
   Гуделин скосил на Горгида хитрый глаз:
   - Вот тебе еще один сюжет для твоей "Истории",  дружище.  Можешь  назвать
этот эпизод "Война Боргазова Кафтана".
   Горгид почесал подбородок.
   - Знаешь что, мне это, пожалуй, нравится, -  сказал  он  и,  порывшись  в
мешке в поисках стала и восковой таблички, черкнул короткую строчку.
   Чтобы объединить кланы аршаумов, выступающие на йездов, было  избрано  не
племенное знамя, но некий символ того, ради чего аршаумы собрались воевать.
   Разговор велся на видессианском языке, однако Аргун,  уловив  имя  йезда,
попросил перевести.  Когда  Ариг  выполнил  просьбу  отца,  каган  засмеялся
коротким мрачным смехом.
   - Ха! Если бы от него осталось хоть немного мяса, оно попало бы на  копье
вместо этих тряпок.
   - По праву, - сказал Панкин Скилицез.  Он  поколебался,  затем  осторожно
продолжил:
   - Ты собрал могучую армию, каган.
   - Да, - с гордостью подтвердил Аргун. - Разве ты не рад, видя,  что  твои
друзья столь сильны?
   Имперский офицер выглядел смущенным:
   - Разумеется. Однако если мы такой силой двинемся через степь  к  Присте,
это встревожит пардрайских хаморов...
   - Как будто хаморы имеют какое-то значение! - презрительно фыркнул  Ариг.
Он провел пальцем по горлу,  издав  жуткий  захлебывающийся  звук.  -  Пусть
нападут на нас, мы их... Кстати, я сильно надеюсь, что они нападут!
   Скилицез упрямо продолжал гнуть свое.
   - И если армия столь великая, как твоя, достигнет Присты,  нелегко  будет
найти транспорт, дабы переправить ее за море, в Видесс.
   Рассерженный и сбитый с толку, Ариг спросил:
   - Что тебя гложет, Ланкин? Ты прошел весь  этот  путь  от  Присты,  чтобы
получить воинов. Ты получил их. Они что, не нужны тебе больше?
   Но Аргун смотрел на Скилицеза с невольным уважением:
   - Не будь так нетерпим к нему, сын.
   - С какой стати? - Ариг неприязненно уставился на видессианина.
   - Он хорошо знает свое дело. - Увидев, что старший сын  все  еще  бушует,
Аргун начал объяснять:
   - Он пришел сюда за воинами для своего кагана.
   - Конечно, - оборвал Ариг. - Что из этого?
   - Армия, которую я собрал, - моя армия. У него есть право узнать,  что  я
собираюсь делать с моей армией. Не будет ли она более опасна для  него,  чем
те враги, которые у него уже есть.
   - А, - молвил Ариг.
   Гуделин казался смущенным -  впервые  он  упустил  нечто  важное.  Горгид
наклонил голову в знак одобрения.
   Скилицез, казалось, испытывал большое облегчение от того,  что  каган  не
сердит на него.
   - Можно ли мне тогда прямо спросить: как ты собираешься использовать свою
армию?
   - Я причиню Иезду столько вреда, сколько смогу, - ответил Аргун просто. -
Не думаю, что Ариг прав:  хаморы  не  тронут  нас.  Они  будут  благоразумно
держаться в стороне, как только поймут, что мы идем войной не на них. А если
нет... тем хуже для "волосатых"! Самый короткий путь на  Машиз  лежит  через
Пардрайю. И я избрал именно этот путь! - Он поклонился видессианским послам.
- Вы, конечно, отправитесь со мной.
   - Почтем за честь, - ответил Скилицез.
   Гуделин выглядел как человек, только что получивший смертельную рану.  Он
исступленно тосковал  по  городской  жизни.  Вождь-варвар  с  издевательской
легкостью лишил бюрократа последней надежды.
   - Большая честь, - проговорил он сдавленным голосом.
   - Ну что, снова займемся фехтованием, Пикридий? - усмехнулся Скилицез. Он
отлично понимал состояние Гуделина.
