н пасли овец далеко от шатров, иначе они, несомненно,
погибли бы вместе с остальными. Вечером, когда они вернулись,  их  встретило
ужасное зрелище, от которого кровь стыла в жилах  и  душа  переворачивалась.
Да, Варатеш в своем роде талант, прирожденный вождь. Он  умудрился  добиться
железной дисциплины среди своих отщепенцев и убийц. Клан Волка  был  вырезан
за несколько часов. Когда двое уцелевших возвратились к шатрам, бандиты  уже
исчезли. Все было кончено. Кончено навсегда.
   Виридовикс и Батбайян медленно ехали сквозь мертвящую, не  правдоподобную
тишину. Негромкие слова отдавались в этой пустыне  страшным  эхом.  Перебиты
были все - даже маленькие собачки, что перебегали от шатра к шатру, подбирая
объедки.
   Виридовикс странно притих и замолчал. Лицо Батбайяна исказилось от  муки.
Горе было слишком глубоко для слов. То и дело один безмолвно кивал  другому,
когда видел труп кого-нибудь из близких.
   У шатра вождя лежал Рамбехишт со стрелой под лопаткой. Рядом валялись три
мертвых бандита - молчаливые свидетели того, что суровый хамор дорого продал
свою  жизнь.  Может  быть,  он  действительно  хотел  как-нибудь   отплатить
Виридовиксу за то давнее поражение в кулачном бою? Никогда уже Рамбехишт  не
сможет сквитаться с верзилой-кельтом...
   Желтый халат энари Липоксая промок от крови. Служанка Азарми лежала лицом
вниз. Рядом  валялась  сорванная  с  нее  одежда.  Окончив  потеху,  бандиты
пронзили женщину саблей.
   Одно и то же страшное предчувствие охватило друзей. Они соскочили с коней
и побежали к тому, что осталось от шатра Таргитая. Каркас пьяно  накренился,
половина  деревянного   основания   была   сломана.   Худшие   их   опасения
подтвердились. Мертвая Борэйн все еще сжимала в кулаке кинжал. Лезвие было в
крови. Старая женщина сражалась, прежде чем умереть. Но она была уже в годах
и располнела. Бандиты Варатеша просто  зарезали  ее.  Сейрем  так  легко  не
отделалась.
   Снова и снова проклинал свою память Виридовикс. Мука  терзала  его  душу,
пылая красным огнем. Время шло, но легче от этого не становилось. Он слишком
хорошо помнил, как увидел тело Сейрем... Если бы им не  знать  тех  немногих
дней любви. Если бы только умереть вместе с той, что подарила ему счастье.
   - Грош цена моим пожеланиям, - сказал он самому себе. - О,  будь  же  все
проклято!
   Горькая слеза скатилась по щеке Виридовикса. Батбайян повернулся на  звук
голоса.
   - Нет смысла, - сказал он каменно.  -  Слеза  замерзнет  на  лице.  Будет
больно.
   Нынешним летом сын кагана еще был восторженным юнцом. За несколько недель
он постарел лет на десять. Его лицо осунулось, морщины залегли на  лбу  и  в
углах рта...
   В тот день Батбайян предложил Виридовиксу поджечь лагерь Таргитая.
   - Это предупредит других пастухов. Кто-то еще мог  остаться  в  живых,  -
сказал сын вождя. - Кроме того, огонь может приманить псов Варатеша.
   Холодное жадное пламя загорелось в его единственном глазу. Он похлопал по
своему луку.
   Тогда они нашли удобное для засады место. Они хотели дорого  отдать  свои
жизни и забрать с собой как можно больше врагов. Но  бандиты  не  вернулись.
Когда наконец стало ясно, что Варатеш не придет, Батбайян вскочил и сорвал с
изувеченного глаза повязку.
   - Когда я буду убивать их, - сказал он,  бросив  ее  на  землю,  -  пусть
знают, кто я такой!
