ть  вкуснее?  -
понеслось из динамика.
   Я тяжело вздохнула -  попала  на  рекламный  блок.  Интересно,  люди,
которые придумывают все эти слоганы, призывы и броские  фразы,  сами  их
слушают? Что может  быть  вкуснее  коробки  шоколадных  конфет?  Вкуснее
коробки могут быть конфеты. Нет, все-таки у  людей  начисто  отсутствует
здравый смысл. Вчера заглянула на рынок и, идя по  ряду,  где  продается
сантехника, увидела ценник ?Унитаз сидячий на одну персону?.  Был  позыв
подойти к продавцу и спросить:
   - Парень, а мне нужен стоячий, для двоих, где купить?
   Но я подавила идиотское желание и отправилась за мясом.  И  вообще  у
рекламщиков мало фантазии. Взять хотя  бы  компанию  ?Кока-кола?,  вечно
предлагает одно и то же: откройте пробку и загляните в нее с  ?изнанки?,
а уж там автомобили, поездки за рубеж, магнитофоны, самокаты. Впрочем, и
другие производители делают то же самое.
   Одно время люди в надежде на удачу кинулись скупать бутылки,  я  сама
собрала штук сорок наклеек от йогурта, пока  сообразила:  мне  постоянно
попадается изображение заднего колеса от велосипеда, переднего  не  было
ни разу. И вообще, если  сложить  все  деньги,  потраченные  на  йогурт,
запросто можно самой купить велосипед.
   Очевидно, эта простая истина пришла в голову не  только  мне,  потому
что наши знакомые перестали ?покупаться? на рекламные акции. Но ведь  та
же ?Кока-кола?, например, все продолжает заманивать нас призами. Нет  бы
создать что-нибудь новенькое,  оригинальное.  Вот  мне  вчера  в  голову
пришла дельная  мысль,  я  придумала  неожиданный  поворот  в  рекламной
кампании. Как вам  понравится  такая  идея:  ?Покупайте  кока-колу,  под
каждой двадцатой пробкой водка?. Гарантирую, что  через  день  в  Москве
возникнет дефицит прохладительных напитков.
   Я щелкнула пультом, телевизор погас. Часы показывали два  часа  ночи,
все в доме спали, только на меня напала бессонница. Наверное, это  из-за
духоты. Май, дышать нечем, жарко, в воздухе висит бензиновый смог. Лучше
всего сейчас на даче, и она у нас есть, близко от МКАД,  можно  спокойно
ездить на работу. Но наша семья проводит время в городе.  Причина  легко
объяснима. Моя подруга Тамара ждет ребенка, и ее муж Семен категорически
заявил:
   - Нет уж, не дай бог начнутся роды, что будем делать на даче?
   Томочка робко сказала:
   - Но Сенечка, у Кристины  на  майские  праздники  будет  нечто  вроде
каникул, как же она в городе?
   - Ничего, - рявкнул всегда ласковый Сеня, отправлю ее в дом отдыха.
   - Не надо, - перепугалась Крися, - лучше дома, да  и  мне  совсем  не
нравится на даче, тоска, никого знакомых - Нет, - упорствовала  Тома,  -
ребенку лучше на воздухе, в случае чего вызовем ?Скорую?, позвоним  тебе
на мобильный!
   Сеня посинел и железным тоном произнес:
   - Я сказал в городе, значит, в городе.  Вот  поэтому  мы  и  сидим  в
раскаленной Москве, а не в прохладном Подмосковье. По  расчетам  врачей,
Томуська должна была стать матерью третьего-четвертого мая,  но  сегодня
пятое, вернее, уже шестое,  но  никаких  признаков  надвигающихся  родов
незаметно. Тамарочка весела, как пташка, бодро хлопочет у плиты и на все
мои просьбы пойти полежать отмахивается со словами:
   -  Сейчас,  сейчас,  вот  только  суп  сварю.  Но  процесс  строгания
ингредиентов для вкусного супа занимает в нашей семье прорву времени, уж
очень много народа живет в квартире: Томочка, ее  муж  Семен,  Кристина,
дочка Сени от первого брака, я и мой супруг Олег Куприн.
