ое,  через год тут появится  и  моя  книжка.
Хотя, может, процесс производства занимает больше времени?
В  Медвякино можно было запросто доехать на автобусе.  Возле
метро  "Кузьминки" их стояло штук шесть, и все с одинаковыми
табличками  "Медвякинский пивзавод".  Дорога  заняла  десять
минут,  я  вылезла  у  небольшого  кирпичного  дома,  похоже
детского   сада,  и  оглядела  высокие  блочные  дома.   Да,
Подмосковьем это место назвать трудно.
- Где улица Белая? - спросила я у молодой матери с коляской.
-   А  вон  туда,  между  гаражами,  -  принялась  объяснять
аборигенка,  - потом через речку перейдете... Я двинулась  в
указанном направлении. Башни расступились, показалась  гладь
замерзшей  воды, лес... Дорога пробежала между  деревьями  и
вывела меня в... деревню.
По  обеим сторонам асфальтовой ленты стояли избушки: одни  -
покосившиеся, упавшие набок, другие вполне крепкие.
Помня,  что  Аська  рассказывала о крайней бедности  Милены,
толкнувшей  женщину на такой поступок, как  продажа  мертвой
дочери,  я пробежала мимо самых крепких и красивых  железных
ворот, не посмотрев на номер, нарисованный белой краской. За
кирпичным высоким забором живут явно обеспеченные люди.
Представьте  теперь мое удивление, когда стало понятно,  что
дом  Забелиной  прячется именно там, за стальными  воротами.
Испытывая недоумение, я ткнула пальцем в звонок, послышалось
hc`h -l% и откуда-то сбоку донеслось:
- Кто там?
- Простите, Милена здесь живет?
Раздался сухой щелчок, калитка приоткрылась. Я вошла  внутрь
и  едва  сдержала возглас изумления. В глубине  просторного,
чисто вымытого двора виднелся огромный трехэтажный кирпичный
дом. От крыльца мне навстречу спешила довольно молодая худая
женщина  в  длинной темной юбке. Голова ее была  замотана  в
платок.
- Вы ко мне?
- Милена?
- Да.
От неожиданности я ляпнула глупость:
- Меня прислал Ежи Варфоломеевич. Забелина вздрогнула, потом
быстро сказала:
-  О боже, хорошо, мужа нет, в Гомель он уехал. Проходите  в
дом.
Внутри  здание оказалось обставлено простой, но добротной  и
новой  мебелью.  Я села в кресло, покрытое  пледом.  Да  уж,
совсем  не похоже, что в этой семье считают медные  копейки.
На  полу  хороший  ковер, у стены большой  сервант,  забитый
хрусталем,  повсюду развешены неплохие картины,  правда,  на
них изображены только библейские персонажи.
- Что случилось? - поинтересовалась Милена.
- Я социальный работник.
- Кто? - удивилась Забелина.
-  У вас в больнице вышла размолвка с мужем, он запретил вам
лечиться.  Мы  берем  подобные случаи на  контроль  и  потом
проверяем, как живется таким больным дома.
-  Скажите, пожалуйста, - пробормотала Милена, - только  вас
неправильно информировали. Дементий ничего не запрещал.
Я понимающе улыбнулась:
- Вы боитесь супруга...
-  Да  нет,  -  печально улыбнулась Милена, - совершенно  не
боюсь,  нет причин его опасаться. Дементий тихий, спокойный,
он не пьет, вера не позволяет.
- Но в больнице был скандал! Милена вздохнула:
- Правильно. Дементий осерчал, что лечащий врач мужчина. Оно
и  верно,  нехорошо,  чтобы посторонний трогал  замужнюю.  Я
попросила   меня  к  женщине  определить,  да  в   отделении
накричали  только.  Мол,  врачей  не  выбирают,  не   хотите
лечиться - ступайте вон.
Тонкими   бледными  пальцами  она  стала  заплетать  бахрому
скатерти в косички, потом сказала:
-  Вы  уж  извините... Но люди в клинике очень  злые,  прямо
собаки    цепные.   Правда,   Ежи   Варфоломеевич   хороший,
внимательный,  мне  сразу легче стало. А на  следующий  день
пришлось домой уезжать.
