люнуть, если придешься не ко двору.
     - С ногой-то у нее что?
     - Рак костей. Павел поперхнулся.
     - Рак?! Сколько же ей лет?
       -   Тридцать  восемь.  Да  не  переживай,   ногу   ей
ампутировали  давно, еще в детстве, Алке  лет  десять  было.
Сказали,  полгода кряхтеть осталось. Только  надо  Барсукову
знать,  она докторам фигу показала и живет себе великолепно,
детей нарожала.
     - Она замужем? - мужик никак не мог прийти в себя.
     - Сейчас нет.
     - А была?
     - Ага, четыре раза.
      -  Ну  чего стоите, как дурак на именинах,  -  заорала
Барсукова, - топайте сюда.
     Мы вошли в просторную кухню, и я приказала:
      -  Так, слушайте меня! Это Павел, но его здесь  нет  и
никогда не было, я никого не приводила.
      -  Отлично, - сказала Алка, - не было и не надо. Пусть
угловую комнату занимает.
     - Так там же Лешка живет?!
      -  Уже нет, - хихикнула десятилетняя Катька, - она его
выгнала.
     - За что?
      - Он ей сказал, что Женька слишком много ботинок рвет,
- наябедничал девятилетний Ванька.
     - А Алка взяла его чемодан, - заржала одиннадцатилетняя
Аня,  -  и  в лестничный пролет спихнула. Шуму было!  Словно
бомба разорвалась. А Лешка как скажет!!!
     - Эко диво! - ухмыльнулась я. - Могли и привыкнуть, что
мать запросто всех сгрызет, кто вас, дурачков, обидит!
      -  Чисто  гиена, - вздохнул Женька, - Лешка-то  ничего
был.
      -  Другой  найдется, - отмахнулась Алка. После  чая  я
довела Павла до просторной угловой комнаты и пояснила:
     - Белье в шкафу, устраивайся.
      -  Слышь,  -  очумело  спросил парень,  -  а  где  она
работает? Детей столько, ремонт отличный... Я засмеялась:
     - Угадай.
     - Ну, - почесал в затылке "мармеладник", - торгует.
     - Точно, только чем?
     - Водкой?
     Я решила больше не терзать мужика.
      -  Алка  пишет  любовные романы под  псевдонимом  Нора
Бейтс.
      - Погоди, погоди, - забормотал Паша, - Ленка их читала
пачками...  Нет, ты врешь! Нора Бейтс - англичанка!  Я  одну
книжонку смотрел, там на обороте было написано!
     Я захихикала:
     - Ага, самая настоящая англичанка, цирк да и только!
      -  И  за  эти книжонки много платят? - не успокаивался
Пашка.
     - С каждого томика Барсукова получает около рубля...
     - Фу!
     - Так у нее тиражи по триста тысяч, умножь триста тысяч
на рубль, сколько получишь? И потом учти, она пишет по книге
в месяц и издает так же, усек?
      -  Во  дела! - протянул парень. - Неужели  столько  за
такую ерунду дают!
      -  А  ты  сам попробуй, - развеселилась я, -  впрочем,
подойди  к  любому  лотку да пересчитай, сколько  авторов  в
продаже,  двадцать, ну тридцать, ладно,  пятьдесят!  На  всю
Россию  с ее многомиллионным населением. А тех, кто способен
писать сериями, и вовсе единицы! Ладно, давай, устраивайся!
     Я пошла к двери, потом обернулась:
     - Только знаешь что...
     - Ну?
      -  Завтра утром, когда выйдешь на кухню, первым  делом
скажи:  "Здравствуй,  Алка, я -  Павел,  меня  Вилка  велела
спрятать". А то Барсукова за ночь тебя из головы выбросит, а
дети убегут кто куда, каникулы ведь, напомнить некому будет.
     - Ага, - кивнул Павел, - ну чисто сумасшедший дом.
     Я вздохнула:
     - Да уж, у Барсуковой даже шумнее, чем у нас.