   Чиновник не сумел сдержать горестного стона.
   - А юрты тоже не будет, - добавил Ариг, с ухмылкой посыпая раны  Гуделина
ядовитой солью. - Только пара лошадок. Да еще, может быть,  легкий  навес  -
укрываться ночью от снега.
   - От снега?.. - еле слышно переспросил Гуделин.
   - Говорите на нашем языке, - проворчал Аргун. Разговаривая  с  имперцами,
Ариг перешел на видессианский. Когда каган  узнал,  о  чем  шла  речь  между
Гуделином и Аригом, каган сочувственно кивнул толстому бюрократу.
   - Да, знаю. От снега неудобства. Досадное дело - снег! Он сильно замедлит
наше продвижение. Но если мы выступим сейчас, то в начале весны будем уже  в
Иезде.
   - Меня не это беспокоило... - сказал чиновник и уронил лицо в ладони.
   Каждую зиму кочевники, отгоняя стада, проходят через степь. Гуделин знал,
что такое в принципе возможно. Но предстоящее  путешествие  не  делалось  от
этого более привлекательным.
   Горгид сказал первое, что пришло в голову.
   - Ариг, мне нужна меховая шапка... с этими... - Не находя нужного  слова,
он сделал жест:
   - С меховыми отворотами, закрывающими уши. Если можно.
   Аршаум понял.
   - Получишь, - обещал он. - Хорошо, что ты подумал об этом заранее. Знал я
одного человека. Как-то раз он отморозил себе уши,  и  одно  отвалилось.  Но
понял он это только в юрте, когда уши оттаяли.
   - Изумительная история, - прошептал Гуделин.
   Горгид вспомнил еще одно:
   - Авшар все еще в Пардрайе.
   Упоминание  о  князе-колдуне  сразу  отрезвило   товарищей   грека.   Они
посуровели. Даже Ариг стал мрачным. Но Аргун сказал, как и многие до него:
   - Колдун! У нас тоже есть колдуны.

***

   - Не давай им  стоять  на  месте!  -  крикнул  Валаш.  Виридовикс  высоко
поднялся в седле, хлопнул в ладоши и громко заорал - преимущественно бранясь
на родном языке. Стадо овец еле  заметно  двинулось  вперед.  Густая  шерсть
животных лоснилась от жира. Сейчас овцы чувствовали  себя  куда  лучше,  чем
пастухи.
   Как и предвидел Липоксай,  два  дня  назад  зарядили  дожди.  Отступление
кочевников было мучительным и трудным. Теперь  у  клана  не  хватало  людей,
чтобы перегонять стада так быстро, как требовалось. Мера  отчаяния  Таргитая
исчислялась  тем,  что  он  поручил  пастушью  работу  такому  увальню,  как
Виридовикс. Женщины и те дети,  что  могли  дотянуться  ногами  до  стремян,
помогали изо всех сил.
   Кельт загнал в стадо десяток  овец.  Он  был  рад,  что  Таргитай  вообще
доверил ему какое-то дело. Так легко было бы взвалить всю вину за катастрофу
на чужака. А Батбайян до сих пор не вернулся... Убит он,  захвачен  в  плен?
Никто не знал.
   Но Таргитай сказал Виридовиксу лишь одно:
   - Твоей вины нет. Сражался ты хорошо.
   После разгрома Таргитаю  не  хотелось  видеть  Виридовикса.  Галл  хорошо
понимал чувства вождя и сам старался держаться  от  него  подальше.  Но  это
означало, что кельт не мог проводить много времени с Сейрем. Впрочем, у  них
в любом случае не было бы времени для любви. Семья вождя впряглась в тяжелую
работу точно так же, как все прочие. Ладони  Сейрем  покрылись  мозолями  от
узды.
   - Беги куда ведено, ты, глупая шерстяная тумба, паршивая тварь, блевотина
грифа! - заревел Виридовикс, адресуя  эти  эпитеты  овце,  которая  пыталась
отбиться от  стада.  Черная  овечка  возмущенно  заблеяла,  как  бы  понимая
человеческую речь.