   Наша квартира состоит из двух, и теоретически мы можем закрыть дверь,
которая ведет из общей гостиной на нашу половину, и  остаться  с  Олегом
вдвоем. Но практически такого не делали ни разу.  Я  и  Томочка  провели
вместе детство, юность и большую часть  зрелых  лет  и  теперь  искренно
считаем себя сестрами, хотя кровного родства между нами нет. А  остаться
с моим супругом наедине  невозможно  по  одной  простой  причине  -  его
никогда нет дома. Олег работает в милиции, он следователь, и я не  стану
вам рассказывать, сколь тяжела  ноша  жены  того,  кто  решил  с  корнем
вырвать преступность в столице. Несмотря на, скажем так, зрелый возраст,
Олег не растерял романтических настроений и абсолютно уверен,  что  ?вор
должен  сидеть  в  тюрьме?.  Впрочем,  насильник,  грабитель,  убийца  и
мошенник тоже.
   - Есть же страны, - горячась, говорит муж, - в которых люди  даже  не
запирают на ночь двери. Там не крадут машины,  не  грабят  квартиры,  не
убивают на улицах. Очень хочу, чтобы Москва стала такой.
   Я, услышав подобное высказывание, как правило, молчу.
   Ехидный Семен однажды не утерпел и спросил:
   - Ну-ка назови, что же это за страна такая  всеобщего  благоденствия,
Эльдорадо, что ли?
   - Почему? - возразил Олег. - Эмираты, к примеру.
   Сеня захохотал.
   - Да там, если чужой кошелек стырил, руку отрубают, ежели убил  кого,
на рыночной площади вешают. Сам видел, ездил пару  лет  назад  отдыхать,
вышел в город, мама родная! Виселица! Чуть  не  умер.  Вот  если  у  нас
подобную ответственность введут, то и тюрьмы  освободятся,  и  охотников
разбойничать не станет.
   Олег начал возмущенно  спорить  с  приятелем,  мой  муж  -  противник
смертной казни, и они, как всегда, переругались. Мы с Тамарой никогда не
вмешиваемся в их разговоры, пусть дерутся без  нас.  Каким  образом  мы,
такие разные, оказались вместе и зажили одной семьей, отдельная история.
Рассказывала ее раньше и повторять не стану .
   Я распахнула окно и высунулась наружу. Воздух, словно  пар  в  сауне,
застыл в неподвижности.
   Было очень тихо, в соседнем доме горело только одно окно.  Во  дворе,
естественно, никого не было, лишь у забора  шевелилась  какая-то  масса.
Очевидно, бродячие собаки, воспользовавшись тотальным отсутствием людей,
решили справить бурную свадьбу. Но уже через секунду,  приглядевшись,  я
поняла, что  темные  тени,  беззвучно  двигающиеся  у  гаражей,  это  не
животные,   а   люди.   Точнее,   мужчины.   Сгрудившись   вместе,   они
сосредоточенно пинали что-то, типа большого мешка, ногами.  На  какую-то
секунду  человеческий  клубок  распался,  и  я   сообразила,   что   они
исступленно колотят ботинками распростертое на асфальте тело.
   - Эй, - завопила я, -  ну-ка,  прекратите  немедленно!  Думаете,  все
спят, сейчас милицию вызову!
   Услышав мой голос, грабители, а  это  скорей  всего  были  маргиналы,
решившие ограбить припозднившегося  прохожего,  словно  стая  испуганных
грифов, шарахнулись в сторону и исчезли. На дороге остался  лежать  лишь
несчастный избитый дядька.
   - Вам плохо? - проорала я. Ответа не последовало.
   - Эй, вы живы?
