желанию. Радько,
правда, сначала возмущался, кричал:
   - Мне подсунули деньги, я ничего не брал! Но ему, естественно,  никто
не поверил. Жора не сдавался и заявил:
   - Не буду увольняться! Я ни в чем не виноват. Тогда коллеги  объявили
мужику настоящий бойкот. К нему никто  не  обращался,  ему  не  выдавали
документы, а стол выкинули в коридор. Больше трех дней бойкота  Жора  не
вынес и ушел.
   - Вот какой гад, - завершила рассказ Лена,  -  прямо  гнида!  Поэтому
меня совершенно не удивляет, что он сбежал,  не  желая  платить  вам  за
причиненный ущерб.
   - Куда же он устроился? - спросила я. Лена покачала головой.
   - Знаете, здесь работала Галя Щербакова, вот она непременно в курсе.
   - Почему?
   - Трахались они с Жориком!
   - Лена, - подскочила Софья Львовна.
   - А что? - хмыкнула девушка. - Все, кроме  вас,  в  курсе  были,  они
совершенно не стеснялись, иногда  в  углу  между  туалетами  обжимались,
сколько раз сама видела. Сейчас попробую вам ее координаты добыть.
   И она вышла за дверь.

Глава 10

   Мы с Софьей Львовной остались одни. Дама осторожно сказала:
   - Знаете, я не слишком верю в то, что Георгий Андреевич вор.
   - Но Лена ведь рассказала...
   - Леночка, естественно, безумно зла на Радько,  и  ее  легко  понять.
Девушке пришлось пережить не слишком приятные минуты, когда  все  ходили
мимо и шептались. Но, мне кажется, настоящий вор  не  был  найден.  Хотя
после ухода Радько кражи прекратились.
   - Почему вы так решили? Софья Львовна замялась.
   - История одна у нас с ним приключилась. Я о ней  никому  никогда  не
рассказывала, потому что большего ужаса и позора в жизни не  переживала.
Но сейчас, когда архив умер  и  все  уволились...  Ладно,  слушайте.  Вы
когда-нибудь имели дело с раритетными  документами,  знаете  правила  их
выдачи исследователям на руки?
   - Нет, конечно, откуда.
   - Тогда придется объяснить что к чему, иначе не поймете.
   Я внимательно слушала Софью Львовну. В архиве имеется читальный  зал,
куда приходят ученые и просят для работы те или иные  единицы  хранения.
Только не надо путать это заведение с библиотекой, естественно,  тут  не
выдают бумаги на дом. Работать с ними можно, только сидя  в  специальном
зале, под надзором бдительной дежурной. Если  вам  захотелось  пообедать
или покурить, то оставлять документы на столе нельзя.  Необходимо  сдать
их, и только тогда можно уйти. Впрочем, эти правила распространялись  не
только на посторонних посетителей, но и на сотрудников  института.  Они,
естественно, работали  на  своих  местах,  но  им  также  неукоснительно
вменялось, выходя даже в туалет, отдавать бумаги Софье Львовне.
   Однажды Радько принес ей папочки и сказал:
   - Голова заболела.
   - Дождь на улице, - посетовала Софья Львовна, - вот у вас давление  и
упало.
   - Хочу в аптеку сходить. Отпустите?
   - Конечно, Георгий Андреевич, в чем вопрос. Софья Львовна поставила в
читательскую карточку Радько штамп ?Документы сданы?. Без  этой  отметки
Жора не сумел бы миновать милицейский пост у входа.  Многие  неприметные
бумажонки, лежащие в хранилище, имели огромную  ценность,  и  сотрудники
тщательно соблюдали правила безопасности.
