Очевидно, местные жители использовали овраг вместо помойки. Сейчас там валялась гора хлама; доски, пустые упаковки, рваные пакеты, ботинки, брюки... Постойте-ка! Штиблеты и джинсы не сами по себе, они надеты на мужчину, который преспокойно спит на горе объедков. Похоже, Мишка найден.
     - Эй, проснитесь!
     Никакого ответа не последовало.
     - Миша, хочешь выпить?
     Неожиданно парень зашевелился и сел.
     - Кто орет? - поинтересовался он вполне трезвым голосом.
     - Хочешь выпить? - снова предложила я.
     - Давай.
     - Сначала поработать надо.
     - Делать чего?
     - Бак на крыше водой налить.
     - Ща, в пять минут.
     Алкоголик ловко, словно кошка, вскарабкался наверх. Вблизи он оказался совсем молодым, красивым парнем. Белокурые волосы, голубые глаза, слегка курносый нос. Вот только шевелюра была не мыта, скорей всего, с Нового года, а красные веки моментально выдавали пьяницу.
     - Тебе сколько лет? - поинтересовалась я.
     - Восемнадцать, - охотно ответил Миша, распространяя вокруг крепкий запах алкоголя, - осенью в армию пойду, пить брошу, на шофера выучусь. Армия людям путевку в жизнь дает.
     - Хорошая перспектива, - кивнула я, - значит, так, если ты берешься нам каждый день привозить воду и наполнять бак на крыше, то получишь деньги.
     Только не сразу, а в конце лета, всю сумму целиком заплатим, иначе пьянствовать начнешь.
     Миша хмыкнул.
     - Так какая разница! Пропить все сразу или по частям?
     Но во мне, все детство прожившей в среде алкоголиков, не к месту проснулся Макаренко.
     - Нет. Деньги в конце лета.
     - А не обманешь?
     - Никогда.
     - Ну, - протянул Миша, - я так не хочу. Ходи, ломайся, а рубли неизвестно когда получу!
     - Ладно, - сдалась я, - пошли, нальешь бачок, "отстегну гонорар"!
     - Не, - замотал грязной головой Миша, - я лучше спать пойду, ты меня точно обманешь! Стану корячиться и получу фигу!
     - Наполнишь бак, - рассердилась я, - дам тебе двадцать рублей.
     - Сколько?
     - Два червонца.
     - Иди ты на ..! - с чувством произнес пьяница. - Нашла дурака. У нас за такие деньги никто даже не чихнет. Ты хоть в курсе, сколько хорошая водка стоит?
     - Послушай, - окончательно разозлилась я, - ты небось самогонку глотаешь.
     - Не-а. У нас ее никто не гонит.
     - Да? - удивилась я. - А почему?
     - Лень, - спокойно ответил Миша, - вымирает деревня, мужики выродились, ничего делать не умеют, бабы коров не доят, огороды большие не копают, в магазинах все покупают. Спились напрочь. Страх берет, что со страной будет, тут реформы нужны.
     - - Может, тебе в Думу баллотироваться? - фыркнула я. - И потом, зачем других осуждаешь, сам-то тоже за воротник заливаешь.
     - Не, я совсем даже не алкоголик, - не согласился со мной парень, - просто гуляю. Вот из армии вернусь, стану шофером...
     - Это мы уже слышали. Сколько хочешь за работу?
     - Пятьсот, - выпалил Мишка, - за один раз.
     Потом подумал и добавил:
     - Рублей.
     - Спасибо за разъяснение, - воскликнула я, - а то я уж подумала, что ты в долларах сумму назвал.
     Мне это не по карману, иди в овраг спать.
     - Давай сто рублей.
     - С какой стати?
     - Ага, - заныл Мишка, - разбудила, с места сдернула, перебаламутила, теперь меня бессонница замучает.
     - Ничего, до ночи далеко.
     Продолжая мило беседовать, мы шли по едва заметной тропинке вперед. Внезапно Миша, занудно повторявший: "Дай стольник", - выкрикнул:
     - Ну, падла! Поймаю, руки откручу и башку поотшибаю!
     - Ты это кому грозишь? - вышла я из себя. - Совсем обнаглел! Ступай в свой овраг и спи в помойке. Нечего за мной плестись. Теперь точно тебе ничего не отломится. А если еще раз меня испугать решишь, в милиции окажешься.
     - Ничего я не грозил, - пояснил Миша, - во, видишь, камень валяется? В бумагу завернутый?
