данчик.  Внутри,  неудобно  свернувшись,  подтянув
колени к подбородку, в позе зародыша лежал  Алик,  ведущий  ток-шоу  "Острый
вопрос". Я похолодела. Господи, как труп  оказался  в  нашей  ванной  и  что
делать?
   Роняя тапки, я бросилась в спальню и пнула Олега.
   - Скорей вставай.
   - Зачем? - не раскрывая глаз, поинтересовался  муженек  -  В  санузле,  в
бауле, труп мужчины.
   - И что? - Куприн не спешил подниматься.
   - Надо его быстро спрятать.
   - Куда?
   - Ну.., вывезти в лес и утопить в болоте!
   - Действуй, Вилка.
   - Но мне одной не справиться!
   - Почему?
   - Саквояж дико тяжелый.
   - Ничего, волоком, с остановками, - как ни в чем  не  бывало  посоветовал
Олег и мирно захрапел.
   Я побежала назад, ухватила неподъемную поклажу, отдуваясь, стащила ее  на
первый этаж, выбралась на улицу  и  стала  ловить  такси.  Проезжавшие  мимо
машины притормаживали, водители, увидев торчащую ногу в фиолетовом  ботинке,
быстро уезжали, даже не спросив, куда мне надо попасть.  Неожиданно  повалил
снег, я замерзла и затряслась от злобы. Вот так постоянно! Всегда решаю  все
проблемы сама, без чьей-либо помощи. Олег сейчас дрыхнет в теплой постельке,
а я стою на морозной улице, у ног чемодан  с  мертвым  Аликом!  Обида  сжала
горло, я затопала ногами. И тут, о радость, из-за угла вынырнула машина.
   - Тебе куда? - спросил шофер.
   - Федор? - удивилась я. - Ты подрабатываешь извозом?
   - Начинается новая рекламная кампания, - гаркнул он и газанул.
   Я свалилась на мостовую, довольно больно  ударившись  головой.  Отчего-то
резко запахло мылом.
   - Помогите, - вырвалось из груди, - убивают! Теплые руки схватили меня за
плечи.
   - Вилка, очнись!
   Я открыла  глаза  и  попыталась  подняться,  ноги  скользили  на  ледяной
мостовой.
   - Весь дом перебудила, - сердито заявил Олег, - давай вставай!
   Я потрясла головой. Сижу на полу в ванной, около унитаза, рядом  валяется
открытая бутылочка жидкого мыла "Дав".
   - А где чемодан?
   - Какой? - озабоченно спросила Томочка.
   - С трупом Алика.
   - .. - сказал Олег, - ну ты даешь! Сначала засыпаешь на  унитазе,  затем,
словно спелое яблочко,  падаешь  на  пол,  орешь  дурниной,  потом  требуешь
чемодан с трупом... Может, тебе к психиатру сходить?
   - Новопассит  хорошо  помогает,  -  задумчиво  сообщила  Томочка,  -  сон
регулирует, и вообще...
   - А можно и водочки на ночь принять, -  подхватил  Олег  и  протянул  мне
руку, - вставай.
   - Вилка не пьет, - вздохнула Томочка.
   - Начать никогда не поздно, - ухмыльнулся мой муж, -  она  у  нас  теперь
гениальная, известная писательница, а литераторы все либо  алкоголики,  либо
люди с левой резьбой Чего на полу валяешься? Поднимайся!  Я  оттолкнула  его
ладонь.
   - Без тебя обойдусь!
   - На что дуешься, Вилка?
   - Ты не помог мне нести чемодан с трупом!!! Олег разинул рот, я  спокойно
поднялась, сняла перемазанные жидким мылом тапки, швырнула их  в  бачок  для
грязного  белья  и,  держа  спину  абсолютно  ровно,   словно   вдовствующая
королева-мать, выплыла в коридор.
   - Ну, писака дает! - послышался  голос  Куприна.  -  Совсем  офигела!  Ты
поняла, о каком чемодане идет речь?
   Но ответа Томочки я не услышала, потому  что  вновь  ужасно  разозлилась.
Писака!  Вот  как  они  меня  между  собой  называют!  Негодяи!  Ну  ничего,
посмотрим, кто посмеется последним, потому что  я  знаю,  как  поступить!  Я
буквально в двух шагах от разгадки тайны, еще несколько дней - и  узнаю  имя
того, кто поставил этот спектакль. А потом останется сущая ерунда  -  только
записать события. Я легко справлюсь с этой задачей, недели хватит. Запрусь в
спальне и примусь за работу. Никого не впущу в комнату, Олег  пусть  спит  в
гостиной. Муж, который  отказывается  помочь  жене  спрятать  труп,  достоин
примерного наказания. Писака! Знаю, знаю, кто придумал дурацкую кличку!  Что
ж, послушаем, что он заговорит, когда новая книга выйдет  из  печати  и  вся
страна станет ее читать! Назло всем стану знаменитой и страшно популярной!