Речь  ее  журчала  тихим  ручейком,  из  других  комнат   не
доносилось ни звука. Наверное, многочисленные дети Забелиной
были  в  школе  и садике. Внезапно мне захотелось  спать,  а
Милена продолжала говорить.
Когда   муж  Забелиной  явился  в  клинику,  ему  очень   не
понравилось,  что  палатным врачом у  его  супруги  является
Nтрепьев.  Впрочем, может быть, Дементий, скрипя  зубами,  и
разрешил   бы  Милене  лечиться  у  мужчины,  но   тут   Ежи
Варфоломеевич заявил:
"Что  же  вы  супругу в свиноматку превратили?  Разве  можно
беременеть без остановки?"
"Господь дает", - буркнул Дементий.
"Нельзя ей больше рожать, предохраняться надо".
"Грех против божьей воли идти!"
После этой фразы Отрепьев взвился ракетой:
"Ну,  святой человек! Грех, говоришь, презерватив  натянуть?
Да у твоей жены сердце совсем больное, ее в гроб загонять не
грех?"
"Все равно против божьей воли не пойду, - бубнил Дементий, -
неладно это".
И тут врач, обозлившись до крайности, велел:
"Ну  тогда не смей к своей жене прикасаться, пост  блюди,  а
то,  похоже,  ты себе послабление делаешь, естество  тешишь.
Нехорошо!"
Багровый  от злости, Дементий вылетел в коридор и,  несмотря
на уговоры других врачей, забрал Милену домой.
- Да уж, - покачала я головой, - не повезло вам.
-  Вы  не волнуйтесь, - прожурчала хозяйка, - передайте  Ежи
Варфоломеевичу спасибо за заботу, но приходить ко мне больше
не   надо.  Дементий  нашел  другого  врача,  лекарства  пью
исправно...
Я  лихорадочно  соображала, как подобраться  к  интересующей
меня теме, ну не задавать же вопрос: "Почему вы продали тело
Ирочки?"
Но  тут от двери донеслось легкое покашливание. Мы с Миленой
обернулись.  На  пороге стояла худенькая девочка  в  длинной
темной юбке. Голова ее была повязана платком.
- Простите, - тихо прошелестела она, - мама, скажите Федору,
чтобы Ирочке конфет не давал.
-  Да,  конечно,  сейчас, - кивнула  Милена  и  добавила:  -
Впрочем, позови ее сюда.
В  моей душе начало зарождаться удивление. Ирочка? Кто  это?
Может,  знакомая? Навряд ли у Милены есть еще  одна  дочь  с
таким  же  именем? Не успела я сообразить, что к  чему,  как
девушка  ввела в комнату крохотную девчушку,  лет  двух,  не
старше. Голова малышки тоже была повязана платочком, а  юбка
закрывала колени.
-  Ира,  -  строго  сказала мать, - ты  совершила  нехороший
поступок и была наказана. Если Федор из глупой жалости решил
искушать тебя конфетами, это его грех, но ты не должна брать
сладкое,  отец  не  разрешил,  а  ты  обязана  помнить,  что
родители угодны богу, оскорбляя их, ты унижаешь создателя.
Крохотное существо шмыгнуло носом, но промолчало.
Я секунду смотрела на ребенка и не выдержала:
- Это Ирочка?
- Да.
- Забелина?
-  Конечно, мы все носим эту фамилию, - кивнула Милена, -  а
что?
- У вас есть еще дочь с таким именем?
-  Да  нет, - удивилась хозяйка, - вроде не принято называть
деток одинаково.
- У Иры была сестра-близнец?
- Нет.
- Она родилась одна?
- Естественно, что случилось?
Отбросив всякие церемонии, я поинтересовалась:
-  Милена, вы недавно потеряли ребенка... Хозяйка вытаращила
глаза, потом махнула рукой дочерям.
- Ступайте, оставьте нас.