   И снова тишина. Небось бедолагу сильно покалечили, если он  молчит  и
не шевелится. В ?Скорую помощь? я дозвонилась с третьего раза, в милиции
трубку  сняли  на  сороковой  звонок  и  весьма  вяло  отреагировали  на
сообщение о том, что на вверенном им участке  отмечен  факт  безобразия.
Лучше всего было бы заставить Олега общаться с  коллегами,  но  он,  как
назло, укатил на два дня в Питер, в командировку.
   Исполнив гражданский долг, я вновь высунулась в окно.  Кажется,  тело
лежит в иной позе. Бедный мужчина, он ведь не знает, что  я  позвала  на
помощь, и пытается отползти  с  места  происшествия.  Схватив  ключи,  я
ринулась вниз.
   То, что человек скорей мертв, чем жив, стало ясно сразу. Он был  весь
в крови и  никак  не  прореагировал,  когда  я  присела  возле  него  на
корточки. Лицо его, покрытое ссадинами, страшное, какое-то  раздувшееся,
показалось мне отчего-то знакомым.
   - Вы не волнуйтесь, - нарочито бодрым голосом произнесла я, -  сейчас
приедет врач и вас живо вылечит. Скорей всего, ерундовое дело.  Ну  пара
синяков вскочит!
   Мужчина молчал. Я сначала перепугалась, решив, что он умер, но  потом
увидела, что грудь несчастного медленно опускается и подымается. Значит,
дышит.
   - Лежите спокойно, - продолжила я идиотские речи, -  сейчас  людей  с
того света вытаскивают, по кусочкам собирают, не  волнуйтесь!  На  дворе
май, но очень жарко,  вам  не  грозит  простудиться.  Вот  если  бы  вас
отдубасили в декабре, тогда да, страшно валяться на асфальте.
   Внезапно избитый приоткрыл глаза.
   - Вот видите, - воодушевилась я, - вам уже лучше!
   Мужчина с трудом разлепил губы:
   - Вилка... Ты... Откуда...
   Я так и подскочила на месте. Родители дали мне  дурацкое  имя  Виола,
что в сочетании с фамилией Тараканова звучит, ну согласитесь, не слишком
привлекательно. Все знакомые рано или поздно начинают звать меня  просто
Вилка. Значит, я знаю этого несчастного, но откуда?
   - Вилка, - хрипел мужик, задыхаясь, - влезь мне в карман.
   Я сунула руку в его брюки.
   - Нет, - сипел несчастный, - расстегни ремень, с внутренней  стороны,
внизу, почти на брючине, справа, потайной кармашек на молнии.
   Я покорно выполнила его просьбу и  на  самом  деле  обнаружила  нечто
плоское, оказавшееся при  более  детальном  рассмотрении  самой  обычной
дискетой, только не черного, а красного цвета.
   - Отнеси, - с видимым трудом бормотал  избитый,  -  только  Ритке  не
говори, умоляю...
   - Куда нести? - я решила поддержать разговор, недоумевая,  кто  такая
Рита.
   - Завтра, в три  часа  дня,  возле  памятника  Пушкину  на  Тверской,
женщина придет, Лариса...
   - И как я ее узнаю?
   - Возьмешь в правую руку  новый  номер  журнала  ?Отдохни?,  встанешь
справа от монумента и жди, она сама подойдет, только  никому  ни  слова,
особенно Ритке.
   - Ладно.
   - Нет, поклянись.
   Я  не  очень  люблю  произносить  торжественные  обещания,  в   самую
драматическую минуту меня начинает разбирать смех. Из-за  этого  меня  в
третьем классе не приняли в пионеры. Когда на сцену, где стояла  шеренга
детей, одетых по случаю праздника в белые  рубашечки  и  блузочки,  влез
ветеран и козлиным голосом заблеял о том, как мы должны быть  благодарны
партии и правительству за счастливое детство, я начала хихикать. Сколько
ни щипала меня Томуська за ногу, сколько ни шипела:
   "Немедленно прекрати?, - не помогло.
