фона-то здесь нет!
     - Есть! Розетка имеется!
     - Неужели?
     - Точно! На почте. Меня туда Катя пустила, заведующая, она хотела посмотреть, что такое Интернет, мы вместе в чате сидим, а теперь все? На три дня?
     - Оладушки!!!
     - Комп!!!
     - Оладушки!!!
     Мы с Томусей растерянно переглянулись. Нам с подругой не было никакой необходимости уезжать из Москвы, хотели сделать приятное детям, вот и вывезли их на воздух, а что получилось? Да, дышится тут намного лучше, чем в столице, но на этом хорошее кончается, остальное ужасно. Помыться проблема, в туалет сходить тоже, еды не приготовить, телевизор не посмотреть, компьютер не включить, сплошные неудобства, которые мало компенсируются свежим кислородом. И потом, если баллон с газом мне слабо докатить до дома, а электричество выключают на три дня сразу, то детям придется питаться кое-как, а я отнюдь не уверена, что это полезно для здоровья. Похоже, что, прочистив легкие, Кристя и Никитос испортят желудки. Да и мужья наши не спешат в деревню, никому не охота жить в Пырловке.
     - Перестаньте выть! - крикнула Лена. - Большие уже для капризов.
     - Картошки хочу, - не сдавалась Кристя.
     - Ну и пожарят тебе, если сама не способна, - фыркнула Лена, - здоровенная верста вымахала, а руки к заднице пришиты.
     - Мне нетрудно приготовить ужин, - быстро сказала Томочка, - только не на чем!
     - Так на печке, - предложила Лена, - вон она стоит, русская печь.
     - Никогда на такой не готовила, не сумею, - призналась Тамара.
     - А тут и нечего уметь, - засмеялась соседка, - разжигаешь огонь, вон сверху железка, это, считай, конфорка, как нагреется, вперед и с песней.
     - Чем ее топят? - заинтересовалась я.
     - Дровами.
     - А где их берут?
     - В сарай иди, - посоветовала Лена, - он в огороде.
     Кристина и Никитос, разом замолчав, слушали наш разговор.
     - Ну и здорово! - обрадовалась я. - Сейчас натащу поленьев.
     В небольшом сарайчике, притулившемся у забора, нашлось несколько круглых обрубков, довольно больших и широких. Поднатужившись, я схватила один и, сопя от напряжения, едва доперла его до избушки.
     - Ты чего приволокла? - захихикала Лена.
     - Дрова, - вздохнула я, с шумом роняя бревно на пол, - сейчас засунем его в печку, подожжем и начнем кашеварить.
     - Ну городские, ну тупые, - затрясла головой Лена, - прям психи! Кто ж такое запаливает? Наколоть надо!
     - Чем? - мрачно поинтересовалась я.
     - Топором, - пояснила Лена, - волоки взад, бери колун и быстренько так, тяп, тяп, наколи дровишек, ясно? Из этой здоровенной дуры штук десять полешек выйдет!
     Я вернулась на исходную позицию, установила в центре деревяшку, больше смахивающую на пень от секвойи, огляделась по сторонам, увидела топор и приступила к колке дров.
     Естественно, я многократно видела, как подобное делают другие люди. В детстве, живя летом у матери Раисы, я наблюдала, как старуха ловко справлялась с разделкой дерева. Она высоко поднимала топор, с силой опускала блестящее лезвие на чурбан, и от того самым волшебным образом отскакивали куски. При этом старуха громко крякала, а потом говорила:
     - Вот и разлетелся на полешки, собирай. Вилка, да складывай ровно, шевели руками, лентяйка, вишь, бабушка в раж вошла, ща все переколет. Эх, прости меня, господи, грешную. Хряк, хряк, хряк...
     Вспомнив детство, я приободрилась. Если уж глубоко пожилая женщина играючи справлялась с этой задачей, то я сейчас за десять минут управлюсь.
     Поплевав, как бабка, на ладони, я схватила топор и удивилась. Однако он тяжелый. Уцепившись покрепче за полированную ручку, я со всего размаха тюкнула по чурбану, но от того не отвалилось даже щепочки. Я снова вознесла колун над головой и, вложив в удар всю силу, опустила его на чурбан.
     Чмок! Лезвие воткнулось в дерево, но опять не раскололось. Я попробовала вытащить топор, но тот вцепился в чурбан, словно крокодил в кусок падали.