   Валаш проскакал вперед, не давая овцам рассыпаться. Лицо молодого  хамора
осунулось от усталости.
   - Многовато для двоих, - проговорил он, возвращаясь к Виридовиксу.  Капли
дождя стекали по его бороде.
   - Когда-нибудь все кончится, - сказал  Виридовикс.  -  И  это  порождение
змеи, Варатеш, не найдет нас. Дождь смоет все следы.
   Погони за Таргитаем не было.  Какими  бы  жалкими  силами  ни  располагал
теперь вождь, отступал он мастерски и не допустил паники.
   Валаш с надеждой посмотрел на Виридовикса, но кельт тут же  обругал  себя
дураком. По зачарованному мечу Авшар мог отыскать его проще,  чем  по  свету
факела в ночи. На миг Виридовикс задумался. Не выбросить ли меч? Не прервать
ли этот светящийся след? Но  прежде  чем  его  рука  коснулась  рукояти,  он
вздрогнул, как от ожога, и с вызовом сплюнул.
   - Если ублюдок хочет мой меч, пусть сперва докажет свое право в бою!
   Темнота сгущалась быстро. Густые облака поглощали слабые лучи  заходящего
солнца. Хаморы кочевали на большом расстоянии. Насколько можно было  бросить
взгляд, везде виднелись их шатры. Лагерь был невеселым. Слишком много  людей
пропало, слишком многие убиты.  Все  -  и  мужчины,  и  женщины  -  измучены
усталостью.
   Закутавшись в толстое шерстяное  одеяло,  Виридовикс  устроился  в  шатре
Таргитая. Каган приветствовал его ворчливо. Он ужинал  в  мрачном  молчании.
Новые морщины прорезали его печальное лицо.
   Галл проглотил холодный ужин, состоявший из  сыра  и  копченой  баранины.
Сейрем предложила ему черники в меду, но Виридовикс отказался.
   - В другой раз, девочка, когда я буду повеселее.
   Энари Липоксай с жадностью поглощал свой ужин. Жир стекал по его губам.
   - Как ты  можешь  в  такую  минуту  жрать,  как  свинья?  -  спросил  его
Виридовикс. - Неужто кусок у  тебя  не  застревает  в  горле,  когда  вокруг
столько горя?
   - Я наслаждаюсь чем могу и когда могу, - коротко отозвался Липоксай.  Его
высокий  голос  прозвучал  спокойно,   гладкое   безбородое   лицо   застыло
неподвижной маской.
   Виридовикс откусил большой  кусок  от  копченой  баранины  и  отвернулся,
розовый от смущения. Он наконец нашел ответ на вопрос о природе энаре. Вдруг
ему в голову пришла мысль о вещах, которыми энари наслаждаться не может.
   - Я не хотел обидеть тебя, - пробормотал Виридовикс.
   Энари удивил его, положив ему на плечо свою пухлую руку.
   - О, сколь великая честь! - Искорка веселья мелькнула в бездонных  темных
глазах Липоксая. - И часто ты извиняешься за свой болтливый язык?
   - Думаю, не слишком. -  Виридовикс  немного  поразмыслил.  -  Иногда  мне
кажется: ну почему бы на этот раз и не извиниться? Для меня худа не будет, а
для олуха, которого я обругал, возможно, сыщется что-нибудь полезное.
   Липоксай бросил быстрый взгляд на Сейрем:
   -  Кажется,  твое  воспитание   дает   хорошие   плоды.   Он   становится
цивилизованным.
   Виридовикс оскорбился:
   - Ну и кому это нужно - быть цивилизованным? Еще не хватало,  чтобы  меня
назвали римлянином!
   Через минуту он сообразил, что слово "цивилизация" энари позаимствовал из
видессианского языка. В хаморской речи его просто не  было.  Все-таки  энари
очень много знал. Кельт почувствовал некоторое облегчение при этой мысли.

