. Прилично зарабатывает, меня иногда как такси использует, если кого перевезти надо, хорошая она баба, добрая.
     "Персик" птицей долетел до Козюлина и замер возле трехэтажного дома, покрытого желтой штукатуркой.
     Мы влезли по неудобной лестнице наверх, и Назар позвонил в дверь, украшенную номером "8". Лизочек вытащила из кармашка ключи и стала отпирать соседнюю створку.
     - Кто там? - раздался бодрый, молодой голос.
     - Открывай, свои! - крикнул Назар.
     Загремела цепочка, и на лестничную клетку выглянула худенькая женщина с неестественно черными волосами.
     - Чего колотишься?
     - Гости к тебе.
     Я улыбнулась:
     - Здравствуйте.
     - Входите, входите, - засуетилась Антонина, - тапочки обувайте, у вас кто? Мне вообще-то все равно, но если с мужчиной возиться, то на двадцать рублей сутки дороже выйдут, потому что с ними труднее, они сильно капризные.
     - Понимаете, я пришла к вам вовсе не потому, что нуждаюсь в сиделке, - осторожно начала я.
     - Да? - сразу потускнела Антонина. - А зачем тогда? Вы проходите в залу или, если не побрезгуете, на кухню. Сыро-то на улице, противно, самое время кофе пить. Будете? У меня хороший, такой по телику рекламируют.
     - Огромное спасибо, - воскликнула я, - кофе - самое лучшее, что можно сейчас придумать. Только давайте я в магазин сбегаю, конфет куплю или тортик.
     Неудобно мне вашим гостеприимством пользоваться.
     - Да есть все, - усмехнулась Тоня, - сладкого полно, я его, впрочем, не люблю. Всю жизнь медсестрой служу, а что нам пациенты суют? Ясное дело: шоколад. Нет бы кто колбаски приволок, я на конфеты прямо смотреть не могу. Никуда гонять не надо, мы тут не нищие, вполне способны человека угостить. Вы лучше скажите, зачем пришли.
     Я показала ей торбочку.
     - Узнаете?
     Антонина недоуменно поморщилась.
     - Нет, не моя это сумочка, не было такой никогда.
     - Правильно, она принадлежит Яне.
     Тоня поставила на стол чайник.
     - Вот оно что! Вы из милиции.
     - Ну.., не совсем.
     - А откуда?
     - Из частной структуры.
     - Что?
     - Нас нанимают, когда милиция не справилась с работой.
     - Понятненько, - уронила Тоня, села на табуретку и уставилась на меня слишком большими для маленького личика глазами, - и чего она наделала?
     - Яна?
     - Ну не я же! Раз ко мне заявились, следовательно, она чего-то нахимичила.
     - Ваша племянница пропала, уехала в Мирск и не вернулась.
     - Было такое.
     - Вы ее искали?
     - Нет.
     - Почему же?
     - А зачем?
     - Ничего себе, - возмутилась я, - девушка исчезает без следа, а тетка даже не волнуется.
     Тоня покраснела.
     - Она не исчезла, а уехала в Москву, за счастьем. У нас ей не нравилось. Мирск Яна просто ненавидела, Козюлино, правда, когда она ко мне перебралась, большим городом показалось. Ну а потом она в Москву смоталась, на экскурсию, и оттуда другой вернулась.
     Яна целыми днями твердила, словно героини известной пьесы Чехова:
     - В Москву, в Москву, в Москву.
     Тоня пыталась урезонить ее:
     - Выбрось глупости из головы. Кому ты там нужна! Где родился, там и пригодился!
     Но Яна словно ополоумела и в один прекрасный день, не сказав тетке ни слова, уехала. Часов до десяти вечера Антонина не слишком беспокоилась, думая, что Яна в Мирске, куда тетка отправила ее кое за каким барахлом. Когда же девушка не явилась ночевать, Тоня тоже не стала переживать. Яна частенько оставалась у подруг, могла поехать к какой-нибудь и не предупредить тетку.
     На следующий день, в районе обеда, Яна позвонила Антонине и заявила буквально следующее:
     - Теперь буду жить в Москве, вещи можешь продать, они мне ни к чему, прощай.
     - И вы не стали расспрашивать девушку, не заинтересовались ее судьбой? Кстати, зачем вы послали ее в Мирск за какими-то вещами?
     - У соседей внук народился, они копейки считают, а там на чердаке полно детских шмоток лежало, - растерянно ответила Тоня, - продать задешево хотела, и им хорошо, и мне.