   Потом Софья Львовна водрузила папку на полку. Если Радько не заявится
до конца рабочего дня, она отправит документ в хранилище. Вообще говоря,
дама должна была открыть папку и убедиться, что письмо  Достоевского,  с
которым  работал  Радько,  лежит  на  месте.  Софья   Львовна,   опытный
сотрудник, архивист  с  безупречной  репутацией,  именно  так  всегда  и
поступала, но в тот день на нее отчего-то нашло затмение, и  она  сунула
папку на место, не заглянув внутрь.
   В половине шестого Жора позвонил Софье Львовне.
   - Извините, я поехал домой, так голова болит.
   - Конечно, голубчик, отдыхайте, - спокойно ответила дама.
   Потом она отнесла папки в хранилище,  расставила  по  местам  и  тоже
ушла.
   Утром Жора, бледный, с трясущимися губами, шепнул ей:
   - Софья Львовна, пройдите тихонько в курительную...
   Женщина удивилась, но пошла. В утренний час там было пусто,  любители
подымить обычно собирались в крохотном помещении после полудня.
   - Что случилось, Георгий Андреевич? - воскликнула Софья Львовна.
   В ответ Жора молча открыл свою сумку, вытащил папку, раскрыл...
   Дама  чуть  не  лишилась  чувств.  Перед  ней  лежало   письмо   Ф.М.
Достоевского.
   - Но как? Почему? Откуда? - забормотала она.
   Жора, весь красный, начал объясняться. Вчера он работал с документом.
Естественно, вынул его из  архивной  обертки  и  положил  на  стол,  где
валялись всякие листки, не представляющие никакой ценности. Часа два  он
писал, потом у бедняги дико заболела голова. Понимая, что больше  ничего
хорошего он сегодня не сделает, Жора положил письмо в  обложку,  сдал  и
отправился шляться по городу. Зарулил в  одну  аптеку,  купил  анальгин,
слопал сразу две таблетки, в другой приобрел аспирин. Боль не отпускала.
Измученный мужик побежал  в  кафе  и  ?взял  на  грудь?  двести  граммов
коньяка, но даже эта мера  не  помогла.  Череп  просто  раскалывался  на
части. Еле живой Жора дополз до дома и рухнул в кровать.
   Представляете теперь его ужас, когда утром он, обрадованный тем,  что
ужасная боль наконец-то отступила, начав собираться на работу, обнаружил
в бумажках, лежащих в своем портфеле, письмо Достоевского.
   - Понимаете, - объяснял он онемевшей Софье Львовне,  -  я  вчера  так
плохо себя чувствовал, что перепутал листочки. Вложил в  архивную  папку
пустую бумагу. Еще хорошо, что обнаружил документ только утром,  не  дай
бог бы вечером наткнулся. Прикиньте, я  с  этим  портфелем  везде  вчера
таскался: в аптеку, в кафе... А кабы посеял? Представляете?
   Софья Львовна представляла. Более того, она понимала, что, не принеси
Радько письмо, отвечать пришлось бы ей. Обнаружься пропажа, а  это  рано
или поздно обязательно должно было произойти, то к  ответу  призвали  бы
ее. Самая элементарная проверка мигом установила бы, кто брал  последним
автограф великого писателя. Но против фамилии Радько  в  журнале  стояло
?Документы сданы?. Значит, надо признаваться, что сама нарушила  правила
и не заглянула в папку, или прослыть воровкой. И то и другое было просто
ужасно. Бедная Софья Львовна, не в  силах  вымолвить  ни  слова,  только
открывала и закрывала рот, походя на вытащенную из воды рыбу.
   - Давайте никому об этом не расскажем, - взмолился Жора, - за такое и
уволить могут.
   Софья Львовна кивнула. В первую очередь это было в ее интересах.
   Вспоминая эту  историю,  пожилая  дама  разнервничалась  так,  словно
происшествие произошло сегодня утром. Ее  щеки  и  лоб  покрыли  красные
пятна, а голос предательски дрожал.
   - Нет, Георгий Андреевич не вор, понимаете?
   - Честно говоря, не слишком.