     Мои глаза пошарили по дорожке. Действительно, на утрамбованной траве лежало нечто похожее на комок смятой газеты.
     - Хорошо, что промахнулся, - вздохнул Миша, - а в прошлый раз я шел тут, так мне булыжник в живот угодил, чуть не убил! Такой синяк остался. Ну, Федька, гад! И чего я ему сделал? Мы небось год не разговаривали!
     - Ты о чем?
     Миша ткнул пальцем вбок.
     - Видишь?
     - Что?
     - Ну вон там изба стоит?
     Я повернула голову влево и увидела небольшой сарайчик зеленого цвета.
     - Там Федька живет, - пояснил Миша, - бирюк он, всех людей ненавидит, ни с кем знаться не желает, поэтому и поселился здесь. Вот по этой тропинке мы за водой ходим. Я, тетя Клава из двадцатого дома, Верка... Тут быстрее получается. А Федьке не нравится, что мимо него шастают, он дорожку своей территорией считает, вот камнями швыряться стал, чтобы нас отвадить. Хорошо хоть в голову не попал, урод.
     Пойти бы ему морду начистить, да только страшно!
     Федька ведь и отомстить может.
     Пока он возмущался, я разглядывала комок газеты. Интересно, зачем этот Федя заворачивает камни в бумагу? Вот уж странно! Однако он эстет! Впрочем, может, никаких булыжников и нет?
     Не в силах сдержать любопытство, я нагнулась и подняла "метательный снаряд". Он оказался не слишком тяжелым. Самый обычный клубень картофеля, обернутый в обрывок популярного издания. Я расправила неровно оторванный кусок бумаги и увидела на полях криво сделанную надпись: "Помогите, убивают, Мила".

Глава 3

     Ведро на крышу мы с Томочкой втаскивать не стали. Оставили баклажку стоять у крыльца и решили просто брать оттуда нужное количество воды черпаком. Но вскоре эта проблема отошла на второй план, потому что появилась новая забота.
     - Послушай, - протянула Тамарочка, - где тут туалет?
     Я пожала плечами:
     - Думаю, около ванной.
     - Да? Его там нет.
     - Совсем?
     - Абсолютно. Во всем доме нет ничего похожего на унитаз.
     - Ты уверена?
     - Стопроцентно, - кивнула Томулька, - я осмотрела каждый закуток. Вчера мы бегали в лесок.
     Теперь пойду изучать огород. Ох, чует мое сердце, канализации здесь тоже нет. Да и откуда бы ей быть, если нет воды. Небось у забора стоит деревянная будка.
     С этими словами Томочка пошла на улицу. Я же села на террасе, вытащила из кармана обрывок газеты и опять прочитала фразу: "Помогите, убивают. Мила". Может, это шутка местной детворы? Или чей-то крик о помощи?
     Я высунулась в окно, увидела на другом участке ярко-красное пятно и крикнула:
     - Лена!
     Соседка выпрямилась.
     - Чего?
     - У вас в деревне есть женщина по имени Мила?
     Лена вытерла рукой лоб.
     - Из наших нет, может, дачница какая.
     - Их тут много?
     - Дачниц? А в каждом доме, где и по две, три семьи живут, у нас лето зиму кормит, который год на огороде ничего не родится, то дождь ливнем льет, все на грядках погниет, то солнце палит, овощи от жары дохнут, а дачник от погоды не зависит. Зачем тебе Мила? Фамилия у нее какая?
     - Скажи, - я проигнорировала вопрос, - а Федор женат?
     - Который?
     - Ну тот, что на отшибе живет, у оврага.
     - Бирюк?
     - Да.
     - Кто ж за такого замуж пойдет? - пожала плечами Лена. - Был, наверное, приличный человек, а стал вон чем. Я года два его не встречала, даже зимой.
     - При чем тут зима? - удивилась я.
     Лена подошла к забору и, опершись на него, стала вводить меня в курс дела.