     Потерпев неудачу, я решила не сдаваться и попыталась, как бабка, высоко поднять топор с чуркой над головой. Самое интересное, что мне это удалось ровно на пять секунд, потом руки подломились, колени согнулись, и я шлепнулась оземь. Топор вылетел из неподатливого куска дерева, не отколов от него ни одного полена. Заскрипев зубами, я вскочила на ноги.
     Что за чертовщина? Может, тут, в сарае, складированы останки так называемого железного дерева, суперпрочного, которое не поддается распиловке? Кстати, нет ли рядом пилы?
     Ножовка нашлась сразу, висела мирно на гвозде.
     Я сдернула ее и смахнула пот со лба. Ну, держись, пень мерзкий, сейчас от тебя камня на камне, вернее, щепки на щепке не останется!
     Примерившись, я стала водить пилой поверху цилиндра. Вжик, вжик, вжик... Никаких опилок! Ножовка не собиралась вгрызаться в древесину.
     Сцепив челюсти, я нажала на ручку. Зубья вонзились в чурбан. Почувствовав себя Наполеоном, стоящим на Поклонной горе, я, переполнившись восторгом, вновь налегла на ручку. Ох, не зря мне в голову пришло сравнение с императором Бонапартом, потерпевшим в 1812 году сокрушительное поражение. Пила, вздрогнув еще раз, перестала слушаться меня. Я дергала ее из стороны в сторону, пыталась тащить вперед, потом назад. Снова толкала от себя, тянула к себе... Результата чистый ноль. Зубья засели в пне намертво.
     Я что есть мочи пнула чурбан ногой, но никакого морального удовлетворения от этого не получила. Ну и что теперь делать? Вернуться в избушку и честно признать: простите, ничего не вышло? Нет, это выше моих сил!
     И тут взгляд упал на ящик, набитый ржавыми, очевидно, никому давно не нужными инструментами.
     Сверху лежало долото.
     В полном восторге я схватила его, потом, порывшись среди железок, нашла молоток и приступила к работе. Молотком я стучала по ручке долота, приставленного к чурбану. Раз, раз, раз, крак! От деревянного монолита отвалился кусочек дерева размером со спичечный коробок. Не описать словами охвативший меня восторг, вот оно, первое полено, произведенное собственноручно.
     Воодушевленная невероятным успехом, я удесятерила усилия и довольно скоро наковыряла целую гору кусочков причудливой формы, размер, правда, у них был почти одинаковый, самый большой мог сравниться с моим мобильным телефоном. Страшно довольная собой, я стала сгребать "дрова". Вот оно как!
     Никогда нельзя сдаваться, нужно искать все новые и новые решения проблемы, и в конце концов вы справитесь с любой, казалось бы, непосильной задачей.

Глава 28

     - Это что такое? - изумленно спросила Лена, уставившись на груду деревяшек, которые я, войдя в избу, высыпала на стол.
     - Дрова, - гордо ответила я.
     - Дрова?
     - Ну да. Сама же велела их наколоть!
     - Мама родная, - восхитилась Лена, - чем же ты их натюкала?
     - Топором, - быстро соврала я, - долго ли умеючи.
     - Это просто щепки, а не поленья!
     - Странная ты, - покачала я головой, - принесешь один кусок - говоришь, больно большой. Помельче наколешь - опять недовольна. Ладно, согласна, в первый раз я сглупила, бревну в печь не влезть, но теперь тебе что не нравится?
     - Сгорит быстро, жару не даст, - покачала головой соседка. - Ладно, вы пока запаливайте, а я из своего сарая нормальные дрова принесу.
     - Вот и отлично, - засуетилась Томочка.
     - Оладушки! - ожил Никитос.
     - Кастрюльку с тестом видишь? - Томочка стала объяснять сыну ситуацию. - Вот сюда ее ставлю, на печечку. Вилка сейчас огонь раздует, мама сковородочку нагреет, потом тесто на нее нальем и оладушки пожарим!
     - А моя картошка? - надулась Кристя. - Вечно Никитосу все первому!
     - Но, Кристя, он, маленький!
     - Я тоже!
     Слушая перебранку, я зажигала спичку за спичкой, но деревянная нарезка не собиралась вспыхивать веселым пламенем.
     - Надо туда бумагу натолкать, - посоветовала Кристина, решив больше не качать права.
     - У нас есть газеты?
     - Не-а.
     И тут я вспомнила, - что в сарае, в углу валялась куча пожелтевших изданий. Сгонять на огород было делом двух минут. Схватив штук двадцать газет, я хотела уже бежать назад, но тут приметила на одной из полок бутылку, полную мутной, желтой жидкости. "Средство для разжигания костров в сырую погоду" - было написано на этикетке. Надо же, как все удачно складывается!