***

   - Ну хорошо, я ошибался! - Дизабул ударил кулаком по земляному  полу.  Он
уставился на ушибленную руку так, словно это пол вдруг поднялся и  напал  на
него. - Неужели это причина обращаться со мной как с паршивой овцой? И это -
честно?
   "Да",  -  подумал  Горгид,  но  благоразумно  промолчал.  Дизабул  достиг
возраста, когда "вчера" уже подернулось дымкой, а "завтра" еще очень далеко.
Младшему сыну кагана казалось ужасной  несправедливостью  отвечать  за  свои
слова и поступки.
   Но старейшины относились к нему как к любому, кто принял  сторону  врага.
Это больно уязвляло  Дизабула.  Он  привык  к  похвалам  и  лести,  а  не  к
презрению.
   Он был в таком отчаянии, что  решился  даже  поговорить  с  Горгидом,  на
которого прежде  не  обращал  никакого  внимания.  Горгид  не  питал  особой
нежности к дуракам. Однако Дизабул иногда отвлекался от жалоб на свою долю и
отвечал на вопросы об обычаях клана. Во многих вопросах юный аршаум оказался
вовсе не глуп. Но он был невероятно капризен и испорчен.
   Знал он довольно много и о фольклоре, и о традициях своего  народа.  Грек
немало записал после этих бесед. Кроме того, Дизабул был очень  красив.  Это
помогало греку терпеть его самоуверенность.
   В конце концов Горгид решил  немного  посочувствовать  этому  прекрасному
юноше.  Но  неискреннее  участие  только  рассердило  Дизабула.  Он  яростно
вскрикнул:
   - Ты такой же негодяй, как прочие!
   Вскочив на ноги, он выбежал из юрты, оставив Горгида размышлять о  пользе
самоконтроля.
   Грек и Гуделин всерьез принялись обучаться искусству фехтования. Чиновник
никогда не претендовал на то, чтобы  стать  воином  даже  средней  руки.  Но
Горгид удивил аршаумов приемами с римским гладием.
   "Для кочевников, привыкших рубить врагов с коня, -  записал  он  в  своей
"Истории", - весьма необычно и любопытно наблюдать римский  пехотный  бой  с
использованием колющего удара".
   Историк предусмотрительно опустил завесу милосердия  над  своими  жалкими
попытками овладеть саблей  и  рубящим  ударом  с  коня.  Во  всяком  случае,
медленный, но неуклонный прогресс Горгида вызвал одобрение Скилицеза.
   - Никто, разумеется, не сочтет тебя настоящим солдатом.  Но  кое-чему  ты
научился. Хватит, чтобы  тебя  не  зарезали,  как  овцу...  -  Офицер  резко
повернулся к Гуделину, который потирал ушибленное колено. Неловко  подвернул
ногу, уходя от нападающего кочевника. Закатив глаза и воздев  руки  к  небу,
Скилицез патетически заключил:
   - ...в отличие вон от того человека, который может с успехом  написать  у
себя на лбу "кусок баранины" и на том покончить.
   Бюрократ, сидя в грязи, невнятно хрюкнул:
   - Осмелюсь заметить, что на поле битвы я буду действовать куда  успешнее,
чем любой из этих варваров в моем министерстве. Чего ты от  меня  хочешь?  Я
никогда не говорил, что хочу стать воином.
   - Эллин этим тоже не похвалялся,  -  прервал  Скилицез.  Горгид  даже  не
подозревал, что видессианину известно слово, которым называли себя греки. Он
был поражен.
   Однако сама похвала  пришлась  ему  не  слишком  по  душе.  Грек  глубоко
ненавидел войну. Слишком часто он сталкивался  с  ужасами,  приносимыми  ею.
Слишком часто разгребал руками тлеющие после битв угли.
   Однако, взявшись за какое-либо дело, Горгид обычно  старался  делать  его
как можно лучше. Решив овладеть солдатской наукой, грек погрузился в  нее  с
тем же усердием, с каким некогда посвящал себя изучению медицины. Если не  с
большим интересом. Жадного до знаний грека привлекало любое новшество.