Словно бесплотные, девочки шмыгнули за дверь.
- В каком смысле потеряла? - поинтересовалась Забелина.
- У вас умерла дочь.
- Спаси и сохрани, никогда, все семеро живы.
- Но была еще одна, неизлечимо больная...
- Нет, мои отроковицы здоровы. Я растерялась.
- Вы уверены?
- Абсолютно.
-  Значит,  Ирочка никогда не страдала нарушением  мозгового
кровообращения?
-  Слава  создателю, нет. Да в чем дело, в конце  концов?  -
повысила голос хозяйка.
Похоже, ее запас христианского терпения подходил к концу.
- Уж простите, - забубнила я, - но в больнице сказали, будто
у вас совсем недавно умерла дочь, двухлетняя Ирочка...
- Какая глупость! Отвратительная выдумка! - вскипела Милена.
-   Господь  дал  нам  с  Дементием  семеро  деток,  и   все
здравствуют.
- Ирочка последняя?
- Да.
В  полном  недоумении я вышла на улицу  и  побрела  назад  к
автобусной остановке. В голове царила каша. Ирочка  Забелина
жива,  только  что я видела ее в комнате. Девочка  и  впрямь
похожа   на   пропавшую  Ляльку,  такая  же  круглолицая   и
голубоглазая. Но кого же тогда мы кремировали? Кто умер? Чье
тело  исчезло  в печи крематория? Почему Ежи обманул  Аську?
Куда  подевалась Ляля? И отчего молодой преуспевающий доктор
решил отправиться на тот свет?

                           Глава 9

От  мельтешащих мыслей нещадно заболела голова,  и  пришлось
искать  ближайшую  аптеку. Как назло,  на  глаза  попадались
мелкие  магазинчики и ни одной фармакологии. Наконец впереди
показался   автобус  с  окнами,  заставленными  лекарствами.
Обрадованная, я подскочила к витрине, увидела анальгин и тут
же   купила  упаковку.  Теперь  оставалось  найти  ларек   и
приобрести  воды.  Я уже хотела бежать к метро,  как  взгляд
упал  на  нечто, больше всего похожее на гигантскую  детскую
соску.
- Это что? - спросила я у продавщицы.
- УПР-ЛХ, - последовал ответ.
- Что?!
-  Устройство полимерное с регулятором для предупреждения  и
+%g%-(o храпа, "Экстра-Лор".
- Да ну? И поможет?
-  "Экстра-Лор"  - лечебно-профилактическое средство  против
храпа, апноэ и бруксизма.
- Простите, не поняла... Апноэ...
- Остановка дыхания во сне.
- А бруксизм?
- Скрежет зубами. Я засмеялась.
- И ничего веселого, - перешла на нормальную речь фармацевт.
-  Думаете,  храп - это просто шум? Вот и нет. Похрапит  ваш
муженек,  а потом дышать перестает, и так по десять  раз  за
ночь!  Прикиньте,  что  будет, если он  снова  не  вздохнет!
Запросто умрет! Храп - это серьезная болезнь!
Я пришла в ужас, Олег храпит, причем ужасно. Конечно, выходя
замуж,  я понимала, что супружеская жизнь приносит не только
радости,  но,  ей-богу,  не  предполагала,  что  стану   так
мучиться по ночам.
Первое  время  я  пыталась толкать муженька и переворачивать
его на бок. Эффект от этих действий был равен нулю. Тогда  я
попробовала  затыкать  уши ватой  и  засовывать  голову  под
подушку. Но, во-первых, звук долетал сквозь все преграды,  а
во-вторых,   сама  начинала  задыхаться.  Я   присвистывала,
щелкала  языком, пинала Олега ногой... Ноль эмоций. Храп  на
пару  секунд  изменял  тональность, а  потом  снова  начинал
разноситься  по  спальне. А теперь еще выясняется,  что  это
болезнь, грозящая скорой смертью.
Может,  УПР-ЛХ  поможет? Ладно, сегодня нельзя  спать,  пока
Олег не явится со службы.