 
Глава 23 
 
   Наверное, нет москвича,  который  не  слышал  бы  о  высотном  здании  на
Котельнической набережной. Подавляюще огромный дом из светлого  кирпича  был
возведен  по  приказу  Сталина.  Подобных  ему  сооружений  в  столице  есть
несколько.  В  одном,  расположенном  на   Смоленской   площади,   находится
Министерство иностранных дел, в другом, громоздящемся на Воробьевых горах, -
Московский  университет.  А  вот  возле  метро  "Краснопресненская"   и   на
Котельнической  набережной  в  высотках  жили  простые  москвичи.   Впрочем,
словечко "простые" я употребила тут зря. Роскошные квартиры  с  парящими  на
почти четырехметровой высоте потолками с лепниной получали совсем не простые
люди, а те, кто принадлежал к творческой или  партийной  элите.  Это  сейчас
всем стало понятно, что жить нужно в зеленом районе, а еще лучше в ближайшем
Подмосковье, потому что Садовое кольцо и центр абсолютно лишены  воздуха  Но
вплоть до середины восьмидесятых годов высотки считались  крайне  престижным
местом обитания В  гулком  подъезде,  по  размеру  смахивающем  на  конюшню,
восседала лифтерша:  полная  пожилая  дама  с  аккуратно  уложенными  седыми
волосами.
   - Вы к кому? - сурово поинтересовалась она.  Мне  стало  смешно.  Неужели
жильцы  полагают,  что  тучная  особа,  давно  справившая  шестидесятилетие,
способна остановить грабителя?
   - Меня ждет вдова Вениамина Михайловича Листова, художника.
   - Проходите, - консьержка потеряла  к  посетительнице  всякий  интерес  -
Простите, я забыла  номер  квартиры  -  Сорок  пять,  -  буркнула  бабуся  и
уткнулась в книгу. Радуясь собственной предприимчивости, я вошла в лифт и  с
трудом сдержала возглас восхищения. Кабина выглядела как музейный  экспонат:
вся из красного дерева, на одной стене  огромное  зеркало,  около  другой  -
скамеечка, обтянутая слегка вытертым красным бархатом. Такой лифт  я  видела
впервые, и он произвел на меня сногсшибательное впечатление.
   Дверь сорок пятой квартиры распахнулась сразу. На пороге  стояла  пожилая
дама, такая же седовласая и  тучная,  как  лифтерша.  Но  на  этом  сходство
заканчивалось. У консьержки были злые  глаза,  сурово  поджатые  губы,  а  в
мочках ушей покачивались  небольшие  сережки  стоимостью  в  триста  рублей.
Женщина из сорок пятой квартиры смотрела на мир  широко  открытыми  голубыми
очами, а на ее лице застыло выражение легкой  растерянности,  любопытства  и
испуга. Так смотрит ребенок, потерявшийся в многолюдном магазине. И  уши  ее
украшали подвески в тяжелой золотой оправе, набитой бриллиантами.
   - Вы ко мне? - слегка задыхаясь, спросила хозяйка.
   -  Разрешите  представиться,  -  затараторила  я,  -  Виола,   журналист,
сотрудничаю в различных  изданиях,  на  данном  этапе  получила  задание  от
"Вокруг имен" Вот посмотрите, какой красивый журнальчик.
   Дама машинально взяла глянцевый  ежемесячник,  только  что  приобретенный
мною  в  киоске,  и  недоумевающе  поинтересовалась  -  Но   зачем   я   вам
понадобилась?
   - Ищу вдову Вениамина Михайловича Листова - Это я, Ирина Глебовна.
   - Очень приятно, ваш муж был  гениальный  художник  Мы  хотим  напечатать
статью о его жизни и творчестве Ирина Глебовна покраснела от удовольствия  -
Что же мы стоим на пороге? Проходите скорей, сейчас покажу все - фотографии,
письма, картины О таком  человеке,  как  Вениамин  Михайлович,  мало  писать
статью,  его  жизнь  -  материал  для  большой  книги,  трагической,  полной
удивительных событий и совпадений Стоит лишь вспомнить историю нашего с  ним
знакомства.