   - Письмо Достоевского он вынес совершенно незаметно.  Даже  в  случае
поднявшегося шума он всегда мог развести руками и  заявить:  ?Ничего  не
знаю, ничего не видел, ничего не  слышал,  отдал  Софье  Львовне  папку,
получил печать и ушел?. Какие претензии? И все. Забрал бы документ себе!
   - Но зачем ему старое, никому не нужное письмо? - удивилась я.
   Дама посмотрела на меня и глубоко вздохнула.
   - Милая, совсем недавно одно из писем Тургенева к Виардо, слышали про
таких людей?..
   - Конечно, - слегка обиженно ответила я, - может, я и не имею высшего
образования, но кое-какие книги читала. Великий  русский  писатель  Иван
Тургенев всю жизнь любил певицу Полину Виардо, но она была женой другого
человека...
   - Так вот, - перебила меня Софья Львовна, - это, по вашему выражению,
старое, никому  не  нужное  письмо  ушло  с  аукциона  за  двести  тысяч
долларов.
   Я чуть не уронила чашку с омерзительным растворимым кофе.
   - За сколько?
   - Последняя цена оказалась двести тысяч в американской валюте. Теперь
понимаете? Георгий Андреевич мог  элементарно  продать  то,  что  вынес.
Устроители аукционов свято блюдут тайну сдатчиков вещей, имен и  фамилий
не   назовут   никому,   даже   правоохранительным    органам,    сумеют
выкрутиться... Но он принес документ назад, и  мы  потихонечку  положили
его в папку. Радько оказался честным человеком, не все выдерживали такую
проверку. И теперь скажите, мог ли он таскать у людей деньги?
   Я пожала плечами. Всякое бывает. Хотя  Жорка,  работая  всю  жизнь  в
архиве, великолепно понимал, какой лакомый кусок  случайно  упал  ему  в
руки. Действительно, странно.
   - Вот, - радостно  сообщила  Лена,  влетая  в  комнату,  -  извините,
задержалась, зато нарыла все телефоны Гали Щербаковой.  Держите,  небось
она на работе.
   - Куда Галина пристроилась? - полюбопытствовала Софья  Львовна.  Лена
рассмеялась.
   - Лучше вам не знать! Она теперь в фирме Овалова, слышали?
   -  Нет,  никогда,  -  изумилась  ее  коллега,  -  и  чем  занимается?
Антиквариатом торгует или раритетными книгами?
   Лена продолжала веселиться.
   - Да нет, эта контора устраивает гастроли артистов эстрады.
   - Ужасно,  -  прошептала  Софья  Львовна,  -  бедная  Галочка,  такая
интеллигентная, тонкая, из хорошей  семьи,  папа  -  профессор,  мама  -
преподаватель иностранных языков, и  попала  в  совершенно  неподходящее
место.
   - Кушать захочешь - и не то еще сделаешь, - философски заметила Лена,
пододвигая мне телефон, - вот, позвоните ей прямо сейчас, она небось  на
месте.
   Я подавила улыбку и стала накручивать диск  древнего  аппарата.  Лена
терпеть не может Жорку и горит желанием ему навредить. Ей очень хочется,
чтобы я нашла его и стребовала с него денежки за испорченную квартиру по
полной программе.
   - Говорите, - донеслось из трубки.
   - Позовите, пожалуйста, Щербакову.
   - Это кто такая? Как ее зовут?
   - Галина.., э...
   - Максимовна, - быстро подсказала Софья Львовна.
   - Галина Максимовна, - подхватила я.
   - Раису Максимовну знал, а  про  Галину  не  слышал,  -  хихикнули  в
трубке, - эй, ребята, кто у нас Галина Максимовна Щербакова?
   Видно, ему ответили, потому что юноша противно заржал.
   - Галка, что ли, нужна? Целка-невидимка, да?
   - Кто? - растерялась я.