Но,  как  ни странно, муж был дома. Сидел на кухне  и  мирно
читал газету в окружении горы грязной посуды.
- Привет, - весело сказал он, - что за жуткий суп? Вы раньше
никогда   ничего  подобного  не  готовили.  Воняет,   словно
расчлененка!
Я положила на стол упаковку с "Экстра-Лор".
-  Ты  съел  обед, который сгоношила для своих  баба  Клава.
Неужели по запаху не понял, что харч несъедобный?
Олег скривился.
- А где наш обед?
- Не сварили.
- Почему?
- Баба Клава оккупировала кухню, Тамаре не зайти.
-  И  еще  в  ванной  таз болтается с замоченным  бельем,  -
задумчиво  протянул Куприн, - хотел душ  принять,  а  встать
некуда.
-  А-а-а,  - разлетелось по коридору, - отстань... долбаная,
пошла на..., не хочу, не пойду, а...
- Это что? - вздрогнул Олег.
Я  хмыкнула, потом высунулась в коридор и поинтересовалась у
Маринки, остервенело запихивавшей сыночка в комбинезон:
-  Ты  его  что,  на  ночь тоже в садик  сдаешь?  Правильно,
посидел дома часок, и хватит.
Маринка сдула упавшие на потный лоб волосы.
- На английский идем!
- Ночью?!
- Только восемь, тут рядышком, детский центр "Лютик"!
-  На... "Лютик", - визжал Ванька, - к... матери, хочу телик
глядеть, там фильм идет!
- Какой? - Я решила отвлечь пацаненка от процедуры одевания.
Ванька вдруг перестал визжать и колотиться.
- По видику "Глубокий сон", здоровское кино.
-  X...  тебе,  а  не  кино, - заявила мамаша,  нахлобучивая
Ванюше на макушку шапку, - нечего ох... думать, учись, сына,
человеком станешь!
По  непонятной  причине  мальчик присмирел  и  начал,  сопя,
завязывать  ботинки.  Маринка влезла в потрепанную,  грязную
куртку, схватила ребенка за руку и выдернула на лестницу.
- Отстань! - взвыл тот.
Маринка мигом отвесила ему подзатыльник.
Ваняшка стукнулся лбом о стену и зарыдал.
-  Молчи, убоище, - утешила его любящая мамонька и втолкнула
в лифт.
Придержав двери, она попросила:
- Вилка, выключи видак, а то сгорит.
С  лязганьем кабина ухнула вниз. Я пошла в комнату,  которую
занимали  Рымнины. Конечно, моя мачеха Раиса могла  заложить
за  воротник,  а  потом  начать ругаться  самым  непотребным
образом, но она никогда не разговаривала матом.
В спальне вовсю храпела баба Клава. Старухе ничто не мешало:
ни  яркий  свет  шестирожковой люстры, ни  открытая  настежь
форточка,  в  которую задувал ледяной ноябрьский  ветер,  ни
вопящий телик. Скорей всего, у пожилой дамы железная нервная
система.
Я  подошла  к  видику,  поискала кнопку  "Стоп"  и  внезапно
увидела,   что  происходит  на  экране.  От  удивления   рот
открылся,  словно  автоматические ворота. Ей-богу,  не  могу
описать  вам происходящую сцену, мне неудобно. Скажу только,
что  в  ней принимали участие два здоровенных негра, хрупкая
блондиночка и милая белая козочка. Вам и в голову не придет,
что   вытворяла  четверка.  Фильм,  который   с   превеликим
удовольствием  смотрел шестилетний Ванька,  оказался  крутым
порно с уклоном в зоофилию.
Я  выключила видик, погасила свет и вернулась на кухню. Олег
поставил на стол пакет из-под кефира.
-   Тебе   не  кажется,  что  их  мальчишка  очень   странно
разговаривает?  Он  тут  все по коридорам  носился  и  орал.
Честно  говоря, я думал, мать его приструнит. Но нет! Марина
сидела здесь спокойно и чай пила, а бабка храпит, во сколько
же она спать ложится?