   В результате красные галстуки получили  все,  кроме  меня,  и  мачеха
Раиса была вызвана к  директору.  Назад  она  вернулась  потная,  слегка
пьяноватая, швырнула на стол пакетик карамелек и сказала:
   - Ешь, Вилка, забудь про ихнюю обиду. Ишь, чего удумали,  за  хорошее
настроение ребенка наказать, уроды! Я так и сказала твоему директору:
   "Что ж она, когда галстук повязывают, рыдать должна?"
   - А  он?  -  замирая,  поинтересовалась  я.  Директор  казался  таким
всемогущим, всесильным. Раиса  вытащила  из  сумки  шкалик,  плеснула  в
стакан, ловко опрокинула содержимое в рот и с чувством произнесла:
   - Хватает, зараза, прямо горло обожгло. А он заявил, что  сообщит  по
моему месту работы о том, что я  не  умею  воспитывать  ребенка  в  духе
социалистических идеалов.
   - А ты?
   - А я, - хмыкнула Раиса и снова наполнила стакан,  -  а  я  ответила,
звони куда хочешь, хрен моржовый, на мое место никто  не  зарится.  Мало
охотников-то с тряпкой по подъездам бегать да лестницы тереть. А девочку
мою более не трожь, не то я тоже найду куда  пойти  и  сказать,  что  ты
моево ребенка обучить как следовает не смог! Какой  с  меня  спрос?  Три
класса всего и закончила, ничего не знаю,  это  вы  ее  до  ума  довести
взялися. Так-то!
   Я сидела с раскрытым ртом, восхищаясь  мачехой.  Та  спокойно  допила
бутылку, плохо слушающимися руками вытащила из  сумки  красный  галстук,
мятый, словно его жевала корова, и заплетающимся языком произнесла:
   - Накось, завтрева повяжи на шею и ступай спокойно в школу,  пионерка
ты теперича, выросла совсем.
   Затем она пошатнулась  и  рухнула  на  диван.  Я  притащила  подушки,
подсунула их под голову Раисы и накинула на оглушительно  храпящую  бабу
одеяло. Мне частенько доставались от мачехи тычки и  затрещины,  но  она
меня любила.
   Гадкую привычку смеяться во время  самых  торжественных  церемоний  я
искоренить не сумела. Последний раз  идиотски  хихикала  в  тот  момент,
когда Олег  старательно  натягивал  мне  на  палец  обручальное  кольцо.
Поэтому сейчас, сидя на корточках возле лежащего в  луже  крови  мужика,
мне совсем не хотелось произносить какие-нибудь  клятвы.  Но  несчастный
очень нервничал и настаивал:
   - Поклянись! Ну, Вилка!
   - Чтоб мне сдохнуть, - осторожно произнесла я.
   - Не говори Ритке, это она...
   - Никогда, - спокойно пообещала я, совершенно не зная, кто он  и  кто
такая Рита.
   - Вообще никому, - затухающим  голосом  бормотал  бедняга,  -  ментам
ни-ни, отнеси. Вилка, Христом-богом прошу, иначе мне плохо будет!
   На мой взгляд, ему уже было достаточно нехорошо, просто хуже некуда.
   - Отнеси...
   - Хорошо, хорошо, не переживай.
   - Не забудь...
   - Все будет в порядке.
   - Ритке...
   - Ничего не скажу, пусть она меня режет!
   - Менты... Ментам не надо...
   - Ни за что, - соглашалась я. Несчастный закрыл глаза и захрипел.
   - Эй, эй, - испугалась я, - погоди, поговори еще!
   Но парню стало совсем невмоготу, и тут разом прибыли ?Скорая  помощь?
и милиция. Избитого, чуть живого, несчастного увезли в больницу. Один из
ребяток в форме  начал  опрос  свидетельницы,  то  бишь  меня.  Сержант,
поминутно зевая, записал мои паспортные  данные,  потом  молча  выслушал
рассказ о подсмотренной драке и без всякого энтузиазма спросил:
   - Значит, личности потерпевшего не знаете?