   Только не надо думать, что  я  не  поняла  его  последних  слов.  Мое
детство в основном прошло на  улице,  сами  понимаете,  какие  выражения
застряли  в  голове,  да  еще  Раиса,  напившись,  начинала   выступать,
значительно пополняя знания ненормативной лексики своей  падчерицы.  Так
что, если надо, я спокойно  переругаю  портового  грузчика,  но  мне  не
нравится манера людей материться по каждому поводу и  без  оного.  И  уж
совсем удивительно, что совершенно незнакомый  парень  разговаривает  по
телефону в таком духе. Но юноша, не испытывая  ни  малейшего  стеснения,
спокойно продолжал:
   - Носится тут где-то!
   - Позовите ее, пожалуйста.
   - Где я ее тебе.., искать буду? Я же  не...,  чтобы  по  всем  этажам
летать. Оставь номерок, передам, ежели столкнусь.
   - Подскажите ваш адрес.
   - Березовский переулок, шесть.
   - И часы работы...
   - Чего?
   - Ну, когда у вас обед и во сколько сотрудники по  домам  расходятся.
Мне не очень хочется прийти, когда никого нет.
   - В  сумасшедшем  доме  обеда  не  бывает,  -  грохнул  парень,  -  а
разбегаются тут только тогда, когда Ленька нас на.., пошлет, но  он  это
раньше полуночи не делает!
   Я  повесила  трубку,  попрощалась  с  милыми  дамами  из   архива   и
отправилась в Березовский переулок.

Глава 11

   Роскошная дверь из цельного дуба легко поддалась.  Я  ступила  внутрь
здания, ожидая  увидеть  бдительного  дежурного.  Но  нет,  никого  даже
отдаленно похожего на секьюрити тут не нашлось. По  светлому  ковролину,
устилавшему коридор, носились весьма колоритные особы.  Глаза  выхватили
из копошащейся толпы парня лет двадцати пяти,  одетого  в  пончо,  потом
прошмыгнула мускулистая девица с длинными кудрявыми волосами,  стянутыми
на затылке резинкой. Из-под юбчонки в  красно-синюю  клетку  выглядывали
тощие,  мосластые,  волосатые  ножки,  обутые  в  кроссовки  гигантского
размера. У девушки был явно нарушен гормональный фон, я бы на  ее  месте
схватилась за бритву или купила эпилятор. Но тут к ней подлетела  другая
девочка в расшитых джинсах, чудом державшихся  на  тощеватых  бедрах,  и
заверещала:
   - Димка, верни немедленно радиомикрофон.
   Девица в клетчатой юбчонке обернулась, я уставилась на ее физиономию,
украшенную густыми усами и бородой. Оказывается, это мужчина, обряженный
в килт.  Удивление  было  столь  огромным,  что  на  женщину  в  кожаных
мини-шортах и голубом бюстгальтере  я  не  обратила  никакого  внимания.
Впрочем, добрая половина лиц женского пола сверху оказалась  облачена  в
нижнее  белье  или   такую   одежду,   которая   сильно   смахивала   на
полупрозрачные ночнушки. И все это бегало, размахивало руками, кричало и
материлось.
   Изловчившись,  я  выудила  из   эпицентра   людского   потока   самую
симпатичную личность, девушку, одетую в простые голубые джинсы  и  белую
футболку без всяких излишеств.
   - Будьте любезны...
   Девушка подняла на меня затуманенный взор и прошептала:
   - Они хотят шесть стульев непременно с  красной  обивкой,  два  ящика
?Перье? и отварной редьки шесть кило. Ну, предположим, стулья я  достану
без проблем, смотаюсь в ?Три кита?, и дело в шляпе. ?Перье? купить,  как
два пальца обплевать, в  любом  супермаркете.  Но  редька!!!  Во-первых,
какая, черная или зеленая? Во-вторых, как ее  готовить?  Варить  сколько
времени? Ты не знаешь?