-  Кстати,  о  храпе, вот смотри, - сказала  я  и  принялась
пугать  мужа  смертью  от таинственной  болезни  с  красивым
названием "апноэ".
Как  все  мужчины, Олег трусоват. Нет, он смело бросится  за
преступником, спокойно прыгнет в реку за тонущим человеком и
не станет визжать от ужаса при виде мыши. Но стоит только  в
его  здоровом, хорошо отлаженном организме заскрипеть какой-
нибудь детали, как муженек пугается до синевы. Причем больше
всего он боится не смерти, а визита к врачу. Даже безобидный
аппарат для измерения давления вызывает у него конвульсии.
Зная  эту его особенность, я постаралась на славу, живописуя
последствия храпа.
-   Ну   ладно,  -  осторожно  согласился  Куприн,  -  можно
попытаться разок. И как этой дрянью пользоваться?
- А вот инструкция. "Устройство состоит из кольца, загубника
и  сегмента.  Засуньте язык в отверстие, если не помещается,
подрежьте".
-  Язык?  - в ужасе воскликнул муж. - Ну уж нет, ни за  что!
Пусть умру, скрежеща зубами, но кромсать себя не дам!
- Подожди, разрезать надо отверстие.
- Ладно, - успокоился Олег, - а дальше?
- Так, ага! "Если обильное слюнотечение мешает вам спать..."
-  Это что, - взвился муж, - у меня слюни, как у ротвейлера,
потекут? Никогда! Забирай эту дрянь!
-   Да   успокойся  и  дослушай  до  конца!  "...Вам  спать,
отодвиньте загубник. Чтобы устройство не выпало во время сна
изо  рта,  зафиксируйте его тесемкой, которая прилагается  к
УПР-ЛХ". Вот видишь, какая хорошенькая розовая ленточка, все
продумано,  на  мой  взгляд,  крайне  просто.  Берем  соску,
засовываем  язык в дырку, запихиваем загубник и привязываем.
В  результате  ты имеешь здоровый, крепкий сон,  впрочем,  я
тоже  больше  не  мучаюсь, выслушивая твои  рулады.  Смотри,
дальше  написано: "...улучшает состояние центральной нервной
системы,  нормализует  дыхание,  повышает  обогащение  крови
кислородом,  предотвращает скачки давления  и  снижает  риск
развития  сердечно-сосудистых осложнений". Ну будь  умницей,
примерь!
-  Прямо панацея, - хмыкнул Олег, - но, сдается мне,  эффект
будет  другой.  С  языком, засунутым в  дырку,  с  капающими
слюнями, да еще с розовой ленточкой вокруг шеи мне ни за что
не заснуть!
Я демонстративно зашмурыгала носом.
- Ладно, - сдался муж, - куда язык совать?
- Сюда.
Олег покорно запихнул "соску" в рот.
- Ну как, удобно?
Куприн молча помотал головой.
- Ничего, сейчас подрежем, давай сюда.
-  Матерь  божья, спаси, - понеслось из комнаты,  -  караул,
погибаю, дом взорвался! Люди! На снегу сижу! Помогите!!! А-а-
а...
Не  говоря ни слова, мы с Олегом рысью понеслись в  спальню,
где  мирно  почивала  баба Клава. За  нами  бежали  Томочка,
Кристина и Семен.
Я  щелкнула  выключателем. Яркий электрический  свет  озарил
пустую кровать.
- Бабка-то где? - недоуменно спросил Сеня.
-  Матерь божья, умираю! - раздалось с балкона. Столкнувшись
у  двери,  мы  с  Томочкой рванули ее  на  себя,  противный,
пронизывающий  ветер просвистел по ногам,  а  перед  глазами
открылась дивная картина.
Баба  Клава  сидит на кафеле прямо в небольшой куче  мокрого
снега и орет дуриной.
- Тише, - цыкнул Семен, - что ты на балконе делаешь?
- Так взрывом вынесло, - пояснила бабка, - ой, ой, холодно.
Мы с Тамарой с трудом поставили грузную старуху на ноги.
- Вы живы? - спросила бабка.