      У  метро  подпрыгивала вусмерть замерзшая  бабулька  с
красной коробочкой в руках. Я заинтересовалась и спросила:
     - Это что у вас?
      -  Домик  для  тараканов, - шмурыгнула  носом  озябшая
бабушка.
     Я уставилась на упаковку.
     - С мебелью?
     - Чего? - обозлилась бабка.
     - Домик с мебелью?
      -  Иди давай отсюда, - просипела торгашка, - без  тебя
тошно, шутница фигова.
      -  Я  совершенно  серьезно, -  ответила  я,  -  просто
интересно стало, зачем тараканам дом? Чтобы по всей кухне не
ползали, а в одном месте жили, да?
       Бабушка  недоверчиво  покосилась  на  меня  и   стала
пояснять:
      - Там, внутри, лежит приманка вкусная. Один сожрет и к
другим  поползет, а дрянь эта заразная, вот все и  перемрут.
Mеужели  рекламу  никогда по телевизору  не  видела:  "Рейд"
убивает тараканов наповал"?
      -  Конечно,  видела, - обрадовалась я. -  Только  сама
коробка мне не попадалась на глаза.
      -  А ты купи, - предложила бабка, - отлично действует.
Бери,  бери,  не сомневайся, тебе будет хорошо,  и  я  домой
побегу.
     - Сколько стоит?
     - Сто рублей.
     - Дороговато!
      -  Ладно, девяносто пять, - уступила бабуся. Я еще раз
посмотрела  на  красную, коробочку.  Вчера  ночью  на  кухне
видела  рыжего  гостя, правда, одного, но где гарантия,  что
это  не  был  отец  большого семейства, вышедший  на  добычу
пропитания для беременной жены и бесчисленных деток?
     - Давайте.
      Бабушка  выхватила из моих пальцев деньги, сунула  мне
"домик",  ледяную  монету  и опрометью  бросилась  в  метро,
очевидно,  ее  ждало  любимое кресло  у  телевизора.  Тяжело
вздохнув, я двинулась за ней следом. Моим домашним  тапочкам
предстоит  еще  долго скучать в прихожей,  надо  поискать  в
квартире у Марьи Михайловны чемоданчик с деньгами.
      Дверь  открылась  легко, я вошла  в  квартиру,  ожидая
увидеть дикий беспорядок. Хорошо помню, что тут творилось  в
тот  день, когда напали на бедного Кита: разбросанные  вещи,
валяющиеся во всех углах посуда, осколки, обрывки...
      Но  сегодня  здесь оказалось на диво убрано.  Ковер  в
гостиной,  где  лежал  без сознания мальчик,  был  тщательно
вычищен, все предметы стояли на своих местах, только  тонкий
слой пыли на мебели свидетельствовал без слов: хозяйки давно
нет.  Значит,  Марья  Михайловна  успела  привести  жилье  в
порядок... Однако она проявила завидную оперативность.
      Чемоданчик я увидела сразу. Он стоял в комнате Никиты,
абсолютно  пустой.  На  всякий случай  я  ощупала  дно.  Но,
естественно,  ничего  не  нашла.  Рубашки,  брючки  и  белье
мальчика  спокойно лежали аккуратными стопками на полках.  Я
сгребла  вещи, запихнула в саквояж и потрясла  его  в  руке.
Так,  похоже, именно столько и весила поклажа, когда я несла
ее  к  Марье  Михайловне...  Полмиллиона  долларов  довольно
тяжелая  ноша...  Впрочем,  я  ведь  не  изучала  содержимое
чемодана. Вполне вероятно, что деньги там и были... Но  что-
то  подсказывало:  нет, в саквояже лежали  только  тряпки...
Впрочем, это можно проверить.
      Недолго  думая,  я  набрала телефон Катьки  Гвоздиной,
раздались редкие гудки. Все понятно, вечер на дворе, Катюшка
давным-давно  в  театре.  На  этот  случай  у  нас   имеется
мобильный.