   Он убил четверых, одного - вчера. Кельт -  на  одного  меньше.  Они  жили
изгоями. Наименьшая из всех превратностей  судьбы,  что  постигли  их  после
того, как война против Варатеша обернулась катастрофой.
   Бандитский вожак и его головорезы владычествовали над степью. Как шакалы,
преследовали они бывших вождей кланов. Но ни Виридовикса, ни  сына  Таргитая
они так и не поймали.
   А те появлялись и исчезали, как призраки. Исчезнувший козел здесь, убитый
воин там, еще в одном месте пропажа двух  лошадей.  И  метель  заносила  все
следы... Виридовиксу еще никогда не доводилось жить столь суровой и  тяжелой
жизнью. И все-таки это была жизнь.
   На ночь  они  с  трудом  поставили  палатку.  Руки  в  толстых  рукавицах
слушались плохо. Несмотря на то что  палатка  была  разбита  с  подветренной
стороны большого сугроба, сильный северный  ветер  проникал  сквозь  войлок.
Закутавшись в одеяла, они придвинулись ближе к огню, на котором жарили куски
баранины. Держать мясо свежим всю зиму совсем нетрудно, подумал  Виридовикс.
Главная трудность - разморозить его перед тем, как съесть.
   Кельт обтер жир с подбородка и облизал  пальцы.  Попробовали  бы  римляне
жить в такой холодине со своими сухими хлебцами и жиденькой кашкой.  Красное
мясо - вот единственное, что поддерживало здесь человеческую жизнь.
   Вместо того чтобы вытереть жир, Батбайян растер его по лицу.
   - Так не обморозишься. - В эти дни он говорил мало и только по делу.
   - В другой раз, парень.
   Виридовикс извлек свой меч и посмотрел, нет ли ржавчины. Из-за постоянной
влажности  она  легко  расползалась  по  металлу.  Галл  заметил  на  клинке
маленькое красное пятнышко, но не понял, что это было: ржавчина или засохшая
кровь.
   - Не помешает смазать жиром и меч.
   Где-то далеко завыл волк. Голос зверя звучал холоднее самой ночи. Одна из
лошадей нервно захрапела.
   - Утром опять пойдем на север? - спросил Виридовикс.
   Губы Батбайяна растянулись:
   - Где еще мы сможем зарезать двух-трех вонючих собак, как не на севере? И
стад там больше.
   Его единственный глаз сверкнул в отблеске костра. Вторая глазная  впадина
тонула в тени.
   Угнетающее чувство бессмысленности охватило галла.  Даже  убивая  врагов,
они не могли вернуть к жизни того, кого потеряли.
   - Неужели во всем этом  есть  какая-то  польза?  -  в  отчаянии  закричал
Виридовикс. - Мы рыщем вокруг, мы притворяемся, будто совершаем нужное дело,
убивая этих негодяев по одному, по двое! Но клянусь богами, это  всего  лишь
маленькая взятка нашей гордости. Мы так же  способны  причинить  им  большой
вред, как одна мышка в хлеву может заставить крестьянина голодать.
   - А что ты  сделаешь?  Сложишься  пополам  и  подохнешь?  -  презрительно
спросил  Батбайян.  Он  свой  выбор  сделал:  мстить  до  конца.  -  Мы   не
единственные в Пардрайе, кто с радостью удавил бы Варатеша его  собственными
кишками.
   - Близко к истине, дружище. Они пытались разбить его в бою. И где  теперь
все эти вожди? А у прочих воли что у твоей овцы. Они последуют за  тем,  кто
возьмет на себя труд их погонять. Кто посмеет сейчас напасть на победителя?
   - Если хочешь - уходи! - сказал Батбайян. - Я выбрал.  Я  пойду  по  этой
дороге один. По крайней мере,  умру  как  мужчина.  Если  ты  уйдешь,  я  не
останусь без товарищей. Пардрайя велика.