-  Пока  да,  - рявкнула я, - здоровы и веселы, с  чего  нам
умирать?
- Так дом взорвало!
-    Может,    у   нее   синильный   психоз?   -   задумчиво
поинтересовалась  Томочка.  -  Случается  такое  с  пожилыми
людьми...
-  Это не психоз, а глупость, - продолжала злиться я! -  Ну-
ка,  баба  Клава,  отвечай, за каким шутом  тебя  на  балкон
понесло?
-  Какой  балкон! - возмутилась Маринкина мать. -  В  туалет
средь  ночи  подхватилась, торк дверь, а там,  мама  родная,
улица со снегом! Ну все, думаю, взорвали нас чеченцы на....
-  Не  материтесь,  пожалуйста, - поморщилась  Тома,  -  тут
девочка стоит.
-  А  кто  матерится? - изумилась баба  Клава.  -  Я  просто
разговариваю.
-  Вы  на  балкон  пошли, - попробовала  прояснить  ситуацию
Кристя, - туалет в коридоре, налево.
-  Да?  -  изумилась глуповатая бабуська. - Всегда с постели
слязаю, направо торкнусь, и вот он, урыльник!
Я тяжело вздохнула. Все понятно. Баба Клава заснула, а когда
ей  захотелось  выйти, на автопилоте повернула  в  привычную
сторону, нащупала ручку и оказалась на балконе. Если бы я не
погасила свет, никакого переполоха бы не случилось.
- Ложись спать, все в порядке, - велел Семен.
Баба Клава покорно влезла на кровать и вдруг, тыкнув рукой в
сторону Олега, вновь заорала, словно матрос, увидавший землю
на терпящем бедствие корабле:
- Матерь божья! Глядите!
Я повернулась и кинулась к мужу.
- Олег! Что с тобой?
Несчастный Куприн краснел, вернее, синел на глазах,  рот  он
упорно не открывал и никаких звуков не издавал.
-  У  него  инсульт! - воскликнула Тамара. -  Скорей,  Сеня,
клади Олега на кровать, Кристя, вызывай "Скорую"!
В  безумной  тревоге я заметалась возле лежбища бабы  Клавы,
глядя,  как  Семен осторожно устраивает Куприна  на  грязной
подушке. Окончательно убедило меня в серьезности заболевания
поведение супруга. Он не сопротивлялся, а тихо лег  в  чужую
кровать, не издав при этом ни звука.
-  Вытри  его платком, - шепнула Тамара, - вот ужас, челюсть
парализовало, слюна течет.
Я  метнулась  в ванную, притащила полотенце и принялась  по-
идиотски присюсюкивать:
-  Ерунда, милый, прямо-таки чепуха. Сейчас приедет  доктор,
сделает  укольчик,  и  мигом станешь  здоровеньким,  потерпи
секунду.
Внезапно  Олег  ткнул  рукой  в направлении  своего  лица  и
замычал. Еле сдерживая слезы жалости, я забормотала:
-  Спасибо,  дорогой, я тоже очень люблю тебя, не  волнуйся,
все будет хорошо!
Куприн сделался синим и стал издавать совершенно невероятные
звуки,  больше  похожие  на стоны недужной  коровы,  чем  на
человеческую речь.
- Бога ради, - кинулась к нему Томуська, - лежи спокойно, не
дергайся. Инсульт сейчас лечат, на ноги ставят за неделю, не
волнуйся!
Олег  продолжал хрипеть, затем он попытался сесть.  Мы  все,
кроме  бабы  Клавы,  повисли у  него  на  плечах  с  воплем:
"Лежать!"  Олег  снова  откинулся  на  подушку  и   замычал,
размахивая  руками. Потом он схватил карандаш,  лежавший  на
тумбочке, и сделал вид, будто пишет.
-  Бумагу-то  ему  дайте, - отмерла  баба  Клава,  -  небося
завещанию  оставить  хочет. Экий он  свекольный,  прям  жуть
берет!  Кабы  не  помер в одночасье! Да,  сразу  видать,  не
жилец