     - Ну, - прошипела Гвоздина, - кто там?
     - Слышь, Катюха, у вас в спектакле "Мой любимый киллер"
выносят на сцену чемодан с долларами, они настоящие?
      - Ты, Вилка, совсем сдурела, - захихикала Катерина,  -
ну кто же такие сумасшедшие деньги даст?
      -  Нет,  ты  не  поняла.  Там,  внутри,  лежат  пачки,
имитирующие деньги, или просто наклеено на фанеру  несколько
!c, &%*, ну чтобы создавать эффект для зрительного зала?
      -  Нет,  там  "куклы",  - пояснила  Катерина,  -  если
помнишь, по ходу действия я вынимаю их и швыряю в бандитов!
     - Если я сейчас приду, дашь посмотреть на реквизит?
     - Зачем?
     - Ну мы хотим с детьми в школе пьесу ставить...
       -   Давай,  -  велела  Гвоздина,  -  двигай.  Еле-еле
передвигая  ноги от усталости, я добралась до  подвала,  где
устроился театр, в котором работает Катерина. Если не знать,
что там раньше был общественный туалет, запросто поверишь  в
то, что помещение всегда служило "очагом культуры".
      Гвоздина  сидела у гримировального столика,  стирая  с
лица косметику.
     - Разве спектакль уже закончился? - удивилась я.
     - Меня в первом акте убили, - радостно пояснила Катька,
-  финита ля комедиа, можно домой бежать. Вот за что "Федру"
ненавижу!  В  первом акте на пять минут появляюсь,  потом  в
третьем, в самом конце, прикинь, до чего неудобно.
     - Показывай чемодан! - прервала я ее стоны. Если Катьку
не остановить, до утра прожалуется.
      -  В реквизитной лежит, - ответила подруга, и мы с ней
пошли  по нескончаемым коридорам, проползли за сценой, потом
полезли через какие-то железки.
      -  Эй,  Костик, - заорала Катька, распахивая  дверь  в
темную,   пахнущую  пылью  и  краской  комнату,   -   слышь,
Константин!
      - Не глухой, - донеслось из темноты, и появился парень
в халате, перемазанном чем-то белым.
      В  руках  он  держал человеческую голову,  выполненную
столь натурально, что я вздрогнула.
     - Помни! - возвестил Костя и положил голову на стол.
     - Что? - оторопела Катерина. - О чем помнить-то?
     Константин вытер ладони тряпкой.
      -  Ты,  Гвоздина, абсолютно безграмотная  личность,  -
сообщил  он,  - историки утверждают, что Карл I,  когда  ему
отрубали голову, сказал на плахе:
     "Помни!"
      -  Кому  и  зачем? - удивилась Катька. Костя зашвырнул
тряпку в угол.
      - Сие неведомо, не успели поинтересоваться, потому как
палач опустил топор. Тюк, и нет Карлуши.
      -  Ну  тебя  на фиг, - возмутилась Гвоздина,  -  лучше
покажи чемоданчик с баксами, ну тот, из "Киллера".
     - Да вот он, - кивнул головой Костя. - Любуйся.
      -  Нет  уж,  принеси, нам тяжело! Через  пару  секунд,
глянув в чемодан, забитый пачками, я спросила:
     - Можно одну вынуть?
     - Пожалуйста.
       Я  внимательно  осмотрела  "куклу".  Сверху  и  снизу
стодолларовые бумажки, между ними зеленая нарезанная бумага.
     - Здорово сделано!
      - Из зала ни за что не отличить, - веселился Костя.  -
На  ксероксе "доллары" отпечатали, а пачки и по виду,  и  по
весу как настоящие.
     - Сколько тут? - тихо спросила я.
     - Миллион.
     - Можно половину выгрузить?
     - Валяй.