   - Но недостаточно велика, - возразил  Виридовикс,  уязвленный  презрением
хамора и желая, в свою очередь, уязвить  его.  -  Недостаточно  велика...  -
повторил он мягче и  задумался.  Его  глаза  расширились.  -  Скажи-ка  мне,
дружище Батбайян, смог бы ты сейчас отлепиться от Варатеша,  если  бы  знал,
что так твоя месть будет более полной? Покинул  бы  ты  этого  бандита  -  и
Авшара тоже, - если бы я обещал тебе впоследствии их верную смерть? А  может
быть, и твою жизнь?
   Батбайян пронзительно посмотрел на кельта, словно желая  вырвать  у  него
смысл этих слов.
   - Мне не  важно,  когда  умереть:  сейчас  или  позже.  Но  заставь  меня
поверить, что кровная месть свершится -  и  я  последую  за  тобой  до  края
Пардрайи...
   - Именно это тебе и придется сделать, - сказал галл.

***

   - Проклятие! - вскрикнул Горгид, хватаясь за свою  новую  шапку  из  меха
выдры. Поздно. Ледяной ветер сорвал ее с головы и покатил по земле. Ругаясь,
грек побежал следом. Его уши жгло морозом.
   Один из аршаумов засмеялся:
   - Убей ее! Стреляй из лука! Скорее,  не  то  убежит  совсем!  Проткни  ее
мечом!
   Подняв убежавшую шапку, грек отряхнул снег, несколько  раз  ударив  ею  о
колено. Затем нахлобучил по самые уши  и  снова  выругался  -  предательский
холодный комок выпал из шапки и покатился по шее.
   Скилицез дернул углом рта, а Гуделин даже и не пытался скрыть усмешку.
   - Теперь ты видишь, почему все кочевники - что к востоку от Шаума, что  к
западу - клянутся духами ветров.
   Гуделин хотел всего лишь пошутить, но Горгид внезапно заинтересовался:
   - А ведь верно! Так они и говорят. Я не обратил внимания.
   Он  снял  восковую  табличку,  висевшую  у  него  на  правом  боку,   где
большинство носило кинжал, и осторожно нацарапал заметку.  На  таком  морозе
кусочки воска кололись, отваливаясь от деревянной основы.
   Когда Горгид пожаловался Аригу на погоду, старший сын кагана фыркнул:
   - А, все это ерунда. В одну из таких зим, много лет назад,  один  всадник
отправился в путь без запасных лошадей. И вот его лошадь  сломала  ногу.  Он
хотел крикнуть, позвать на помощь, но в степи было так холодно, что никто не
услышал его, пока не настала весна и крик не оттаял. Правда, тогда было  уже
слишком поздно.
   Ариг поведал эту историю со столь  многозначительным  видом,  что  Горгид
решил записать ее. Правда, грек добавил:
   - Не очень-то я верю тебе.
   С другой стороны, Геродот немало подобных историй протащил в свою  книгу.
Стало быть, и для Горгида сгодится.
   Из палатки, ковыляя и опираясь  на  плечи  Дизабула,  вышел  Аргун.  Ариг
бросил на брата  недоверчивый  взгляд  и  громко  закричал,  требуя  тишины.
Всадники кольцом окружили  своего  вождя.  Остальные  аршаумы,  привлеченные
происходящим, подошли ближе. Через толпу провели лошадь кагана.
   - Поглядим, сможете ли вы хоть раз действовать  заодно,  -  сказал  Аргун
своим сыновьям.
   Дизабул дернул губой, Ариг сжал зубы. Но вдвоем они дружно усадили отца в
седло. Руки Аргуна ласково погладили поводья - он не мог прикасаться  к  ним
так долго! Ноги все еще не повиновались  старому  кагану.  Ариг  помог  отцу
вдеть их в стремена, а после  привязал,  чтобы  они  не  выскальзывали.  Но,
несмотря на это, гордая улыбка скользила по лицу кагана.