     - И где сейчас может быть Яна? Здесь ее точно нет? - настойчиво повторила я.
     - Что Яна натворила? - тихо спросила Тоня.
     Я решила не пугать ее.
     - Ничего, просто она знает, где может находиться мужчина по имени Федор. Кстати, не слышали, может, он знакомый Яны еще по Козюлину?
     И тут Антонина удивила меня, она вытащила из кармана пачку дорогих сигарет с ментолом, закурила и спокойно сказала:
     - Мужчин у нее армия была, всех и не упомнить.
     Прохиндейка, а не девица. Первый аборт в четырнадцать лет сделала, ее Липа тогда ко мне, сюда отправила, чтобы в Мирске кто не пронюхал. Может, и отсюда Федор, только я никого из ее приятелей не знала, да и ни к чему мне это.
     - Зачем же взяли к себе девочку, если совершенно о ней не заботились? - возмутилась я.
     - Как не заботилась? - взвилась Тоня. - Кормила, поила, обувала, одевала. А эта маленькая дрянь всем недовольна была. Один раз приобрела ей куртку, хорошую, на рынке взяла, недорого. Принесла домой и говорю: "Меряй, смотри, какая красивая!" Думаете, она меня целовать и благодарить бросилась? ан нет.
     Надулась и заявила: "Не надену, в таких робах все Козюлино ходит. Езжай в Москву, мне мама всегда оттуда вещи привозила. Тебе на меня много присылают, нечего жадничать". Ну я и...
     - Погодите, что значит "тебе на меня много присылают"?
     Глаза Тони забегали.
     - Ну.., так просто.., я имела в виду, наверное, что на нее пособие получала от государства!
     - Не правда!
     Антонина покраснела.
     - Да с какой стати...
     - Тоня, - решительно перебила я ее, - не хотела сначала пугать вас, но теперь вижу: вы не желаете говорить правду. Слушайте, ваша Яна взяла огромную сумму в долг и не вернула. Сейчас количество денег увеличилось за счет процентов почти вдвое. Яна сбежала, кредитор, очень неприятный, опасный человек по имени Федор, ищет ее. Меня наняли, чтобы отыскать дурочку и предупредить ее о грозящей опасности. Знаете, кто побеспокоился о Яне?
     Тоня хмуро молчала.
     - Людмила, - сказала я, - дочь Сони, родная сестра Яны. Яну ведь не Олимпиада родила, - вы это хорошо знаете, думаю, помогали Липе при родах.
     Антонина мрачно обозревала стол. Я встала.
     - Ладно, не хотите говорить, не надо. Но учтите, Федор обязательно доберется сюда, я его всего лишь опередила. Вот тогда за вашу жизнь я ломаной копейки не дам. Федор вас просто изувечит, он бандит.
     И второе: тому, кто поможет найти Яну, дадут денежное вознаграждение.
     Выпалив это, я уставилась на Тоню. Надеюсь, она не в ладах с логикой и не заметит в моих словах нестыковок. Я, услыхав подобное заявление, мигом осведомилась бы: "А что, если я сейчас расскажу про Яну, это помешает потом заявиться сюда Федору?"
     Но Тоня, став еще красней, буркнула:
     - Похоже, вы и без меня много чего знаете.
     - Не слишком, - покачала я головой, - а вот вы, видно, в курсе того, где Яна.
     Антонина вытащила вторую сигарету.
     - Господи, замотала она меня, вот послушайте, чего расскажу. Мы с Липой с детства хотели стать врачами.
     Гостевы, старательные деревенские девочки, хорошо учились в школе, а потом осуществили свою мечту, пошли в медицину. Олимпиада работала в больнице, в гинекологическом отделении, Антонина служила медсестрой в клинике. Доктор, по идее, должен зарабатывать больше среднего медицинского персонала, но на деле разница в зарплате была не так уж и велика. И Тоня в какой-то момент с удивлением отметила, что Липа живет не по средствам. Сама одета с иголочки, в доме сделан ремонт, на лето сестра катается в Сочи. В конце концов Тоня не утерпела и в открытую поинтересовалась:
     - Откуда рублишки?
     Олимпиада не стала таиться, рассказала все, как есть. Она делает аборты, а иногда принимает роды у женщин, которые забеременели не от мужа и стараются всячески спрятать следы адюльтера. Дамочки приезжают из Москвы, телефон Липы они передают по эстафете. Платят пациентки просто великолепно.