     Кристина и Томочка тоже весьма оживились, увидев мои находки.
     - Ну, класс, - завопила девочка, - через секунду загорится.
     Все начали суетиться. Тамарочка быстро помешала тесто и пошла к шкафчику, чтобы достать масло, Кристина ринулась за сковородкой.
     - Пожалуй, не надо мне картошки, - кричала она, - оладушки поем, со сметаной!
     Я щедро облила наколотые чурочки жидкостью, поставила бутылку на стол и спросила:
     - Где спички?
     Никитос, решив принять посильное участие в процессе разжигания огня, быстро мял газету. Кристина отняла у брата скомканную бумагу, запихнула ее в печь.
     - Ну где же спички? - продолжала вопрошать я, оглядывая кухоньку. - Куда подевались?
     - Эй, девки, - донесся с порога мужской голос, - помните, что вы мне стакан должны?
     Я обернулась. Не слишком трезвый Семеныч, пошатываясь, приближался к столу.
     - С какой стати угощать тебя водкой? - возмутилась я.
     - Так вы мне должны, со вчерашнего, за утюг!
     - Мы ничего не гладили.
     - Ну, за кипятильник!
     - Уже расплатились давно, ступай себе.
     - Во, я попутал, о плите речь, - затряс головой Семеныч.
     - Иди отсюда, - обозлилась я, - ступай вон.
     Водки нет. Впрочем, будь ее хоть бочка, все равно не дала бы!
     - Ну жадобина! - изумился Семеныч. - Вон же стоит бутылевич початый! Хоть глотнуть позволь.
     С этими словами пьянчуга шагнул к столу.
     - Не смей, это не для питья, - закричала я.
     Но алкоголик уже схватил средство для разжигания костров. Я кинулась к болвану с целью отнять у него смертельно опасное средство. Но не успела, дальнейшие события напоминали кошмар.
     - Нашла спички, - взвизгнула Кристина, тряся коробком.
     - Самогоночка, - любовно произнес Семеныч, поднося ко рту бутылку, - первачок, мутненький, желтый, а запах! Прям с ног сшибает!
     - Оладушки, - дискантом вел Никитос.
     - Сейчас! - завопила Кристя и швырнула спичку на дрова. - Печка, зажгись!
     Семеныч сделал огромный глоток, глаза его начали медленно выкатываться из орбит, волосы на голове вздыбились. Похоже, средство для костров подействовало на пьянчужку не хуже электрического тока.
     Я застыла на месте, судорожно соображая, как теперь спасти дурака от смерти. Влить в него срочно литра три воды с марганцовкой? Дать раствор соли, чтобы очистить желудок? Но тут мои раздумья нарушил резкий, громкий звук. Бах!
     Из плиты вырвалось черное облако, на секунду показалось яркое пламя, потом кастрюля с тестом поднялась в воздух и понеслась прямо на Семеныча.
     Не успела я понять, что происходит, как эмалированная емкость со всего размаха стукнула Семеныча по лбу. Алкоголик всхрапнул и рухнул на пол, на секунду взметнув вверх две ноги. Я, зажав рот руками, с ужасом наблюдала за происходящим.
     Кастрюля упала около порога, жидкое тесто поползло на пол.
     В печи что-то загудело и опять послышалось: бабах! Снова вырвались клубы то ли дыма, то ли сажи.
     Со стены с оглушительным звоном свалилась полка, на которой стояла посуда.
     Ба-бах! С потолка упал абажур. Ба-бах! В разные стороны полетели пакеты с луком и крупой, стоявшие возле печки. Поняв, что от избы сейчас камня на камне не останется, я, схватив в охапку Никитоса, рванула на улицу. За мной, толкая перед собой Кристю, вынеслась Томочка.
     Ба-бах! Из окна кухни вылетело стекло и мелкими осколками осыпалось на грядки.
     Потом неожиданно установилась тишина.
     - Чего случилось? - поинтересовался Альфред, перевешиваясь через забор. - Я только заснул.
     - Похоже, ты постоянно дрыхнешь, - огрызнулась я и затряслась, словно голая мексиканская собачка, на которую идиоты-хозяева забыли надеть в двадцатиградусный мороз попонку.
     - Мы оладьи жарим, - дрожащим голосом объяснила Томочка.
     - Похоже, они у вас с начинкой из взрывчатки, - кашлянул Фредька, - ну и воняет, керосином вроде несет!