   Громкие радостные крики понеслись по рядам кочевников,  когда  они  вновь
увидели своего вождя на коне. Для аршаумов человек, который не мог  сесть  в
седло, жив лишь наполовину.
   - Принеси штандарт! - велел  Аргун  воину,  который  подал  ему  копье  с
длинным черным халатом Боргаза. Аргун поднял его так высоко, что даже  самые
отдаленные зрители смогли увидеть это знамя.
   - На Машиз! - крикнул Аргун.
   Аршаумы мгновение молчали, а потом отозвались на боевой клич, взметнув  в
воздух луки, сабли и копья.
   - На Машиз! На Машиз! На Машиз!
   Крики звенели в ушах Горгида.
   - Ма-шиз! Ма-шиз! Ма-шиз!
   Кочевники  помчались  к  своим   коням,   оставив   истоптанным   большое
пространство. Скилицеэ, улыбаясь, сел в седло.
   - В конце концов, не так уж важно, возьмут они Машиз или нет, - сказал он
Гуделину. - Вулгхаша в любом случае прошибет пот, когда он  выступит  против
нас.
   - В такую погоду никого  не  может  прошибать  пот,  -  убежденно  сказал
бюрократ, вскарабкиваясь на коня. - Лучше бы нам все-таки не подохнуть и  не
отморозить себе ничего... Иначе моя любовница будет очень разочарована.
   - Любовница? А как насчет твоей жены?
   - Жена! Она-то по завещанию получит все мое добро.
   Скилицез хотел добавить что-то еще, но новые крики  кочевников  заглушили
его слова.
   Со штандартом в руке Аргун двинулся на восток, держась  в  высоком  седле
очень прямо. Только крепко сжатые губы выдавали, как трудно давалась старому
кагану эта величавая осанка. Как обычно, оба его сына скакали  по  правую  и
левую руку от отца.  Возможно,  подумал  Горгид,  каждый  из  них  не  хотел
оставлять другого с отцом наедине.
   Аршаумы, по одному и отрядами, следовали за вождями. Гуделин очень  хотел
ехать на крытой телеге позади кагана, но Скилицез был решительно против.
   Несмотря на свою железную волю, Аргун не выдержал  такой  скачки  слишком
долго и поехал медленнее. По дороге Аргун забрасывал Скилицеза  вопросами  о
земле, расположенной к востоку от Шаума.
   Разговоры о методах ведения войны в  горах  и  степи  вскоре  осточертели
Горгиду. Несмотря на то что каган проводил своего  спасителя  разочарованным
взглядом, грек решительно отправился на поиски Толаи. Он  хотел  бы  вдоволь
наговориться с шаманом о лекарственных растениях. Такая тема куда ближе  его
сердцу.
   - Одни из корней, что ты мне дал, пахнет как... - Горгид запнулся: он  не
мог подобрать слова на языке аршаумов. - Он оранжевый,  вот  такой  длины  и
чуть толще большого пальца.
   - Морковь, - понял шаман.
   - Спасибо. У нас  ее  только  едят.  Больше  ничего.  А  вы  -  для  чего
используете?
   - Смешиваем с ночным суланумом и корнями руты,  еще  туда  -  дикий  мед.
Лечит от... - Толаи произнес слово, которого грек не знал. Шаман  усмехнулся
и сделал жест, после которого сомнений не осталось.
   - От геморроя, понимаю.
   Для аршаумов, которые  не  слезали  с  седла,  эта  болезнь  могла  стать
довольно крупной неприятностью.
   Грек уточнил:
   - Эту мазь вы принимаете внутрь... едите?  Или...  э-э...  Кладете  туда,
где... м-м... где болезнь?
   - Делаем кашицу, кормим больных. А чтобы класть туда, где  болезнь,  есть
мазь из гусиного жира, яичного белка и сока  диких  роз.  Растираем  больное
место. Смягчает.