     Задача Олимпиады - привезти клиентку и сделать ей операцию. Если это аборт, то "остатки" утилизировались обычным путем. Если роды, то младенца забирал главврач клиники, и судьба новорожденного была Липе неизвестна. Тоня позавидовала сестре, Олимпиада предложила ей "долевое участие" в мероприятии. Дело в том, что женщин, прибывавших из столицы, в больнице не регистрировали. Они ложились на операционный стол ночью, приезжали в Козюлино часам к восьми и прямиком отправлялись к гинекологу. Утром они уезжали, это если речь шла об абортах. В случаях с родами все было сложней. Вечером делали стимуляцию, утром, как правило, если роды происходили без осложнений, младенца мгновенно уносили, а женщину следовало отправить в палату, но делать этого не желали обе стороны: ни женщина, ни врачи. Вот Липа и предложила Тоне:
     - К тебе домой будут привозить теток, на пару дней, оплата достойная.
     Естественно, Антонина согласилась, ухаживать за недужными ее специальность, только в больнице медсестра получает копейки, а дамы от Липы платили ей очень хорошо.
     К делу подключили соседа Назара, подрабатывающего извозом, и его жену, тоже медсестру. Шофер с супругой ехали в роддом, забирали там клиенток и транспортировали их к соседке. Довольны были все:
     Липа, руководство больницы, Назар, Нина, Тоня и клиентки. Редкий случай, когда всех все устраивало.
     Однажды к Липе, прямо в Мирск, поздно вечером, почти ночью, заявился мужчина. Прибыл он на такси, поймал в Козюлине на станции машину. Одет нежданный гость был очень просто. Костюм отечественный, плохого качества, дешевая рубашка с мятым воротником. Но умная Липа просекла: мужик натянул на себя одежонку с чужого плеча. Пиджак был ему велик на целый размер, да и ботинки, кожаные, сверкающие, стоили целое состояние. Войдя в избу, гость вежливо завел разговор, но по его тону Липа поняла: он привык отдавать приказы, в ее скромное жилище заявилась большая шишка.
     - Меня зовут Иван Иванович, - представился незнакомец.
     Липа кивнула, отметив про себя: врет. Впрочем, она догадывалась, что за печаль привела к ней москвича. Олимпиада не ошиблась в предположениях, Иван Иванович рассказал в общем-то обычную историю. Его жена забеременела от любовника, аборт делать поздно. Но позор следует скрыть от всех, и еще Иван Иванович вовсе не собирается всю жизнь кормить неизвестно чьего отпрыска. У него подрастает родная дочь. Соня, жена Ивана Ивановича, должна пожить несколько месяцев до родов у Липы, тайно, не выходя из дома, потом, родив, отправиться в Москву, судьба младенца Ивана Ивановича не волновала, и ни о каком, даже об однодневном помещении в клинику супруги он и слышать не хотел. Впрочем, сумма, озвученная им за услуги, была настолько велика, что Липа немедленно согласилась.

Глава 18

     Соню привезли ночью. Иван Иванович передал Липе чемодан с вещами и ушел, даже не попрощавшись с женой. Липа приготовила для клиентки место в убежище, в подвале, где когда-то их отец прятался вместе с соседями от немцев. Олимпиада сразу хотела отвести женщину вниз, но Соня казалась такой потерянной, несчастной, что сердце акушерки дрогнуло.
     - Может, чайку с дороги? - ласково предложила она.
     Соня молча кивнула. Так началась их дружба. Через неделю Олимпиада знала все. Ивана Ивановича на самом деле звали Сергеем, занимал он хороший пост и в ближайшие годы явно взлетит еще больше.
     - Господи, - принялась осенять себя крестным знамением Липа, услыхав правду, - что же он тебя ко мне привез! Такие возможности имеет!
     Соня улыбнулась.
     - За карьеру боится, языки болтать начнут, а Мирск от Москвы далеко, слухи до столицы не дойдут. И потом, думаю, Сергей надеется, что я умру при родах, он станет вдовцом, и дело в шляпе.
     - Не дождется, - обозлилась Липа, - еще сто лет ему назло проживешь! А любовник твой про ребенка знает?
     - Нет.
     - Может, тебе наплевать на Сергея и уехать к Петру, если так его любишь? - предложила Липа.