     Деревня Пырловка расположена в двух шагах от Москвы, электричка от столицы со всеми остановками докатывает сюда быстро. Но стоит человеку выйти на станции, пересечь небольшой лесок и увидеть указатель "Пырловка", как он попадает в глухую провинцию. Пырловка живет как при царе Горохе. Нет, я не хочу сказать, что аборигены тут совсем лишены благ цивилизации, но воды и канализации нет, телефон есть лишь на почте, газеты привозят один раз в три дня. В избах имеются телевизоры, но при малейших дуновениях ветра электричество вырубается, и голубые экраны меркнут. Местные дети ходят в школу за пять километров, их отцы и матери ездят на работу в Москву, маленькая птицефабрика, где когда-то трудились все пырловцы, давно умерла, не вынеся конкуренции. Сами понимаете, что сейчас из деревни бегут все, кому не лень. Многие пырловцы подались в последнее время кто куда.
     Летом же здесь кипит жизнь. Сюда возвращаются те, кто теперь имеет квартиры в Москве. Люди используют родительские дома в деревне как дачи. И еще все пускают дачников, поставили для этого сарайчики на огородах, обставили немудреной мебелью и сдают малоимущим людям, которым надо вывезти на лето детей из города.
     Когда по Пырловке пару лет назад пролетел слух, что теперь у оврага, в долине, постоянно будет жить молодой мужчина, да еще врач по профессии, местное население чрезвычайно оживилось. Ведь "Скорую" тут не дозваться. Сначала надо бежать на почту, мобильников в деревне раз, два и обчелся, потом ждать машину с красным крестом почти сутки. А теперь у них появится свой врач!
     Но напрасно пырловцы строили радужные планы.
     В самую первую зиму, когда Федор обосновался в деревне, к нему прибежала Саня Макашова и, запыхавшись, проорала:
     - Дяденька, бегите скорее к нам.
     - С какой стати? - спокойно спросил врач.
     - Моя сестра рожает, орет сильно, а "Скорая" не едет, - объяснила Саня.
     - Ну и при чем тут я? - равнодушно продолжал Федор.
     - Как же! - растерялась Саня. - Вы - доктор.
     - Нет, - рявкнул тот в ответ, - я никакого отношения к медицине не имею, ступай прочь.
     Макашова ушла несолоно хлебавши. Потом Федор прогнал Веру Клоткину, у которой ребенка скрутил грипп, и даже пальцем не пошевелил, услыхав, что старуха Локтева сломала ногу. Постепенно пырловцы поняли, что врач не собирается им помогать, и перестали бегать к стоящей на отшибе избушке.
     Первое время местное население злилось и разрабатывало планы мести.
     - Ничего, - говорили мужики, толпясь на площади у магазина, - человек он городской, руки из задницы растут. Еще придет за помощью, стекло выбьет, или ступеньки сломаются, мы ему все припомним.
     Парни злобствовали, а Федор жил себе тихо, не появляясь в деревне. За водой он не ходил, в сельпо не заглядывал, очевидно, привозил себе еду и питье из города. В конце концов негодование аборигенов из стадии нагрева перешло в фазу кипения, мужики решили наказать Федора так, как исстари расправлялись в русских деревнях с неугодными: пустить ему "красного петуха".
     Дождавшись, когда врач в очередной раз отъедет в город, Семен Паришков и Веня Козлов, прихватив канистру с бензином, перелезли через забор, приблизились к дому наглого доктора и собрались начать черное дело. Веня шагнул к двери и вдруг дико закричал.
     Семен от неожиданности выронил канистру.
     - Что? Что случилось?
     - Нога, - выл Веня, - ой, как больно.
     Семену стало еще хуже, когда он понял, что приятель попал правой ступней в капкан, хитро замаскированный в траве.
     Кое-как Паришков дотащил несчастного домой, потом Вену отвезли в больницу. Лежа на носилках, Козлов громко пообещал:
     - Ну, погоди, еще встретимся!
     Через три дня в Пырловке заполыхали пожары. Пока пожарная команда на красной машине прибыла на место, от двух изб остались головешки. Семьи Козлова и Паришкова потеряли все.
     С тех пор Федора начали бояться. Никто больше не лез в его отсутствие не то что в дом - во двор, не обращались к нему за помощью. Живет Федор совершенно один, чем занимается, никто не знает. Уезжает вроде утром на машине в Москву, возвращается ближе к ночи, а может, и нет его вовсе в деревне.
     - Он не женат? - спросила я.
     - Какая же баба его выдержит, - нахмурилась Лена, - злобный бирюк. Народ к нему за помощью побежал, и вон чего вышло.