   - Нет.
   - Ага, - кивнул парень, потом вытащил бордовую книжечку и сообщил:
   - А ведь он с вами в одном доме прописан.
   Я слегка удивилась, в башне, правда, много квартир, но  лица  соседей
примелькались.
   - Радько Георгий Андреевич, - продолжил тем временем сержант, - женат
на Маргарите Сергеевне...
   - Жора! - закричала я.
   - Так вы знаете потерпевшего?
   - Конечно, очень хорошо, его квартира над нами. И с ним знакома, и  с
Ритой...
   - Ага, а говорили, что никогда не встречались.
   - Я не поняла, что это он, лицо сильно изуродовано, то-то он меня  по
имени позвал...
   - И что сказал? - быстро отреагировал парень.
   Я прикусила язык и пожала плечами.
   - Ничего особенного, просто шептал: ?Вилка, Вилка?. Меня  так  друзья
зовут. Вот оно как, он меня узнал, а я его нет.
   - Ну у вас-то на лице  никаких  изменений  не  случилось,  -  резонно
заметил паренек и зевнул вновь. Ему  явно  хотелось  спать,  и  не  было
совершенно  никакого  желания  вешать  на  родное  отделение   очередной
?висяк?. А дело об  избиении  человека,  да  еще  ночью,  бомжами  мигом
попадает в разряд нераскрываемых и портит всю статистику. На  пухлогубом
лице сержанта явственно читался не высказанный вслух  упрек.  Ну  какого
черта эта тетка не спит по ночам, а смотрит  в  окно?  Подрались  мужики
спокойно и разошлись, ан нет, теперь придется начинать следствие, а  все
из-за глупой бабы, на которую некстати напала бессонница.
   - Вы, гражданка, - сурово велел юноша, - ступайте  себе  спокойно  по
месту прописки. Вам позвонят, когда надо будет!
   Бело-синий ?газик?, дребезжа всеми внутренностями и одышливо  кашляя,
поехал в сторону проспекта. Я побрела домой. Бедный Жорка,  за  что  его
так? Неужели из-за этой дискеты?  Интересно,  какая  на  ней  содержится
информация? Отчего  Жора  нес  ее  не  в  сумке,  а  в  потайном,  хитро
расположенном кармане? Я  доехала  до  своей  квартиры,  потом,  подумав
секунду, поднялась на этаж выше. Надо сказать Ритке, что Жора  отправлен
в больницу.

Глава 2

   Не успела я нажать на звонок, как дверь распахнулась, и  мне  в  лицо
выплеснулась холодная жидкость. От неожиданности я  чуть  не  упала,  но
потом, встряхнувшись, словно собака после дождя, сказала:
   - Ты чего, Ритка, белены объелась?
   Соседка поставила на пол ведро и запричитала:
   - Ой, Вилка, прости бога ради, думала мой кобель домой вернулся, чтоб
ему ни дна, ни покрышки, гад ползучий, все по бабам шляется.
   Вставить хотя бы слово в поток, который выливался изо рта Ритки, было
невозможно, и пришлось дать ей возможность выпустить первый пар.
   - Вечно брешет, что у него клиенты, - тарахтела Рита, - утром дрыхнет
до полудня, потом, как старая  бабка,  телик  глядит,  а  после  четырех
подхватится и уносится. А домой, спасибо, если к трем  ночи  придет.  Ну
какие такие клиенты?
   - Действительно, - вклинилась я в ее речь, воспользовавшись тем,  что
Ритка на секунду остановилась, чтобы набрать полную  грудь  воздуха  для
нового раунда, - и в самом деле, при чем тут какие-то клиенты, он  же  у
тебя в архиве работает!