     Соня покачала головой:
     - Я Пете не нужна, поигрался и бросил. Он на мне жениться не собирался. Да и адреса его не знаю.
     От Сергея уйти я не могу, потеряю тогда и дочь, и мать. Обе останутся с ним. Людочку он мне ни под каким видом не отдаст, а мама моя любит жить в комфорте. Нет уж, судьба мне с Сергеем век коротать.
     Липе было до слез жаль Соню. За то время, что она пряталась в Липином доме, акушерке стало понятно: Сонечка большой, наивный ребенок, романтическая барышня, нежный цветок. При этом очень порядочная, ответственная и положительная женщина, позволившая себе всего раз потерять голову.
     Чем ближе подходил час родов, тем сильнее беспокоилась Сонечка.
     - Что будет с ребенком? - не уставала спрашивать она. - Что?
     Липа старательно уходила от ответа. Впрочем, она на самом деле не знала, куда деваются дети, только предполагала, что главврач роддома имеет клиентуру и на усыновление здоровых младенцев среди обеспеченных, но бесплодных семейных пар. Официально усыновить ребенка было очень трудно, да и многие не желали огласки.
     Соня родила в положенный срок. Олимпиада на всякий случай вызвала для подмоги Антонину, но все обошлось, и ровно в пять утра на свет появилась здоровая девочка. Олимпиада завернула младенца в новенькие пеленки. Ей предстояло избавиться от новорожденной. "Иван Иванович" ясно дал понять - младенец должен исчезнуть навсегда, но Липа не могла убить живое существо. Тоня тоже была не способна на такой поступок. Сестры, впрочем, еще до родов Сони четко продумали дальнейшие действия. Антонина положит девочку в сумку и увезет в Козюлино, а там подбросит ребенка на порог детского дома, и дело с концом. Все бы, наверное, так и вышло, но случилось непредвиденное. Пока Тоня мыла в тазу новорожденную девочку, Липа поняла, что роды не завершены. Спустя короткое время на свет появился еще один ребенок, мальчик. Акушерка и медсестра растерялись. Двойню они не ждали.
     Пока Соня спала после родов, Антонина и Олимпиада судорожно решали, что делать. Унести сразу пару ребятишек Тоня не могла. Решили, что медсестра дважды смотается в столицу. Сегодня "пристроит" одного, а завтра другого новорожденного. Начать решили с мальчика. Он уродился беспокойным, кряхтел, попискивал. Конечно, хорошо, когда только что "вылупившийся" дитенок ведет себя активно, но Липа боялась любопытных соседей. Поэтому сестры воспользовались старым крестьянским способом: дали ребеночку пососать нажеванный хлеб, положенный в тряпочку, которую пропитали пивом. Крепко заснувшего мальчика Тоня увезла. А тихая девочка осталась в избе. Соня, проснувшись, спросила:
     - Кто?
     - Девочка... - начала было Олимпиада.
     - Плохо! - перебила ее Соня.
     - Почему?
     - Лучше бы мальчик, - вздохнула та, - мужчине легче жить.
     И тут до Липы дошло: Соня-то не знает, что детей двое. В момент родов женщины пребывают в состоянии некоторой неадекватности и плохо оценивают происходящее, да еще Олимпиада использовала все имеющиеся у нее в арсенале обезболивающие средства, и Тоня опьянела от наркоза.
     Слегка растерявшись, Олимпиада замолчала. В голове лихорадочно билась мысль: стоит ли сообщать матери о появлении на свет двух детей?
     Внезапно Соня схватила Липу за руку.
     - Она здесь! Покажи ребенка, умоляю, хоть разок взгляну!
     Из глаз бедной женщины потоком хлынули слезы, Липа дрогнула и принесла девочку.
     Когда к вечеру Тоня приехала в Мирск, чтобы забрать второго ребенка, Олимпиада встретила сестру на пороге и сразу увела ее в кухню.
     - Тише, - зашипела она, - Соня спит.
     - Вот и хорошо, - обрадовалась медсестра, - давай девку, унесу незаметно.
     И тут Олимпиада выложила совершенно невероятную новость. Пока Тоня отвозила мальчика. Соня и акушерка договорились, и сейчас Липа заявила сестре:
     - Девочка останется у меня.
     Тоня разинула рот:
     - С ума сошла!
     - Вовсе нет. Мне детей господь не послал, стану воспитывать ее, как родную.