   Продолжая безостановочно болтать, она провела меня в большую  комнату,  в
которой было тесно от антикварной мебели Одних диванов,  обитых  темно-синим
шелком, стояло тут  целых  четыре  штуки,  а  еще  овальный  стол,  накрытый
кружевной  скатертью,   двенадцать   стульев,   парочка   буфетов,   пуфики,
этажерочки,  какие-то  непонятные,  слишком   изогнутые   кресла   с   одним
подлокотником. С потолка свисала люстра с синими хрустальными висюльками,  а
стен не было видно из-за картин в  тяжелых  бронзовых  рамах  -  Перед  вами
работы Вениамина Михайловича,  -  торжественно  заявила  Ирина  Глебовна,  -
вернее, малая их толика, самые дорогие сердцу, любимые. Муж не  продавал  те
полотна,  которые  являлись  для  него  знаковыми.  В  творчестве  Вениамина
Михайловича выделялось несколько периодов...
   - Как у Пикассо, - некстати влезла я, - розовый, голубой.
   Ирина Глебовна мгновенно нахмурилась.
   -  Пикассо!  Более  чем  посредственный  рисовальщик,  разрекламированный
средствами массовой  информации.  Уж  простите  меня,  дорогая,  не  о  вас,
конечно, речь, но в массе своей журналисты безграмотны,  недоучки,  урвавшие
куски знаний. Один заявил. "Пикассо - гений", другие  разнесли  по  свету  А
народ что? Народ поверил. Но я-то хорошо понимаю, что Пикассо в подметки  не
годился Вениамину Михайловичу!  Он  не  испытал  и  сотой  части  страданий,
выпавшей на долю Листова, а художника, пардон за банальность, лепит горе,  а
не радость.  Детство  мой  муж  провел  в  провинции  в  Польше.  Эта  часть
территории была присоединена к Советской России лишь в тридцать девятом году
Так что Вениамин Михайлович не был с младых ногтей отравлен коммунистической
пропагандой. Он родился в семнадцатом .
   Я попыталась сосредоточиться. Вообще говоря, меня интересует не жизнь,  а
смерть Листова Интересно, когда Ирина Глебовна доберется до наших дней?  Вон
как она далеко начала, с  семнадцатого  года  Когда  началась  Отечественная
война, Листову исполнилось двадцать четыре. Никакого восторга от  того,  что
он  теперь  живет  в  России,  юноша  не  испытывал.  Советская  власть  ему
решительно не нравилась, и защищать ее он не собирался. Вениамин  постарался
спрятаться, когда объявили всеобщую мобилизацию. Впрочем,  ему  не  пришлось
долго  сидеть  в  подвале,  потому  что  немецкие  войска,  раздавив   слабо
сопротивляющегося противника, почти без боя взяли родной городок Листова.
   Население встречало фашистов с цветами  и  объятиями.  В  городе  жили  в
основном поляки и западные украинцы, они ненавидели Советы,  сочли  фашистов
за своих освободителей.  Но  уже  через  месяц  положение  коренным  образом
изменилось, потому что гитлеровцы установили везде свой Ordnung . Для начала
переписали евреев, а потом без долгих церемоний расстреляли их всех, закопав
тела в ров, выдали оставшимся жителям аусвайсы , ввели комендантский час,  а
тех, кто его нарушал, убивали на месте.
   Затем большую часть молодежи погрузили в  товарные  вагоны  и  повезли  в
Германию. Вениамин был еще очень молод и по-щенячьи доверчив, как,  впрочем,
и остальные юноши и девушки, попавшиеся на удочку пропаганды.  Никто  их  не
ловил и не запихивал  прикладами  в  товарняк.  Едва  вышедшие  из  детского
возраста, они сами явились на вокзал. До этого немецкие власти провели,  как
сейчас бы сказали, рекламную кампанию. По городу  разбросали  листовки.  "Мы
пришли навсегда, - гласил  текст,  -  Германии  нужны  молодые  специалисты.
Предлагаем вам хорошую работу, достойный заработок и  отличные  перспективы.
Те, кто желают стать другом Германии и потрудиться ради  ее  победы,  должны
собраться на вокзальной площади в девять утра.  При  себе  иметь  документы,
деньги и одно место ручной клади не более пяти килограммов веса".
   Вениамин прибежал  на  платформу  с  небольшим  рюкзачком.  В  душе  жила
надежда. Германия - высокоразвитая промышленная страна, в отличие от бедной,
сельскохозяйственной области, где прошло  его  детство.  В  Берлине  имеется
Академия художеств. "Может, удастся поступить туда", - наивно думал  Листов.
