е шевелили мозгами.
   - Разумно, - усмехнулся Саркис. - Кажется, я много раз говорил вам это за
прошедшие годы... впрочем, вы всегда были разумны.
   - Вот как? Я слышал немало льстивых слов, но любая лесть  доставляла  мне
меньше удовольствия, чем сказанное  тобой.  Крисп  мысленно  повторил  слова
Саркиса: "Он был разумен". Я скорее соглашусь, чтобы  на  моей  мемориальной
стеле выбили эти слова, чем ту брехню, что любят высекать каменотесы.
   Саркис сложил два пальца в жест, отклоняющий даже случайное упоминание  о
смерти:
   - Желаю вам пережить еще одно поколение каменотесов, ваше величество.
   -  И  ковылять  по  столичным   улицам   сгорбленным   восьмидесятилетним
старикашкой, ты это хотел сказать? Что ж, может быть, твои слова и сбудутся,
хотя владыке благому и премудрому известно, что большинству людей  не  везет
настолько. - Крисп посмотрел по сторонам, проверяя, нет ли поблизости Эврипа
или Катаколона, и добавил, все равно понизив голос:
   - Если меня и в самом деле постигнет такая судьба, то вряд ли мои сыновья
будут в восторге.
   - Вы сумеете с ними справиться, - уверенно произнес Саркис. Пока  что  вы
справлялись со всем, что благой бог подбрасывал вам на жизненном пути.
   - Но это не гарантия, что я и в следующий раз стану победителем, возразил
Крисп. - Но, думаю, пока я про это помню, у меня все будет хорошо.
   Ладно, довольно чесать языками; чем скорее мы доберемся  до  Аптоса,  тем
счастливее я буду.
   Прослужив Криспу всю свою жизнь, Саркис научился понимать,  когда  именно
император подразумевает больше, чем произносит.
   Он пришпорил своего коня - несмотря на возраст и солидный  живот,  он  не
разучился прекрасно держаться в седле и наслаждался ездой на резвом  скакуне
- и пустил его галопом.
   Через несколько секунд горны сигнальщиков пропели новую команду.  Солдаты
марширующей армии прибавили шаг, словно спасаясь от копящихся за их  спинами
грозовых туч.
   Харас располагался на материковом краю прибрежной равнины.
   После него дорога на Рогмор взбиралась на центральное  плато,  занимающее
почти всю площадь западных провинций: более  сухое,  холмистое  и  не  столь
плодородное по сравнению с низинными землями.  В  долинах  рек  и  там,  где
дождей выпадало больше среднего, крестьяне собирали один урожай в год, как и
в родных краях Криспа. Во всех остальных частях плато трава  и  кусты  росли
лучше злаков, поэтому их использовали как обширные пастбища.
   Местность на плато Крисп оглядывал с подозрительностью - не  потому,  что
эти края были бедны, а потому что холмисты.
   Гораздо больше ему был по душе открытый со всех сторон горизонт - в такой
местности пришлось бы изрядно потрудиться,  готовя  засаду.  Тут  же,  среди
холмов, подходящие для засады места попадались через  каждые  несколько  сот
шагов.
   Он приказал усилить авангард, чтобы не  позволить  фанасиотам  остановить
марширующую на Рогмор армию. Когда на плато поднялся  последний  солдат,  он
облегченно перевел дух и вознес благодарную молитву Фосу. Если бы  еретиками
командовал он, то ударил бы по имперской армии как можно раньше и как  можно
сильнее, а теперь  попытка  задержать  ее  на  марше  стала  бы  равносильна
крупному сражению. Подумав о сражении, он проверил, легко ли  вынимается  из
ножен сабля.
   Он, конечно, не чемпион по  фехтованию,  но  если  приходится  сражаться,
вполне может постоять за себя.
   Стратегически лидер фанасиотов мыслил так же, как  и  Крисп,  но  тактику
избрал иную. Вскоре после того, как имперская армия поднялась на плато, в ее
арьергарде началась какая-то суматоха. Солдаты Криспа растянулись в  колонну
более мили длиной, и на выяснение ситуации требовалось  определенное  время,
как если бы армия была длинным, худым и довольно глупым драконом, у которого
поступающий от хвоста сигнал долго идет до головы.
   Убедившись  наконец,  что  сумятица  и  в  самом  деле   вызвана   боевым
столкновением, Крисп отдал сигнальщикам приказ остановить всю колонну.  Едва
стихли звуки горнов, Криспа начали одолевать сомнения - уж не совершил ли он
ошибку? Но что еще оставалось ему делать? Предоставить арьергарду отбиваться
самому,  когда  авангард  продолжает  двигаться  вперед,  было   бы   чистым
безрассудством.