   Горгид наклонил голову в знак согласия.
   - Попробуй добавлять к этому снадобью  немного  меда.  Мед  обычно  очень
помогает. Это очень хорошее противовоспалительное.
   Подобные  беседы  доставляли  греку   куда   больше   удовольствия,   чем
ожесточенные споры о том, как лучше перебить какую-нибудь засаду  на  горной
тропе.
   Спустя некоторое время Горгид ощутил чувство вины. Все-таки он  явился  в
степи как историк, а не как врач. И потому перевел разговор на другую тему.
   - Скажи, Толаи, почему ваш народ и хаморы так не похожи друг на друга?
   Толаи нахмурился.
   - Зачем народу аршаумов быть сходным  с  "волосатыми"?  -  В  его  голосе
прозвучало столько же пренебрежения,  сколько  в  тоне  Горгида,  когда  тот
говорил о "варварах".
   - Я не хочу обидеть. Мне интересна причина, - поспешно сказал Горгид. - Я
чужеземец. Я вижу: вы живете в  степи.  Одна  местность,  один  климат.  Мне
удивительно, почему вы столь не похожи - и внешне, и обычаями.
   Если  доктрина  Гиппократа,  изложенная   в   трактате   "Воздух,   вода,
местность", правильна, то хаморы и аршаумы должны быть похожи между собой. А
в теории Гиппократа Горгид всегда свято верил.
   Однако Толаи основывался на совершенно иных  теоретических  предпосылках.
Убедившись в том, что грек не  хочет  задеть  его  самолюбия,  шаман  охотно
разъяснил:
   - Я расскажу почему. Мы, аршаумы, -  первая  раса  людей,  появившихся  в
степи. И вот один из наших мужчин тосковал без жены. Он переспал с козой. От
этого союза родились все хаморы. Вот почему они так отвратительно  волосаты.
Вот почему!
   Горгид внезапно пожалел о том, что отрастил бородку. Он  записал  рассказ
Толаи, раздумывая о том, что Гиппократ в очередной раз не слишком  преуспел:
великий медик писал, что степные кочевники  -  плотные,  полноватые  люди  с
бедной растительностью на лице и красноватой кожей.  Хаморы  соответствовали
первой половине характеристики, аршаумы - второй. Но ни одно  из  племен  не
подпадало под описание целиком.
   Грек задумчиво потер ложбинку между большим и указательным пальцем.
   - Знаешь что, Толаи... Расскажи мне побольше об этой козе!

***

   Виридовикс пытался рассмотреть Шаум сквозь воющую метель.
   - Где же кончается эта проклятая река? -  крикнул  он  возмущенно,  будто
Батбайян нарочно спрятал противоположный берег Шаума.
   - О, - отвечал хамор, - там, где ей надо. Пройти по  льду  легко.  Трудно
уговорить дьяволов на том берегу не убивать нас.
   Предложение Виридовикса  просить  помощи  у  аршаумов  ужаснуло  молодого
хамора, хотя, казалось бы, теперь на всем белом свете  не  осталось  такого,
чего бы он  испугался.  Страшными  сказками  об  аршаумах  хаморские  матери
издавна пугали непослушных детей.
   Галл сделал вид, будто не замечает мрачного настроения друга.
   - Сперва одна забота, потом другая. Перейдем на тот берег - тогда и будем
думать о тех, кто живет на той стороне.
   Он не дал Батбайяну времени возражать. Просто пригнулся к  гриве  коня  и
поскакал к Шауму. Покачав головой, Батбайян последовал за ним.
   Будь Виридовикс более опытным всадником, он не помчался бы  галопом  вниз
по  склону  через  метель.  Земля  была  покрыта  густым  снежным   одеялом.
Виридовикс летел под уклон, к реке. Лошадь дико  заржала,  когда  ее  копыто
провалилось в невидимую нору, и повалилась набок, увлекая за собой всадника.