Его не насторожил  даже  тот  факт,  что  волонтеров  перевозили  в  грязном
товарном вагоне. Набили людей, как сельдей в бочку, задвинули тяжелую дверь,
а потом загремел железный замок.
   "Ничего, - успокаивал себя Вениамин, - все-таки  идет  война,  поэтому  и
трудности".
   Трое суток состав полз по рельсам. За это время их покормили только  один
раз: швырнули в вагон кирпичи хлеба из тяжелого, полусырого  теста  и  вилки
полусгнившей капусты. Туалета не было, его заменяла дырка в полу,  остановок
не делали. Вернее, поезд-то тормозил и подолгу стоял,  пропуская  составы  с
воинской техникой и солдатами вермахта, но двери вагонов никто не открывал и
свежий воздух поступал в тесно набитый вагон  все  через  то  же  отверстие,
предназначенное для санитарных целей. На исходе третьих суток на Веню  напал
страх: не похоже, что им собираются предоставить хорошую работу. Но не успел
парень додумать мысль  до  конца,  как  раздался  грохот  и  в  лицо  ударил
солнечный свет. После темного вагона Вениамин чуть  не  ослеп,  но  с  улицы
закричали:
   - Los, schnell, schnell, aussteigen! .
   И юноши, и девушки принялись выпрыгивать на землю. Потом  всех  построили
пятерками, и вдоль длинной шеренги пошел стройный офицер со стеком  в  руке.
Военного сопровождал солдат, державший на коротком поводке ротвейлера, и две
девушки, по виду лет пятнадцати, не больше, с какими-то непонятными  буквами
G и, вышитыми на блузках. Офицер внимательно разглядывал лица молодых  людей
и изредка указывал стеком на понравившегося человека. Избранника отводили  в
сторону. Вениамин оказался в числе десятка отобранных. Их построили цепочкой
и повели в сторону деревянных  домиков,  огражденных  двумя  рядами  колючей
проволоки. "Gorngolz" - было написано на воротах.
   Оставшихся загнали  в  товарняк,  и  их  судьба  осталась  для  Вениамина
неизвестной. К вечеру парню стало понятно, что  на  поступление  в  Академию
художеств рассчитывать нечего. Он прибыл прямиком в ад.
   Сатаной оказался тот самый офицер со стеком. Остальные фашисты, мужчины и
женщины, почтительно обращались к нему "Herr Oberst" и моментально  кидались
выполнять  все  его  поручения.  Ослушников  Фридрих  Виттенхоф,  так  звали
полковника, карал незамедлительно. На следующий день  после  приезда  Листов
увидел, как одна из девочек, затянутых в униформу, сердито дернула  плечиком
на замечание начальства Вениамин вжался в нары, ожидая, что девчонка получит
сейчас по полной программе, но грозный  полковник  неожиданно  рассмеялся  и
погладил ослушницу по красивым белокурым волосам -  То  есть  его  дочка,  -
объяснил лежавший рядом с Вениамином на деревяшках поляк Янек, -  пся  крев!
Та еще сука, хоть и ребенок, пше прашем, конечно, за выражение Ее  Бригиттой
зовут А вторая, Лиззи, - воспитанница Скоро  Вениамину  стало  понятно,  что
Янек прав Хорошенькая Бригитта оказалась намного более злой,  чем  ее  отец.
Фридрих проводил исследования на людях, но  его  интересовала  только  наука
Бригитта помогала отцу, тот учил дочь ремеслу медсестры Девочка могла просто
так ударить или, отняв у ослабевшего человека миску с баландой, вывернуть ее
ему на голову В голову ей приходили разные замечательные идеи  Одну  из  них
Вениамин испытал на себе. Ему отняли совершенно здоровую левую ногу, правда,
под наркозом Зато потом рану не  зашили  -  Фридрих  хотел  изучить  процесс
заживления обширной поверхности  Так  вот  Бригитта  со  злорадной  усмешкой
уронила парню на ногу эмалированный лоток и ухмыльнулась, услышав  крик  Но,
даже мучаясь от безумной боли на шершавых досках, не прикрытых ни  матрасом,
ни простыней, Вениамин не переставал благодарить господа за то, что  тот  не
дал поместить его в соседний, выкрашенный синей краской барак. Там  Фридрих,
искавший лекарство от рака, испытывал на людях разные  яды  В  синем  домике
шансов на выживание не было А еще Вениамин понимал,  что  оставлен  на  этом
свете только до тех  пор,  пока  не  затянется  рана  на  ноге.  Как  только
образуется рубец, Фридрих потеряет к нему всякий интерес, и парня  переведут
туда, где людям колют цианиды, чтобы выяснить, возможно  ли  в  принципе  не
умереть, получив  такую  инъекцию.  Поэтому  Веня,  закусив  от  боли  губу,
расковыривал по ночам рану Как-то под утро ему захотелось в  туалет  Веня  с
трудом добрался до сортира, расположенного в другом  конце  лагеря,  постоял
немного на свежем воздухе, но нужно,  опираясь  на  костыль,  прыгать  назад
Фридрих не разрешал "кроликам" гулять, дозволялось только бегом сноситься до
ветру. Но ночью проклятый фашист спал, капо тоже  давили  подушку,  и  Веня,
прислонившись к задней стенке туалета, наслаждался теплым  воздухом,  ранней
весной и первой травкой. Потом, устав, он лег возле сортира До подъема  было
еще часа два, можно не торопиться.