   Крисп повернулся к Катаколону, сидевшему на лошади в нескольких шагах  от
него:
   - Скачи туда галопом, выясни, что там происходит, и сообщи мне. Быстрее!
   - Есть, отец!
   Катаколон, чьи глаза возбужденно заблестели, пришпорил лошадь.
   Та возмущенно заржала от подобного обращения, но тут же рванулась  вперед
с такой прытью, что Катаколон едва не кувыркнулся через хвост.
   Младший сын Автократора вернулся гораздо быстрее, чем  Крисп  ожидал,  но
гнев императора сразу  улетучился,  когда  он  увидел  скачущего  следом  за
Катаколоном посыльного, в котором узнал одного из солдат Ноэтия.
   - Ну? - рявкнул Крисп.
   Посыльный отдал честь.
   - Да возрадуется ваше величество, нас атаковала банда  человек  в  сорок.
Они приблизились и стали обстреливать нас из луков.
   Когда мы пошли в контратаку, большинство ускакало, но  несколько  человек
остались и стали биться на саблях, чтобы другие успели уйти.
   - Потери есть? - спросил Крисп.
   - У нас один убит и четверо ранены, ваше величество, - ответил посыльный.
   - Мы убили пятерых, и еще несколько  нападавших  пошатывались  в  седлах,
когда убегали.
   - Пленные есть?
   - Когда я выехал к вам, погоня еще продолжалась.  При  мне  пленников  не
захватывали, но, как я уже сказал, у меня неполная информация.
   - Поеду назад и выясню все сам, - решил Крисп и повернулся к  Катаколону:
Передай музыкантам, пусть сыграют "поход". Когда сын  заторопился  исполнить
приказ, он сказал посыльному:
   - Проводи меня к Ноэтию. Я сам послушаю его рапорт.
   Погоняя коня, Крисп кипел от возмущения. Жалкие сорок  человек  задержали
его на целый час. Еще несколько таких  булавочных  уколов,  и  армия  начнет
голодать, не добравшись  вовремя  до  Аптоса.  "Надо  усилить  кавалерийские
заслоны", - решил он.
   Налетчиков следует отгонять прежде, чем они приблизятся к главным силам.
   Патрульные кавалеристы смогут сражаться, не прекращая движения вперед,  а
если натиск окажется слишком сильным - вернуться к своим товарищам.
   Он надеялся, что кавалеристы сумели захватить нескольких фанасиотов. Один
допрос стоил тысячи предположений, особенно в ситуации, когда ему  так  мало
известно о противнике. Он знал о способах, с помощью которых его люди  могли
выжать правду из любого пленника. Эти методы ему не нравились, однако  любой
человек, захваченный с оружием в руках  и  выступивший  против  Автократора,
однозначно считался предателем и бунтовщиком, и с  ним  никто  не  собирался
церемониться, раз его действия представляли угрозу империи.
   Один из раненых солдат Криспа лежал в  фургоне;  над  ним  уже  склонился
жрец-целитель в синей рясе. Солдат слабо  корчился  -  из  его  шеи  торчала
стрела.
   Крисп натянул поводья, желая понаблюдать за работой целителя.  Сперва  он
удивился, почему тот не извлек из шеи стрелу, но потом догадался, что именно
она не дает раненому за  несколько  секунд  истечь  кровью  и  умереть.  Да,
целителю придется нелегко.
   Тот вновь и вновь повторял молитву Фосу:
   - Будь благословен  Фос,  владыка  благой  и  премудрый,  милостью  твоей
заступник наш, пекущийся во благовремении, да разрешится  великое  искушение
жизни нам во благодать.
   Погрузившись при помощи молитвы в целительный транс, он опустил одну руку
на шею раненого, а второй  ухватился  за  стрелу,  которая  покачивалась  от
дыхания солдата.
   Внезапно целитель резко выдернул стрелу. Солдат закричал, в горле у  него
заклокотало, в лицо жрецу брызнула кровь. Тот словно и не заметил ее, ни  на
мгновение не утратив сосредоточенности.
   Внезапно фонтан крови иссяк, словно  рука  целителя  повернула  кран.  По
спине Криспа побежали  мурашки  -  так  всегда  случалось,  когда  он  видел
целителя за работой. Он подумал, что  воздух  над  раненым  солдатом  должен
слегка дрожать, словно над костром,  -  настолько  мощной  была  живительная
сила, перетекающая от жреца к солдату. Но его глаза, в отличие от других, не
столь легко обозначаемых органов чувств, не различали ничего.