     Я усмехнулась. С одной стороны, Федора понять можно. Деревенские люди часто бывают излишне назойливы, им неохота тащиться в районную больницу, где придется сидеть часами в очереди и давать терапевту "барашка в бумажке", вот они и надумали решить проблему по-простому, по-соседски. А простота, как известно, хуже воровства. Одна наша общая знакомая, Маша Кривошеева, хирург по профессии, купила себе домик в селе. С самого начала Машута совершила ошибку, помогла какой-то бабке, вскрыла у нее гнойник на пальце. Теперь бедной Кривошеевой нет покоя ни днем ни ночью, к ней таскаются с любой болячкой: просят померить давление, посмотреть горло, взять аспирин. И если вы полагаете, что пейзане несут за консультацию свежий творог, жирное молоко и крупные, двухжелтковые яйца, то ошибаетесь.
     Машка ничего не получает даром, все вышеперечисленные продукты она покупает, похоже, с переплатой. Селяне экономны, если не сказать жадноваты, им нравится иметь рядом врача, но платить ему или делать скидку на харчи никто не желает.
     Федор оказался умнее и сразу повел себя правильно. В Пырловке его не любят, но, похоже, мужику плевать на общественное мнение. Ужасно, конечно, что он поставил капкан, а потом устроил пожар, но, с другой стороны, деревенские первые решили взять канистру с бензином и спички и полезли на чужой участок.
     - Дочери он тоже не имеет? И любовницы? - не успокаивалась я.
     - Вроде нет, - сказала Лена, - хотя никто про него ничего толком не знает.
     - Вилка! - закричала Томочка. - Я нашла ее!
     Смотри!
     - Кого? - воскликнула я. - Милу?
     - Какую Милу? - удивилась Тома. - Уборную, с унитазом. Иди скорей ко мне. Ей-богу, впервые подобное вижу!
     Вспомнив далекое детство, я вылезла в окно и побежала на зов. Тамара стояла перед огромным, раскидистым кустом.
     - И где туалет? - поинтересовалась я.
     - Там, - подруга ткнула рукой в сторону буйно-зеленого кустарника. - Видишь?
     - Нет.
     - И я сразу не приметила.
     С этими словами Томочка аккуратно отвела в сторону несколько веток, и я выпучила глаза. Внутри куст напоминал шатер. В детстве мачеха Раиса отправила меня на все летние месяцы к своей матери в деревню. Старуха не была мне родной бабкой, но богом данную внучку не обижала, кормила чем могла, изредка мыла в бане и била прутом, если я не хотела помогать ей по хозяйству. Но, несмотря на то, что несколько лет подряд меня отправляли к ней, я никогда не таскала воду из колодца и не делала тяжелой работы. Была просто слишком маленькой, в мои обязанности входило полоть грядки и подметать избу, но и то и другое у меня выходило плохо. А когда я повзрослела, бабка умерла. Сейчас я понимаю, что старуха была мудрой, доброй женщиной - она приютила фактически чужого ребенка. Бабка даже пела мне иногда народные песни, с плохо понятными ребенку словами, ну что-то типа: "Налетели басурманы, всех казаков посжигали". Просто оторопь брала от подобной "филармонии", поэтому в детстве я бабку недолюбливала и боялась. Понимание того, что она для меня сделала, пришло позднее.
     Так вот, у сортира во дворе бабки рос точь-в-точь такой же куст, как здесь, и мы с девчонками оборудовали в нем дом. У нас там стоял колченогий табурет, прикрытый куском клеенки, и громоздились охапки сена. Даже в сильный дождь под кустом было сухо.
     Мы валялись на "кроватях" и рассказывали друг другу страшные истории про красное пятно, черную руку, привидения и зубастых вампиров.
     Было странно видеть сейчас такой же "шатер" на участке Ани. Только внутри не было табуретки и сена.
     Тут стоял.., унитаз, слегка треснутый, с голубым пластмассовым кругом. На одной из веток была наколота порванная на куски газета.
     - Вот, - радостно сообщила Томочка, - хотели санузел? Получите.
     - Тут даже двери нет, - только и сумела вымолвить я.
     - Тебя смущает факт отсутствия двери? - веселилась Томочка. - Ей-богу, это ерунда, не стоит стесняться, здесь все свои. Однако оригинально придумано. Интересно, это приспособление предназначено только для Ани? Или ее бывший муж Альфред тоже им пользуется? Интересно, каково ему зимой приходится, а? Кстати, мы его до сих пор не видели. Может, надо зайти к нему, поздороваться? Все-таки целое лето предстоит прожить в тесном соседстве.