   Вдруг вспыхнули прожектора, забегали немцы, откуда ни возьмись  появились
грузовики Веня, затаив дыхание, наблюдал за  происходящим.  Вот  из  бараков
вытаскивают часть узников и швыряют их в машины, вот часовые покидают вышки,
а потом врачи вместе с военными отбывают прочь. Лагерь стремительно опустел.
Перепуганный Веня не понимал, что происходит,  теряясь  в  догадках,  он  на
всякий случай хотел спрятаться в туалете, но потерял сознание, пришел в себя
спустя несколько часов и увидел,  как  на  территорию  Горнгольца  ворвались
танки с красными флагами на башнях. Последнее, что помнил  парень,  это  как
огромный дядька в форме солдата Советской Армии берет его на руки и говорит"
   - Ну все, вылечат тебя, не журись, сынко!
   Через всю жизнь Листов  пронес  любовь  к  советским  военным.  Уже  став
художником и живя в Москве, он писал картины, где на переднем плане  молодой
парень в форме спасает ребенка или выносит из  огня  пожилую  женщину.  Даже
беззубые советские критики порой не выдерживали и обзывали  полотна  Листова
"агиткой Министерства обороны", но Вениамин Михайлович не  обращал  никакого
внимания на тычки и пинки. Командование Советской Армии обожало  Листова,  и
на художника пролился дождь из благ. Он  получал  генеральский  паек,  ездил
отдыхать в ведомственные санатории и частенько отправлялся в те страны,  где
имелись группы ограниченного  контингента  советских  войск.  Вот  только  в
Германию Листов, несмотря на неоднократные предложения, не ездил ни разу.
   Послевоенная судьба  Вениамина  Михайловича  -  это  благополучная  жизнь
признанного властями художника. Твердое положение слегка  пошатнулось  после
перестройки, но  ненадолго  Несмотря  на  громкие  слова  о  реформе,  армия
осталась прежней,  а  Листов  продолжал  писать  свои  картины,  посвященные
воинам-освободителям, словно со страной  ничего  не  случилось.  Умер  он  в
глубокой старости, оплакиваемый вдовой, тремя детьми  и  внуками.  Словно  в
награду за мучения в юности,  господь  отсыпал  Листову  в  зрелом  возрасте
щедрой рукой счастье.
   - А отчего скончался Вениамин Михайлович? - вклинилась я в  плавную  речь
Ирины Глебовны.
   Вдова достала из кармана кофты носовой платок.
   - Онкология. В последние годы  муж  страдал  от  рака  крови,  тяжелейшее
заболевание. Мы, конечно, сделали все, что возможно,  но  силы  Вени  таяли.
Потом приятели посоветовали обратиться в лабораторию  к  Валерию  Боярскому,
там изобрели какой-то метод, вроде новая химиотерапия, я  не  врач  и  плохо
разбираюсь в деталях  Насколько  поняла  суть  -  больному  делают  инъекции
какого-то яда, крайне опасного,  но  после  курса  уколов  иногда  наступает
выздоровление Нам терять было нечего Муж все равно умирал, вот и решились на
эксперимент.  Кстати,  очень  и  очень  дорогое  удовольствие,  одна  ампула
несколько тысяч долларов стоит, а надо  их  двадцать.  Но  ведь  ради  жизни
любимого человека ничего не жаль! Тем более что нам рекомендовала  Боярского
дочь Лианы Аракеловны Гургеновой.
   - Кто? - подскочила я.
   - Манана, - принялась объяснять Ирина Глебовна, - дочь  Лианы  Аракеловны
Гургеновой, доктора исторических наук, нашей давней приятельницы. У Лианочки
был рак груди Манана носом всю Москву  прорыла,  выискивая  специалистов,  и
вышла, уж не знаю как, на лабораторию Боярского. Ей провели цикл  укол