   Внезапно ему открылось, почему Гай Филипп смотрит на войну просто как  на
ремесло -  такое  же,  как  сапожное  или  плотницкое.  Это  делало  военное
искусство менее непонятным и чужим для грека.
   Горгид был  сам  себе  смешон.  Кто  бы  мог  подумать,  что  интуиция  и
проницательность - лучшие спутники воина? Что воин - не  просто  мясник,  но
нечто большее? Горгид вспомнил слова Сократа афинянам: "Жизнь  без  строгого
внимания к своим делам, без непрестанной мысли о своем усовершенствовании не
стоит и названия жизни". Когда родина призвала его, он встал в строй и  взял
в руки оружие.
   Должно быть, последние слова Горгид пробормотал вслух по-гречески, потому
что Гуделин спросил:
   - Что ты говоришь?
   Горгид перевел ему слова философа.
   - Неплохо! - оценил чиновник.  -  Кем  он  был,  этот  Сократ?  Секретным
агентом?
   Горгид только всплеснул руками.
   Вернувшись в юрту, Горгид тщательно  счистил  грязь  со  своих  сапог  из
лошадиной кожи. Гуделин  и  Скилицез  последовали  его  примеру.  Они  давно
убедились: обитать рядом с греком куда проще,  если  уважать  его  привычки.
Поэтому юрта видессиан была значительно чище и опрятней, чем в  те  времена,
когда там жили кочевники.
   Гуделин скосил глаза на грека.
   - А что ты станешь делать, чистоплюй, когда мы  отправимся  на  восток  и
будем ночевать в палатке, раскинутой в грязи?
   - Что смогу, - резко ответил Горгид. В данном случае он не считал  нужным
оправдываться. Раны заживают куда быстрее, если их держат в чистоте. Больные
выздоравливают легче, если в  их  постели  нет  грязи.  Это  было  одним  из
незыблемых правил жизни грека. То,  что  помогает  вылечить  болезнь,  может
также и предотвратить ее. Горгид не уставал разъяснять эту мысль окружающим.
   - Не насмехайся над ним,  Пикридий,  -  сказал  Скилицез.  Он  с  хрустом
растянулся на кошме и застонал от удовольствия. - Нет ничего плохого в  том,
чтобы возвращаться в дом, где чисто, сухо и нет навоза.
   - Без сомнения, без сомнения, - снисходительно обронил Гуделин.  -  Но  я
никогда не забуду, какое лицо сделалось у Толаи, когда наш чистоплотный друг
обозвал его грязным навозом за то, что он наследил у нас в юрте.
   У Горгида хватило ума поспешно принять сконфуженный вид:  шаман  приходил
поговорить о целебных травах, подаренных Аргуном.
   - И все же я думаю, что наша юрта стала куда уютнее, когда он начал здесь
прибираться, нежели в те дни, когда здесь толклись наши девки,  -  продолжал
Скилицез.
   Чиновник почесал гудящее от  боли  колено  и  закатал  штанину.  На  ноге
расплывался фиолетовый синяк. Однако Гуделин нашел в себе силы усмехнуться:
   - Однако признайся: у девок есть преимущества, которых напрочь лишен  наш
друг.
   - Первый раз слышу,  чтобы  ты  назвал  это  "преимуществом",  -  фыркнул
Скилицез.
   Горгид тоже посмеялся. Он даже не слишком смутился. Теперь, когда не было
другого выбора, он довольствовался женщиной. Он даже  не  думал,  что  такое
вообще возможно. Хелун  помогла  ему:  ее  желание  доставить  радость  было
настолько очевидным, что только безнадежный сухарь отверг бы  ее.  К  своему
удивлению, грек даже обнаружил, что скучает, когда ее  нет  рядом.  Но  куда
больше не хватало ему того, что отвечало его натуре.

***

   - Ты что, свихнулся? Ты посмел так  запросто  явиться  в  наш  лагерь?  -
спросил Таргитай, пронзая бандита горящим взглядом.  -  А  ну,  бросай  свой
дурацкий белый щит. Мне нет дела до твоих "мирных намерений"!
   Вож