      Облегчив чемоданчик, я закрыла его и взяла в руку. Да,
ничего  не  понять, вроде весит как тот с вещами, нет,  все-
таки  тот  должен быть тяжелей - ведь в саквояже еще  лежали
шмотки...
      -  Да  что  тебе надо, в конце концов?  -  разозлилась
Катька.
      -  Вот,  пробую,  насколько  тяжело,  боюсь,  дети  не
поднимут миллион, - как ни в чем не бывало сообщила я.
      -  Дети  и деньги несовместимы, - философски  заключил
Костя.
      Я вздохнула, вообще-то правильная мысль, но с тех пор,
как  в нашей стране начали продавать младенцев, она потеряла
свой смысл.

                          Глава 24

     Утром Олег кряхтя слез с кровати.
      -  Ты  куда?  - пробормотала я, поглубже  зарываясь  в
подушку.
     - Спи, - ответил муж, - на работу. Я села.
     - А спина?
     - Ноет немного. Ты купила мне лекарство?
     - Забыла!
     - Ладно, не беда, - миролюбиво ответил супруг, - список
не потеряла?
     - В кармане лежит.
      -  Вот  и хорошо, - бубнил Куприн, натягивая брюки,  -
сегодня зайди в аптеку.
      Он  поднял  мою  сумочку,  но  вверх  ногами.  Защелка
раскрылась.   Содержимое  высыпалось  на  ковер.   Расческа,
пудреница,  проездной на метро, кошелек, конфетка  "Минтон",
носовой платок...
     - А это что? - поинтересовался Куприн, поднимая красную
плоскую коробочку.
     - Ловушка "Рейд".
     - Ловушка "Рейд"? - с удивлением переспросил муж.
      -  Ну да, - ответила я, отчаянно зевая и поглядывая на
будильник.
       Семь  утра!  Все-таки  безжалостно  заставлять  людей
подниматься в подобную рань, да еще в ноябре, когда за окном
непроглядная  темнота. Олег продолжал вертеть "Рейд".  Видя,
что он никак не поймет, в чем дело, я пояснила:
      -  Ну  неужели ты никогда не слышал рекламу по телику:
"Рейд" убивает тараканов наповал"?
      -  "Рейд",  -  повторил  муж, - "Рейд"..,  тараканы...
"Рейд"...
       Внезапно  он  побагровел,  в  один  прыжок  преодолел
пространство от двери до кровати, схватил меня  за  плечи  и
начал трясти, словно пакет с кефиром.
     - Слушай внимательно, слушай меня очень внимательно!!!
     - Ты чего? - лязгая зубами, поинтересовалась я. - С ума
сошел?
      -  С  тобой и впрямь последний ум потеряешь, - рявкнул
Куприн и отпустил меня.
      От  неожиданности я рухнула в подушки, муж навис  надо
мной и зашипел:
     - Имей в виду, тебе запрещено выходить из дома! Поняла?
      На  всякий случай я кивнула, с сумасшедшими  лучше  не
спорить.
     - Сидеть смирно, никуда не ходить! - злился супруг.
      -  В  туалет  можно? - осведомилась я.  -  Или  конвой
вызовешь?
      Куприн покраснел так, что я перепугалась, как  бы  его
инсульт не хватил. Но муж огромным усилием воли справился  с
эмоциями и четко приказал:
      - По квартире передвигаться разрешено. Я обрадовалась,
слава богу, приступ безумия прошел.
      -  Но  на улицу ни-ни, - погрозил он пальцем,  -  если
узнаю, что выходила, - убью лично!
     С этой фразой он развернулся и вылетел вон. Я подобрала
красную  коробочку.  Интересно, отчего Олег  так  взбесился,
услыхав  про  "Рейд", убивающий тараканов наповал?  Или  все
дело в радикулите?
      Дома не было никого, даже Томочки. Я спокойно заварила
чай,  полюбовалась  на подросших Дюшкиных щенков,  погладила
кошку и села, задумчиво глядя в окно.