     - Ты головой стукнулась! - закричала Тоня. - У меня тоже детей нет, и что? Великолепно живу!
     - У тебя нет, а у меня будет, - не дрогнула Олимпиада, - Соня обещала деньги присылать, а я девочку на ноги подниму.
     Сестры разговаривали всю ночь, и в конце концов Липа убедила Тоню. Через неделю Соню тайно вывезли из Мирска. Олимпиада так и не сказала ей о том, что детей на самом деле было двое, и Соня отправилась домой, считая, что произвела на свет одну лишь Яну. С одной стороны, на душе у нее было черно, с другой - Соня знала: девочка не брошена, она не будет влачить дни в приюте, младенца не удушили, не закопали в лесу. Дочка вырастет в нормальных условиях.
     Тоня прервала рассказ и снова схватилась за сигареты. Я, переваривая информацию, смотрела, как медсестра прикуривает от дешевенькой пластмассовой зажигалки.
     - Не обманула она, - сказала наконец Антонина, - деньги исправно приходили, раз в полгода.
     А еще Липа ездила иногда в Москву и возвращалась с чемоданом вещей для девочки. Всем говорила, будто одна из ее пациенток в столице магазином "Детский мир" заведует и оставляет для своего врача шмотки.
     Избаловала она Яну просто донельзя, все ей разрешала! Ну и вырос цветочек! Такая противная, грубая, слова от нее хорошего не услышать. Да еще Олимпиада по глупости правду ей сказала. Дескать, она ей не родная, а мама ее жива, в Москве обитает. Вот Яна постоянно и грызла Липу, требуя: "Скажи, кто она!"
     Акушерка не дрогнула, тайны не открыла, унесла ее с собой в могилу. После кончины сестры Тоня связалась с Соней, сообщила ей о смерти Липы и сказала, что Яна теперь живет у нее.
     Если совсем честно, то девочка совершенно не нравилась Антонине. Она вообще не слишком любила детей, оттого и не завела своих. Пеленочные младенцы вечно кричат, детсадовцы слишком активны, школьники грубят родителям, и вообще, вырастишь чадушко, выкормишь, дашь образование, и что? Никакой благодарности в старости от отпрысков не дождаться, навесят на тебя внуков, и все сначала. А уж возиться с чужой по крови, избалованной девчонкой Антонине совершенно не хотелось. Но ведь не по-божески оставить ее без помощи, и потом, Соня присылала на Яну очень хорошую сумму.
     Из этих соображений Тоня и забрала Яну в Козюлино и очень скоро пожалела о своем решении. Девочка вела себя отвратительно. Поэтому, когда она удрала в Москву, Антонина перекрестилась и постаралась забыть о ней.
     - Не знаю я, где она прячется, - добавила Тоня. - Дел с ней никаких иметь не хочу.
     В полном разочаровании я поспешила на вокзал, чувствуя легкое головокружение. Прежде чем ехать в Пырловку, следует добраться до Людмилы и вернуть ей десять тысяч долларов.
     Но попытка отдать деньги окончилась неудачей.
     Оказавшись в шикарном подъезде, я бросила охраннику:
     - Позвоните в квартиру к Мирским, меня Людмила ждет.
     Секьюрити очень вежливо возразил:
     - Не могу выполнить вашу просьбу. Хозяев нет.
     - А когда они придут?
     - Нам такое не докладывают, - серьезно ответил парень, - лучше созвонитесь с ними сами.
     Тут я сообразила, что не взяла у Людмилы номер сотового, и потребовала:
     - Скажите номер их телефона.
     - Простите, я не имею права разглашать подобную информацию.
     - Он у меня есть, но в домашней книжке, а звонить придется из города.
     - Нам не разрешают давать сведения о жильцах, - твердо стоял на своем охранник.
     На него не подействовали ни просьбы, ни предложенные деньги, ни угроза пожаловаться на него Людмиле.
     - Я выполняю инструкцию, - тупо твердил охранник, - у нас здесь строгие правила.
     Так и не добившись успеха, я отправилась в Пырловку, по-прежнему прижимая к телу пачку банкнот.
     Ждать во дворе, на скамеечке, возвращения хозяйки показалось мне бессмысленным. Вполне вероятно, что Людмила явится домой за полночь, на улице холодно, с неба сыплет дождь, мелкий, но очень противный, а на мне тоненькая футболка. Лучше приеду сюда утром, пораньше, около десяти, небось Алексей еще не вернется из кома