   Целитель выпустил раненого и сел. Лицо человека в синей рясе было бледным
и измученным - плата за потраченную целительную силу. Через  секунду  сел  и
солдат. На шее у него виднелся белесый шрам;  казалось,  ему  уже  несколько
лет.
   Бывший раненый  с  изумлением  взял  окровавленную  стрелу,  еще  недавно
торчавшую у него в шее.
   - Благодарю вас, святой отец, - сказал совершенно обычным  голосом.  -  Я
уже думал, что умер.
   - А мне это кажется сейчас, - прохрипел жрец. - Воды или вина, умоляю.
   Солдат сорвал с пояса флягу и протянул ее спасшему его человеку  в  синей
рясе. Целитель запрокинул голову, прижал горлышко к губам и стал жадно  пить
большими глотками.
   Крисп тронул коня, радуясь выздоровлению солдата. Лучше  всего  целителям
удавалось справляться с последствиями стычек, а не битв, потому  что  у  них
быстро  истощались  магические  силы  -  и  собственные  тоже.  При  крупных
сражениях они помогали лишь самым  тяжелым  раненым,  оставляя  всех  прочих
обычным лекарям, которые сражались с ранами при помощи игл и повязок,  а  не
магии.
   Навстречу Криспу уже ехал Ноэтий. Отдав честь, он сказал императору:
   - Мы без труда отогнали негодяев, ваше величество. Мне  жаль,  что  из-за
этого пришлось остановить колонну.
   - Мне этого жаль вдвое больше твоего, - ответил  Крисп.  -  Что  ж,  если
благой бог пожелает, такое больше не повторится. -  Он  объяснил  свой  план
окружения армии кавалерийскими пикетами.
   Выслушав  его,  Ноэтий  одобрительно  кивнул.  -  Твои   люди   захватили
кого-нибудь из мятежников?
   - Да, одного - уже после того, как я выслал к вам Барисбакурия, - ответил
Ноэтий. - Так что, будем давить фанасиотский сыр, пока из  него  не  потечет
сыворотка?
   Находившиеся неподалеку два  младших  офицера  из  отряда  Ноэтия  мрачно
усмехнулись, услышав жестокое предложение  своего  командира,  облаченное  в
шутовской наряд.
   - Пока не надо, - решил Крисп. - Сперва посмотрим,  что  из  него  сумеет
вытянуть магия. Приведите пленника сюда, хочу на него взглянуть.
   Ноэтий отдал приказ, и вскоре  несколько  солдат  привели  к  Автократору
юношу в домотканой крестьянской тунике. Пленник, должно быть, упал с  лошади
- на локтях и выше одного колена одежда была порвана, и в этих трех местах и
еще в нескольких кожа была ободрана до крови. Из глубокой  царапины  на  лбу
сочилась сукровица, стекая на глаз.
   Но дерзости пленник не утратил. Когда один из охранников прорычал:  "Пади
ниц перед его величеством, недоносок", юноша опустил  голову,  но  лишь  для
того, чтобы сплюнуть себе под ноги, словно отвергая Скотоса.  Рассвирепевшие
солдаты силой заставили его простереться перед Криспом.
   - Поднимите его, - велел Крисп, подумав о том, что кавалеристы  наверняка
избили бы пленника, если бы рядом не было императора. Когда униженный  юноша
в разодранной одежде - на вид он был ровесником Эврипа, а то и Катаколона  -
вновь взглянул на Криспа, то спросил:
   - Что я сделал тебе такого, что ты  относишься  ко  мне,  как  к  темному
богу?
   Пленник шевельнул челюстью, вероятно, собираясь сплюнуть еще раз.
   - Ты ведь не хочешь это сделать, парень, - предупредил один из солдат.
   Юноша все равно плюнул. Крисп позволил  охранникам  немного  поучить  его
уму-разуму, но вскоре поднял руку:
   - Довольно. Я хочу, чтобы он ответил мне откровенно. Что я сделал,  чтобы
заслужить такую ненависть? Почти всю его жизнь страна ни с кем не воевала, а
налоги низки, как никогда. Что он имеет против меня? Почему ты так невзлюбил
меня, парень?
   Можешь сказать все, что думаешь; на тебя уже упала тень палача.