     Ба-бах! Мы с Томочкой мигом шлепнулись в грядки, не забыв уложить рядом детей. Ба-бах! Ба-бах!
     - С ума сошел! - заорал Альфред. - Откуда ты выполз!
     Я осторожно повернула голову. В двух шагах от нашей избы стоял дед, одетый самым невероятным образом. На нем была рваная телогрейка, из многочисленных дыр которой торчали куски гнилой ваты, темно-зеленые, выцветшие штаны и черные, пыльные, местами потрескавшиеся сапоги. Над макушкой дедка ореолом стояли длинные, седые, спутанные волосы, подбородок украшала лопатообразная серая борода. Чем-то крестьянин напоминал великого русского писателя Льва Толстого. Может, сходство с отлученным от церкви литератором дедуле придавало фанатичное, безумное выражение блеклых глаз? В одной руке дедок сжимал древнюю винтовку.
     - А ну прекрати! - взвыл Фредька.
     Старичок вскинул берданку и принялся палить во все стороны. Ба-бах! Ба-бах!
     - Мне уже не хочется есть, - заявила Кристя, - весь аппетит пропал.
     - Во, патроны кончились! - взвыл дедок.
     - Да что тут творится? - зачастила появившаяся Лена. - Господи, дядя Мотя! Ты откуда взялся? Зачем стреляешь?
     - Так немцы в деревне, доча! - закудахтал дед. - Я фрицев гоняю. На Москву не пущу! Нет им туда дороги! Бомбы швыряют, но нас ничем не возьмешь! За Родину, за Сталина! Ночь работе не помеха! Не болтай, враг услышит! Троцкист, шпион, оппортунист на правый бок склоняется, но на пути стоит чекист, он с ними рассчитается!
     - Баба Клава! - взвыла Лена. - Забери дурака.
     - Ой, беда, - зачастил дребезжащий голосок, - сбег, идол проклятущий, и берданку спер! Ступай домой, отрава горькая.
     - Немцы...
     - Мы давно с ними замирились.
     - С фашистами?
     - Да.
     - Нет! Нельзя такого.
     - Пошли домой!
     - У-у-у, всех сейчас перебью.
     Послышалось сопение, ругань, треск, вопли, потом вдруг стало тихо.
     - Чего в грядках валяетесь? - спросила Лена. - Вставайте, увели дядю Мотю. Грешным делом, я думала, что он помер, ан нет, живехонек.
     Я встала и ужаснулась.
     - Семеныч!
     - А с ним чего? - подперла бока кулаками Лена.
     - Его убило!
     - Чем?
     Тут я наконец осознала масштабы катастрофы.
     Средство для разжигания костра, скорей всего, представляет быстро воспламеняющуюся горючую смесь.
     Недаром Альфред только что сетовал на сильный запах керосина. Кристина же выплеснула на дрова почти полбутылки, или это я сама не пожалела замечательного средства? Да какая, в конце концов, разница, кто это сделал, важен результат, а он сногсшибателен, в прямом смысле этого слова. Семеныча сбило с ног, мы с Томочкой тоже уже давно валяемся на огороде, пытаясь прикрыть собою детей, кухня разнесена в клочья, а Семеныч... Он труп!!!
     - Эх-ма, девки, - закашлял мертвец, выползая в огород, - ну и самогонку варите! Во шибает!
     - Ты жив?! - я рванулась к алкоголику и принялась судорожно его ощупывать. - Миленький, любименький, дай тебя поцелую.
     - Ну и ханка, - тряс головой Семеныч, - убойная штука, меня по мозгам как шарахнет, как дербалызнет, как охреначит! Прямо чувств лишился. И что интересно! Сначала завалился, с копыт скинулся, а сейчас ни в одном глазу, словно и не пробовал ничего, отрыжка только мучает.
     Семеныч со смаком рыгнул, меня обдало запахом Керосина.
     - Ну дела! Ведьмы у нас появились, - плел пьянчуга, - жутко страшные! Вы из чего зелье варите!
     А ну, колитесь.
     Наблюдая краем глаза, как Томочка, стряхнув с себя землю, идет в избу, я спросила:.
     - Ведьмы? Кто же такую глупость придумал?
     Семеныч икнул и ткнул корявым пальцем в сторону дороги.
     - Там Коля живет, шофер, зашибает крепко.
     - Больше, чем ты?