Виридовиксу повезло: хотя дыхание его пресеклось, когда он ударился о землю,
снег смягчил падение. Галл отделался ушибами. Но он услышал,  как  хрустнула
нога лошади.
   Пока Виридовикс барахтался в снегу, неловко  поднимаясь,  Батбайян  успел
соскочить с седла и  прикончить  несчастное  животное.  Над  горячей  кровью
поднялся пар.
   Батбайян повернулся к галлу:
   - Помоги разделать. Мы возьмем, сколько сможем унести.
   Виридовикс вытащил из ножен кинжал. Он не слишком жаловал жесткое клейкое
лошадиное мясо, но это было куда лучше, чем пустой  желудок.  Когда  мрачная
работа была закончена, Батбайян сказал только:
   - Будем ехать по очереди. Конный проложит дорогу пешему.
   Он не стал тратить времени на то, чтобы устроить  Виридовиксу  выволочку.
Кельт и сам хорошо понимал, чего  стоило  им  его  легкомыслие.  Теперь  они
обречены тащиться со скоростью пешего, а единственная лошадь понесет на себе
вооружение и припасы.
   Шаум был медленной рекой. Зимой его воды  сковывал  лед.  Но  в  середине
оставалась полоска воды  -  около  двухсот  метров  шириной.  Куски  льда  с
шуршанием и треском наползали друг на друга. Течение относило их дальше,  на
юг.
   Кельт содрогнулся, глядя на черную воду.
   - Нет смысла и пытаться переплыть, - сказал он. - Мгновение -  и  ты  еще
одна льдинка.
   - Посмотри туда, - сказал кочевник, указывая чуть ниже по течению реки.
   Большая льдина плыла по стремнине, едва не касаясь края ледяного поля  на
их стороне. Вода перекатывались через нее. Льдинки поменьше ударялись  о  ее
края. И все же все вместе они составляли своеобразный мост.
   - Мы не сможем перетащить лошадь, - сказал Виридовикс.
   - Нам это не удалось бы в любом случае. Она провалится под лед  там,  где
человек распластается на животе и  проползет.  Ты  все  еще  веришь  в  свой
безумный план?
   - Да.
   Батбайян соскочил со своей лошади и ласково коснулся ее  ноздрей.  Прежде
чем Виридовикс сообразил, что он хочет делать,  хамор  перерезал  ей  горло.
Животное закашлялось, страшно напоминая  предсмертный  хрип  человека.  Ноги
лошади подогнулись, она рухнула в снег.
   - Ты рехнулся? - закричал Виридовикс.
   - Нет. -  Интонация  Батбайяна  вдруг  странно  напомнила  Виридовиксу  о
рассудительных римлянах. - Лошадь не сможет перейти с нами за реку. Мертвая,
она принесет нам больше пользы, чем живая. Не стой, как дурак,  с  разинутым
ртом. Помоги снять шкуру.
   Нож Батбайяна уже делал свою работу. Виридовикс помогал ему.  Он  все  же
серьезно подозревал, что друг сошел с ума.
   Но Батбайян хорошо знал, что делал. В  снятую  шкуру,  как  в  мешок,  он
сложил мясо, палатку и вещи  -  свои  и  кельта.  Завязав  мешок  сыромятной
веревкой, Батбайян прикинул его на вес.
   - Легче человека, - сказал он удовлетворенно. Добавил еще связку веревок.
- Видишь? Мы потащим его за собой, чтобы меньше давить на лед.
   - Ты просто умница, не так ли? - восхитился Виридовикс. В своих галльских
лесах он смог бы импровизировать не хуже. Но  здесь,  в  степи,  нужно  быть
хамором, чтобы обходиться тем немногим, что у них имелось.
   Батбайян только отмахнулся. Похвала  была  для  него  пустым  звуком.  Он
потащил мешок вниз по течению  Шаума,  пока  не  дошел  до