   - Думаешь, я боюсь смерти? - спросил пленник. -  Да  я  смеюсь  над  ней,
клянусь благим богом - она вырвет меня из  мира,  этой  ловушки  Скотоса,  и
пошлет к вечному свету Фоса. Делай со мной, что хочешь, я переживу этот  миг
мучений, а потом стряхну с себя дерьмо, которое мы  называем  телом,  словно
бабочка, вылезающая из куколки.
   Глаза парня сверкали,  правда,  он  все  время  моргал  тем  глазом,  что
находился под ссадиной на лбу. Последний раз такие горящие фанатизмом  глаза
Крисп видел у священника  Пирра,  бывшего  сперва  его  благодетелем,  затем
вселенским патриархом, а под конец столь ревностным и несгибаемым защитником
ортодоксальной веры, что его пришлось сместить.
   - Ладно, молодой человек... - Крисп внезапно понял, что  разговаривает  с
парнем, как одним из своих сыновей, ляпнувшим какую-нибудь глупость. - ...ты
презираешь мир. Но почему ты презираешь мое место в нем?
   - Потому что ты богат и валяешься в своем  золоте,  как  боров  в  грязи,
ответил молодой фанасиот. - Потому что предпочел  материальное  духовному  и
тем самым отдал свою душу Скотосу.
   - Эй, ты, разговаривай  с  его  величеством  почтительно  или  пожалеешь!
рявкнул один из кавалеристов. В ответ пленник снова  плюнул.  Солдат  ударил
его по лицу тыльной стороной ладони. Из уголка рта юноши потекла кровь.
   - Довольно, - велел Крисп. - Он лишь один из многих, кто думает  так  же.
Он объелся ложными проповедями, и теперь его от них тошнит.
   - Лжец! - крикнул юный еретик, безразличный к собственной судьбе.  -  Это
ты один из тех, чей разум отравлен ложным учением. Отрекись  же  от  мира  и
вещей мирских ради жизни истинной и вечной, что ждет  нас  после  смерти!  -
Руки он воздеть не мог, но поднял к небу  глаза.  -  Будь  благословен  Фос,
владыка благой и премудрый...
   Услышав, как еретик обращается к благому богу теми же словами,  какие  он
произносил всю жизнь,  Крисп  на  мгновение  даже  усомнился  в  собственной
правоте.
   Пирр, возможно, смог бы почти согласиться с молодым фанасиотом,  но  даже
истый  аскет  Пирр  не  стал  бы  проповедовать   идею   уничтожения   всего
материального в этом мире ради жизни посмертной.  Как  станут  люди  жить  и
растить потомство, если уничтожат  свои  фермы  и  мастерские  и  бросят  на
произвол судьбы родителей и детей?
   - Если бы  вы,  фанасиоты,  добились  своего,  неужели  вы  позволили  бы
человечеству вымереть в течение одного поколения ради того, чтобы в мире  не
осталось грешников?
   - Да, именно так, - ответил юноша. - Мы знаем, что этого  будет  непросто
добиться - ведь большинство людей слишком трусливо  и  слишком  привязано  к
материализму...
   - Под которым ты подразумеваешь  полный  желудок  и  крышу  над  головой,
прервал его Крисп.
   - Все, что привязывает человека к миру есть  зло  и  порождение  Скотоса,
упорствовал пленник. - Самые чистые среди нас перестают есть  и  умирают  от
голода, лишь бы как можно быстрее воссоединиться с Фосом.
   Крисп поверил ему. Многие  видессиане,  как  еретики,  так  и  ортодоксы,
отличались подобным фанатический аскетизм. Однако фанасиоты, кажется, сумели
отыскать способ обращения это религиозной энергии в свою пользу -  наверное,
даже эффективнее, чем это удавалось делать столичным священникам.
   - Я собираюсь прожить в этом мире  так  долго  и  настолько  хорошо,  как
сумею, - сказал Автократор. Фанасиот презрительно рассмеялся, но Криспу  его
отношение было безразлично. Познав в молодости нищету и голод, он  не  видел
смысла в добровольном возвращении к ним.
   Он повернулся к охранявшим пленника солдатам:
   - Усадите его на лошадь и привяжите. Не дайте ему сбежать  или  причинить
себе вред. Когда мы вечером разобьем лагерь, я прикажу Заиду допросить  его.
И если магия не сможет вытянуть из него нужные мне сведения...
   Охранники кивнули. Юный еретик сверкнул глазами. Крисп гадал,  как  долго
пленник сможет сохранять дерзость, испробовав огня и железа,  и  понадеялся,
что это ему не придется выяснять.