     Так, теперь, по крайней мере, стало понятно, отчего эти
подонки решили, что деньги сперла я.
      Откуда-то  они  узнали,  что  полмиллиона  хранятся  в
кожаном чемоданчике, и увидели, как я иду с ним по улице. Да
уж, положение хуже некуда! И что теперь делать?
      В  полном  отчаянии я позвонила в детскую  больницу  и
приготовилась   услышать  привычную  фразу:   "Федулов   без
изменений", но высокий женский голос неожиданно произнес:
     - Пришел в сознание!
      - Еду! - закричала я и понеслась в прихожую. По дороге
я  тормозила  у  всех  лотков и  в  результате  притащила  в
больницу туго набитые пакеты. Дежурный врач, молодой,  очень
серьезный,  пожал  плечами, глядя на горы винограда,  яблок,
киви, бананов и манго:
     - Ничего этого нельзя.
      -  Совсем-совсем? - расстроилась я. - Никиточка больше
всего на свете любит фрукты!
      Доктор  покачал головой и ткнул пальцем  в  клюквенный
морс:
     - Вот этого чуть-чуть, полстакана.
     Я побежала в палату, держа перед собой бумажный пакет.
      Конечно,  я  ожидала, что Никита  выглядит  не  лучшим
образом, но совершенно не представляла, что он так плох!
      Сначала мне показалось, что на огромной кровати никого
нет.  Просто  легкое  одеяло, под  которое  со  всех  сторон
уходили  всякие  трубочки,  но  (ютом  глаза  различили   на
подушке,  плоской как блин и, очевидно, жесткой и неудобной,
маленькое желтоватое личико, похожее и по размеру и по цвету
-  недозрелый апельсин.
      - Никиточка, - осторожно прошептала я, приближаясь,  -
Кит!
      Верхние веки его слегка дрогнули, показалась тоненькая
блестящая   полосочка.  Бескровные  губы   зашевелились.   Я
наклонилась к подушке.
     - Ма.., ма.., ма...
     - Это я. Вилка.
     - Ба.., буш.., ба...
     - С ней все хорошо, - поспешила я успокоить мальчика, -
хочешь пить? Кит молчал.
      -  Если  да, то закрой оба глаза, если нет, то  только
один!
     Блестящая полосочка исчезла.
      Я  взяла поильник с длинным носиком и поднесла ко  рту
Никитки,  но  красная  жидкость  не  хотела  вливаться,  она
вытекла  на  пододеяльник. У бедного  ребенка  не  было  сил
глотать.
     - Кит, ты видел, кто на тебя напал?
     Веки тихонько приподнялись и опустились.
     - Да?
     Движение повторилось.
     - Кто это? Мужчина? Никита лежал неподвижно.
     - Женщина? Нет ответа.
     - Почему ты впустил этого человека?
     - Ба... - прошептал мальчик, - ба...
     - Бабушка здорова, она скоро к тебе придет. Никитка как-
то  странно  дернулся, и один из аппаратов,  стоящих  у  его
изголовья, противно запищал. Тут же вошла молодая женщина  в
белом халате. Глянув на экран, она велела:
     - Покиньте палату.
      Я вышла в коридор и пошла в ординаторскую. Доктор что-
то писал в толстой пухлой тетради.
     - Вы его мать?
     - Нет, учительница.
     - Странно, однако, - протянул врач.
     - Что?
     - Ребенок в таком состоянии, а родственников нет.
     - Его мать убили, а у бабушки инфаркт!
      -  Да? - недоверчиво протянул мужчина. - Кто же  тогда
каждый  день сюда названивает? Вот странно. Вроде трезвонят,
волнуются, а в больницу ни ногой.
      -  Извините, это я вас беспокоила, думала, раз он  без
сознания, то присутствовать не надо...
     - Да ваш голос я узнал, - отмахнулся парень, - нет, еще
одна звонит, пожилая...