   - Нет, - обалдев, ответила я. - Насколько понимаю, этот овощ трут  на
терке, а потом заправляют маслом или майонезом, кому как нравится. Варят
репу, вы, наверное, перепутали.
   - Нет, - со слезами  на  глазах  воскликнула  собеседница,  -  именно
редька, им подавай ее в отварном виде! Ну, козлы, .., .., идиоты,...!
   - Кто? - попятилась я.
   - ?Зеленые попугаи?, - пояснила  девица,  -  желают  красные  стулья,
?Перье? и редьку. С ума сойти. ?Железные черви? и те были лучше,  только
селедку в пиве потребовали.
   У меня к горлу подступила тошнота, а перед глазами  тут  же  возникла
картина. Волнистые попугайчики, сидящие на красных стульях, одним крылом
ловко подносят к клювам бутылки с минеральной  водой,  а  другим  ломают
отварной овощ. Внизу, на полу, стоит чан с селедкой, залитой пивом.  Там
же устроились и довольно большие дождевые червяки в  панцирях,  время  о
времени заползающие в емкость. Было от чего рехнуться!
   - Тебе чего надо? - забыла о своих бедах девчонка.
   - Где найти Галину Щербакову?
   - Щербакова, Щербакова, Галина а Галку! Ступай  сюда,  потом  налево,
затем прямо, на второй  этаж,  снова  влево,  через  буфет,  дойдешь  до
приемной козла, ее дверь следующая, покедова, больше не могу, опаздываю!
   И она умчалась, выкрикивая на ходу:
   - Кто знает, как варить редьку?
   Я двинулась в путь,  боясь  забыть  описание  дороги:  влево,  прямо,
второй этаж,  налево  буфет  миновав  комнату,  где  торговали  кофе,  я
уперлась в дверь с табличкой ?Приемная Котова?, но напротив имелась  еще
одна дверь с вывеской ?Приемная Дардыкина?.
   Пришлось вновь вылавливать из толпы аборигена. На  этот  раз  попался
парнишка  в  красных  слаксах  и  сетчатой  футболке.  Решив  особо   не
церемониться, я поинтересовалась:
   - Кто из них козел? Дардыкин или Котов?
   - Оба гниды, - пожал плечами юноша.
   - Нет, - уперлась я, - речь идет не о вшах, а о  козлах!  Кто  больше
его напоминает?
   Парень выпятил нижнюю губу и сообщил:
   - Дардыкин, а Котов, но, пожалуй,  он  козел,  а  Дардыкин  отстойный
обмылок.
   Я обрадовалась  и  осмотрела  коридор,  отлично,  вот  нужная  дверь,
наверное, стучать тут не принято.
   В  небольшом  кабинетике  сидела  женщина  лет  сорока  с  совершенно
несчастным лицом, держащая трубку у уха.
   - Вы Щербакова?
   Галина прикрыла рукой микрофон и тихо сказала:
   - Сделайте любезность, присядьте! Я  обрадовалась.  Слава  богу,  она
разговаривает, как нормальный человек! Устроившись  на  стуле,  я  стала
поджидать, пока дама освободится. Галина тем временем журчала в трубку:
   - Еще ему нужен лимузин, белый,  с  красными  сиденьями,  водитель  в
возрасте от тридцати  пяти  до  сорока.  Шофер  не  должен  пользоваться
одеколоном, иначе Дугласа стошнит. Минеральная вода,  коньяк  и  лимоны.
Кроме того, десять банок собачьих консервов,  только  фирмы  ?Пурина?  и
только говяжьих. Нет, Дуглас не питается этим кормом, он вообще мяса  не
ест, предпочитает рыбу, но возит с собой собачку,  чау-чау,  Долли,  это
для нее. Еще папайя, три кило.  Как  нет?  Вы  что?  Достаньте!  Что  за
разговор? Ах так! Ну погодите, сейчас!
   Тонкой бледной рукой она пошарила на столе.