     - Успеется, - прошипела я, - ну, Анька, обманула нас!
     - Вовсе нет, - смеялась Томочка, - обещала водопровод, и он есть, только, так сказать, местный, но мы ведь не уточняли, откуда вода в трубы поступает.
     И туалет имеется, с унитазом. Не к чему придраться.
     - Сейчас позвоню Аньке и устрою скандал, - пообещала я.
     - Не стоит, - покачала головой Тома, - что она сделает? Канализацию проведет? Лучше добеги до магазина и глянь, чем там торгуют.
     Вымолвив эту фразу, подруга принялась хохотать с такой силой, что у нее на глазах выступили слезы.
     - И что смешного ты находишь в столь идиотской ситуации? - возмутилась я.
     - Нет, - простонала Томочка, - ты только представь себе лица Сени и Олега, когда они увидят сей уголок задумчивости. Вот что, надо прихватить с собой видеокамеру и заснять их. Ты будешь показывать им клозет, а я запечатлю сей процесс для истории.
     Внезапно и мне стало смешно. Уж не знаю, кто додумался до подобной "икебаны": Анины родители, она сама или Альфред, но, ей-богу, у этого человека оригинальное мышление. Бывает рояль в кустах, а вот про унитаз в них никто не слышал.
     Повеселившись вволю, мы вернулись в избушку.
     Томочка стала греть обед для Никиты, а я взяла кошелек и спросила:
     - Что купить в магазине?
     - Хочется творога, настоящего, деревенского, из-под коровки, - стала перечислять Тома, - сметанки, молочка парного, свежих яиц, может, они тут делают простоквашу?
     Но в местной лавке не нашлось ничего, даже близко похожего на вкусные, экологически чистые деревенские продукты. На полках лежали хорошо знакомые йогурты, пакеты с молоком, банки с консервированной кукурузой и зеленым горошком. Вот колбаса и пиво с водкой были представлены, как говорится, в ассортименте.
     Услыхав мой вопрос, продавщица затрясла ярко-рыжей головой с синими прядками.
     - Не, в Пырловке никто скотину не держит.
     - Вот жалость, - вздохнула я, - мы очень любим молочное.
     - Так у меня бери.
     - Хотелось бы натурального, домашнего.
     Продавщица прищурилась.
     - Ступай в Немировку, там продают.
     - Это далеко?
     - В двух шагах, если мимо бирюка идти, - пояснила она, - по шоссе дольше выйдет. А вдоль оврага шмыганешь, и вот она, Немировка.
     Я вернулась туда, где уже побывала утром, миновала избушку пьяницы Миши и двинулась по тропинке. Внезапно тело пронзила острая боль. Я охнула и схватилась за плечо. Пальцы стали красными. Под ногами лежал комок газеты. Я наклонилась, подняла его и пришла в ярость. Кто-то швырнул в меня нечто вроде громадной железной гайки, предварительно завернув ее в обрывок газеты. Я машинально развернула смятую бумагу и снова увидела косо сделанную надпись. "Спасите, убивают!" Полная гнева, я зашагала к дому бирюка. Сейчас посмотрим, что за шутник там проживает.

Глава 4

     Помня о том, как мужики напоролись на капкан, я, даже не входя во двор, решила проявить осторожность: схватила валявшуюся неподалеку от забора палку и двинулась вперед, тыча ею перед собой. Забор у Федора был крепкий и достаточно высокий, калитка железная, без ручки и глазка, звонка тут тоже не нашлось.
     Я стала бить ногой в калитку, но со двора не донеслось ни звука.
     - Откройте! - завопила я.
     В ответ тишина.
     - Немедленно впустите!
     Молчание.
     Обозлившись еще больше, я огляделась по сторонам, увидела вблизи раскидистое дерево, ветви которого свисали над участком Федора, и, недолго думая, вскарабкалась на него. Это сейчас я - набирающий обороты автор детективных романов, но воспитывала-то меня улица, и я еще не растеряла соответствующие навыки.
     Двор был пуст. Выглядел он не таким заброшенным, как у Ани, но и ухоженным его не назовешь.
     - Эй, - заорала я, - а ну, выходи! Смотри, как ты меня гайкой ушиб, до крови.
     Продолжая кричать, я поднялась на крыльцо и обнаружила на двери железный навесной замок самых устрашающих размеров. Усмехнувшись, я присела и пошарила под крыльцом. Подавляющее число деревенских жителей прячет там запа