      -  Марья  Михайловна!  - обрадовалась  я.  -  Это  его
бабушка! Пожалуйста, очень вас прошу, узнайте у нее, в какой
больнице она лежит, и обязательно скажите, что Никита  видел
нападавшего, это очень важно! Пусть сообщит в милицию.
      -  Хорошо,  - коротко бросил собеседник, - вас-то  как
величать?
     - Виола.
     Врач усмехнулся:
     - Ну а я Дима, Дмитрий Мельников.
     - Никита выздоровеет?
      - Надеюсь, хотя в случае черепно-мозговых травм делать
прогнозы трудно.
     - Чем его так?
     - Пулей, - пояснил Дима, - одну в грудь всадили, другую
в  голову, контрольный выстрел. Только повезло парнишке, жив
остался. Редкий случай. Пакетики не забудьте.
     - Какие?
     - А с фруктами.
     Я посмотрела на бананы, киви, виноград и манго.
      -  У  вас  ведь, наверное, лежат дети,  к  которым  не
приходят?
     - В двенадцатой, Витя Назаров из детдома.
     - Отдайте ему.
     - Сами отнесите.
      Я  оттащила в двенадцатую палату лакомства, вручила их
худенькому,     просто    прозрачному     мальчику,     тихо
перелистывающему книжку, и поехала домой.
      У  выхода  из метро стоит большой стеклянный павильон,
украшенный  отчего-то зеленым крестом. Никто  не  может  мне
объяснить,  почему  крест именно зеленый?  По  мне,  так  он
должен  быть  красным.  Москвичи издавна  привыкли:  красный
крест  -  врачи для людей, синий - для животных. Но  зеленый
для кого? Для инопланетян, что ли?
      Я  вошла  внутрь и приобрела все лекарства по  списку:
реопирин,   вольтарен,  метиндол,  диклофенак...  Последний,
правда,  оказался  в свечах, но я решила, что  без  разницы!
Важно,  чтобы лекарство попало внутрь больного, а  уж  каким
путем это произойдет, не все ли равно. Главное - эффект.
      Дома  я  вывалила коробочки на тумбочку возле  кровати
Олега и от нечего делать принялась разбирать шкаф. У Куприна
есть  омерзительная  привычка  заталкивать  вещи  на  полки,
комкая  их  и  сминая.  И вообще, он  жуткий  лентяй.  Брюки
никогда  не вешает, рубашки тоже, просто швыряет их  на  дно
шкафа,  туда, где хранятся ботинки, а потом начинает  орать:
"У меня нет чистых рубашек!"
       Все-таки  мужчины  отвратительные  существа,  шумные,
прожорливые,      крикливые,     обидчивые,     болезненные,
неаккуратные... Просто обреченный на вымирание вид,  готовый
скончаться  от  голода  перед  холодильником,  забитым   под
завязку  едой. Не знаю, как в других семьях,  а  в  нашей  и
Сеня,  и  Олег  ни  за  что сами не вынут  из  рефрижератора
кастрюльки, мотивируя свое нежелание очень просто:
     - Их же подогревать надо.
      Недовольно бурча, я наводила на полках порядок, но чем
больше  появлялось  в шкафу аккуратных  стопок,  тем  меньше
мыслей  оставалось в моей голове. Если признаться честно,  я
просто не понимала, как поступить дальше...
      Внезапно руки вытащили вконец измятую толстовку,  и  я
дико   обозлилась.   Нет,   Олег  все-таки   евин!   Сначала
набезобразничал в своем отделении, а когда понял, что больше
туда  ничего  не впихнуть, начал хозяйничать в моем.  И  вот
результат! Любимая толстовка, очень уютная, легкая и теплая,
(',ob  до невозможности, а ведь гладить ее нельзя!
      Кипя от негодования, я встряхнула ее, послышался стук.
На  полу темнел выпавший из кармана кошелек. Я уставилась на
портмоне.  Это  не  мое.  Мой  лежит  в  сумочке:   красивый
бумажник, черный с золотой застежкой, подарок То