   - О господи, - всплеснула руками Рита, - да его хранилище сотрудникам
по двести пятьдесят рублей в месяц платит! А в последнее время  и  вовсе
всех по домам распустили. Директор им сказал:
   "Сидите, ребята, до лучших времен  в  неоплачиваемом  отпуске.  Авось
через какое-то время жизнь наладится?.  Ну  народ  и  побежал  в  разные
стороны, кто куда мог. У всех семьи, дети. Вон Иван Сергеевич  на  рынке
встал, дрянью торгует, Ольга Михалева в школу учительницей пристроилась,
Женя Зинченко с газетами у метро топчется. Все выжить  хотят,  один  мой
губы кривил: ?Извини, Рита, но я кандидат наук, из архива уйти не  могу,
кто-то же должен думать не о своем животе, а о потомках! Историю следует
сохранить!"
   Ритка  на  секунду  остановилась,  я  попыталась  было  сообщить   ей
неприятную новость:
   - Тут такое дело...
   Но соседка, очевидно,  слишком  долго  копила  в  себе  информацию  о
ленивом супруге,  потому  что  понеслась  дальше,  не  обращая  на  меня
никакого внимания:
   - История! Уржаться можно! Кушать-то сейчас хочется! Вон, я Катьку  к
родителям отправила!
   Виданное ли дело, сидим на шее у двух пенсионеров! Уж я Жорку грызла,
грызла и догрызла. Нашел он  работу.  Из  архива  увольняться  не  стал,
трудовая там лежит. Это и правильно, а сам пошел в  страховую  компанию,
агентом на проценте. Кстати, тебе не надо чего  застраховать?  Квартиру,
машину...  Или  жизнь?  Знаешь,  выгодные  условия:  если   помрешь   от
предусмотренного случая, Тамарка хорошие деньги получит, и  на  похороны
хватит, и на поминки останется...
   Я обозлилась и перестала деликатно ждать, пока соседка заткнется сама
по себе.
   - Твоего мужа только что увезли на ?Скорой?  в  Склифосовского.  Рита
попятилась.
   - Почему?
   - Избили его во дворе, у гаражей, бомжи.
   - Ой, мамочка, - заметалась по коридору  Рита,  -  делать,  делать-то
что? Как туда добраться? Я попыталась ее успокоить:
   - Утром поедешь, сейчас небось  там  двери  закрыты,  никто  тебя  не
пустит.
   - Господи, - запричитала Рита,  -  ну  за  что  мне  одни  несчастья?
Сначала у Катьки в аквариуме все  рыбки  передохли,  а  теперь  Жорка  в
больнице!
   На мой взгляд, два этих события  были  совершенно  несопоставимы,  но
Ритка принялась рыться в сумке, безостановочно ноя:
   - Господи, бедные рыбки, а ведь я хорошо за ними ухаживала.
   Через пару минут она сказала:
   - Слышь, Вилка, дай рублей пятьсот до двадцатого.
   Я тяжело вздохнула. За последний месяц Рита уже три раза прибегала ко
мне с подобной просьбой, правда, брала маленькие суммы, не больше сотни,
но она их не вернула. Видя мои  колебания,  Ритка  со  слезой  в  голосе
заявила:
   - Сама знаешь, врачам сунуть надо, иначе в коридоре бросят  и  ни  за
что не подойдут!
   - Ладно, - вздохнула я, - пошли к нам. В холле ярко горели все  шесть
рожков у люстры. Я удивилась, уходила тихо, чтобы не разбудить домашних,
и не зажигала света. Но тут из коридора  вывернула  бледная  Томуська  с
ворохом постельного белья в руках.
   - Что случилось? - насторожилась я. Подруга смущенно заулыбалась.
   - Ты не спишь? Чего так?
   - Рита денег в долг просит, - я решила не  рассказывать  Томочке  всю
правду, незачем ей знать пока  про  то,  как  избили  Жорку,  -  пятьсот
рублей.
   Тамара, совершенно  не  удивившись  тому,  что  соседка  заявилась  с
подобной просьбой в три утра, быст