   - Где она? Ага, вот, слушайте. Имей в виду гнутый, если у Дугласа  не
будет папайи, весь твой концерт накроется, усек?
   Потом она швырнула трубку,  выдвинула  ящик,  вытащила  валокордин  и
принялась капать его в стакан.
   Я подождала, пока она примет лекарство, и улыбнулась.
   - У вас ругательства записаны на бумажке? Так не помните?
   Неожиданно Галя бурно зарыдала, я быстро налила из бутылки,  стоявшей
на столе, воду и протянула ей:
   - Выпейте.
   Женщина покорно сделала несколько глотков и сказала:
   - Меня из-за заслуженной иерихонской трубы России  выгонят,  придется
на биржу идти.
   - Из-за кого?
   - Певец есть такой, Дуглас, неужели по телевизору не видели? Орет как
полоумный.
   - А почему выгонят? Галя грустно пояснила:
   - Не подхожу я для такой работы. Эта  контора  занимается  гастролями
артистов, ну, мы должны предусмотреть все. Допустим, Киркоров ростом два
метра, следовательно, надо  предупредить  гостиницы  о  размере  кровати
?кинг  сайз?!  Еще  обязательно  объяснить   принимающей   стороне   все
требования к звуку, освещению, гримеркам. Потом  начинается!  Один  пьет
?Святой источник? с газом, другому подавай ?Эвиан? без пузырьков, третий
желает коньяк, но обязательно  ?Хенесси?  V.S.O.P.  Подтанцовки  требуют
шоколад определенной  марки,  подпевки  гоголь-моголь  из  гусиных  яиц.
Звезда начинает растопыривать пальцы и кривить нос при  виде  гостиницы.
Занавески в номере  только  голубые,  подушек  восемь,  сортир  чтобы  с
розовым сиденьем, а  туалетная  бумага  синяя,  в  зеленую  крапинку.  Я
обязана заставить принимающую сторону все  это  обеспечить,  или  купить
самой, или  припереть,  допустим,  в  городок  Малые  Вяземы,  иначе  их
эстрадные величества распсихуются и откажутся петь, плясать  и  веселить
народ. Кстати, настоящие звезды совершенно не выпендриваются.
   Вот, рассказывали мне, Алла Борисовна Пугачева, уж звездее не бывает,
прибыла в городишко, не помню какой. За кулисами туалета  не  оказалось,
надо идти сквозь толпу к деревянной будке типа сортир. И что? Примадонна
в  платок  замоталась,  чтобы  народ  не  узнал,  и  почапала.   Местная
администрация давай  извиняться,  а  Аллочка  тихо  так  ответила:  ?Вы,
конечно, жуткие  говнюки,  могли  уж  биотуалет  купить,  но  люди  ведь
заплатили за билеты, они ко мне пришли, я концерты никогда не  отменяю?.
Вот это профессионализм! Впрочем,  и  Орбакайте,  и  Газманов,  и  Алена
Свиридова, и Гурцкая без всяких закидонов, только по делу, их волнует не
марка автомобиля, поданного к трапу, а звук,  свет,  электророзетки  для
инструментов, одним словом, то, как пройдет концерт. Зато те, кто только
выполз на сцену... О! Тут по полной программе. Чем моложе  и  неопытней,
тем сильней раздувают щеки. Вот, Андрей Раков, слышали про такого?
   - Нет.
   - То-то и оно! Пять минут поет, а гонору! Лимузин, номер  люкс,  ящик
коньяка, синий халат, розовые  тапки,  креветки  с  дыней  и,  заметьте,
никаких просьб с профессиональной стороны! Да и  понятно,  рот  разевает
под фанеру! Теперь вот Дуглас; Взбрело  ему  в  голову  папайю  есть!  А
принимающая сторона идиотничает, делает вид, что  первый  раз  про  этот
овощ или фрукт, уж не знаю, как правильно, слыш