     - Я и не потребляю вовсе, так, для веселья чуток приму, а Коля по-черному гудит, - объяснил Семеныч, - его жена, Аленка, говорит, что он вот уж неделю каждое утро, когда на своем грузовике из двора выезжает, вот тут, на пригорке, ведьму встречает. Она на ракете верхом летит. Коля теперь боится за руль садиться, вдруг его колдунья приметит. Только, похоже, она за ним охотится, он уж в разное время за баранку лез, и все равно, стоит ему на дороге показаться, стерва эта тут как тут! Мне-то все равно, на чем кто летает, а Коля боится! Ну лады, пойду, завтра опять вас навещу, самогоночки нальете?
     Я молча уставилась на Семеныча. Ну, если неизвестный шофер зашибает столько, что Семеныч считает себя на его фоне непьющим, тогда удивительно, что мужик лишь сейчас начал видеть колдунью, летающую по Пырловке на ракете. Лично мне кажется, что он давным-давно уже должен дрессировать розовых мышей, зеленых чертей и голубых свиней.
     - Вилка, - крикнула Томочка, высовываясь из разбитого окна, - представляешь, печь-то просто огненная. Сейчас оладушки поджарю!
     - Не хочу, - взвизгнул Никитос, - не хочу оладушек!
     - Послушай, - стараясь не вскипеть, сказала я малышу, - ты два дня требовал блинов. Мы с Томой чуть не спалили хату, походя отравили Семеныча, перепугали Альфреда, взбаламутили Лену... Уж не стану тебе описывать эпопею с колкой дров. И теперь, когда наконец ценою нечеловеческих усилий мы растопили печь, ты...
     - Не хочу оладьи!
     - Нет уж, теперь придется их съесть!
     - А-а-а, - зарыдал Никитос и унесся в кусты.
     - Что на этот раз? - опять выглянула из избы Тамара. - Эй, Никитцын, иди оладушки есть.
     - Он их не хочет, - мрачно сказала я.
     - Да? - удивилась Тома. - Ну, бывает! Эй, Никитосина, отвечай, ужинать идешь?
     - Неть, - донеслось из кустов.
     - Почему?
     - Не хочу оладьи.
     - Ладно, - смилостивилась Томочка, - говори, что приготовить.
     - "Наполеон".
     - Торт?!
     - Да.
     Услыхав это, я пошла в избу, пускай разбираются без меня.
     - Вилка, - заверещала Ленка, - включи первый канал, там такой фильм прикольный!
     - Издеваешься, да?
     - Почему?
     - Электричества нет.
     - Как это? У всех горит, его на секунду выключили.
     - Но у нас темно!
     - А... Понятно! Ваша печка пробки вышибла, это ерунда! Сейчас покажу, где щиток.
     Спустя пару мгновений ярко вспыхнул свет, на кухне стало как днем. Разбитый абажур в форме тарелки валялся на полу, с потолка свисал шнур с голой лампочкой.
     Я оглядела феерический кавардак: горы битой посуды, кучи черной грязи, остатки пакетов с крупами - и решила прояснить ситуацию до конца:
     - Значит, просто вылетели пробки?
     - Угу, - кивнула Лена.
     - И можно было не топить печь?
     - Ага.
     - Нужно просто нажать на кнопочку, и плитка бы заработала?
     - Точно.
     - И давно ты поняла, в чем дело?
     - Так пошла к себе, - словоохотливо объясняла Лена, - и думаю: дай пробки проверю. В Пырловке всегда так: если один сосед что-то не то включит, у другого тоже беда. Ну и вижу, точно, вылетели. Нажала и села телик смотреть.
     - Почему же нам не сказала? - процедила я.
     - Так чего бегать? Думала, сами догадаетесь, - захлопала глазами Лена, - экие вы тупые, беспомощные, ну просто цыплята новорожденные, от первого ветерка падаете.

Глава 29

     В отдел кадров Дома писателей я принеслась к девяти утра и была остановлена охранником.
     - Вы к кому?
     - В Союз.
     - Там никого нет.
     - А во сколько же они на работу приходят?
     - К одиннадцати подтянутся, - зевнул секьюрити.
     Я пригорюнилась. С какой стати спешила, вставала ни свет ни заря, могла еще поспать! Но делать нечего! Пришлось ждать.
     Около часу дня я возмутилась:
     - Ну и где служащие?
     - С меня какой спрос? - удивился охранник. - Ты ступай вокруг дома, войди в заднюю дверь и топай на второй этаж, авось там кто-нибудь есть.
     В длинный темный коридор выходило множество дверей. Я толкнула одну, вторую, третью... Заперто. Очевидно, все писатели творили д