   Ближе к вечеру фанасиоты вновь попытались совершить  налет  на  имперскую
армия. Вскоре к Криспу  приблизился  гонец,  держа  отрубленную  голову,  из
которой  еще  сочилась  кровь.  При  виде  этого  зрелища   желудок   Криспа
запротестовал; голова была отрублена грубо, словно топором орудовал забивший
свинью  крестьянин,  а  запах  свежей  крови  тоже  вызывал  воспоминания  о
скотобойне.
   Если у гонца и появились  подобные  мысли,  то  на  него  они  ничуть  не
повлияли. Ухмыляясь, он сказал:
   - Мы отогнали сукиных детей,  ваше  величество,  -  вы  мудро  поступили,
приказав окружить колонну пикетами. А этот сопляк слишком медленно удирал.
   - Прекрасно, - отозвался Крисп, стараясь не заглядывать в незрячие  глаза
на отрубленной голове. Запустив руку  в  подвешенный  к  поясу  кошелек,  он
выудил золотой и дал его гонцу:
   - Это тебе за хорошую новость.
   - Благослови вас Фос, ваше величество! - воскликнул  солдат.  Может,  нам
насадить голову этого парня на копье и везти впереди вместо знамени?
   - Нет, - отрезал Крисп, содрогнувшись.  Не  хватало  еще,  чтобы  местные
крестьяне восприняли его армию как банду головорезов, жаждущих бессмысленных
убийств, - они тут же перекинутся к мятежникам. С трудом  сохраняя  на  лице
невозмутимость, Автократор добавил:
   - Похорони ее, выбрось в канаву, сделай, что хочешь, только  не  оставляй
на виду. Мы хотим, чтобы люди знали, что мы пришли искоренить  ересь,  а  не
искать славы в убийствах.
   - Как прикажете, ваше величество, - радостно ответил гонец.
   Награда обрадовала его, хотя император и отклонил его предложение.  Крисп
знал, что некоторые его предшественники - кстати,  не  худшие  правители  из
всех, что знал Видесс - согласились бы с курьером или даже  сами  предложили
такое. Но Криспу это казалось чрезмерной жестокостью.
   Когда армия остановилась на ночевку, он пришел к шатру Заида.
   Пленный фанасиот уже сидел там, привязанный  к  складному  стулу,  а  маг
расхаживал рядом с отчаянием на лице.
   - Вы уже знакомы с чарами правдивости, использующими  два  зеркала,  ваше
величество? - спросил он, указывая на свой магический инвентарь.
   - Да, я видел это в действии, - подтвердил Крисп. - Так что?
   Ты опять потерпел неудачу?
   - Это еще мягко  сказано.  Я  не  добился  ничего...  совершенно  ничего,
понимаете?
   Заид, один из вежливейших сподвижников Криспа,  сейчас  имел  такой  вид,
словно был готов вырвать из пленника причину своего  поражения  раскаленными
щипцами.
   - А можно ли поставить защиту против твоих чар?
   - Очевидно, можно. - Заид, прежде  чем  продолжить,  бросил  на  пленника
очередной яростный взгляд. - Это я знал и прежде. Но мне даже  в  голову  не
приходило, что этого вшивого фанасиота снабдят столь  мощной  защитой.  Если
все мятежники подобным образом защищены, то допросы станут менее надежными и
более кровавыми.
   - Истина благого бога охраняет меня, - гордо заявил  пленник,  словно  не
понимая, что неуязвимость перед магией отдаст его в руки пыточников.
   - А вдруг он говорит правду? - спросил Крисп.
   Заид презрительно фыркнул, но внезапно задумался.
   - Возможно, фанатизм и служит ему  определенной  защитой,  -  предположил
маг.
   - Одна из причин, почему волшебство столь часто оказывается бессильным на
поле битвы, состоит в том, что сильно возбужденные люди  менее  уязвимы  для
его воздействия. И  искренняя  вера  в  собственную  правоту  может  сходным
образом защищать этого парня.
   - А можешь ты проверить, так ли это?
   - На это требуется определенное время. - Заид поджал губы и, судя по  его
лицу, собрался погрузиться в размышления.
   Но Крисп  его  уже  опередил.  Едва  фанасиотов  касалась  магия,  что-то
обязательно шло наперекосяк. Заид не сумел определить, куда  еретики  увезли
Фостия - чье отсутствие стало для отца болью, которую  он  кое-как  подавлял
бесконечной работой, - он не сумел выяснить, почему не в силах это узнать, а
теперь не смог выжать правд